Согрей меня

Когда Фаньсин успокоился до того состояния, что смог подняться на ноги, Пейсинь отвел его в свою комнату. Уложил на кровать, накрыл одеялом, а сам забрался рядом и крепко обнял его со спины. Фаньсин всхлипывал какое-то время, но постепенно затих, а потом и заснул. Пейсинь слушал его дыхание, и сердце обливалось кровью. За боль любимого человека, за все несчастья, что обрушились на его голову. Хотелось сделать для него так много… И было страшно, что не хватит сил. Впрочем, что-то Пейсинь мог. Он увез Фаньсина оттуда, где его мучали, дал ему кров и тепло. А если родители будут против, они просто уйдут. Пейсинь не собирался оставлять его ни на минуту, пока нужен ему. Он не знал, сколько так пролежал с ним, охраняя его сон. За окном давно стемнело, и Пейсинь сообразил, что родители должны бы уже вернуться. Так и вышло — вскоре внизу послышался шум. Фаньсин, как ни странно, не проснулся. Пейсинь осторожно отстранился и встал — стоило поговорить с родителями без него, потому что он понятия не имел, как те отреагируют. Странное дело — прежде Пейсинь переживал бы до холодного пота, что скажут отец и мать на то, что он влюбился в парня. А сейчас ему было почти все равно. Когда с любимым творилось такое, чего сам Пейсинь никогда в жизни не видел, остальное уходило на второй план. Неслышно прикрыв за собой дверь, он спустился вниз. Отец заносил сумки в дом, мама уже чем-то гремела в кухне. Услышав его шаги, она обернулась и просияла улыбкой. — А-Синь! А мы подумали, тебя дома нет. Ты спал? — Нет, просто лежал. — Пейсинь приобнял мать и чмокнул в щеку. — Как съездили? — О, хорошо! Твоя тетя просто закормила нас вкусностями, мне ее кулинарные способности и не снились, честное слово, — рассмеялась мать. — Вся диета насмарку… Но оно того стоило! А ты как провел время? Отдохнул? — Да… — Пейсинь потер шею рукой, не зная, с чего начать. В этот момент в дверях кухни показался отец. — Привет, сынок, — похлопал он его по плечу. — А чьи это вещи стоят у порога? — Вещи? — Мать перегнулась через него, выглядывая в коридор. — О, и правда… А я даже не заметила. Пейсинь, у которого разом пересохло в горле, невольно сделал шаг назад. — Это… У нас гость, — тихо ответил, а отец вопросительно взглянул на него. — Кто же? Пейсинь снова сглотнул. — Чжэн Фаньсин. Мама вскинула брови, мгновенно посерьезнев. — Кто такой Чжэн Фаньсин? — не понял отец. — Это мальчик, с которым Пейсинь проходит практику, — ответила мать вместо Пейсиня. — У него дома проблемы, я тебе как-то рассказывала. — А, понял. — Отец не сводил с Пейсиня пристального взгляда. — Что-то случилось? — Случилось. У него отчим опять… И я… Пейсинь разом потерялся, не зная, с чего начать, перед глазами снова всплыли две кошмарные сцены, невольным участником которых он стал. Отец поманил его и усадил на стул: — Так, успокойся. Расскажи по порядку. Мама села на соседний стул, отложив свои хлопоты. Под их внимательными, чуть встревоженными взглядами Пейсинь как-то сразу собрался. И стал рассказывать — о том, как они с Фаньсином проходили практику, какой он умный и способный. Как узнал, что у него неприятности дома. Как застал его в тяжелый момент, и как мать Фаньсина буквально уничтожила сына своими абсурдными обвинениями. Говорил долго, стараясь не упустить ничего. Голос то и дело дрожал, но мать успокаивающе поглаживала его по руке, и он снова собирался с силами. Когда он закончил, мама огорченно качала головой, тихо приговаривая: — Как же так… Чем думала эта женщина? У нее, похоже, случилась истерика, но настолько не видеть реального положения вещей… Бедный мальчик! Он не заслуживает этого. — Я не мог его там оставить, — прошептал Пейсинь. — Простите, что не спросил разрешения. Если вы против, что он у нас, мы сегодня же уйдем. Мама удивленно ахнула, а отец вскинул ладонь: — Так, Пейсинь… Его никто не гонит, о чем ты вообще говоришь? Парню нужна