***
— Постой! Гарри нёсся за Снейпом — четыре лестничных пролёта — и совсем не понимал, в чём дело. Снейпа как подменили: тот, не удостоив его и взглядом, полетел вниз по высоким ступенькам, точно смерч; бледная кисть, спотыкаясь на резных столбах, подпрыгивала над перилами. — Переоденусь, — буркнул он, с грохотом распахнув входную дверь. — Да постой же! Ты чего так… Чуть не поскользнувшись, Гарри схватился за косяк и обессиленно опустил веки. Снейп, окатив его щиколотки холодными брызгами, развернулся на каблуках, чтобы не очень-то нежно притянуть к себе за загривок. — Осторожнее, — поморщился он, вовремя придержав дверь, норовившую вот-вот отрубить Гарри пальцы. С щелчком замка Гарри оплёл руками его поясницу, потёрся горящим лицом о холодную грудь, поцеловал волнующийся кадык, втянул, судорожно свистя ноздрями, запах чистой кожи. — Ты почему так убежал… Снейп, впившись ему в предплечья в попытке отпихнуть, зашипел: — Переодеться. Хочу. — Ты не сильно промок. — И ты поспешил это исправить? Отпусти. Я не железный. — А вчера говорил, что не фарфоровый. Обязательно бежать для того, чтобы переодеться? — спросил Гарри. И, не дожидаясь от Снейпа никакого ответа, привстал на носочки, чтобы решительно прильнуть к губам — плотно сомкнутым, сухим и неподатливым губам. Снейп оттолкнул его с такой силой, что Гарри едва не подвернул ногу, отшатнувшись к стене. Тяжело дыша, поднял на него огромные глаза. — П-почему ты?.. — Держи дистанцию, — отрезал Снейп, и голос его в тишине мерклой прихожей прозвенел угрожающе. Поправив очки, Гарри вгляделся в смутно различимые очертания: ему показалось, будто на вытянувшемся против него худом лице отразилась… Боль? — Северус, я ни черта не понимаю, — взмолился он, одёрнув липкий от влаги ворот рубашки. — И я впервые несказанно этому рад, — гаркнул Снейп и, мотнув головой, зашагал по скользкому полу прочь так, будто бы скользко ему не было совсем. Прямо в уличной обуви. — Да что я сделал! Уже откуда-то из коридора до него донеслось разъярённое: — Родился на белый свет, чёрт бы тебя побрал! Только ему удалось с горем пополам доползти до двери в спальню, послышался звон бедной щеколды. Он несколько раз безуспешно дёрнул туда-сюда непокорную ручку, бормоча: — Ты… закрылся? За дверью что-то загремело. — Закрылся! — ошалело провозгласил Гарри; кулак его шандарахнул по глянцевому дереву. — Северус, это как вообще понимать-то!***
Северус не хотел выходить из спальни. Совсем не хотел. Ему дорого стоило найти брюки посвободнее, и, пускай он их всё-таки нашёл, дышать стало лишь сложнее. Гарри же, казалось, волновало другое. — Что происходит? — Не понимаю, о чём ты. — Ты убежал от меня! — В собственном-то доме?.. — нервничая, фыркнул Северус. Помолчал. Добавил: — Может быть. — Ладно, я так понимаю, бесполезно спрашивать, что же я такого сделал. Я ведь всего лишь помог господину Уай… — Ничего ты не сделал, дьявол тебя побери. Я… переоделся. И умылся. — Лицо у тебя сухое. — В мои годы это обыкнове… — Северус! Член дёрнулся, натягивая брюки твёрдым бугром. — Гарри, — устало выдохнул Северус. — Это всё не важно. Бог с ним. — Точно бог? — Отстань. Знаешь, я весь вечер хотел спросить, но… Северус потёр переносицу. — Помнишь, я писал тебе… — сказал Гарри, ищущим взглядом обегая его лицо, волнуясь. — Я писал про молодого человека. Который тебя… потерял. Помнишь, а?.. Осознание — мрачное осознание, к чему именно вёл Гарри, лишило его терпения. — Ты сказал мне тогда… — Я помню, что сказал, — тихо перебил Северус. — Если ты хочешь меня упрекн… Он свёл брови и чертыхнулся, когда Гарри, прижав его к единственной по всём коридоре сухой стене, повис на нём тяжёлым камнем. — Нет. Никогда, — слетело с тёплых губ на выдохе. Как же сладко Гарри… дышал. Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт. — В таком случае… — Мне плевать, что ты солгал, — горячо зашептал Гарри, и мысленно Северус проклял себя за необъяснимый ступор, который не позволил ему в этот момент шевельнуть и пальцем. Закрыл глаза, поджимая губы, вслушиваясь в безостановочный шелест над самым ухом: — Я доверяю тебе. Разве я… разве я остался бы здесь, если бы не доверял? Просто скажи, пожалуйста, скажи мне, зачем ты тогда соврал про этого… про этого… Под весом чужого тела Северус невольно шатнулся, и каблук уличных туфель с плеском проехался по мокрому паркету — слишком громко в тишине, затянувшей воздух. — Я человек, — сказал Северус. Он, нахмурившись, попытался вывернуться из-под тяжёлых рук, но Гарри прижался к нему сильнее. — Ты имеешь в виду… Слова наждачкой резанули по горлу: — Я… испугался. — Чт… что? Ноющая боль в паху мешала думать прежде, чем говорить. — Потерять. Испугался. — Ты… ты думал, меня это могло обидеть? — Обидеть, — нервно хохотнул Северус; глаза его потемнели. — Нет. Не думал — я был уверен, ты уйдёшь. — Ну куда? Куда же я должен был уйти? — Блядь, Гарри. Отпусти. Брови у того взлетели. — И что же сейчас? — Ничего. Что-то в Гарри насторожило, взволновало, напрягло его в это мгновение. Тот, втираясь в Северуса всем телом, наигранно изумился: — Вот как? Северус молчал. — Но теперь я знаю. И — угадай что? — я всё ещё здесь. Прямо здесь. У тебя дома. — Действительно. А теперь отпусти м… Напряжение звенело натянутой струной. — Почему ты отталкиваешь меня? Он выпалил на автомате: — Да потому что я… Разряд. То, как вздёрнулся, прижимаясь острыми костяшками к губам, кулак: точно в попытке заткнуть самого себя; то, как оглушающе — для обоих ли — треснула на лице ледяная маска; то, как широко раскрылись глаза — его ненормальные, сумасшедшие, испуганные глаза. Всё это было похоже на мощный статический разряд. А бесстыдная в своей непринуждённости улыбка, в которой растянулись — так близко — до болезни желанные губы… За эту улыбку хотелось незамедлительно наказать. — Ты, Северус?.. И затуманивающее взгляд изумрудное пламя — что, если не его собственный приговор? — Я… — безголосое; язык бесконтрольно мазнул по нижней губе, смачивая. Тишину разрезал загнанный рык, когда движение его, словно в кривом зеркале, повторили — разница заключалась лишь в том, как медленно это сделал Гарри. Он не шатнулся, но по лицу пробежала судорога, стоило неожиданно уверенной ладони обхватить его запястье… Настойчиво оттянуть кисть от лица, вплетаясь пальцами в пальцы, оглаживая одними подушечками паутину набухших вен. — Ты — что? — спросил его Гарри, и этот вопрос насмешливым мелодичным эхом раскатился по всему коридору. А уже в следующую секунду рассудок покинул его, оставив за собой чистейшее безумие. Он и сам моргнуть не успел, как они поменялись местами. С глухим стуком приложившись к стене, Гарри… Задушенно охнул. Поднял на него растерянный взгляд. Проезжаясь макушкой по гладким обоям, беспомощно вцепился ему в предплечье. Правильно сделал, ведь у Северуса появилось явное преимущество. Более того, он держал это преимущество прямо в своих руках. — Хочу… — прорычал Северус, — хочу. И в руках у Северуса было маленькое, сладкое, беззащитное горло. — Ска… скажи, — улыбнулся Гарри, не сопротивляясь, когда он надавил сильнее. Всё вокруг поплыло, загустилось, нагнетаясь тяжёлым давлением, таким, как если бы ему самому только что пережали артерию. — Хочу тебя, — выстраданный ломаный шёпот. Он ударился лбом о стену в каком-то дюйме от Гарри, с трудом заставив себя отпустить напряжённую шею; с силой