***
Билли сидит за столом, как и сидят все остальные члены его семьи, над ними парит дымка горячего завтрака и некомфортного молчания. Отец прячет своё лицо за согнувшимися страницами новостной газеты, которую каждое утро швыряют им под дверь, вздыхает, слюнявит палец, перелистывает и сжимает челюсти в возмущении — Билли не видит его лица сейчас, но знает, потому что он делает так каждый раз. Макс копошится в рюкзаке, перекладывая тетради туда-обратно, отодвинув от себя тарелку с недоеденной кашей. Сьюзан делает несколько глотков кофе с молоком и встаёт, молча относя грязную посуду на кухню, отец на мгновение отрывает от текста взгляд и прослеживает ее шаги, затем пряча взгляд обратно, разрешая Сьюзан остаться в спасительном одиночестве на кухне. Билли жует сэндвич слишком медленно и тщательно и чувствует на языке металлический привкус, понимая, что случайно прикусил щеку. — Сегодня игра, а вчера ты пришёл поздно, — спокойно говорит отец, откладывая газету в сторону, Билли кивает и запивает остатки ветчины и крови яблочным соком, ему нечего ответить, но теперь он понимает смысл противоестественного их семье совместного завтрака. Макс роняет рюкзак на пол, а Нил допивает в два глотка кофе и вновь раскрывает рот: — Не облажайся. Рука, что держит стакан с остатками сока на дне, сжимается крепче, натягивает сухую кожу на костяшках, и она трещит, белеет и тут же покрывается красными пятнами. Билли наблюдает за жизнью собственного тела со стороны, неотрывно, до боли настолько неприятной и настолько же привычной за месяцы, которые захватили холода; затем отводит взгляд и смотрит прямо на отца, исподлобья, сквозь ресницы, но вскоре напарывается на взгляд Макс — слегка обеспокоенный, а в остальном слабо читаемый, и сглатывает горечь пропавших на языке слов, незаметно для чужих глаз отмахивается. Ножки стула скребут половицы. — Постараюсь, — бросает тихо, но резче, чем хотелось, и встаёт, кивая Макс, — идём, а то опоздаем. Макс подрывается с места, накидывает рюкзак на плечо, прощается с мамой и спешит к выходу, Билли следует за ней, просовывая руки в рукава куртки, но останавливается на полушаге, услышав, как отец слегка прочищает горло. Билли знает, что это значит, и сердце, пропустившее удар от усталости, тоже знает. Он закатывает глаза, очерчивает языком линию зубов, сжимает челюсти, клыками закусывая кончик, и подавляет раздражённый вздох, на дыша вовсе. Отец этого не видит и не слышит, он даже не поворачивается в сторону Билли, он просто ждёт. И Билли слушается. Благодарит Сьюзан и хлопком входной двери прекращает для себя утро, которое ещё пару часов будет плескаться злостью в полупустом желудке. Щека вновь кровоточит. Садясь в машину, Билли трясёт рукой, сбрасывая с пальцев дрожь, и, не глядя, роется в бардачке, доставая смятую сигарету. Прикуривает и, наконец, выдыхает, прикрывая глаза и прижимаясь затылком к подголовнику сиденья, ощущает на лице успокаивающие прикосновения дыма, вставляет ключ зажигания и проворачивает его — рычание жизни расползается от двигателя по автомобилю и, кажется, соединяется с телом Билли. Макс сидит рядом на пассажирском, обнимает рюкзак, уперевшись взглядом куда-то в даль дороги, и бормочет что-то себе под нос. Билли ее не трогает, стряхивает пепел в снег через приоткрытое окно и снимает машину с ручника, отдаляясь от дома. Молочная пелена заволокла небо ещё до рассвета, спрятав солнце и не позволяя лучам его пробиться сквозь. Билли ведёт машину откровенно медленно и едва сдерживается от нажима на педаль газа до упора, но в спокойствии этом сосредотачивается его злость. Об лобовое стекло безостановочно разбиваются зачарованные ветром снежинки, и дворники еле поспевают стирать следы их смерти. На поворотах Билли чуть крепче сжимает в руках руль, а в зубах — тлеющую сигарету, намеренно вынуждая взгляд концентрироваться на дороге, не позволяя ему увести сознание в подавленные пучины гневных