Kamenbudōkai

I'm gonna burn my house down Into an ugly black. I'm gonna run away now And never look back. Echo — Crusher-P.

      Зловеще-торжествующе полыхнул огонёк, осветив живым светом серые холодные стены.       Он держал в руках спичку, молча смотря на пламя. Бледные пальцы обжигало приятное покалывающее тепло.       Спичка согнулась, склонив почерневшую головку. Огонь переполз вниз и стал с удовольствием уничтожать ствол. Потом, когда дерево обуглилось, он начал медленно затухать.       В комнате снова стало темно. Свет погас.       Он с тоской оглядел свои временные пенаты. Уже с сентября он скитался с одного места на другое, зная, что Люмин его ищет руками Е Лань и Итэра.       Записи экспериментов и дневники, исписанные вопросами («Можно ли попробовать начать исследование заново? Если можно, то с чего начать? Можно ли это сделать, полагаясь только на теорию, не имея возможности попробовать всë на практике?») и различными не имеющими смысл словами и формулами, высились стопками на столе. Частями вещи пришлось оставить в арендованных квартирах, которые он после недельного проживания покидал и отправлялся на поиски нового убежище от всевидящего Культа.       Если бы его кто-нибудь спросил, что он чувствует после того, как Люмин пригребла его детище к рукам, он бы выплюнул какую-нибудь гадость. Не Итэр, не Е Лань, не Дотторе, а именно Люмин Линдберг отбросила его исследования на десятки лет назад. У него остались только несколько заметок. И память.       Ещë в школьные годы он мог похвастаться хорошей способностью запоминать материал. Особенно интересные сведения как, например, куклы, были впечатаны настолько глубоко, что он прекрасно помнил всë в подробностях.       Он встал с холодного пола, похватал некоторые тетради, в которые собрал и уместил весь материал, и вышел на улицу.       Холодный ветер прояснил его мысли. Вечерело. Цветущая белым черёмуха тихо шелестела свежими листьями. Он оглянулся. Кособокий домик, доставшийся ему в наследство несколько лет назад от покойного троюродного дедушки, стоял, взирая словно исподлобья.       «Мне нужно уйти, — мысленно ответил он на этот взгляд, проверяя в кармане запечатанную коробку спичек, и достал начатую, в которой одиноко гремели штук семь-шесть палочек. — Иначе она и сюда доберётся.»       Деревянный дом вспыхнул. Серо-синее небо озарили языки пламени, жадно поедающего доски и бумагу. Он развернулся и направился в сторону станции.       Больше ничто не держало его в полузаброшенной деревне и в домике на самом её краю, находящемся на расстоянии двух километров.       Он пощупал карман куртки. Тихо зазвенела мелочь. На проезд должно хватить. Он смутно вспомнил неких людей, допрашивающих его летом. Сара под видом полицейского привела его в комнату допросов в четырёхэтажном странном здании. Курящий юноша с суровым пронзительным взглядом запомнился ему больше всех.       Ему нравились такие люди. Сильные и бесстрашные. Они всегда становились пожарными, военными, спасателями. В них было что-то такое, что вызывало уважение.       Этот человек был именно таким. Под краем рубашки на правой руке татуировка (какая именно он не смог разглядеть), непослушные волосы, чёткие скулы, аккуратный нос.       И юноша с косами. Очаровательное существо.       Он давно не понимал, за что Люмин так не любит Венти Линдина-Свантесона. Может, характер скверный, несмотря на миловидную мордашку. Хотя он не входил в это описание на все сто процентов: произвёл на него впечатление какого-то запуганного дрожащего подростка.       Он шагал по пыльной дороге, подгоняемый ветром в спину. Клубы дыма приобретали самую необычную форму: всадник, животные, дамы в пышных платьях… Или это было всего лишь его воображение.       На следующий день Альбедо Крайдэпринц был далеко от глухой деревушки, где жители перешептывались о недавнем пожаре и сумасшедшем учёном.