Вседозволенность

Миллион, миллион, миллион алых роз Из окна, из окна, из окна видишь ты. Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьез Свою жизнь для тебя превратит в цветы. Салон разбитого черного автомобиля засыпан цветами по самые окна. Теперь он похож на стеклянную банку с цветной карамелью. Выветрился запах крови, бензина и железных искр. Атмосфера торжественного спокойствия и печали. Слишком тихо, черт возьми. Энзо Северини нервно поправил шарф — прошлой ночью он столько кричал, что наверняка оглох или потерял голос полностью. Не петь ему больше в оперном театре, даже в хоре. Чем теперь платить за обучение детей, как вносить взносы за ипотеку? На что жить? Джек, сукин сын. Так странно, что при ударе боковые стекла остались целы, ведь капот, лобовое и водительское сидение превратились в труху. Вместе с водителем. Дверь спасатели вырезали болгаркой, чтобы извлечь труп. С хрустом отвалилась нога, выжавшая педаль до упора. Энзо вырвало от увиденного в паре метров от покореженных обломков. Его никто ни о чем не спросил, а следовало бы. Ведь это его машина, и нога его Джека. Хорошо, что Юджин этого не увидел. Последнее что Энзо сейчас хотелось — заметить его рыжую макушку среди траурно-одетого сброда. Бить друг другу морды просто не было сил. «Всему виной вседозволенность!» — единодушно решили родители, глядя сверху вниз на пятнадцатилетнего сына, с улыбкой ощупывающего синие пятна на смуглой шее. То, что выше оставил Джек, а на солнечном сплетении — Юджин. В маленькой, еще пахнущей клеем для обоев комнате Энзо висели плакаты из серии комиксов о космических пиратах, а на дне сумки болтался школьный проездной. Не прошло и трех месяцев, как их большая итальянская семья переехала жить в Штаты, в погоне за американской мечтой. Не прошло и трех месяцев, как Энзо Северини поступил в Консерваторию, нашел новых взрослых друзей и переспал с ними обоими на съемной хате в худшем районе их маленького города. Не прошло и трех месяцев, как они его кинули. Но это было двадцать лет назад, когда Энзо был уязвимым взбалмошным ребенком. Теперь перед нами невысокий состоятельный мужчина, артист оперы, папа выходного дня четырех славных детей, умеренный истеричный садист, слащавый алкоголик. Блеск на его губах и чересчур раскованная поза вам не понравятся. Умоляю, дайте Энзо шанс. Ведь есть еще что-то простое человеческое в этих влажных черных глазах, в широкой улыбке, когда она не натянута, искренна, в запахе приторно-ягодных духов, в почти бараньих темных кудряшках, смуглых ямочках на щеках, в пластиковом колечке в правом ухе. Энзо легко может позволить себе золотое, но носит пластиковое. В удивительной метаморфозе, когда изнутри избалованного мальчика вырывается громкое пацанское: «Э! Алле! Убери руки от моего рояля, козлина!» Пожалуй, он обладает хорошим вкусом и способен ценить красоту, он даже умеет любить, хоть и недолго. Он не всегда напыщенно-надменен, только по четным дням. Откроем бутылку вина и угостим нашего гостя, мне, как студенту, хватило лишь на самое дешевое. У Энзо трясутся руки. Энзо все равно, что пить. У Энзо умер Джек. И у Юджина умер Джек. Энзо: Юджи никогда не был красивым. Он был очаровательным. — Мягкая улыбка, в ней нет похоти, платоническое восхищение художника, — Носил разноцветные тканевые фенечки, прозрачные льняные рубашки и уродские футболки с эмблемой ближайшего фастфуда. Мода на хиппи безвозвратно прошла, он никогда не следил за ней, как и за новостями политики и спорта. При этом любил хоккей, наблюдал за игрой, как за театральным представлением на незнакомом языке. Ему, как коту, нравилось суетливое движение на льду, он