Палитра

До ушей проходящих доносился шум волн, что сбивали друг друга и отчаянно бросались на скалы, чтобы погибнуть и разлететься на тысячи маленьких капель, и снова упасть в море, перерождаясь, для того, чтобы снова повторить самоубийство. Этот цикл так завораживал и в тоже время ты представляешь себя на их месте, мечтая вот так же превратится в прах и разлететься по ветру и снова собраться в целого человека, чтобы понять себя. Высокий брюнет носком откидывал мелкие камешки, что попадались по дороге, и снова устремлял свой взор на бушующий поток, что пытался выбраться на берег и утащить с собой побольше жертв, но человек, что так близко находился к воде не собирался поддаваться ее воле, его смерть придет позже от него самого, когда этот день пройдет. Такое случается, когда мир превращается в черно-белое пятно, и даже такой прелестный вид и представление перед ним становится неинтересной калькой вечном потоке. Все краски, что окружают человека переливаются между собой, чтобы придать живость картине мира, но некоторые могут отказаться от них, испытав сильную потерю. Для Осаму это стало полная тишина, которая встретила его после пробуждение на холодном полу. Он никогда не понимал себя, но в тот момент ощутил неописуемое желание снова услышать хрипловатый голос, но на него глядел портрет без прошлых признаков жизни. Глаза плотно закрыты, на улице светит солнце и противное темное пятно напоминающее тучу исчезло, добившись своего, разрушив обоих людей. Художник провел рукой по краю холста, потихоньку приближаясь к центру, в надежде, что его отдернут и снова скажут о его кривых руках, которые портят неоценимое произведение искусство. Но молчание не прерывалось. В этот момент Дазай понял, что теперь ему придется жить с еще большим грузом на сердце, сжимая в руках единственный подарок, что остался у него от его друга, в прошлом возлюбленного. Осаму в последний раз закрыл картину брезентом и, взяв в руки валявшийся недалеко телефон, позвонил Мори-сану. -- Дазай? – на том конце мужчина волновался, он уже слышал новость от Кое, но все же был встревожен услышав звонок от своего ученика. – Что-то случилось? -- Я закончил картину, когда вы ее заберете? – юноша смотрел на ночные сумерки, а прохладный воздух не давал снова заплакать, рядом нет человека, который смог бы его утешить. – Мне бы хотелось, чтобы вы забрали ее завтра. -- Хорошо, -- выдохнув, Огай решил спросить, -- Не хочешь оставить его у себя? Я бы мог договориться и… -- Нет, -- Дазай не стал продолжать разговор и сразу же нажал на отбой. Его судорожное дыхание раздалось по всей комнате, руки дрожали, а в груди начинало, что-то сжиматься. Чтобы не упасть от боли, он спустился на под и облокотился о стену, как в то утро, но только перед ним был слой холодной ткани. Когда дыхание начало учащаться, голова пошла кругом, а перед глазами начало все размазываться, как краска на воде. Сдерживая крик боли в себе, Осаму пытался снова вернуть ясность сознание, но тело начинало тяжелеть, а легким так не хватал воздух, что даже открытое окно не помогало. Он начал проваливаться в темноту и тонуть в тягучей черной жидкости, что, как клей, прилипала к его телу и не давала поднять ни одну конечность. Когда она начала заползать в его уши, нос и рот, который пытался поймать хоть каплю воздуха, Дазай больше не мог сопротивляться и, прикрывая глаза, решил отдаться ей. -- Осаму! Он сидел на том самом стуле перед ним стояла недорисованная картина, Чуя сидел на коленях и его волосы все так же были в кулаке у старика, что что-то говорил. Дазай внимательно следил за движением губ друга и кивал на каждое слово. -- Ты ведь покажешь мне море. То место, что сравнится с моими глазами, которое ни за что не перекроет другая краска. Шмыгая носом и вытирая слезы, художник лишь смотрел на Чую и соглашался с каждым его словом, хоть и понимал, что такое больше никогда не случится и все их мечты остались лишь нелепыми желаниями, которые были слишком легко разрушены посторонними. -- Я верю в тебя. Осаму! Вынырнув из черной жидкости, Дазай начал карабкаться и хвататься за все подряд пытаясь зацепиться, хоть за что-то чтобы выбраться и не утонуть. Борясь самим собой, юноша смог отдернуть руку и встать, наступая на эту воду, поднимаясь