Стукнутый

На уроках Защиты От Тёмных Искусств мы больше не можем задавать вопросы. В этом очень скоро в буквальном смысле на своей шкуре убеждаются Терри Бут и Энтони Голдстейн. Стоит им на пробу попытаться поставить Амикуса Кэрроу в тупик своими заковыристыми рейвенкловскими вопросами, как звучит гневное: — Заклинание Хлыста в качестве наказания! Это должно дать понять вам, мистер Бут и мистер Голдстейн, а также всем остальным, что я не потерплю на своих занятиях ни клоунады, ни пустопорожнего умничанья! Так же обстоят дела и на уроках маггловедения. Когда Алекто Кэрроу сообщает нам, что «магглы являются ничего не стоящими, отвратительными существами и должны рассматриваться не как люди, а как животные», Лаванда Браун поднимает руку: — Но, профессор, как же так? — спрашивает она. — На нашем курсе училась Гермиона Грейнджер, она магглорождённая, но была лучшей ученицей среди нас! — Грейнджер — вылитый бурундук. А бурундук — животное! — в восторге от своего остроумия, хрюкает Миллисент Булдстроуд. Я впечатлён храбростью и благородством Браун. Несмотря на то, что Гермиона отбила у неё парня, девушка отважно бросилась на защиту однокурсницы. Да, Шляпа не ошиблась, распределив болтливую и на первый взгляд пустоголовую Лаванду на Гриффиндор. Однако её выпад вызывает приступ гнева у Алекто. Лицо преподавательницы багровеет, маленькие злые глазки наливаются кровью. Голос Кэрроу обманчиво спокоен, когда она объявляет: — Думаю, одного применения Заклятия Хлыста будет вполне достаточно, чтобы такая умная девушка, как Вы, мисс Браун, усвоила, что магглы, якобы изучающие магию, на самом деле крадут её у нас. Эти животные не могут… — Но ведь Лаванда сказала правду! — Невилл Лонгботтом встаёт со своего места, сжимая кулаки. — Гермиона Грейнджер — умнейшая волшебница своего поколения. Так говорят все преподаватели! — Очень прискорбно, мистер Лонгботтом, что Вы упорствуете в своих заблуждениях, — елейным голосом цедит Алекто, — будучи чистокровным волшебником, Вы должны радеть о сохранении наших магических знаний, а не беспечно наблюдать за их преступным разбазариванием. Впрочем, Вы ещё так юны и неопытны, а Дамблдор в течение долгих лет забивал Вам голову своими бреднями... — Профессор Дамблдор — самый великий волшебник! — гневно кричит Финниган. — Довольно! — взвизгивает Алекто, больше не в силах имитировать самообладание. — Лонгботтом, Финниган, по три Заклинания Хлыста! Каждому! ***** День за днём руки моих однокурсников покрываются всё новыми шрамами. У Лонгботтома один из шрамов пересекает лицо. Это живо напоминает мне мой сон, в котором их лица — его и Лаванды Браун, были изуродованы, а Гарри поручил мне защищать своих друзей. Но я не знаю, не понимаю, не могу придумать: как это сделать? За приведение наказаний в исполнение отвечает Винс Крэбб, один из активных членов восстановленной Инспекционной Дружины. Винсент невероятно горд и доволен собой. Он, тугодум, который никогда не мог толком выполнить ни одного заклинания, до сих пор не научился даже превращать спички в иголки — внезапно обнаружил в себе талант к сотворению пыточных заклятий. И, конечно, с особым усердием он оттачивает своё мастерство на гриффиндорцах, которые никак не перестанут лезть на рожон. Грегори Гойлу поручают наказывать младшекурсников. Их, хвала Мерлину, не хлещут магическим Хлыстом, но тоже подвергают малоприятным заклятиям. — Драко, я не могу, — жалуется мне Грег. — Мне как-то жалко наказывать мелких. Одно дело слегка пугать и отбирать конфеты, и совсем другое — вот это всё! — он горестно машет рукой. — Вчера Алекто велела мне запереть Стивена Сэмюэлса в тёмной комнате наедине с боггартом, а ведь они ещё даже не изучали Риддикулус! — За что? — вскрикиваю я. — Сказал, что скучает по друзьям, которые не приехали в Хогвартс, и что считает новые правила глупыми, а Алекто Кэрроу услышала, и вот! Если честно, Драко, мне тоже совсем не нравится то, что у нас тут происходит. ***** Когда Финниган в очередной раз выступает, теперь уже на уроке у Амикуса, и зарабатывает новое наказание, меня вдруг осеняет. — Я полагаю, Заклятие Хлыста — недостаточно действенное наказание, профессор, — лениво растягивая слова, говорю я, — Круциатус был бы более эффективен в борьбе с непослушанием и невежеством. Все, включая слизеринцев, поражённо ахают. — И я хотел бы лично заняться приведением наказаний в исполнение, — продолжаю я. — Я считаю, что Винсент Крэбб, учитывая его более чем скромные успехи в учёбе, недостаточно компетентен, чтобы использовать сложные Непростительные Заклятия. В глазах Амикуса вспыхивает адский огонь. Он расплывается в довольной, почти плотоядной улыбке: — Отлично, староста Малфой! — хвалит он. — Отныне Вы возьмёте на себя эту благородную обязанность. Винс обиженно шипит. Грег непонимающе открывает и закрывает рот. Гриффиндорцы прожигают меня такими пылающими ненавистью взглядами, что я удивляюсь, как на мне ещё не задымилась мантия. Мой расчёт прост: Круциатус не оставляет следов в отличие от Хлыста, и я всего лишь буду делать вид, что истязаю жертву. Не думаю, что гриффиндорцы из какой-то идиотской гордости откажутся подыграть мне. Вечером Снейп вызывает меня к себе. — Я слышал о Вашей инициативе, мистер Малфой, — как всегда, бесстрастно, говорит он. — Надеюсь, Вы знаете, что делаете. — Да, сэр, — подтверждаю я. — И, надеюсь, Вы отдаёте себе отчёт, что после осуществления наказания Вашу палочку могут проверить при помощи Приори Инкантатем, и если, не дай Мерлин, окажется, что Вы проявили недостаточно усердия… — Ох, — бледнею я. Я совсем не подумал о Приори Инкантатем! — Что ж, — отлично заметив ужас в моих глазах, спокойно говорит Снейп, — я полагаю, что Вы, мистер Малфой, достаточно умный и изобретательный молодой волшебник, и сумеете решить эту задачу с максимальной эффективностью. Я понимаю, что он пытается до меня донести. Я должен придумать, как перехитрить Кэрроу. И времени у меня — до завтра. На утро назначено наказание Финнигана. — Думай, Драко, думай! — шепчу я себе. Уже поздний вечер, я сижу в своей постели за закрытым пологом, от усиленных размышлений у меня уже трещит голова, но я так ни до чего и не додумался. Вдруг моё внимание привлекает ползущий по спинке кровати паук, и я сразу же вспоминаю урок профессора Лжегрюма на четвёртом курсе. Этот злобный безумец демонстрировал нам Непростительные заклятия именно на пауке! Что ж, кажется, у меня нет другого выхода. Я усыпляю несчастное создание заклинанием, заранее увеличиваю его при помощи Энгоргио и кладу в карман мантии. ***** Финниган входит в кабинет для наказаний с таким выражением лица, словно это ему сейчас предстоит скрутить меня в бараний рог Непростительным. Не сомневаюсь, что он сделал бы это с превеликим удовольствием! — Не представляю, что нашло на Поттера, — говорит он, брезгливо, словно на какое-то отвратительное насекомое, глядя на меня, — как ему не противно было дотрагиваться до тебя, пожирательское отродье! И ты, и твой отец, и твоя мамаша… На несколько долгих секунд гнев так захлёстывает меня, что я готов применить Круциатус по назначению и оставить ни в чём не повинного паука спокойно спать в своём кармане, но я усилием воли беру себя в руки и накладываю на Финнигана Заклятие Немоты. Он выпучивает глаза и бессильно сжимает кулаки. — Оставь мою мать в покое, Финниган, и послушай меня, — стараясь звучать спокойно и уверенно, говорю я. — Сейчас я отменю Заклятие Немоты и кое-что сделаю. Кое-что, чему научил нас на четвёртом курсе профессор Грюм. Я вынимаю из кармана раздутого заклинанием паука, и глаза Финнигана расширяются в изумлённом понимании. — От тебя требуется только одно — орать. Как можно громче. Понял? Он потрясённо и неверяще кивает. — Не запори всё, Финниган! Не подставь меня и себя. Я отменяю немоту и, внутренне содрогаясь, навожу палочку на паука. Паук беззвучно корчится, неестественно, судорожно дрыгая всеми восемью ногами, а Симус вопит, как съехавшая с катушек банши.* Это и немудрено: у него, как-никак, тоже ирландские корни. Когда в песочных часах, выданных мне Амикусом Кэрроу, падает вниз последняя песчинка, я опускаю палочку, и паук облегчённо вытягивает всё ещё подрагивающие конечности. — Прости, приятель, — шепчу я, бережно укладывая его назад в карман. Финниган вспотел и раскраснелся от своего дикого крика, и это просто то, что надо! Всё выглядит так, будто он и впрямь только что подвергся пытке. — Эмм, — смущённо бормочет он, — понятия не имею, в какие игры ты играешь, Малфой, но… спасибо, что ли! — Засунь своё «спасибо» себе знаешь куда? — бурчу я. — Э, нет, я не по этой части! — смеётся он. — Предпочитаю, чтобы моя шикарная задница оставалась девственной и неприкосновенной. — Придурок, — беззлобно отвечаю я. — Не забудь в красках живописать, каким ужасным мукам я тебя подверг! — Не волнуйся, буду так кряхтеть и охать, что Кэрроу лопнет от восторга. ***** С этого дня что-то неуловимо меняется. На меня больше не насылают исподтишка Заклятий Подножки, когда я иду по хогвартским лестницам, и я благополучно забываю, как мучительно распухают лицо, глаза и губы, когда в тебя попадает Жалящее. Встречая меня в компании слизеринцев, ребята из ОД осыпают меня ужасными ругательствами, ухитряясь при этом украдкой подмигнуть мне или лукаво ухмыльнуться. А однажды, когда поздним вечером я иду на квиддичное поле, чтобы в одиночестве полетать на метле, то сталкиваюсь там с мелкой Уизли. — Я вижу, что Гарри не зря верил тебе и в тебя, Малфой, — говорит она мне, внимательно изучая моё лицо прищуренными глазами, — мы по-прежнему собираемся с Отрядом Дамблдора в Выручай-Комнате, как и тогда, когда ты охотился на нас вместе с жабой Амбридж. Тебе, конечно, лучше не светиться рядом с нами, чтобы не вызвать подозрений, но я хочу, чтобы вот это было у тебя, — Джинни Уизли вкладывает в мою ладонь зачарованный галлеон. — Если тебе понадобится помощь, ты всегда можешь связаться с нами.