обнял поперёк лопаток, погружаясь нетерпеливыми пальцами в покорно раскрывшийся рот. Может быть, Северус и не сказал бы ничего больше, может, в паху не случилось бы мучительного спазма, может, ему не подумалось бы, что сердце, вдарив по рёбрам, остановилось… Может быть. Если бы Гарри, расслабив свой наглый язык, не мотнул головой, насаживаясь на его пальцы горлом. — Д-дьявол!.. — выдохнул Северус — и задрожал, почувствовав, как проскальзывает между двух тел горячая ладонь. Под звон металлической пряжки в ушах застучала кровь, а едва Гарри, выныривая из-под его ослабшей руки, пополз вниз по стене, с пересохших губ, перемежаясь бранью, полетело почти паническое: — Т-твою… мать. Я не отвечаю. За себя. Если ты… ч-чёрт тебя… ты слышишь? Если ты с-сейчас же не оста… Как сквозь пелену до него донеслись — два самых пугающих, непростительных слова: — Пожалуйста, Северус. Два слова — и Гарри, подняв на него подёрнутые желанием глаза, в которых не осталось никакой совести, запрокинул голову. Распахнул рот, во всей красе демонстрируя ему блестящий от слюны розовый язык. На коленях. Гарри — перед ним на коленях. Северус больше не отвечал за себя. Как галлюцинация, сон наяву, призрачное наваждение. Он помнил этот неуловимый миг, картинка, яркой вспышкой выбросившая у него из лёгких весь кислород. Тогда, в субботу, семь часов вечера, когда нечто не человеческое — животное, дикое, страшное взвыло у него внутри. В тот момент Северус впервые представил, как Гарри… Представил — так явно, будто бы видел собственными глазами — и испугался. Вот и сейчас: словно во сне он смотрел за тем, как две робкие, но решительные ладони высвобождают из брюк член — его, Северуса, несоразмерно большой, перевитый венами толстый член. Как во сне — опустил веки, но не моргал, боясь утратить ощущение одурманивающей отстранённости происходящего. Словно, широко и уверенно, в первый раз облизнувший крупную багровую головку язык — за кончиком блеснула, растягиваясь, упругая ниточка предъэякулята — никакому Гарри Поттеру не принадлежал. — Чёрт т-теб… кх… Северус, натирая взмокшим лбом дорогущие — какая уже к чёртовой матери разница — обои, закусил собственные пальцы. Его глаза расширились, с жаждой заморённого голодом, замученного и забитого зверя впитывая развернувшуюся картину; свободная рука бессмысленно тряслась над шапкой густых волос. Сколько раз он воображал, как эта вихрастая голова прижимается к его?.. — Возьми, — выдавил Северус чужим, посторонним голосом, стоило зарыться пальцами в растрёпанные пряди; он не выдержал и сжал их, натягивая на кулак, вынуждая посмотреть на себя. И Гарри посмотрел — так дьявольски порочно посмотрел, что ноги у Северуса задрожали, когда послушные, безмолвные губы плотно сомкнулись на твёрдой плоти. — Я сказал. Возьми, — хрипло выговорил он сквозь зубы. А потом, едва отодрав от лица до глубоких вмятин прокушенную кисть, опустил на голову Гарри обе руки — и толкнулся. — Да, — беззвучное. — Вот так, Гарри. Он, закрыв глаза, не смотрел больше — слушал, дурея, короткие будоражащие всхлипы, раздающиеся снизу. Хватал губами воздух, с силой проводя пятернёй по неподвижной голове: обняв его за бёдра, Гарри застыл. Гарри — макушка стукнулась о стену — застыл, точно боялся лишний раз шевелиться; и лишь язык, его фантастически влажный, горячий и неумелый язык скользил по длине распирающего маленький рот члена. Когда Гарри в попытке вобрать его глубже втянул щёки и закашлялся прямо в упёршуюся в гортань головку, под веками сотнями брызг взорвались пёстрые пятна. Северус зашипел, оттягивая его — хрипящего, спешно вытирающего лицо тыльной стороной ладони. — Тш-ш… Не надо. Так — не надо. Это