Без одной четверо.

С тех пор, как Геральт и Лютик разошлись на дороге с ясноглазой Эсси, минуло три дня. Ведьмак был хмур и неразговорчив. По какой-то совершенно непонятной Лютику причине, мимолетные романы, вместо того, чтобы поднимать Геральту настроение, делали его еще более угрюмым. Конечно, ни одно из романтических приключений ведьмака нельзя было назвать удачным. Но его по крайней мере ни разу не преследовал отец возлюбленной, или ее полоумные не в меру заботливые братья, вооружившись вилами. Так что Лютик здраво рассудил, что друг его попросту не ценил своего счастья и не умел радоваться жизни, о чем тут же ему сообщил. Впрочем, он понимал, что дело не только в неудачном романе. Наверняка не последнюю роль в мрачном настроении Геральта сыграл голод. Вырученные за концерт на свадьбе деньги стремительно таяли, а работы в окрестных деревнях не находилось ни для барда, ни для ведьмака. Когда на горизонте замаячила очередная деревня, Лютик тоскливо вздохнул и проговорил, обращаясь то ли к самому себе, то ли к промозглому от осеннего тумана лесу: — Как думаешь, если я сыграю в таверне, нас покормят задарма? Геральт, на которого бард даже не глянул, задавая свой вопрос, отозвался: — Ну, тебя, может, и покормят. А вот меня — вряд ли. — Не говори чепухи, — тут же нахмурился Лютик. — Что я, буду жрать, пока ты слюной давишься, и ни кусочка тебе не дам? Так ты думаешь? — Не думаю, — возразил Геральт. — Я думаю, что в этих захудалых деревеньках за песню много еды не дадут. Едва ли будет, что делить. — Твоя правда, — снова поник Лютик. — Петь для хамов — занятие неблагодарное. Но, может, нас хоть переночевать пустят. Хоть бы в общем зале на лавке, — он немного подумал, а потом добавил тише и печальнее: — Или на конюшне. Крыши над головой они тоже не видели с той самой свадьбы. И хотя тогда Лютик ворчал, что матрац без девочки — не матрац, сейчас он согласился бы и на охапку соломы, лишь бы не проводить еще одну ночь на голой земле, едва прикрытой тонкой попоной. — Потерпи, — попытался поддержать его ведьмак. — Через три, от силы четыре, дня мы доберемся до Цидариса. Мне там дело вряд ли найдется, но ты-то уж точно заработать сможешь. Все-же, это какая-никакая, а столица. — Точно, — попытался бодриться Лютик. — Представлю новую балладу. Уверен, судьба несчастной сирены, вышедшей на сушу ради любимого, но жестоко обманутой, никого не оставит равнодушным. Я придумал наконец завершение, вот, послушай:

Взошла заря, она в волну нырнула И стала пеной белой в тот же миг!

Геральт только хмыкнул, вспомнив гордую Шъееназ, ставшую прототипом героини Лютиковской баллады. Он был уверен, что не пройдет и года, как она заткнет за пояс князя, ради которого променяла хвост на ноги. Такие от несчастной любви не умирают. Но Лютику, конечно, было виднее. Все-таки в поэзии он разбирался не хуже, чем ведьмак в чудовищах. Как сирена, ставшая женщиной, в итоге превратилась в морскую пену, Геральт не понял. Но решил не придираться. Звучало и правда красиво. Тем временем, реденький подлесок сменился полем. До ближайших построек было рукой подать. Лютик принялся вслух гадать, который из неказистых домиков является корчмой. — Если тут вообще есть корчма, — фыркнул Геральт. — Вот умеешь же ты испортить настроение, — тут же надулся бард. Но обиду он долго держать не стал. Во многом потому, что корчма была. Спешившись у корчмы — невзрачного одноэтажного домишки со здоровенным черпаком, висевшим над дверями взаместо вывески, — друзья не сговариваясь обшарили свои карманы и выложили на ладони все остатки монет, которые удалось найти. Вышло совсем немного. — На похлебку должно хватить. Может, и на пару кружек пива, — вынес свой вердикт Лютик, критически осмотрев медяки, из которых с трудом удалось бы сложить горсть. — Кони подохнут, — покачал головой Геральт. И бард вынужден был согласиться. Тащиться до Цидариса под голодный вой желудка не хотелось, конечно, но тащиться до Цидариса пешком под все тот-же аккомпанемент хотелось еще меньше. Пока Лютик хлопотал о том, чтобы устроить и накормить лошадей, Геральт прошагал через унылый, пустой в полуденный час, зал корчмы в поисках хозяина заведения. Тот нашелся за печью, мирно дремавшим, свесив нечесанную голову на грудь. Посетителей он явно не ожидал. Геральт покашлял, надеясь привлечь к себе внимание. Затея ожидаемо провалилась. Тогда он обошел печь и потыкал корчмаря в ногу носком ботинка. Тот мигом проснулся