Маугли

Попал

После неудачного похода за медом, Вини Пух «отдыхает» под деревом: распоротая тушка, с горсткой рассыпавшихся вокруг опилок, пара лап вообще отсутствует, голова валяется отдельно, на боку и с тоской взирает на эту печальную картину. Из кустов, задом, пыхтя, выползает Пятачок, таща за собой одну из отсутствующих лап, замечает обращенный на него взор медведя, и бросив свою ношу рядом с его распотрошенной тушкой подбегает к голове своего друга: - Вини! Вини! Тебе, сейчас наверно очень плохо? – едва сдерживая слезы, восклицает маленький свин. Винни Пух задумчивым взглядом еще раз проходит по своим останкам и голосом полным скорби отвечает: - Нет, Пятачок, мне сейчас не просто плохо. Мне сейчас полный писец…       Не знаю почему, но именно этот детский анекдот как заезженная пластинка все время крутится у меня в голове. И да, мне и впрямь не просто плохо. Мне скорее именно то, что у медведика: смотреть я могу только одним правым глазом, и то, что я вижу, мне абсолютно не нравится.       Но даже такое открытие глаза доставило боль, да и открылся он едва-едва, так, на небольшую щелочку. Остальное же свое тело чувствую слишком отчетливо и одновременно не чувствую вообще: Болит буквально все, даже язык, которым я хотел пройтись по зубам и проверить их наличие, стоило им пошевелить, добавил еще чуточки боли, заодно наполнив рот солоноватой кровью.       Потолок. Наверно это то, что видит любой приходящий в себя после… попытка вспомнить что со мной случилось, резко отдается глухой болью внутри черепа. Но низкий, видимо когда-то давно беленый сбитый из кривых досок потолок буквально кричит, что тут что-то не так. Впрочем, похоже «не так» тут все: и облупившаяся побелка, и бросающаяся халтурность укладки, но главное – я все вижу неожиданно отчетливо, несмотря на серьезную близорукость. Вижу все, вплоть до самой маленькой трещинки или подернувшегося рыжинкой застарелого развода.       Налюбовавшись на него, скосил взгляд в сторону: маленькая комнатка даже не с кроватью, а если судить по отсутствию спинки в моих ногах, скорее нарами, на которых лежит тощий матрац, край которого выглядывает из под серой простыни. Рядом массивный стул, стол-тумба, видимо идущая с ним в комплекте, со стеклянными бутылочками причудливой формы сверху, да огромный шкаф, видимый с моей кровати только частично.       Помещение на медицинскую палату не походит от слова совсем: голые деревянные стены, чуть выровненные, но все равно видно, что для постройки использовали круглые бревна, с застарелыми пятнами и потеками в щелях от влаги, уже знакомый потолок, даже без намека на лампу или хотя бы крюк под неё, и в самом верху малюсенькое, серое от грязи окошко, слишком сильно напоминающее тюремное. По крайней мере, оно забрано частой решеткой из сваренной стальной арматуры в пару пальцев толщиной.       Сам же я валяюсь на этом топчане, по грудь укрытый старым, полинялым и тонким шерстяным одеялом с еще одной простынкой вместо пододеяльника, поверх которого лежат толстые или из-за обилия бинтов, или из-за гипса мои руки. Ближе к ладоням в некоторых местах можно заметить застарелые потеки крови.       Очередной раз пришедший в голову анекдот заставляет непроизвольно скривиться в гримасе, подражая мимике Вини Пуха, что ожидаемо пронзает лицо резкой болью. Но видимо это движение замечает кто-то, находящийся вне поля моего зрения: - Дэвид, подойдешь сюда? Твоя глиста, кажется, очнулась! – резкий, с примесью недоумения женский визгливый крик врезается в голову, заставляя прикрыть глаз. - Фак! Вот же живучая тварь! – меня обдает вонью давно немытого тела, с таким жутким перегаром, что я с трудом сдерживая кашель, пытаюсь взглянуть на склонившегося надо мной мужика и встречаюсь с неестественно желтыми, близко посаженными глазами на грубом даже не лице, а скорее морде, сейчас расползающейся в жуткой ухмылке.       