мыслей, но он так и норовит скользнуть в сторону, и Билли ему поддаётся, случайно цепляясь за смазанный силуэт дома Алвин, что через несколько секунд остаётся отражением зеркала дальнего вида, а затем чуть поодаль вглядывается в силуэт иной, неторопливо идущий по сугробам обочины в знакомой куртке и шапке красной. Билли прибавляет скорость, чтобы его нагнать и тут же притормаживает, решив просигналить, отчего Чарли дёргается, роняя в снег какую-то тетрадь, и стягивает с ушей наушники, испуганно озираясь по сторонам, а Билли в ответ салютует и подъезжает чуть ближе, ровняясь с ней. Поворочается к Макс, жестом прося ее нагнуться или откинуться назад, и тянется к пассажирской двери, опуская окно и выкидывая сигарету, огонь которой рассыпается вместе с пеплом и гаснет под подошвой ботинок Чарли, а сама она смотрит на него озадачено, между бровей рисуются две неровные, но глубокие складки, и она спрашивает: — С ума съехал? Билли на вопрос ее не отвечает — выдыхает остатки сигаретного дыма, в которые проникает неожиданно явившееся смущение, от которых Чарли ладонью отмахивается и нос морщит, а Билли усмехается и снизу вверх виновато взглядом ее окидывает, пока не застывает в отражении карих глаз. Чарли отряхивает тетрадку и скручивает ее в руке, убирая в карман куртки, а Билли решается спросить: — Подбросить? Чарли молча отворачивается и смотрит куда-то в сторону, Билли вторит ей — из-за поворота среди голых скрюченных ветвей виднеется крыша школы. Кажется, в разряженном утреннем воздухе можно даже расслышать щебет детей, и Билли опускает голову, свесив ее через дверцу. Волосы падают на лицо, он смыкает веки, в полной мере ощущая расползающийся по шее жар, расплёскивающий по коже пятнами розовую краску переходящий на челюсть и щеки, и даже касающийся кончиков ушей. Он слышит раздраженный вздох Макс и готов поклясться, что она закатывает глаза, слышит голос Чарли, но он настолько тих, что слова уносятся ветром, чувствует, как Макс толкает его в бок, подальше от себя, вынуждая выпрямиться, раскрыть глаза и вернуться на своё место. Чарли дёргает снаружи дверную ручку, Макс перелезает на заднее сиденье, а Билли просто наблюдает, осторожно скосившись на своё отражение в зеркале, надеясь, что Чарли не обратит внимание на его по-детски проступивший румянец, и Чарли не обращает — усаживается, аккуратно хлопает дверью и прислоняется к ней, как до этого прислонялась Макс. Билли медленно надавливает на педаль газа, машина продолжает движение, а он наблюдает краем глаза за Чарли — как она убирает тетрадку из кармана в сумку, снимает шапку, и заплетенные в косу волосы падают ей на плечо, двигается чуть ближе к Билли, почти касаясь его плеча своим, вглядывается в маленькое зеркало и поправляет распушившиеся пряди, Билли осознано ловит ее взгляд в отражении, но Чарли садится обратно и тянется к обогревателю, подставляя покрасневшие пальцы, потирая их, согревается, откидывается на спинку и ничего не говорит, а Билли хочется вновь услышать ее голос, но при Макс на разговор он не решается, хотя кажется, что просто не может выдумать тему, и чувствует, как его пальцев вновь касается неловкость, и они неприятно подрагивают под ее воздействием, а по плечу что-то небольно бьет, и Билли оборачивается. Макс кидает на колени кассету и говорит: — На, чуть не сломала. Билли тупит взгляд на кассету, которую он купил две недели назад, чуть не подравшись с каким-то пареньком в магазине, она была последней и совершенно новой. Он положил ее в небольшую коробку с другими альбомами и перезаписями, пока Чарли не достала ее оттуда одним вечером, тем самым, когда они почти не попали в аварию от случайного желания, явившегося в сознании от короткой потерянности в мгновении, захватившего его разум в последствие на дни. — Ага, — бросает он и прячет кассету в бардачок рядом с Чарли, поднимая на неё мимолётный взгляд — она потирает нос, отчего тот краснеет, и подавляет