слишк… — Северус! Он опустил голову, безотчётно и как-то механически, будто в сожалении, которого не умел выражать, оглаживая едва не вырванные секундой ранее волосы. Эти бесстыжие зелёные глаза — выступившими слезами ресницы оставили на круглых стёклах мутные пятна. Северус ошеломлённо вперился в них, понятия не имея, какого дьявола обращённый к нему взгляд оказался таким… Дерзким. — Я хочу, — сказал Гарри, упрямо вздёрнув подбородок, — так, как делал ты. А потом, словно чего-то — и совершенно точно не колом стоящего у него прямо перед лицом члена — смутившись, потупился, бормоча: — Просто эта дурацкая… дурацкая челюсть. Северус подавился вдохом. — Что? Гарри прочистил горло и, совсем как зверёк, потёрся щекой о его живот, спрятал лицо. — Эта… господи, как её… — пробубнил он, проезжаясь припухшими губами под задравшейся рубашкой, щекоча носом дорожку тёмных волос. — Ведитация… Несколько секунд Северус бестолково моргал, уставившись на раскачивающегося туда-сюда на коленях Гарри, как баран на новые ворота. Пока, наконец, не понял. И не поправил его — тонкий лёд между смехом и похотью: — Девиация, Гарри. Вконец оробев, Гарри энергично закивал, притягивая его к себе за поясницу. — Хрустит. И больно, когда… — Смещается, — закончил за него Северус. Смахнув со лба испарину, лязгнул зубами, злой то ли на чёртов поттеровский сустав, то ли на очередной спазм, которым свело низ живота от молниеносно стрельнувшей в голову мысли… Едва он эту больную мысль отогнал, тело тряхнуло — Гарри, обхватив его у основания, вновь направил головку к приоткрывшимся губам. — Да и плевать, — бросил он, прежде чем перед глазами у Северуса поплыло. Изумлённый рваный вздох — невыносимое возбуждение навалилось на него с удвоенной силой. Вот же упрямый мальчишка! — Гарри… Постой. Остановись. Некоторое время он скрёб ногтями несчастные обои и то заглатывал казавшийся ледяным воздух, то рвано выдыхал через нос; едва держался на ногах, пока Гарри, отчаянно помогая себе обеими руками, с до дрожи непристойными звуками заталкивал в себя его член. Сосал, ритмично покачивая головой и так широко раскрывая рот, что Северус действительно услышал, как… — Подожди, твою!.. Северус — грудь вздымалась, глаза метали молнии — толкнул коленом окаменевшее плечо и надавил, пригвождая к стене. — Ты никогда. Не ищешь лёгких путей. Не так ли? Подняв на него блестящие глаза, Гарри парировал: — А ты никогда не отпустишь себя, — с хриплым придыханием. — Не правда ли, Северус? Что-то треснуло, раскалываясь у него внутри. — Ты. Маленький. Бесстыдник, — процедил он яростное, хватая его за волосы, вжимая бёдрами в стену. — Руки. Убери. Странный гортанный звук был ему ответом — экзотическая смесь удивления, волнения и… Восторга. Губы у Северуса задрожали в неконтролируемой усмешке; несколько длинных прядей упали на лицо, и кажется, что он был этому очень рад, потому как от провокации во взгляде Гарри окончательно потерял контроль. Это произошло молниеносно — резкое, почти грубое движение: одна рука пробралась за мокрый затылок, фиксируя на месте, в то время как вторая властно, с нажимом обхватила перепачканный смазкой подбородок, нащупывая пальцами нужное место… — Другое дело, — зашептал Снейп, давя на проклятый сустав так, чтобы облегчить себе задачу. И, когда Гарри разомкнул губы, предупредил такой лишний, такой ненужный вопрос, одним рывком вынуждая их раскрыться; не прекращая давить на челюсть, сильней прижал ладонь к болтнувшейся голове — так, чтобы не ударилась о стену. Не выдержал ошеломляюще сладкой вибрации, с которой Гарри замычал — толкнулся ещё раз с утробным хрипом. — Ты был прав. Я слишком много… Толчок; острые ногти впились ему в