помощь, и мы ее окажем. Тем более, что вы, как я вижу, очень подружились. Прежде ты ни с кем так быстро не сходился. Пейсинь понял, что вот он, тот самый момент истины, и дальше замалчивать нельзя. Сделав глубокий вдох, он поднял глаза и решительно проговорил: — Он мне не друг. Мы встречаемся. Повисла тишина. Отец непонимающе нахмурился, а мама закусила губу и кивнула. По ее взгляду Пейсинь вдруг четко понял — она знала. Один Бог ведает, откуда, но знала. — В каком смысле? — все же, вопросил отец. Видимо, не мог осознать сразу такие новости. — В том самом. — Пейсинь выпрямился, стиснув пальцы. — Я его люблю. И он мой парень. Отец тяжело и долго смотрел на него, а потом вздохнул и, откинувшись на спинку стула, потер виски. — Та-а-ак… — протянул он. — Становится все интереснее. И с каких пор ты влюбляешься в парней? — С недавних, — тихо ответил Пейсинь, опустив глаза. Щеки пылали, сердце стучало. — И ты уверен, что это не просто увлечение? Пейсинь, тебе двадцать два года. Рановато рассуждать о любви. — Как будто мы с тобой не в девятнадцать поженились! — внезапно воскликнула мать, и Пейсинь вскинул на нее взгляд. Она казалась очень недовольной — только не его признанием, а реакцией отца. — Что ты сразу свои оценки ему выдаешь? Если Пейсинь говорит, что любит, значит, так оно и есть. Разве наш сын когда-то принимал поспешные решения или делал сгоряча? — Ты хочешь сказать, что одобряешь это? — сдвинул брови отец. — А он это рассказывает не ради нашего одобрения! Он делится с нами неприятностями, и ждет хотя бы понимания, если не помощи! Ты предпочел бы, чтобы Пейсинь молчал о своих отношениях и годами скрывал правду? — Разумеется, нет. — Отец сжал губы, глядя в сторону. Пейсинь вдруг ясно увидел, что они с мамой уже не так молоды, как прежде. У мамы вечные морщинки вокруг глаз, отец чуть осунулся и часто выглядит уставшим. А тут еще он с такими новостями… — Простите меня, — попросил он. — Я не хотел вас расстраивать. И понимаю, что вам может быть неприятно, что… Но я ничего не могу с этим сделать. Так вышло, и я ни о чем не жалею. Мы уйдем, как только Фаньсин проснется. Мама возмущенно открыла рот, но ее опередили — с порога послышался любимый голос, охрипший после слез и сна: — Я уже проснулся. У порога стоял Фаньсин — еще очень бледный, помятый, с покрасневшими глазами. Едва он сделал шаг, как его чуть покачнуло, и Пейсинь, подорвавшись, устремился к нему. — Ну, зачем ты встал? Полежал бы еще… — тихо проговорил он, обнимая Фаньсина за талию и поддерживая. Тот, казалось, хотел вырваться, но просто накрыл его руку своей. — Святые небеса… — всплеснула руками мама, соскакивая с места и помогая довести Фаньсина до стула. — Садись, мой хороший. Я сделаю тебе чай… Хотя, сначала кое-что выпей, так дело не пойдет. Мать заметалась по кухне, наливая в стакан воду и добавляя туда успокоительное. Вложила стакан в дрожащие пальцы Фаньсина, а у того глаза снова наполнились слезами. Стакан застучал о зубы, когда он поднес его ко рту, и Пейсинь мягко перехватил его руку, помогая попить. Когда тот допил, Пейсинь обнял его за плечи. — Ну, все, все, — ласково прошептал он. — Все хорошо. Дыши глубже, сейчас отпустит. Фаньсин послушно вдыхал, силясь не дрожать, а Пейсинь, не сдержавшись, поцеловал его в висок. Со стороны отца послышался невнятный звук. Подняв глаза, Пейсинь поймал его совершенно ошарашенный взгляд. Причем, нельзя было сказать, чего в этом взгляде было больше — изумления или смущения. — Кхым… — прочистил горло отец и обратился к жене: — Завари нам чай, пожалуйста. И достань пирожные, мы про них забыли… — Я там ужин приготовил, — мотнул головой Пейсинь в сторону холодильника. — Лапшу, и свинину пожарил, только разогреть надо. — Ты и готовить умеешь? — послышался слабый голос Фаньсина. Пейсинь поймал его полный теплоты взгляд и не сумел сдержать улыбки. — Да, еще убедишься в этом сам. Фаньсин