зевок, прикрывая рот тыльной стороной ладони, губы ее прячутся в тонкую линию, а уголки их приподнимаются едва заметно и также незаметно исчезают, когда взгляд ее встречается со взглядом Билли, и ее становится чуть осознание, чем был до этого — потерянный в проносящихся стволах деревьев. И Билли откашливается, разворачивая руль, паркуется на стоянке у здания средней школы, и через плечо кивает Макс, указывая на дверь, а Чарли спешно натягивает шапку обратно на голову и выскакивает на улицу, Билли складывает ее сидение, и Макс выбирается следом, оставляя его в машине одного в ожидании, что Чарли вернётся обратно, но она не возвращается и Билли чувствует, как взгляд его хмурнеет, а внутри тяжестью оседает беспокойство. Выходит из машины, оставив дверь приоткрытой, оглядывается по сторонам, видя только толпы учеников, разбившихся на мелкие группы, плетущихся по направлению ко входу в школу. Макс подбегает к какой-то компашке из одних пацанов, на что Билли хмыкает в недовольствии и вскользь замечает растворяющиеся в проходящих мимо школьниках очертания Чарли. Билли прячет руки в карманы, захлопнув дверь, оставляя машину на парковке, и возвышает взгляд к небу, оказавшемуся удивительно близко, просевшему под тяжестью снежных туч, готовых вот-вот лопнуть и обрушиться на город, скрыв его под белой толщей, заменив собой воздух, но в лёгких покалывает так, словно это уже случилось, просто Билли пока застрял в иллюзии старого, но меж рёбер, что защищают сердце, закрадывается непонимание, чересчур схожее с обидой. И гордость бьется о виски, требуя сбавить темп шага, но Билли оправдывается перед ней холодом, осевшим на улице и пробравшемся под тонкую ткань куртки, и нагоняет Чарли в начале коридора, почти у входной двери школы. Подхватывает под локоть, ровняясь в шаге, сжимает меж пальцев пухлую ткань ее пуховика и чуть поддаётся торсом вперёд, пытаясь взглядом зацепиться за ее, но вместо этого лишь смазано обрисовывает черты лица и хочет притормозить, но Чарли не позволяет, пока они не сворачивают к пустому пролету, скрываясь от любопытных, липких взглядов других учеников. Она разрывает его хватку, отходя на пару шагов назад, ближе к стене прижимается, поправляет рукав куртки, разглаживает и так не смятую ткань чересчур долго, а затем шепотом спрашивает: — У тебя сегодня план на день — пугать меня? — тон голоса ее шутлив, но взгляда она не поднимает, прислушивается к доносящимся за стенкой голосам и просит, — Не хватай так больше. Это неприятно. Через заплывшее конденсатом глухое окно, скрывающее за собой ничего, кроме остатков высохшего леса, падает помутневший уличный свет, тонкими слегка изогнутыми линиями повторяя на полу прямоугольник оконной рамы, края которой разделяют их с Чарли, создавая по обе стороны серые пропасти, обволакивают пустотой, внутри которой Билли не находит привычного успокоения. Он прячет пальцы, сжимая их в кулаки, и прячет кулаки, обнимая себя руками. — Я не хотел, прости, так получилось, — произносит он также тихо, словно голос его боится быть услышанным не только проходящими мимо людьми и стенами, готовыми начать сдвигаться, стоит его взгляду дотронуться до Чарли, но и самой Чарли, — но ты может объяснишь, что происходит? — А что происходит? — спрашивает она на выдохе и губы ее украшает саркастическая улыбка, вторящая тону голоса. Билли фыркает и закатывает глаза, не стараясь скрыть нарастающее возмущение, растекающееся вместе с кровью по венам. — Ты не смотришь на меня, — сплевывает он и тут же осекается, звучит так по-детски, что аж тошно. Чарли вопросительно выгибает бровь, но Билли не даёт ей возможности съерничать в ответ и быстро добавляет, — не говоришь, убегаешь, в чем дело? — Я просто боялась опоздать, ты плетёшься же, как черепаха. — До урока ещё минут семь, ну, уже чуть меньше, но никуда бы мы не опоздали. Я думал, всё в порядке. — Да, в порядке, — заверяет она и тушуется, Билли следит