и вытаращил глаза. А когда увидел рукоять меча за спиной и серебряные набивки на куртке, распахнул еще и рот. Ведьмак поморщился. Пугать корчмаря он не собирался. — Хозяин, — как можно мягче сказал он, чтобы корчмарь, чего доброго, не сбежал прочь, заслышав грубый, не привычный к беседам голос, — не пугайся. Я не вредить пришел. Корчмарь захлопнул рот, окончательно проснувшись, и шустро вскочил на ноги. — Прощеньица просим, милсдарь рыцарь, — затараторил он. — Не ждал я. Не часто у нас заезжие бывают. Еда еще не готова. Ближе к вечеру открываемся-то. Но ежели желаете, прямо сейчас чего-нибудь сварганим. Или сыру, может, откушаете. Его прямо вот сейчас принести можно. — Я не рыцарь, я ведьмак, — возразил Геральт, кое-как вклинившись в его поток слов. — И прежде чем брюхо набивать, хотел узнать, не найдется ли в этом селении для меня работы. — Ведьмак… — корчмарь наморщил лоб, с видимым усилием припоминая значение слова. — А, так вы на страховидлов охотитесь, милсдарь ведьмак? Точно? — Точно, — подтвердил тот. — Как же, есть для вас работа. У Чеслава, через четыре хаты от корчмы он живет, в бане анчутки завелись. Стонут ночами, воют, а один раз так его усыпили, что он чуть не угорел прямо там, в парной. А у Януша злыдень поселился. Януш из-за этой заразы все нажитое за три года пропил. Правду говорят, в чьем доме злыдень появится, того нищета ждет. А на кладбище, что за деревней, по ночам навьи ходют. Из всех перечисленных чудищ ведьмак не признал ни одного реально существующего. Но чисто из азарта и любопытства спросил: — А эти что делают? — Как что? Болезни насылают, что же еще? Ну и подношения сжирают, которые добрые люди на могилках родных оставляют. А вот еще, в лесу у нас дуб оголделый появился. — Оголделый? — присвистнул Геральт. Он бы рассмеялся, если не было бы так грустно. Впрочем, спросил он все равно на удачу. Отсутствие работы давно стало делом привычным. — Точно! — подхватил корчмарь, воодушевленный собственными байками. — Стоит в лес с топором сунуться, как он кидается и воет, так что душа в пятки уходит. Один раз даже топор отнял у… а, хрен с ним!, Не помню я, у кого. Но беда эта страшнее навьев. Мы уже вдоль полей все деревца порубили, ветки все пообламывали. А вокруг полей деревца нужны, иначе ветры налягут, ничего, акромя песка, не останется. Геральт кивнул с важным видом и решил перейти к сути: — Ну а за избавление от какого страховидла мне заплатить могут? Корчмарь как-то сразу скуксился и махнул рукой. — Да чем нам платить, милсдарь ведьмак? — спросил он. Геральт вздохнул и собрался уже развернуться, чтобы уйти, когда корчмарь заговорил снова. — Вы это, милсдарь ведьмак, — как-то неуверенно промямлил он, — хрен с ними с навьями и анчутками. Но, может, дуб хоть оголделый прогоните, а? Я… денег-то не смогу заплатить. Но накормлю. И вот спать можете остаться. Хоть тут вот, у печки. Возьметесь? Геральт всерьез задумался. С одной стороны работать за еду было совсем уж непрофессионально. С другой стороны жрать хотелось так, что вой в желудке заглушал профессиональную гордость. А отчаянный вид корчмаря явственно свидетельствовал о том, что в лесу и правда что-то есть. Хотя ничего подходящего под описание на ум не приходило. — Я посоветуюсь с товарищем, — сказал он, наконец, и добавил, сузив глаза: — На него же ваше предложение, конечно, тоже распространяется? — Товарищ? — растерялся корчмарь. — Ну… наверное? *** Так как конюшня или хотя бы коновязь возле корчмы напрочь отсутствовала, Лютику пришлось здорово побегать, чтобы найти, куда пристроить лошадей. В итоге он договорился с одним мужиком, у которого в хозяйстве имелась одна старая измотанная кобыла и целых две коровы, чтобы тот поставил лошадей в свой хлев и накормил их. Карманы его опустели, но зато кормушки у лошадей наполнились. Когда Лютик вернулся, Геральт как раз выходил из корчмы со странной смесью раздражения и насмешки на лице. — Мне дали работу, — в лоб сказал он. — О! — просиял Лютик. — И на кого охотимся? Вилохвосты? Волколаки? Кикиморы? — Оголделый дуб. Лютик моргнул и наморщил лоб. — Ты что, вышибалой нанялся? Геральт, а как же кодекс, как же твои хваленые… — Да нет, говорю же, прогнать дуб меня наняли, — с трудом сдерживая смех, перебил ведьмак. Лютик снова умолк, на этот раз надолго. На лице его отображался активный и явно не простой мыслительный процесс. — И… сколько? — наконец нашелся он. Ведьмак хмыкнул. — Ужин и ночь у печи для