бока. — Думал… Взмах бёдер под новым углом — головка уткнулась в рефлекторно сжавшееся горло. — Про твой… Гарри поперхнулся, содрогнувшись всем телом, а Северус, которого тряхнуло вместе с ним, выскользнул — всего лишь на секунду, чтобы, услышав судорожный всхлип, с размаху вогнать член между разведённых челюстей. — Рот! По бёдрам побежали две вязкие влажные дорожки, и он не контролировал себя, когда пальцы сильнее нажали на челюсть, удерживая в железных тисках, не позволяя отпрянуть. Отстранённо вслушивался в захлёбывающиеся звуки, зная, что боли не причиняет совсем — до крови прокусил губу, заметив лёгкое шевеление там, внизу. Гарри, ни на секунду не отрывая лица от его паха, нырнул дрожащей ладонью под резинку штанов. На штанах отчётливо проглядывалось маленькое тёмное пятно. Вот как. Тебе настолько это нравится. Северус приложился мокрым, мокрым лбом к стене. И, прошипев себе под нос какую-то хлёсткую бессвязную ругань, приказал: — Расслабь горло. — М-пф! — Я держу тебя. Просто расслабь. Его. Безудержный исступлённый стон разбил стиснутые зубы — Северус его заглушил, елозя саднящими губами по обоям; он задыхался, чувствуя, как раскрывается под мягким давлением глотка. Такая горячая. Тесная. Словно созданная для него одного. Глотка. — Умница, — зашептал он, погружаясь глубже, придерживая задрожавшую у него в руках голову. Секунда. Две. Три… Тишина. Ничего, кроме пьянящей тишины, в которой слышен один только приглушённый хрип. — Такой. Узкий, — нарушил её Северус, качнув трясущимися бёдрами. Закатил глаза, когда Гарри забрыкался, выталкивая его из себя, забрызгивая ему живот выброшенной горлом смазкой. Так приятно, так… что-же-он-творит. — Прости. Прости меня. — Северус… — сиплое, едва слышное. Он закусил щеку изнутри и ждал всё что угодно — всё, начиная от просьбы остановиться, заканчивая обидой, горечью, а может быть… страхом? Даже руки его, расслабившись, приготовились к тому, что из-под них вот-вот вывернутся. Подожмут губы, спрячут опухшие глаза, убегут из этого чёртового дома без оглядки — не то чтобы он этого не заслужил. Но короткий взгляд вниз — и время остановилось. Лицо багровое, волосы растрёпаны так, как Северус ещё не видел, чтобы вообще могли растрепаться волосы; с распухших губ, завораживая, медленно, крупными каплями прямо на строгие лакированные туфли, течёт — то ли слюна, то ли слёзы, то ли… Этот Гарри — Гарри, которого он совсем не знал, неторопливо вытер влажные щёки оттянутым воротом рубашки. Поднял голову, встречаясь с ним огромными, полными слёз и невозможной, необъяснимой… Что это — у него в глазах? Северус судорожно сглотнул, когда Гарри ему криво усмехнулся. — Я не фарфоровый, Северус, — зашептал он, демонстративно приспуская резинку собственных штанов, показывая.. Блядь! — Не надо сдерживать себя. Он вздрогнул, ослеплённый внезапным воспоминанием. Мелодия надламывающегося в звонком стоне голоса у него в динамике. Влажные шлепки яростной дрочки. И это:Быстрее. Не надо. Сдерживать. Себя.
— Ах ты… — Я хочу как ты, — требовательно, едва не выплёвывая слова, сказал Гарри. Мог ли Северус не дать ему то, чего он так сильно хотел? Мог ли сдержаться от хриплого выкрика, кончая в маленький жаркий рот, который отказывался его выпускать? Мог ли не сцеловывать, упав на колени, слёзы со ссадин на улыбающихся губах? Северус не знал. И знать не хотел.***