часто не помнил счета после того, как отходил от экрана или спускался с трибуны. Мне было пятнадцать, мы познакомились в дешевом баре. Рыжие-рыжие волосы, брови и реснички, веснушки, которые впервые пришлись мне по вкусу. Такая жалкая, едва не девичья фигурка. Я был уверен, что Юджин тоже подросток, сбежавший из-под родительского надзора, поэтому решился «подкатить», используя свой, хромающий уличный английский. — Ты здесь один, Рыжик? Не скучно? — Со мной мой воображаемый друг… Хы… Я не буду вас знакомить. — Блеск зеленых детских глаз. — Я не хотел помешать. — Все в порядке, он уже собирался уходить. Я буду мохито! Энзо: Юджин сказал, что рад мне, до этого он нравился в основном педофилам… Он не врал. У этого парня точно были не все дома. Приятный вайб сумасшествия, безобидный и ни к чему не обязывающий: секс на заднем сидении машины, голышом танцевать под дождем, ночевать в стоге сена под звездами. Сплошное веселье, до «уток» и смирительных рубашек еще далеко. Ю-ю-юджин. Он дал мне свой номер прежде, чем нас выгнали из бара. Охранник не поверил, что ему скоро двадцать. На утро я сделал все, чтобы притвориться больным, пропустить занятия и остаться в кровати. Когда домашние разбрелись по делам и дом опустел, я бросился к телефону и пригласил Юджина. Отстойное свидание в восемь утра… В девять с небольшим мы уже занимались любовью в моей тесной комнате, Юджин то и дело таращился на коллекционные плакаты из журналов, что я выписывал, будто секса в его жизни достаточно, а «космических пиратов» он видел впервые. Меня это злило и смешило одновременно. В десять мама угощала чаем моего нового друга, что пришел навестить несчастного больного. Я чувствовал себя таким взрослым. Юджин: Вы просто не знаете, как тяжело иногда было с Джеком. Как будто… — Красные от слез глаза, траурная одежда, первая проседь на рыжей голове, — Как будто ему всегда хочется пить, а в его горле дырка. Он делает глоток, а вода растекается по шее и груди, капает на пол. Я бы хотел дать ему всю воду мира, но это бесполезно. Залечить рану на его горле я ни чем не мог, все что было в моих силах — это смачивать его губы влажной тряпкой. Это не приносило удовлетворение не ему не мне. Мы были несчастны, но любили друг друга. С Энзо все было проще. Я почему-то решил, что мы трое могли бы стать семьей…! Энзо: Помню, как увидел улыбающуюся мордашку Юджи из окна автомобиля. Он жестом приглашал меня сесть на заднее сидение. Я рухнул в мягкий светлый салон в не самой чистой обуви. Юджин откинулся в сидении до максимума, дал мне себя поцеловать в щеки, лоб и губы. Зажмурившись от удовольствия, указал на водителя. «Это мой Джек, надеюсь, вы поладите!» Я замер с открытым ртом, будто что-то острое и горячее вонзилось в живот. Юджин: Я просто не хотел им врать… Откройте окно, здесь дышать нечем. — Тянет ворот темной рубашки. Энзо: Меня напугала не сама ситуация, а то, что я видел Джека накануне. Я ехал утром в автобусе, на одном из первых рейсов, где люди или зевают, или кричат друг на друга. А Джек плакал. Совсем рядом со мной беззвучно-прекрасно. Слезы невыносимы для мужчины, помню, я никогда не смущался, когда люди целовались в общественных местах. Я смотрел порно на старых кассетах в родительском доме, а вид его слез вогнал меня в краску. Будто мы лежали бок о бок и вдруг он заплакал. Я неприлично-долго таращился на его мокрое лицо, заметив мой взгляд, Джек вздрогнул, вытер глаза рукавом и отвернулся. На его щеках уже росла грубая щетина, но он выглядел таким беззащитным в то мгновение, что мне захотелось сделать ему еще больнее. А теперь Джек смотрел мне в глаза с ненавистью, я сухо улыбнулся. Теперь