за ее движениями, за тем, как пальцы сжимают шапку, перебирают ткань, нервно скручивая и раскручивая ее, как она царапает покрасневшую, сухую кожу вокруг ногтя большого пальца, как расчёсывает ее, задевая заусеницы, как скрывает их под шапкой, и Билли хочется шагнуть к ней, но она спрашивает, — просто здесь, в школе, можем мы вести себя, как прежде? Я долго думала, и. — Как прежде — это как, блять? Никак? — восклицает Билли, перебивая ее слова, и едва сдерживается, чтобы на последнем вовсе не закричать. Он вновь сжимает челюсти, сдавливая меж зубом не зажившую до конца кожу, чувствует на языке привкус металла. — Ну. В пределах школы. Она не успевает больше ничего сказать, как и внутри Билли не успевает окончательно разжечься агрессия, потому что срабатывает звонок и Чарли подходит к Билли, а ему кажется, что с каждым ее шагом, приближающемся к нему, его полые кости наливаются металлом, и тело тяжелеет настолько, что ни одним мускулом он не в силах двинуть, а под ногами плитка кругами лопается, готовая обвалиться в любое мгновение и утянуть их с собой. Чарли слегка толкает его в плечо кулаком, по-дружески, и Билли пошатывается, а она скрывается за первой попавшейся дверью учебного класса. Сердце колотится, лезет наружу — пульс его физически ощущается в глотке, во рту всё пересыхает, а от крови начинает подташнивать. Билли вчитывается в надпись на табличке двери, которую закрыла за собой Чарли, и прогоняет в голове своё расписания, сверяя его с расписанием Чарли, которое они на прошлой недели обсуждали, а он случайно запомнил, и что-то не сходится, а Чарли в подтверждение его догадки выходит обратно, осторожно прикрывая дверь и попутно несколько раз извиняясь. — Перепутала, — она неловко улыбается ему и уходит в кабинет напротив, а Билли молча провожает ее взглядом и заходит в класс, из которого Чарли только что вышла.***
Лампочка, скрытая желтым плафоном, не прекращает мерцать. Билли всматривается в выпуклые витиеватые узоры, припорошенные пылью, в руке его сигарета, что он выпросил минутами ранее у какого-то парня, и чьим фильтром постукивает по столешнице, на которой сидит. Толстовка прижимается к зеркалу и даже сквозь слой флиса спиной ощущается накопленный за сутки холод. Фильтр впитывает в себя разбрызганную с рукомойника воду, сигарета постепенно обмякает, но Билли не перестаёт отбивать ею ритм — концентрирующий сложность тревожных мыслей и в тоже время успокаивающий, позволяющий владеть хоть каплей контроля над чему-то. Лампочка моргает снова, потрескивает, белыми пятнами отсвечивает в глазах, а взгляд стекленеет в пустоте, которая весь прошедший урок обрастала вокруг его мыслей и, наконец, смогла поразить. Сегодняшний день в голове его рисовался совсем иначе того, в который выстраивается теперь. Поведение Чарли, ее слова, жесты кажутся зеркальным отражением вчерашнего вечера и затягивают в это отражение и его самого. Ребяческая обида, слившаяся в венах его с невысказанной и такой же ребяческой злостью, после часа размышлений на уроке английского ощущается сейчас просто глупостью и в зеркале том, в которое он попал благодаря Чарли, видит он вовсе не ее, а себя. Потому что он привык убегать и прятаться, потому что так правильно, так логично. Блять. Лампочка гаснет. — Мы с тобой походу только в толчке теперь пересекаемся. Билли усмехается знакомому голосу, упираясь затылком в зеркало, и лениво переводит взгляд с перегоревшей лампочки на друга. С Джейсоном он последний раз виделся ещё на той неделе, и от этого осознания рёбра покалывает совесть, требуя извиниться, но Билли ее игнорирует и выкидывает смятую сигарету в дырку слива. — Че, влип? — Джейсон кидает в Билли свою сумку, а сам направляется к свободному писсуару. — Ты о чем? — Скорее «о ком». Я о Чарли. Не очень, конечно, хочется в таком месте о сестре говорить, но не только я вас сегодня утром видел. — Мы друзья. — Ага, — Джейсон поправляет пояс на джинсах и