Да и сам мужик внушает: голый, покрытый бисеринками пота торс, по которому можно изучать анатомию, мощная шея и короткий ежик черных, слипшихся волос над неестественно бледным и болезненным лицом. На несколько секунд он отходит, чтобы вернуться с небольшим, прозрачным пузырьком с зеленоватой жижей.       Не говоря ни слова, он нажимает левой рукой мне на челюсть, заставляя испытать очередные муки боли, и буквально впихивает открытый пузырек мне в рот, кажется, запихнув его мне по самое горло. Не выдерживая пытаюсь вскрикнуть, но жидкость уже течет в меня, и я банально захлебываюсь, пытаюсь кашлянуть, но у меня ничего не получается, выбивает слезы, застилая мне глаза.       Забыв про боль, я пытаюсь бороться за свою жизнь, обреченно мычу, и даже как-то дергаюсь всем телом, чуть не теряя сознание, и это кажется, помогает. Бутылек немного отдаляется, и я, скорее от безысходности, торопливо глотаю жидкость, практически не чувствуя вкуса. - Кроветворное. Себе покупал. Цени мою доброту! – вот только в голосе столько ненависти, что я просто замираю, не понимая, почему? Впрочем, мое состояние можно оценить скорее как обморок с легким присутствием сознания. Как сквозь туман слышу разговор моих тюремщиков, но смысл их слов уже не достигает меня – я плавно проваливаюсь в темноту.       Очередное пробуждение прошло более… комфортно? Тело все еще болит, бинты присутствуют, но я уже могу едва-едва двигаться. Снова рядом оказывается та же женщина. Она, заметив что я пришел в себя, наклоняется, разглядывая мое лицо.       Вблизи я могу рассмотреть ее более подробно: молодая, но совсем не красавица. Волосы длинной по плечи, светлые, с оттенком в рыжину. Лицо слегка вытянутое и тоже чуть бледное, носик в редких оспинах или точнее веснушках, чуть вздернутый, создавая образ этакой лисички. Но что непроизвольно бросается в глаза - неестественно алая помада и чернющие брови, придающие её лицу вид жутковатой «японской» маски. Легкое, светлое платье без рукавов в мелкий розовый цветочек.        Бесцеремонно повертывает моё лицо к свету удерживая за подбородок. Больно… а потом она решает заглянуть мне в глаза и оттягивает веки. Не сдерживая стона, мычу от тупой боли. Она же убирает руки и выпрямляясь, делает мне своеобразный комплимент: - О! А ты уже отлично выглядишь. Ну, почти. – издевается, даже не скрывая этого. - Милый! Твоя снова очнулась! – громко кричит повернувшись в сторону, очередной раз взрывая мою голову острой болью.       Минуту спустя появляется уже знакомый мужик. Сегодня и он одет более цивильно, в рубашку оливкового цвета, скорее всего армейского образца и какие-то темные брюки. Да и перегаром от него уже так не разит. А вот ухмылка его мне совсем не нравится. Кидает оценивающий взгляд, и, взяв мою забинтованную руку в свою лапищу, вдруг резко дергает на себя. Не сдерживаясь, кричу от боли и в очередной раз, проваливаясь в небытие.       Очередное пробуждение было еще более, если так можно выразиться спокойным. Помня о том, что за мной вроде как постоянно следят, постарался не выдавать себя. Для начала мне нужно было понять, что вообще происходит?! Где я и что от меня хотят.       Первое, что сразу бросается в глаза, это мое жуткое состояние. Перевязанные руки, грудь, и если судить по огромным сверткам там, где у меня лежат ноги, то и там тоже есть повреждения. Возможно гипс? Значит у меня присутствуют травмы обоих рук, ног, и груди… ну прямо как у Винни Пуха из того анекдота. С трудом сдержал истеричный смех.       Единственное, что приходит на ум, во всем виновата та проклятая шаровая молния. Но как-то странно – у меня вроде как не ожоги, что следовало ожидать, а скорее физические повреждения. Думаю, она все-таки взорвалась, но так, что что-то случилось с моим домом. Скорее всего он «сложился» а меня каким-то чудом извлекли из под обломков – никак иначе объяснить такое количество травм я не мог. Но я почему-то не в больнице. Хотя за мной и следят, и видимо даже лечат. Хотя отношения ко мне я не понимаю. Ну и еще одно – почему здесь меня воспринимают как женщину? Вот этого я понять никак не могу. Я в свои почти семьдесят конечно, уже не очень и ого-го, но не настолько же!       