От пытливого взгляда мисс Паркинсон в среду, девять пятьдесят пять утра, было душно. Гарри шмыгнул носом, хмурясь в ответ надменно взирающему на него снизу вверх питону. — Бестолковая змеюка, — пробормотал он, мысленно проклиная питона за безучастность. — Так почему вы здесь, мистер Поттер? — пошуршав бумажками, вытянулась Паркинсон. — Я пришёл… Его перебил разъярённый окрик: — Какого хрена? — откуда-то из коридора. Не поверив собственным ушам, Гарри нахмурился и… — Так какого хрена? — повторила красная от злости Гермиона. В голове не укладывалось. На всякий случай Гарри поморгал. Два высоких острых каблука, выглядывающих из-под рваных бахил, мешковатая толстовка, задравшаяся на поясе летних джинсов, пугающий изгиб брови, полный натуральной ярости, — правда Гермиона! Гермиона смотрела на ухмыляющегося Драко Малфоя так, словно жить тому оставалось не больше минуты; Драко же невозмутимо качал в руках увесистый медицинский бокс. — Я с кем разговариваю? Мерзковатая ухмылочка стала шире: — Драко Малфой, мисс… — Да плевала я, как вас зовут! Вас под ноги смотреть не учили? — Никак нет, мисс. В стоматологическом нас, видите ли, учили смотреть в ро… Едва Гарри шагнул в сторону тикающей бомбы, дабы предотвратить детонацию, строгий стук туфель заставил его прирасти к полу. Тяжёлая дверь за спиной Драко Малфоя грохотнула, и тот, дрогнув, отшатнулся. — Па… сэр, — пробормотал он. Малфой-старший, сбросив с плеча длинный, длинный хвост платиновых волос, мурлыкнул: — Что здесь происходит? — но не так, как мурлычет какой-нибудь безобидный домашний котик, вовсе нет… Гермиона, вздёрнув подбородок, открыла рот — и тут же закрыла, сглатывая. Сощурившись, Гарри заметил направленный на неё взгляд — необъяснимо хищный и резкий. — Прошу прощения, мисс… — Грейнджер, — проговорила Миона, неотрывно смотря в серые глаза. — Гермиона Грейнджер. И воздух, которым дышал Гарри, был полон странного напряжения. — Гермиона, — негромко повторил доктор Малфой, изучая лицо напротив так, словно в нём заключалась вселенская тайна, которую нужно было непременно разгадать. — Этот молодой человек едва не сшиб меня с ног, так теперь ещё и издевается! — выпалила Миона. — Нет, я, конечно, всё понимаю, рабочий процесс, пациенты не ждут, но в конце-то концов я такой же пациент, и заметьте, первичный! Разве так ведут себя профессионалы? Разве это рейтинг в четыре точка девять? Доктор Малфой, схватившись за переносицу, выдохнул с презрительным свистом и покосился на бледного как мел сына. — Вы абсолютно правы. Возмутительно, — сказал он. — Но сэр!.. — Мистер Малфой сегодня работает сверхурочно… — краем рта улыбнулся Люциус, жестом указывая тому на стерилизационную. — И прежде, чем приступит к своим обязанностям, извинится перед моей пациенткой. Моей пациенткой? Гарри, мягко говоря, охуел. Это к нему-то, Люциусу Малфою, Северус записал Гермиону на приём?.. — Н-но… — Сейчас же. От убийственно-шёлковой интонации этого голоса опешила и сама Гермиона. — Я не хотел, — выплюнул Драко, рассматривая свои белые ботинки. И если возможно пнуть человека глазами, то именно это сейчас произошло. — Я хотел сказать извините, мисс Грейнджер, — поправился Драко, подняв зализанную белобрысую голову. — Извиняю, — растерянно ответила она, глядя не на него — на доктора Малфоя из-под длинных ресниц. — Чудненько. А теперь прошу ко мне. Мой кабинет готов. Гарри остолбенел, недоумённо таращась — Драко моментально убежал прочь, звеня хирургической сталью в боксе, а Миона скрылась за галантно приоткрытой доктором дверью, не оставив и шанса на диалог. Вот так доброе утро. Над ухом послышалось бархатное: — Потерялись, мистер Поттер? Гарри вздрогнул — как обычно, когда Снейп незаметно подкрадывается сзади. — Ты меня напугал. — Вам знакомо слово субординация? — усмехнулся Снейп, мимолётно коснувшись голого затылка пальцами. — Здесь никого нет, — зачем-то тихо сказал Гарри. — Есть целая мисс Паркинсон. И питон. — Как его зовут? — Её. — Что? — Это самка. — Ого. — Нагайна.