я понял, что этот взрослый дядька плакал из-за такого сопляка, как я. Мне это понравилось. Не думаю, что Юджи такой же злой, как я. Но он поступил глупо, когда втянул нас троих в эту игру… — Зажигает сигарету, — Та ночь была удивительна. Желтые стены, тараканы по углам, пыльный матрас. Они медленно раздели меня в четыре руки. Тогда я впервые смог рассмотреть Джека, как следует. Неловкая широкая коренастая фигура, грустные зеленые глаза, фиолетовые соски. — Смех, слезинка капает на брюки, мы подливаем Энзо еще вина. — Мы с ним не обмолвились и парой слов, общались через Юджина, он был нашим связующим звеном. И остался таковым на долгие годы. Я думал, мы трое стали единым целым. Понимал, что такие отношения не могут продлиться долго, но мне нужно было еще немного времени. Джек не захотел этого. На утро они уехали, мне было наплевать! Миссис Северини: Энзо долго убивался, так плакал каждый день, я думала у нас с отцом сердце из груди выскочит. Мистер Северини: Я не хочу говорить об этом позоре. У меня рука не поднялась выбить из него эту дурь. Мы женили Энзо при первой возможности на хорошей девушке. Мы были уверены, что он перебесится с возрастом. Господа, у меня семеро детей… Я не махнул на него рукой, но он был уже достаточно взрослым, чтобы себя контролировать. Юджин: Мы перешли черту дозволенного и поплатились за это. Энзо: Мне не стыдно. Я не хочу ничего забывать. Говорят, праведника в Раю ждут семьдесят две девственницы. Я с удовольствием спущусь в Ад, чтобы доставать Джекасса в каком-нибудь зловонном кипящем котле. Если за суицид следует самая страшная кара, я готов предложить свои услуги демона-мучителя. Кендел (сестра Джека): Джек был успешным авто-конструктором. Ну, как успешным? Родители видели в брате опору и надежду семьи. Они перегибали палку до такой степени, что после выпускных экзаменов в школе Джек сломался. Он никуда не поступил, не уехал из деревни, как планировал. Несколько месяцев пролежал на диване в отцовском пыльном гараже. Он всего лишь пошел с мальчишками купаться на речку, не рассчитал сил, глотнул воды, его вытащили, но он серьезно испугался. Сказал, что переосмыслил жизнь. Это была его первая депрессия. Папаша в надежде его поднять пытался лишать еды, даже гараж поджог. Джек не вставал без крайней нужды. Ничего не хотел, у него пропал интерес к жизни. Постепенно стал калымить в родной деревне, чинил все от тракторов до газонокосилок. С его головой и золотыми руками многого можно было добиться. И он добился, когда сошелся с Юджи. Появилась весомая причина уйти из дома — гомофобия нашего отца. — Курит, — Они были женаты с Юджином почти двадцать лет. Двадцать лет измен Юджина. Двадцать лет то разгорающейся, то затухающей депрессии Джека. Он был творцом, мать вашу! Работа над машинами сжигала его, лишала всех сил. Он мог спать по семнадцать часов в сутки, не бриться, не принимать душ. Здесь трудно сохранять верность… Джек любил этого рыжего педика, всем его обеспечил, таскался за ним по клубам, отпаивал с похмелья, носил на руках, как кота. Писатель хренов, ничего за свои сорок лет путного не высрал! Но я не могу винить одного Юджина, он словно больной ребенок. Энзо, развратная сука, он разрушил их брак. Юджин: Однажды ему действительно все это надоело и мы расстались. Энзо в тот год тоже развелся с женой. Мы стали жить вместе и планировали узаконить наши отношения. Я переживал за «Кефирчика»… «Кефирчик» это прозвище Джека… Не спрашивайте, почему. — Впервые краснеет, улыбается, — Я работал над книгой, ведь мне очень хотелось, наконец, совершить взрослый поступок, чтобы Джек и наша семья могли мною гордиться. Хоть мы и