вернул ему улыбку, а потом сделал глубокий вдох и словно собрался. Выпрямившись, он устремил взгляд на отца Пейсиня. — Господин Ци, — начал он и взглянул на мать: — И госпожа. Прошу прощения, что потревожил вас. Я ни в коем случае не хотел создавать неудобства, и покину ваш дом… Подожди, дай сказать! — накрыл он руку подпрыгнувшего на месте Пейсиня. — Как я понимаю, Пейсинь вам уже обо всем рассказал? Отец молча кивнул. — Тогда я… — Фаньсин чуть запнулся. — Не буду скрывать, что возвращаться к матери я пока не намерен. Ей нужно успокоиться и прийти в себя, а денег на жизнь я оставил, голодать она не будет. Сам я сниму квартиру — у меня есть подработки, смогу себя содержать. Я не прошу Ци Пейсиня идти со мной и ни в коем случае не заставляю. Но хочу вам сказать, что отношусь к нему… Он мне очень дорог. И я не допущу, чтобы он как-то пострадал из-за моей жизненной ситуации. Все случившееся не имеет к нему отношения, и… — Ну, началось, — закатил глаза Пейсинь. — Опять ты за свое? Никуда ты один не пойдешь! И пострадаю я из-за тебя только в одном случае — если меня не будет рядом! Когда ты уже, наконец, это поймешь? — Да я понимаю, но ты… — Ну-ка, тихо! — внезапно повысил голос отец Пейсиня, и парни тут же примолкли. У Пейсиня возникло стойкое ощущение дежавю — совсем недавно Тао Ше точно так же призывал их к порядку, когда они принялись выяснять отношения. — Я выслушал вас обоих, а теперь послушайте меня. Я — не изверг, и хотя, не скрою, новости о вас мне не нравятся, но мучить собственного сына не собираюсь. Чжэн Фаньсин, ответь мне на несколько вопросов. Во-первых, что у тебя за подработки? — Официантом в кафе. И пишу небольшие программы, сайты мелкие делаю. — Где берешь заказы по программированию? — В интернете. Либо знакомый подкидывает, я его с университета знаю… Отец продолжал методично допрашивать Фаньсина, вызнавая буквально все, от размера его зарплаты до группы крови. А Пейсинь жадно слушал — его знания о Фаньсине были немногим более полными, чем у отца. Слушал и все больше таял в нем. Казавшийся неуловимым столько недель, любимый человек сейчас был как на ладони, обнажая душу и самую личную информацию. И ни разу не заколебался, прежде чем отвечать. Похоже, наконец-то, Чжэн Фаньсин ему поверил. Когда вопросы отца иссякли, а Фаньсин, как ни странно, почти пришел в себя, мама принялась ставить на стол тарелки. — Давайте поедим. Дорогой, хватит мучить мальчика! Пусть покушает, он бледный, как привидение! — Я все узнал, что хотел, — проворчал отец, но подвинул тарелку. Только не себе, а Фаньсину. У Пейсиня сердце скакнуло куда-то в горло, а Фаньсин покраснел. Переглянувшись, они послали друг другу нерешительные улыбки, после чего все принялись ужинать. Отец не одобрял разговоров за едой, но в этот раз, видимо, смилостивился. Мама рассказывала о поездке, о том, какое красивое море в это время года, какие чудесные пейзажи, причем вела себя так, словно Фаньсин всегда был здесь, с ними. Словно всегда они ужинали, точно одна семья. Пейсиня самого топило в море — горячем море, в которое он окунался с головой с каждым теплым взглядом, что мама бросала на его парня. И рука, сжимающая сердце, потихоньку ослабевала. Сам Фаньсин говорил мало, но слушал с неослабевающим вниманием. Держался скромно, но с достоинством, и то и дело смотрел на Пейсиня. Так ласково, что щеки того удушливо заливались алым. Когда ужин подошел к концу, отец промокнул губы салфеткой и откашлялся. — В общем, так, — начал он, и Пейсинь с Фаньсином мгновенно подобрались. — Сейчас у вас преддипломная практика, потом сам диплом. В такой момент, ни о каких переездах и мотаниях по съемным квартирам не может быть и речи. Поэтому ты, — кивнул он Фаньсину, — живешь у нас, пока вы не закончите университет. Возражений я не приму. Подработку в кафе оставляешь — тебе нужно нормально пройти практику и выпуститься, а не убиваться на