на вверх. Привели его в чувство легкие похлопывания по щекам. Мори склонился над ним и пытался привести в чувство, и только увидев расфокусированный взгляд понял, что тот очнулся. -- Дазай, -- мужчина помог ему встать и отнести в кровать, где померив пульс, спросил, -- Как себя чувствуешь? -- Я хочу на море, -- его глаза были похожи на два хрусталика и теперь перед ним не было ничего красочного, лишь бесцветные предметы как на той картине, в начале. Теперь вся его жизнь обещала превратится в черно-белое кино. Осаму никто не отговаривал, когда на следующий день, сложив все вещи, уехал отдыхать. Был не сезон и туристов было совсем мало, что радовало Дазая. Он целыми днями сидел на берегу и смотрел на то, как каждый день меняется край горизонта и что даже он не может заглушить синеву воды. В последний день своего пребывания в этом месте юноша ходил по пляжу и слушал шум волн и на душе был покой. На небе скопились тучи, предвещая всем, что скоро пойдет дождь, который умоет землю и наполнить живительной силой растения. Единственный человек, который ходил по краю, где его ноги утопали в мокром песте и воде, ждал первые капли, не обращая внимание что может заболеть, и осенняя погода не самое благоприятное время года для таких решений. Рассматривая бабочку на своих руках, Осаму вспоминал, последнюю неделю и, улыбаясь, посмотрел на единственное цветное пятно в его жизни. Море стало бушевать еще больше, призывая людишек прятаться, но Дазай лишь сел на мокрый песок, и в расслабленной позе рассматривал начинающий ураган, на лице пропала улыбка, а глаза были прикрыты. -- Вам грустно? – рядом раздался голос, но его перебивал шум ветра. Дазай не повернулся в сторону говорившего, но кивнул. Он знал, что никто не останется в этом месте дольше положенного, если он не хочет попасть под ливень, так что художник ждал, когда послышаться приглушенные шаги, отдаляющиеся от него. Но незнакомец зашуршал чем-то в руках и протянул раскрытую плитку шоколада. -- Не знаю, что у вас случилось, но сладкое помогает мне прийти в себя и почувствовать радость, -- тонкая бледная рука стояла стойко и ждала пока из нее возьмут шоколад. Осаму решил открыть глаза и не успел проговорить, что ему это не нужно, как заметил рыжий локон и слова застряли в горле. – Гарантия сто процентов, что вам поможет. Незнакомец устал ждать и положил на колени принесенный дар, после чего, убирая с лица растрепанные пряди направился к домикам, где сможет переждать бурю. Его силуэт начал отдаляться от Осаму, и больше не выдержав, он вскочил и побежал за юношей. -- Чуя! – он начал кричать, но ветел сдувал слова, не давая им дотянуться до человека перед ним. – Чуя! Подожди! Наконец собрав силы для последнего рывка, Дазай смог ухватится за бледную руку и повернуть парня к себе лицом, чтобы увидеть это голубые глаза, что похожи на океан. -- Чуя, -- почти шепотом проговорил Осаму, тяжело дыша, разглядывая удивлённого юношу, что совсем не понимал, что этому человеку от него нужно. -- Мы знакомы? -- Тебя зовут Чуя? -- Да, это мое имя. Так откуда вы его знаете? – юноша не пытался вырваться лишь хотел усушать ответ на свой вопрос, но незнакомец лишь покачал головой и улыбнулся, после чего рассмеялся и снова взглянул в его глаза, осматривая все его лицо, от угловатых скул, до рыжей макушки. -- Я бы хотел тебе кое-что отдать, -- он раскрыл ладонь и, взяв заколку, заправил рыжею челку, чтобы заколоть ее бабочкой. Юноша не дергался, внутри понимая, что сейчас лучше позволить этому человеку завершить свое дело. – Она очень тебе идет. Увидев еще раз это прекрасного человека, Дазай отошел на несколько шагов и направился в то место, где хотел принять свою смерть. Теперь на его душе стало легче и отпустить свою жизнь казалось правильным. Ветер на минуту утих, оставляя пляж в полном молчании, даже волны остановились на время, чтобы до брюнета дошел голос Чуи. -- Как тебя зовут? Осаму обернулся. На него смотрели с любопытством, и юноша подошел на несколько шагов, чтобы его вопрос точно услышали. Они не отрывали взгляда и в это время судьба перевязывала их линии жизни, которые никак не могли соединиться раньше, и завязав последний узелок, на вопрос ответили. -- Осаму, -- немного погодя художник добавил, -- Осаму Дазай.