Kamenbudōkai

      Она двигалась быстро и изящно. Так легко, будто танцевать было для неё так же просто, как дышать.       Брат, несмотря на то, что видел это не в первый раз, удивлённо присвистнул.       Линетт не могла не согласиться с ним.       Сейчас Фурина была не Фуриной. Она играла.       Это был третий дубль.       Белое платье ей к лицу. В нём Фурина выглядела просто ангельски.       — Стоп! — Тигнари поднял руку, и Фурина застыла. Вместе с ней и правая рука, тыльная сторона которой едва касалась подбородка. — Ещё раз. Ты ногу не туда поставила.       Они начали готовиться ещё в апреле: перевели песню, специально заказали костюм, придумали небольшую интересную вставку. Тигнари хотел, чтобы всë прошло идеально.       Это будет их самый лучший ролик.       Линетт надеялась, что усилия будут оправданы, и просмотров наберётся больше пятисот тысяч.       Фурина вздохнула.       — Воды хоть попить можно?       — Можно, — милостиво разрешил Тигнари.       Она фыркнула. Лини отлип от камеры и бросился на кухню — Кавех прятался там от их бурной деятельности — за стаканом.       Фурина присела на край дивана, откинула волосы со лба.       — Мне такая укладка не нравится, — пожаловалась она. — Совершенно неудобно.       — Зато красиво, — заметила Линетт. — Тебе идёт.       — Неправда. — надулась Фурина.       Лини вернулся, сжимая в руке стакан. В воде плавали кубики льда, стукаясь друг о дружку и о стенки в такт его торопливым шагам.       — Держи.       — Благодарю.       Пока Фурина жадно глотала холодную воду, Тигнари смотрел запись.       Раньше Линетт тоже смотрела. Но Тигнари очень часто требовал делать перезаписи кадров, и ей вскоре надоело наблюдать фигурку Фурины, выделавшую одни и те же движения.       — Вот тут медлишь… («Угу».) И выражение лица не то.       — А какое должно быть? — спросила Фурина, возвращая Лини стакан.       — Улыбаешься не так. Посчастливее нужно, что ли… — Тигнари наморщил лоб. — Улыбнись. — Фурина послушно выполнила требуемое. — Шире. Не так широко. Стоп! Вот так!       Линетт особенной разницы не увидела. Девушка улыбалась так же, как и до этого.       — Запомнила?       Фурина сосредоточенно держала выражение лица около половины минуты.       — Да.       — Значит, продолжаем.       Фурина в четвертый раз встала, закрыв глаза, действуя чётко по плану движений, который расписал Тигнари.       Сейчас она должна изобразить искреннюю надежду и тронуть сердце равнодушного зрителя.       И Фурина это сделала.       Линетт почти поверила, что её чувства правдивы.       Она вытянулась в струнку, прижав руку к груди. И распахнула глаза.       Пусть Линетт видела в них отражение объектива, она знала, что остальные увидят сияние.       Фурина действительно сияла. Словно она была рождена быть звездой.       — Ага… — Тигнари кивнул. — А теперь твоя нелюбимая часть.       — Танцы, — Фурина вздохнула. — Терпеть не могу.       Лини смотрел на неё, как зачарованный.       Линетт его понимала.       На Фурину невозможно не смотреть. Когда она блистает, оторвать взгляд кажется нереальным действием.       Фурина движется так, словно она и воздух — единое целое.       Линетт бы так в жизни не смогла.       Фурина улыбается так, как хотел Тигнари.       — А теперь на сцену ступают близнецы! — потребовал Тигнари. — Хошино Фурина, — или Ай де Фонтейн? — нам нужны Ваши дети.       — Покажи, как получилось.       Линетт взяла плотный новогодний пакет, стоящий за диваном, и ушла в соседнюю комнату.       Это подобие школьной формы, состоящее из белых юбки и блузки, тёмно-синего пиджака и неудобного ярко-розового галстука-бабочки, она надевала во второй раз.       От неё и Лини почти ничего не требуется: стоять, заложив руки за спину, а потом, когда Фурина прыгнет на них со спины и скажет самые важные в тексте слова, сделать удивлённо-грустное лицо и переглянуться со скорбью.       Ничего сложного и невероятного. Как она и хотела.       Линетт, натягивая пиджак, задумалась, можно ли внести какие-нибудь изменения. Например, движения. Всë-таки они немного посвоевольничали во время работы над читкой и переводом второго куплета, в котором не было ни единого слова про культ.       Лини постучал в дверь.       — Сейчас! — Линетт принялась завязывать галстук. «На слюнявчик похож», — подумала она.       