поворачивает кран. Они оба замолкают, когда трое парней друг за другом вваливаются в туалет. Билли заглядывает в карманы сумки Джейсона и находит начатую пачку сигарет, достает одну из и прячет за ухом, а Джейсон стряхивает с рук воду и кивком указывает на выход. — Можно я не буду давать тебе всяких наставлений, что если ты ее обидишь и бла-бла-бла, — говорит он, размахивая рукой, пока они идут по коридору на следующий урок. Билли поправляет волосы, скрывая сигарету от грозных взглядов учителей, и прядь падает ему на лицо, закрывая глаз. Джейсон замолкает и выразительно смотрит на Билли, приподняв бровь, словно и правда ждёт ответа, но Билли в его словах даже вопросительной интонации не уловил, поэтому в ответ молчит и кривится. — Да. Точно. Я забыл, вы же просто друзья. Ну, тогда, не знаю, что говорить в таких случаях. Что-то как-то всё очень тупо, да? — Да, — Билли смеётся и прощается с другом до следующей перемены, заходя в кабинет химии и останавливаясь в дверном проёме. За второй партой ряда возле окна на своём обычном месте сидит Чарли. Плечи ее наклонены вперёд и слегка сведены во внутрь, пальцы левой руки она прислонила к губам, пряча их и так едва заметные движения, вторящие словам из книги, которую держит она в руке правой, согнув в корешке. Взгляд ее сосредоточен, брови сведены к переносице, а на голову нацеплены наушники, лишающие возможности услышать гул творящейся вокруг жизни. Билли оттягивает лямку сумки так, что она слегка пережимает его плечо, не спеша подходит к свободному стулу, стоящему рядом с Чарли. Гул замирает, стоит ему присесть, положив сумку на стол, а спина и шея возгораются от направленных в его сторону прожигающих пристальностью взглядов. Билли внимание на них не обращает, как, кажется, Чарли не замечает его присутствия рядом, но он ошибается, а она снимает и убирает наушники, откладывает книгу, вложив в неё линейку вместо закладки, и чуть отодвигает свой стул в сторону, ещё ближе к окну и ещё дальше от Билли. Они молчат — это ощущается неправильным. Но начинается урок, и Билли вновь закусывает щеку изнутри, болтая карандашом, зажав его между большим и указательным пальцами. Чарли пару раз щёлкает колпачком ручки, снимая и надевая его подрагивающими пальцами, Билли хочется дотронуться до ее руки, но он не двигается, только косится взглядом в ее сторону. Учитель диктует лекцию, все опускают головы над листами тетрадей, а Чарли тихо цокает языком и несколько раз встряхивает ручку. За первое время их злосчастного знакомства Билли в лёгкую подготовил список всех недостатков, что хранит в себе Чарли, они отпечатались жирным шрифтом на подкорке его разума, и почти каждому из них он нашёл объяснение, но причину, по которой Чарли наотрез отказывается пользоваться карандашом, исписывая все ручкой, Билли найти не сумел. Тонкое острие грифеля карандаша ломается и крошками рассыпается по белому разлинованному листу, Билли вздыхает и смахивает всё на пол, а Чарли перестаёт разделывать несчастную ручку по частям и достает из пенала металлическую точилку, подвигая по столу ее к Билли. — Спасибо, — еле слышным шепотом отзывается он, подтачивает свой единственный карандаш и протягивает точилку обратно. Чарли раскрывает ладонь и Билли накрывает её своей, поддаваясь остановленному от прикосновения мгновению, замирая вместе с ним, лишаясь дыхания и понимая, что больше нужды в нем нет, если время позволит им исчезнуть в этом прикосновении. Но учитель откашливается, и Чарли дёргается, убирая руку, а Билли позволяет своей упасть на парту и чувствует, а затем и видит, как вляпался в чернила потекшей по столу ручки. — Блять, — шипит сквозь зубы и машинально встряхивает руку, и синие брызги разлетаются во все стороны. Чарли поворачивает голову и ахает, пытаясь убрать ручку с парты, но лишь сильнее пачкается и пачкает все вокруг. Учитель останавливается рядом с их партой и недовольно покачивает головой, смиряя осуждающим взглядом, и практически приказывает выйти из класса в туалет. Чарли подрывается первой, направляясь к двери и попутно выбрасывая в урну сломанную ручку и заляпанные листы из тетради. Билли выходит следом в уже пустой коридор.***
