полуночные сюжеты

             Харучие абсолютно все в этом доме раздражало. Шум телевизора Такеоми, вечная вонь его пива и сигарет, визги Сенджу, ее блядская попсовая музыка и повсюду разбросанные вещи. Все чаще казалось, что легче весь дом поджечь, подорвать нахуй, нежели попытаться убраться где-то кроме своей комнаты.              Выходить из комнаты без наушников тоже опасно было — и без того расшатанная психика грозилась вдребезги рассыпаться, наткнувшись на щелканье пальцев Оми или лепет Сен, которая в миллионный раз за неделю новым однодневным подружкам о шоппинге трещала, телефонный провод на палец наматывая. Вот бы ее волосы так на кулак намотать, но мелкая стерва импульсивно обрезала все, а потом еще час в ванной рыдала, мешая уснуть.              А теперь смеялась почти не переставая, что из них двоих на девчонку именно Харучие похож. Словно он и не знал, словно ему вслед не свистели прокуренные ублюдки, среди которых обязательно знакомые Такеоми были. Их первыми под нож пустить хотелось, но тогда не у кого было бы наличку из кошельков таскать — хоть чем-то за свои липкие словечки платили.              Оми за свои непрошеные комментарии должен был новым шрамом на роже расплатиться, но вовремя увернулся. От любимой катаны вряд ли убежать на своих больных коленях сумел.              Но стоило ждать.              Лишь ради Майки стоило все стерпеть и после новой ссоры всего лишь вещи пойти собирать, отбрасывая от себя вновь разрыдавшуюся Сен. У нее, должно быть, уже все ноги в синяках, столько раз на пол падать, коленом в грудь получать. Только бы случайно не убить ее, максимум пару ребер сломать, чтобы перестала за руки хватать, мешая вещи собирать.              Она давно уже причиной его мигрени стала. Но лишь продолжала усиливать ее.              — И куда ты пойдешь?              — Да похуй, лишь бы подальше отсюда, — и с каждым словом, с каждым ее новым всхлипом Харучие лишь сильнее раздражался, постепенно до белой ярости доходя. — Даже под мостом с бомжами будет лучше, чем здесь, — тут он, безусловно, соврал.              Ему тишина нужна была.              Но зато это могло сильнее сестру ранить.              В идеале ее катаной полоснуть хотелось. Желательно несколько раз… даже десятков, в фарш ее грудь превращая, чтобы больше нечем хвастаться было, полуобнаженной выхаживая в спортзале. Или же лишь одну глубокую рану, до костей ее плоть разрезая, оставить. Чтобы она еще долго истекала и захлебывалась собственной кровью, билась в предсмертных судорогах точно выброшенная на берег рыба. Он бы с особым удовольствием за страданиями сестры наблюдал, пока ее труп совсем бледным и холодным не станет.              И тогда следовало бы затаиться в темной гостиной, возвращения Такеоми дожидаясь. Как-то раз он уже резанул брата столовым ножом. Теперь сильнее хотелось, чтобы его тупая голова и вовсе от тела отделилась. Или лишь наполовину, смешно повиснув на остатках кожи и мышц. От такого он, конечно, быстро сдохнет, но зато не придется лишние минуты на его бесячее ебало смотреть. Харучие до конца жизни помнить будет каждый раз, когда это ничтожество кричало на него, непременно кулаком замахиваясь. Кажется, это у них семейное — желание в кровь друг друга избить, изуродовать посильнее или хотя бы за волосы оттаскать, хоть раз в стену кидая.              Их родители огромную ошибку совершили, наклепав аж троих детей — поголовно отбитых ублюдков, что друг с другом ужиться никогда не смогут. И, чтобы не расплачиваться за этот просчет, они оперативно сдохли, а теперь, должно быть, с попкорном в руках наблюдают за ежеминутными ссорами на поле боя, которое некогда домом называлось.              Наверное, Харучие из всех самый слабый, раз первым уйти решился. Или просто в колонию попасть не хочет за убийство последних родственников. Провести всю жизнь в бегах, конечно, довольно романтично звучит, но он пока не готов к столь серьезным переменам.              Сперва еще необходимо добиться расположения Майки, что хоть и любит психованных убийц, но слишком дорожит семьей, какой бы ужасной она ни была. Харучие другую жертву ему в дар преподнесет, уже припас парочку кандидатур, лишь нужного момента осталось дождаться.              И не рехнуться в ожидании, пусть даже для этого придется на улице пару дней пожить, пока не найдет какое-нибудь недорогое жилье с необщительными хозяевами.              А чтобы Сенджу и дальше не мешала ему вещи собирать, пришлось за дверь уже заплаканную девчонку вышвырнуть. Возможно, когда-то он и любил ее, но это слишком давно было — теперь из-за нее лишь руки дрожат в желании заехать кулаком по чересчур милому личику. Однажды он обязательно свою мечту исполнит.              Однажды, когда даже святой Майки полностью во тьму окунется, растеряв все свои принципы.              И Харучие обязательно дождется этого. А тогда и убьет всех, кто хоть каплю человечности в нем пробудить способен.