нас двоих. — Ну… Не густо. Бард честно пытался сохранить воодушевление, появившееся с вестью о заказе, но то выветривалось как-то слишком быстро. Геральт хлопнул его по плечу и натянуто улыбнулся. — Это лучше, чем ничего. А вообще, кроме шуток, похоже, тут правда что-то есть. — Что-то, кроме денег, — скривился бард. Они замолчали. — И что ты думаешь? — через некоторое время спросил Лютик. — Думаю, — Геральт потер заросший щетиной подбородок, — надо разузнать побольше. Но едва ли из этого выйдет сюжет для баллады. Бард понятливо кивнул. — Я и сам хотел этот раз пропустить, — честно признался он. — А на счет корчмы? Как на твой взгляд, сумеют ли там по достоинству оценить мой талант? Ну хотя бы кружкой пива. Ведьмак только покачал головой. — Сейчас там из ценителей разве что табуретки. Но подожди, может, к вечеру народ соберется. Там тогда и видно будет. — Ладно, — Лютик совсем сник и как-то растерянно огляделся вокруг, ища чем себя занять. — Я тогда тут пока осмотрюсь. Оставив Лютика возле корчмы осматриваться, ведьмак двинулся вглубь селения разыскивать других жертв оголделого дуба. Как ни странно, такие действительно нашлись. И все, как один, повторяли байку корчмаря, добавляя ей ярких пугающих подробностей. С каждой историей лицо ведьмака становилось все мрачнее. По всему выходило, что оголделый дуб вовсе не был порождением буйной фантазии селян. И стоил он куда больше ужина и ночлега. Пусть даже и на двоих. Но альтернативы не было. А гулкая пустота в желудке была. Может, будь Геральт один, он бы плюнул, да отправился бы дальше. Но в этот раз они держали путь с Лютиком. С Лютиком, который отдал свою брошь с александритом и согласился быть на подпевках, лишь бы добыть им двоим еды и ночлега. С Лютиком, который так вымотался, что уже даже почти не ныл и не жаловался на тяготы пути. С Лютиком, который готов был петь в забытой всеми богами корчме ради кружки пива. Отнять у него надежду на горячий ужин и крышу над головой Геральт не смог. Так что, разузнав, где именно чаще всего селяне сталкивались с не в меру активным растением, он отправился в лес. Лютик же, побродив по деревне и не найдя ничего, достойного внимания, уселся на завалинке, привалившись к нагретой солнцем стене корчмы. Чтобы заглушить как-то урчание в животе, он взялся за лютню и принялся наигрывать мелодию баллады о сирене, украшая основной мотив, примеряя на него пассажи и диминуции. Он так увлекся, что даже не сразу отреагировал на внезапную вспышку света и последовавший за ней грохот. И только когда мельтешащая тень начала раздражать, бард оторвал-таки взгляд от струн. Прямо перед ним метался и озирался в панике мужчина, громко причитая и заламывая руки. И вид его ну никак не вписывался в деревенский пейзаж. Хоть мужчина и был высок и широк в плечах, на работягу или обычного хама он не походил что-то вроде ничем. Чистые, хоть и встрепанные волосы, кружевные манжеты, торчащие из рукавов, но самое главное — плащ с рукавами, целиком сделанный из кожи и горящий насыщенным бордовым цветом. Лютик тут же сделал себе заметку на память спросить у Геральта, с какой твари надо спустить шкуру, чтобы заполучить такой плащ. — Милсдарь, вы откуда это сюда свалились? — вежливо поинтересовался Лютик. — Я… кто? — на высокой ноте выдохнул незнакомец, только сейчас заметивший барда, пригревшегося у стены корчмы. “Блаженный”, — тоскливо подумал Лютик. Но каким бы ни было психическое состояние незнакомца, одет он был слишком хорошо для этой деревни. Почти так же хорошо, как и сам бард. И, вполне возможно, у него водились деньги, которыми тот с радостью поделится, если найти правильный подход. Так что Лютик набрался терпения и попробовал снова. Он чинно поднялся с завалинки, расправил плечи, одернул куртку, поправил шапочку с эгреткой из пера цапли и, приняв важный вид, сообщил: — Я знаменитый поэт и менестрель Лютик, известный по всему континенту, но, волею судьбы оказавшийся в этом захолустье. А теперь, когда вы узнали, кто я, хотя, вероятно, вы и прежде догадывались, позвольте узнать ваше имя, милсдарь. По вашему… чинному виду, я понимаю, что вы персона культурная и образованная, так что… Незнакомец вытаращил глаза и даже перестал метаться. С каждым словом Лютика, с лица его сходила краска. А под конец он и вовсе с диким грохотом упал в обморок, не дослушав заготовленную речь до конца. Лютик поджал губы и как-то сразу сдулся. — Блаженный, — на этот раз вслух произнес он.