расстались, двадцать лет отношений немало. Мне надоело сидеть у родных на шее. Тогда мы отдалились с Энзо. Быть любовниками и официальной парой не одно и тоже. Он тяжело переживал разлуку с детьми, я не хотел его грузить… Да и самому было не по себе. Я сомневался, что сделал правильный выбор. Энзо: Джек сказал, что хочет умереть при первой нашей встречи. Я ему не очень поверил, решил, что набивает цену, давит на жалость, да и тогда мне было плевать. Все началось с достаточно «невинных» порно в стиле БДСМ. Мне очень хотелось попробовать это на своей шкуре. Я знал, что Юджин никогда на это не согласится. Да и бить его у меня не поднялась бы рука. В одной конфиденциальной конторе я вышел на Джека Кларка. Оказалось, что он имел те же наклонности, только уже занимал пассивную позицию. Мы начали встречаться. Что? Почему вы смотрите на меня, как на чудовище? Возраст. Рост. Вес. Размер члена. Сексуальные предпочтения. Наличие справки, подтверждающей отсутствие венерических заболеваний, обязательно с печатью. Как в бассейн. И пусть врач ломает голову, почему столько взрослых мужчин в городе начали плавать. Более странной анкеты Энзо заполнять еще не приходилось. Переступая порог маленького китайского ресторана, он зацепился шляпой за звенящие серебряные колокольчики в виде фонариков. Посетители и тучный повар подняли головы с туповатым любопытством. Энзо демонстративно захлопнул дверь. Все китайское в забегаловке заканчивалось со звоном: в меню пиво и закуски, европейские деревянные столы, бумажный стенд с японской сисястой тян, запах американского общепита. Энзо взмолился про себя — хоть бы человек ради которого он пришел не оказался одним из этих жирных неудачников. Впрочем, он еще ничего никому не обещал, и бить кожаным хлыстом по чьей-то рыхлой обвисшей заднице выше его сил… Крепкие загорелые руки, покрытые светлыми волосами. Энзо закусил губу, вспоминая, как его пятнадцатилетнего сопляка, они обхватили за талию и вжали в стол, после следовала волна горячего удовольствия. Воспоминания и двадцать лет спустя заставляли слюну скапливаться во рту, а бабочек в животе кружиться. Джек не вспомнил даже его лица. Не удивительно, на утро все трое сдержанно молчали, из дрожащих рук Юджина со звоном выпали ключи и пожилая соседка окинула троицу странным взглядом. Энзо тогда глубже натянул капюшон, на лестничной клетке было холодно. А приятная боль в бедрах уже таковой не являлась. Энзо начал встречаться с Сильвией, сохраняя трепетную переписку с рыжим сказочным эльфом. Юджин говорил, что им с Джеком хорошо вместе, а спустя несколько лет без придупреждения приехал. Они занимались любовью на кухне, в той же квартире, где спала Сильвия, беременная его первой дочкой. Энзо был готов рискнуть чем угодно лишь бы целовать влажные горячие губы Юджина. На этот раз он хорошо понимал, что всю жизнь хотел только этого, но теперь уже его руки окрепли и вертели рыжим парнем, как игрушкой… Джек всегда оставался третьим в их постели. Юджин не мог сделать выбор в сторону одного из них. А теперь Энзо ловит на себе спокойный ясный взгляд Джека Кларка, попивающего пиво. Энзо ждал полтора месяца прежде чем «агентство» одобрит его заявку и найдет подходящего сабмиссива. Мир тесен. Энзо: У Джекасса была навязчивая фантазия. Не сексуальная, жалкие вы извращенцы! Что-то типа антиутопии. Мир, где люди могли добровольно уснуть навсегда, использовав капсулу сна как эвтаназию. Он бы обязательно изобрел ее, дал нуждающимся возможность добровольно сбежать от гадкой жизни в царство грез и вечного спокойствия. Я слушал эти бредни после порки и мне немного становилось его жалко, моего Джека. Он был слишком