Или… На душе внезапно стало очень тоскливо – сейчас я вспомнил свою изящную ручку в руках того мужика, перед тем как он её дернул. Почему-то резко защипало в глазах. И вдруг, полностью неожиданно для себя буквально в голос я… заревел! - ну точно баба, ухнуло у меня в груди.       С неприятностью нужно переспать, и тогда она станет не настолько противной… - очередная мысль крутится в моей голове, а я пустыми глазами смотрю в потолок. Ни истерики, ни переживаний. Видимо пока я мотался между явью и бредом таки смирился. Со всем смирился. Боль, она очень быстро расставляет жизненные приоритеты.       Сейчас за мной, наверно, никто не наблюдает. По крайней мере, на мое открытие глаз и шевеление пальцами рук никто не появился, и я просто наслаждаюсь душевным спокойствием и умиротворением. Тело болит, но терпимо. Легкая ноющая боль скорее заставляет сконцентрироваться на мыслях: похоже я девушка(легкая тоска в груди), видимо попаданка, ибо никак иначе появление моего разума в чужом теле просто не объяснить(насколько возможно рассмотрел свои руки, явно чужие и достаточно изящные), и если судить по тряпкам что я видел на следящих за мной - скорее всего где-то послевоенные годы. Может быть пятидесятые – шестидесятые.       Язык, на котором они со мной говорят я понимаю прекрасно, хотя, кажется, это не русский. Вот только никакого другого раньше я просто не знал. Немецкий, что был еще в школе, даже не рассматриваю – это было слишком давно.       Значит, что мы имеем: из плюсов – новое тело, и возможность прожить еще раз жизнь, и может быть, если этот мир похож на мой - какие-то послезнания. Из минусов – я женщина и я заперт в какой-то тюрьме, и я не знаю ничего об окружающем мире. Самое логичное, это тело до моего появления в нем, совершило какое-то преступление и меня лечат, только для суда. Осталось выяснить один вопрос – что мне вменяют и какое будет наказание. Хотя, что сейчас думать, придут мои лекари-тюремщики, рано или поздно сами расскажут.       Мое очередное пробуждение было неожиданным. Разлепив глаза, я увидел рядом с собой ту тетку, что следила за мной. Сейчас она была полностью обнажена и неторопливо одевалась. Заметив то, что я очнулся, ухмыльнулась, но звать мужика сразу не стала, а продолжила спокойно одеваться, нисколько меня не стесняясь. Видимо уже собираясь уйти, неожиданно подмигнула мне и коснулась моей головы ладонью, легко соскользнув по щеке. - Кхм… Стелла?! – где-то за моей спиной раздался недовольный рык, отвлекая женщину. - Он давно очнулся? – его вопрос прозвучал резко, заставив меня скосить глаза – тот же мужчина, проходя мимо женщины гладит её по бедру ладонью, вызывая у той только улыбку. Кажется она совсем не против…       Очередной пузырек утыкается в мои губы. – Пей! Помню, как прошлый раз он меня поил, самостоятельно и торопливо высасываю горьковато-солоноватое с привкусом мяты содержимое. - Отлично! Но доктор посоветовал тебе больше спать! – по лицу прилетает очередная оплеуха, погружая меня в очередное беспамятство.       Я мужик!!! – у меня в душе́ буквально все поет и расцветает. Да-да, именно мужик. Ну, точнее пока еще мальчик… Очередной раз очнувшись, обратил внимание на свои руки. Без бинтов и гипса – непривычно маленькие и с нежной кожей. Ощущал я их как будто чужие. Точнее как давно отлежал и чувствительность до конца к ним не вернулась. Если касаться чего-то, то как будто через вату. Да и на груди уже привычных бинтов тоже не обнаружил. Естественно, замирая в душе, первое, что я сделал – залез к себе в трусы, ожидая и одновременно боясь разочароваться и наткнулся… на что-то. Ну да, как-то очень скромно, конечно, но ведь есть!       Так, держась за то самое место, я и заснул, блаженно улыбаясь. Все-таки, как бы я не уверял себя, что готов к жизни в ином теле, но реальность оказалась немножко иной.