В слив стекают чернила. Они окрашивают недавно вычищенный до блеска белый кафель, оставляя на нем голубые разводы, напоминающие детский рисунок морских волн, но Билли же кажется, что он истрачивает тщетные попытки смыть с ладоней кровь — она запеклась под ногтями, залегла в складки перекрёстных линей, что с рождения исполосовали его ладони, и теперь подчёркнуты темно-синим цветом, выделены, неизбежны и неутоимы. Билли продолжает выдавливать всё больше и больше мыла, продолжает тереть кожу, она сморщилась и местами покраснела от давления, как покраснело и его лицо от стекающего по рукавам стыда. Он оборачивается на звуки за стенами туалета и натыкается на отпечатки своих ладоней, теперь уже смешавшихся с похабными маркерными надписями, на мгновение мысли его исчезают в них, взгляд пустеет и теряет фокус, а вода тонкой струей стекает по пальцам. Слышатся шаги, затихающие около двери. Билли моргает, прячет лицо в сгибе локтя, надавливая на болящие глаза, и садится на корточки, руки всё также опущены в раковину, а разгоряченной кожи лба касается холодный, влажный металл. Он видит, как через щель плотно закрытой двери проникает тень, выстраивающая на плитке силуэт, и прикрывает глаза, чувствуя, как капли попадают на его лицо, очерчивают брови и спускаются вниз по вискам вслед за каплями пота. Почему здесь так жарко. Тень двигается из стороны в сторону, словно участвует в немом диалоге, отыгрывая сразу две роли, и Билли не сдерживается: — Да входи ты уже! Дверь бьется о стенку, проржавевшие петли стонут в скрипе и недовольствии, а в туалет вкатывается тележка со всякими чистящими средствами и следом за ней входит уборщик. Он цокает языком и смиряет недовольным, усталым взглядом. Билли кладёт голову на руку, затёкшие мышцы ноют, а чувствительность с пальцем смывается вместе с холодной водой. — У тебя-то пропуск с собой есть? — спрашивает мужчина, садясь рядом с Билли на корточки, и отмыкает замок на ящиках, вытаскивая ведро и пару тряпок, а затем захлопывает и встаёт. Билли кивает, понимая, что одной из этих тряпок ему придётся на пару с Чарли опять драить парту, запрокидывает голову и подмечает, как желтый плафон подсвечивает другая лампочка, более яркая и холодная, серость скопившихся следов времени была стёрта, а на выпуклых узорах остались высохшие разводы. Желтый плафон так походит на детский рисунок половинчатого солнца, что Билли не сдерживает усмешки от наивности такого сравнения и едва сдерживает желание украсть его, как до этого украли у него. Уборщик смотрит на Билли то ли с жалостью, то ли с презрением, то ли взгляд его полон обыденного раздражения, но это вынуждает подняться. И Билли встает, выключает кран, стряхивает с пальцев окрашенную воду, и промокнув руки о ткань джинс, достает из заднего кармана немного помятый оранжевый квадратик бумажки, показательно демонстрируя его уборщику. Тот хмыкает и кивком просит свалить уже из туалета, так Билли и поступает, спрятав пальцы в кулаках, возвращается в кабинет химии, где за второй партой ряда возле окна сидит Чарли, согнувшись над партой так, что нос почти касается тетрадного листа. Билли садится рядом, спрашивая: — Что я пропустил? Чарли молча берет уже исписанный карандашом лист и отдаёт Билли. Кончики ее пальцев так и не отмылись от синевы, на щеке осталось несколько капель, в точности повторяющих ее родинки с другой щеки. Билли вздыхает, открывает тетрадь, принимаясь списывать лекцию и ловя краем глаза на себе взгляд Чарли — мимолетный, сожалеющий, извиняющийся. А на парте, между их локтями, зияет застывшее в искусственных узорах светлого дерево сине-голубое пятно, точно остатки дневного небо, пробивающего через закатные полосы.