правильным и зажатым для счастья. По крайней мере для того, что я мог ему предложить. В этом твой большой минус, Джекасс. Ты не умеешь заниматься сексом. — Чего? — Не то чтобы оскорбился, скорее не ожидал, голос предательски дрогнул. Энзо провел стеклянным горлышком бутылки о сухие горячие губы. — Вот закрой, глаза, закрой. Теперь глотни. Это всего лишь пиво, не бойся. Мерзкое теплое пиво, что ты оставил ночью на столе. А это?. — Джек слышит шипение пивной пены, — Та же марка, но холодное. Совершенно другой эффект. Ты теплое пиво, заюш. Джек скривил губы и отвернулся. — Ути Господи, оно еще и обиделось. Температура мелочь, но мастерство состоит из мелочей. Я разираюсь в марках алкоголя, еды, одежды, уж тем более в музыке. Но более всего в сексе. Его я люблю больше всего на свете. И с тобой мне весело, как с девственником, что никогда не трогал себя ниже пояса. Я могу сделать тебе и очень больно и очень хорошо. — Неужели научил какой-то гадости Юджина? — Разумеется, никто не захочет пить теплое пиво. — Кладет руку Джеку на плечо. — Просто слушайся меня. Закрывает шторы. Мистер Северини: Развратники… Кендел: Джек выкрасил волосы в этот гадкий белый цвет, наверняка так захотел итальяшка. Я видела на его теле синяки. Это ненормально! Юджин: Я думаю, они любили друг друга. Хоть и в последний раз и так уродливо. Если бы я мог предотвратить смерть Джека, я бы им все простил! У них нежный кремовый оттенок. Солнце ещё не поднялось высоко с утра и Джек видит перед собой только силуэт Энзо. Тот по хозяиски садится у его ног, смотрит сверху вниз, бормоча под нос наставления. Мажет руки кремом. — Вот не надо так! — Быстро и грубо бьет Джека по животу, имитируя стук, — Медленно. С чувством ритма. Ты умеешь танцевать? Боже, кого я спрашиваю! Будем использовать терминологию механика. Можешь на меня не смотреть. Джек с удовольствием отвернулся, руки Энзо осторожно стянули с него белье. Джек закусил губу в ожидании чего-то болезненного. — Ты машина. Я мастер. И я просто открою капот и подкручу нужную гайку. Мы никуда не поедем. Для первого раза хватит с тебя гайки. Джек нервно дышит, губы трясутся, хоть он и пытается сохранить спокойный облик. — Ты ведь в курсе, что капот можно открыть по разному? Кто-то с хрустом ломает, конечно. Но только не мастер. Медленно просовывает ладони под ягодицы Джека. — Моя любимая идеальная машина. Феррари. Вид сзади безупречен. Холодная, неподатливая машина. Щеки Джека становятся болезненно-красными. Пошлый комплимент, мальчишечье смущение. Тёплые ласковые поглаживания и только. Миссис Северини: У них с Энзо все зашло слишком далеко. Мой сын фанатик. Если он музыкант, то уходит в музыку с головой, забывая о еде и сне. Если отец, то кроме семьи для него нет никого и ничего. А если ему удавалось влюбляться… У моего бедного мальчика сносило крышу. И он утонул в этом грустном мужчине. Стал заботиться о нем, взял под свое крылышко. Он потерял контроль над ситуацией. Фанатизм — это крест Энзо. Энзо: Джек, долбоеб, я люблю тебя. И я не знаю сколько ещё продлится это чувство, день, два, месяц, год. Я просто хочу, чтобы ты пошел на это. Чтобы ты позволил любить себя, баловать, одевать, купать, кормить, слушать твоё нытье, смотреть на твои рисунки. Я ничего тебе не обещаю, но сильнее чем я сейчас тебя никто никогда не любил. Ты был всем в тягось, тебя жалели и тебя стеснялись. Поэтому будь со мной пока не надоешь, парень! Дай мне трогать твое тело, и душу, чтобы я мог изучить и вновь вернуться к телу! Это мерзко, но это искренне! Юджин: Спустя много лет Джек вновь создал коллекцию автомобилей. Энзо будто забыл о планах «Кефирчика» наложить