Теперь Лини не просто стучал, а барабанил.       — Да иду я, иду!       Едва Линетт открыла дверь, брат ураганом внëсся внутрь.       Она медленно зашагала по коридору, одëргивая юбку.       В гостиной всë оставалось по-прежнему: камера, диван, прожектора. Тигнари нервно поглядывал на часы. Фурина копалась в смартфоне.       — Навия зовёт нас на пирожные, — сообщила она, не понимая взгляда и не обращаясь к кому-то конкретно.       Мимо Линетт протиснулся брат. Отвратительного цвета розовых галстук болтался на его шее таким же отвратительным узлом. Если Тигнари увидит, начнёт ругаться, а у Линетт и так голова от шума болит.       — Ура, замечательные воздушные пироженки от средней госпожи де Фонтейн!       Она вздохнула и переступила порог.       — Тебе лишь бы поесть…       — Поесть замечательные воздушные пироженки от средней госпожи де Фонтейн не каждый день выпадает возможность! Младшая госпожа де Фонтейн, разрешите Вас обнять! — Лини протянул руки, улыбаясь. Линетт демонстративно отвела взгляд. Она давно подозревала, что брату нравится Фурина.       — Ты галстук завязывать не умеешь? — некстати спросила Фурина, проигнорировав его вопрос. Тигнари выдохнул, видимо, пытаясь подавить в себе желание хорошенько треснуть Лини камерой, которую он приводил в положение с нужным ракурсом. — Давай помогу.       — Он сам может. — ответила за него Линетт. — Не маленький мальчик.       Лини надулся, встал перед антикварным зеркалом, висящем на стене («Хлам!» — бурчал Тигнари. Он не любил антиквариат, который Кавех приобретал при любой возможности), и вскоре отвратительный узел стал выглядеть ещё более неопрятным. Линетт вздохнула.       — Ну кто так делает, а? Дай сюда.       Она одëрнула его руки, не без труда развязала галстук, едва не ломая ногти. Теперь на его шее красовался вполне приличный узелок.       — А сейчас все готовы?       Не успевают. Линетт вздохнула ещё раз. Они планировали закончить все дела до конца мая.       — Да.       — Тогда начинаем.       Линетт встала спиной к камере и упёрлась взглядом в натянутое зелёное полотнище, вытянувшись в струнку. Лини повторил за ней и улыбнулся ей уголком губ. Вопль: «Начали!», и Фурина сзади сделала к ним несколько нерешительных шагов.       Сейчас они всего лишь актёры, играющие мать и детей.       Сейчас они всего лишь обманывают зрителя.       Даже имея за спиной приличный опыт, Линетт нервничает. Она уже чувствует взгляды десятков тысяч человек, прикованные к её спине.       — Рин, стой! — Тигнари высунулся из-за камеры. — Закончили! А теперь не двигайся. Иначе потом не найдём, где ты стояла.       Линетт выдохнула. С её плеч свалился невидимый груз.       — Я там нормально выгляжу? — заволновалась Фурина.       Фурину Линетт могла понять: она — главное лицо. Поёт она. Танцует она. На обложке сингла тоже она.       Это видео было исключительно её.       — Сейчас посмотрим, — Тигнари принялся тыкать на кнопки. Через минуту он вынес вердикт: — Мне не очень нравится второй шаг. А так неплохо. Даже хорошо.       — Переснимаем, — потребовала Фурина.       — Может, необязательно? — встрял Лини. — Кто там будет смотреть, как ты ходишь? Всех интересовать будет только исполнение.       — Если бы всех интересовало только исполнение, мы бы влепили звук к оригиналу и не стали париться по этому поводу, — отрезала Фурина. — Но мы паримся. Мы сейчас снимаем этот дурацкий клип вот в этой, — Она жестом указала на своё платье, — невероятности…       — …сшитой по заказу у госпожи Тиори, — добавил Тигнари.       — Да. Мы вложили кучу усилий и времени, которые должны быть оправданы. Всë должно быть просто perfect. Понятно? — вздохнула Фурина. Лини шёпотом посетовал, что ему надоело и хочется «замечательные воздушные пироженки от средней госпожи де Фонтейн». — Непонятно. Нари, что скажешь?       — В принципе, можно оставить так.       — Покажи. — потребовала Фурина.       — Мне тоже, — попросила Линетт.       Камера выдала только две стройные ноги Фурины. Тигнари установил её так, что вышел необычный эффект: она словно вышагивала из-за неё.       — Сойдёт. — решила Фурина.       — А теперь снимаем тебя спереди.       — Уходить? — спросил Лини.       — Позиции потеряем… — Тигнари задумчиво наморщил лоб. — А может и нет…       Он встал напротив Фурины, отошёл назад на шесть шагов и почти упёрся спиной в стену.       — Будем снимать отсюда, — решил он.       Фурина пожала плечами, на мгновение возвращаясь к прежней себе, а потом вновь вошла в новый образ, оставив судью позади и пропустив вперёд непобедимого айдола.       Однако эта перемена была всего на несколько секунд. На видео Фурина играла себя. Линетт знала это потому, что она помнила ту Фурину, которую она встретила много лет назад.       Это была не сияющая Фурина. Это было жалкое уродливое подобие, опечаленное смертью любящего дедушки и пытающееся отправить себя на тот свет.       Линетт помнила, как Тигнари вырвал из её слабых дрожащих рук — не рук, костей, обтянутых синеватой кожей — упаковку снотворного и ударил по лицу с воплем, что она должна жить хотя бы ради него.       Линетт помнила, как Фурина отчаянно рыдала, забившись в угол автобусной остановки и не зная, куда идти и что делать. Это был первый и последний раз, когда она видела её такой слабой и беспомощной.       Линетт помнила, как Тигнари предложил Фурине помочь им с проектом под названием «H-7», и как засияли её глаза.       — Точно можно? Правда-правда?       Фурина вздрогнула, как она это делала перед беспощадной фигурой отца. Вместе с ней дрогнуло и сердце Линетт.       Тигнари высунул из-за камеры большой палец.       — Я устала, — Фурина вздохнула.       — Два кадра осталось, — утешил её Тигнари, перетаскивая конституцию.       — А ещё стрим с анонсом… — злорадно добавил Лини.       Тигнари поморщился. Ему не нравилось придумывать тексты к анонсам.       — Не нагнетай.       Сердце Линетт встрепенулось. На этот раз от приятного волнения.       — Фотку будем делать? — спросил Лини, закатывая плотный белый носок.       — Конечно.       Вставка с фотографией в конце давно стала своеобразной традицией. Линетт тут же принялась придумывать, как они будут стоять на этот раз.       — Начинаем. Рин, отойди немного. — Фурина послушно сделала шаг назад. — Отлично. Лини, до мозга доковыряешь. Вытащи палец, потом сопли достанешь.       Пристыженный Лини спрятал руку за спину.       — У меня просто нос чешется!       — Ну и гадость, — сообщила Линетт.       Фурина скривилась, но ничего не сказала.       И хорошо. Злая Фурина — это последнее, что Линетт хотела наблюдать.       Тигнари установил камеру. Три секунды до начала съёмки. Фурина замерла, вытянувшись во весь рост.       Линетт в глубине души понимала, что это притворство, но все равно невольно вспомнила вопли господина де Фонтейна и бездушный взгляд Фурины и так же невольно сжала кулаки.       Лини переглянулся с ней, понимая её чувства.       Две секунды.       Жизнь Фурины с самых первых минут пошла под откос. Сначала окончательно свихнулся над деньгами отец, потом мать устала цепляться за мужа, пытаясь вернуть его в семью, и в конце умер не менее любимый дедушка по линии матери.       Фурина сломалась очень давно. Сейчас она целая, но почти исчезнувшие трещины могут снова открыться.       Они не позволят. Не только Линетт и Лини, ещё Тигнари, Кавех, Фремине, Навия, Нëвиллет и Шарлотта.       У Фурины есть те, к кому она может вернуться. Если она сделает неосторожный шаг и упадёт, они подхватят её и потащат за собой дальше.       Одна.       Линетт пошатнулась; Фурина повисла на их плечах.       Линетт всегда хотела, чтобы Фурина знала, что она не одна.       — Рин, слезь, ты тяжёлая, — попросил Лини.       Фурина возмущённо фыркнула. Тигнари увлечённо принялся смотреть запись.       Линетт стало тепло. Так тепло, что ей показалось, что вот-вот — и грудную клетку разорвёт на части.       Линетт надеялась, что после этого видео будет снято ещё много хороших роликов. Её даже не волновало, кого выберет жребий на роль солиста и какая будет песня. Ей просто хотелось, чтобы всë это не заканчивалось. Ей просто хотелось, чтобы они продолжали собираться вместе, заниматься тем, что им нравится, болтать обо всëм на свете, смеяться вместе, рассказывать друг другу всë, что на уме, и просто быть рядом.       Линетт была рада, что они все встретились, пусть и не при самых лучших обстоятельствах. В тот день лил дождь, железный лист-крыша автобусной остановки протекал, а Тигнари забыл посмотреть прогноз погоды и не взял зонт.       Линетт надеялась, что это не последнее видео «H-7».