на себя руки. Решил, что одно его внимание и присутствие в жизни Джека должно сделать его счастливым. Так самонадеянно… Джек посвятил Энзо коллекцию иссиня-черных машин, вторую, самую успешную и последнюю. На одной из них он разобьется насмерть. Энзо: Я обрабатывал следы от хлыста на его теле, боялся, что он простудится под дождем. Я нарочно сломал его макеты автомобилей и получил за это. Он лепил мне пельмени, когда я боялся, что потеряю голос после концерта. Я перестал с ним краситься, начал смотреть кино, практически перестал пить. Мы ездили в Рим к моим родителям… И на ферму, где он вырос. Все было просто замечательно! — Уже совершенно пьяный, — Как я понял, что женюсь на Джеке? Хм. Однажды он спас мне жизнь. Нет, правда. Я нашёл на дне его холодильника баночку вишневого компота и выпил ее. Оказалось, что она стояла там почти пять лет. Я так траванулся… Мама мия. В тот день у меня был концерт. Я приехал в оперу и оно началось. Мой организм сосредоточился на двух задачах: не обосраться и спеть так, чтобы не уволили. У меня отключился мозг, тогда я много улыбался… По памяти набрал номер Джека, а этот леший уже месяц не хотел вставать с дивана. Ну и сказал, что если я не вернусь или обосрусь. Пусть скажет моим детям, что папа их любит. Гы. Через четыре минуты он приехал к опере, скупив все лекарства от диареи. Меня так густо загримировали, чтобы скрыть зеленый цвет кожи… Я выступил. А потом мы ещё полтора часа не могли выехать из оперы, так застрял в туалете. Он ждал. А потом я уснул в туалете уже в нашей квартире. Он принес мне одеяло… Вы ведь вырежете это, правда? Ну, конечно, Энзо. Кендел: Меня не оставляет мысль, что он сделал это нарочно. Ну, связался с этим слащавым типом. Он хотел умереть, оставив расклад при котором Юджин и Энзо больше не смогут быть вместе. Попробуйте оставить их в одной комнате сегодня. Начнут рвать друг другу волосы, а когда-то любили друг друга… Мой злобный несчастный ревнивый брат… Энзо: Я много пью, это верно. От безысходности. Я потерял голос, то есть работу, деньги, семью и любимых людей. Может быть, и вы оставите меня в покое? Я устал. Юджин: Энзо всегда любил цветы. Он артист, ему их дарили ведрами… Джек был художником, я писатель… После похорон он смотреть не может в строну цветочного. Машина под окнами их квартиры была доверху засыпана розами. Красивое и грустное зрелище… Клянусь, я любил их обоих. Я не виноват, что все так вышло. У меня вообще не все хорошо с головой, ясно?! Энзо: Эй! Как там пела та русская кудрявая певичка? Ну, старая-старая песня! Миллион миллион миллион алых роз…! Из окна, из окна, из окна видишь ты. Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьез Свою жизнь для тебя превратит в цветы.

***

Жил был художник один, капал он грусть на листы, Он музыканта любил, ему все дарили цветы. С ним он оставил свой дом, в шутку играя в любовь, И под конец подарил целое море цветов. Миллион, миллион, миллион алых роз, Из окна, из окна, из она видишь ты. Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен И всерьёз Свою жизнь для тебя превратит в цветы. Энзо стоит у окна, может с ума он сошел? Как продолжение сна - траурный красный ковер. Милый, вставай, взгляни вниз, местный садовник чудит, В сцепке цветочных венков, наша машина стоит. Миллион, миллион, миллион алых роз, Из окна, из окна, из она видишь ты. Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен И всерьёз Свою жизнь для тебя превратит в цветы. С Джеком простились без слов, но не сумели без слез, В жизни его оцвела песня безумная роз. Умер затем музыкант, в бреду пару лет перенес, Смерть красной розой цвела, привкус вина и цирроз.