низкоквалифицированной работе. Написания программ тебе должно хватить на жизнь, потому что за еду и жилье платить не придется. И пусть Пейсинь тебе помогает, ему не помешает набраться ума и практики. Фаньсин обалдело застыл, лишь хлопая глазами, а Пейсиню хотелось вопить от счастья. Он и не ожидал от отца такой поддержки! — Далее, по поводу твоей работы после окончания университета, — продолжил отец. — Ты все верно понимаешь, с таким эпизодом, как с твоим отчимом, в крупные фирмы тебя не возьмут, но вот с фрилансом дело обстоит иначе. Если хорошо закончишь учебу, я покажу твой диплом и примеры работ кое-кому. Оценят хорошо — и проблем с заказами не будет. От тебя я жду только одного — чтобы ты был искренен с моим сыном. Фаньсин, который то краснел, то бледнел, сложил руки перед грудью и склонил голову. — Большое спасибо, — услышал Пейсинь его тихий голос. — Я перед вами в долгу. И… Я всегда был искренним с Ци Пейсинем. В том числе, и когда говорил, что ему не стоит со мной связываться. — Фаньсин! — возмущенно выпалил Пейсинь, а отец только усмехнулся. — Вот и правильно. Говори, что думаешь, но помни — нет неразрешимых проблем. Разобраться можно со всем, было бы желание. Ты и сам доказал это своим поступком, справившись с тем, кто мучил тебя и твою мать. Фаньсин, закусив губу, кивнул. Он казался огорошенным новостями, но мгновенно очнулся, стоило матери Пейсиня сесть рядом и взять его за руку. — Фаньсин, — ласково позвала она. — Пожалуйста, не смущайся и не чувствуй себя обязанным. Ты оказался в трудной ситуации, и мы рады тебе помочь. К тому же, я знаю, что мой сын тебя любит. Я сразу это почувствовала, еще когда он впервые заговорил о тебе. Ты меня, наверное, не помнишь? Вы с мамой подавали заявление в полицию, а я его принимала. Тот широко распахнул глаза. — Да, и правда… — пробормотал Фаньсин. — А я все думал, где вас видел. Значит, вы рассказали Пейсиню? — Я, — подтвердила мать. — Не сердись на меня, пожалуйста. Я видела, что ты ему небезразличен, и решила, что он должен знать. — Я не сержусь, — вздохнул Фаньсин. — Напротив, благодарен. С проблемами нужно разбираться, а не прятаться от них. — Вот и хорошо. — Мама улыбнулась и встала. — Идите, мальчики, отдыхайте, я сама тут приберу. — Спасибо, госпожа Ци, — снова чуть поклонился Фаньсин, а мама потрепала обоих парней по волосам. — Зови меня тетушкой. Фаньсин молча кивнул, очевидно, пытаясь снова не расчувствоваться. Пейсинь потянул его из-за стола, а отец двинулся следом. Прихватил вещи Фаньсина и указал парням на лестницу. Когда они поднялись, отец поставил сумки в комнате и повернулся. — Так, ребята, — сурово начал. — Я проявляю невиданное понимание, но на один пункт оно не распространяется. Если я или мама услышим хоть один неприличный звук из вашей комнаты, я живо расселю вас по разным спальням. Ясно? Я предупредил. С этими словами отец ушел вниз, а Фаньсин выдохнул, чуть нервно рассмеявшись. — Я думал, он скажет — «живо выкину тебя отсюда», — признался он, а Пейсинь обнял его и потянул в комнату. — Действительно, невероятное понимание… Закрыв за ними дверь, Пейсинь прижал его к себе и по-настоящему выдохнул. — Неужели мы сможем просто быть вместе, — пробормотал он. Фаньсин прижался к нему в ответ. Сердце его билось очень быстро, отдаваясь в грудь Пейсиня. — Я очень на это надеюсь, — тихо проговорил он. — Честно говоря, еще не осознал до конца… Обо мне никто никогда не заботился, кроме матери. И мне это так странно… Я не понимаю, чем заслужил. — А почему нужно обязательно заслужить? — Пейсинь чуть отстранился и взглянул в любимые черные глаза. — Почему тебе не могут помочь просто потому, что тебе это нужно? Прими это, и не думай слишком много. Подумай лучше о том, какой ты замечательный, и как я тебя люблю, всё полезнее будет. Фаньсин снова приник к нему и уткнулся лицом в шею. — Прости, я… — глухо проговорил он. — У меня такой сумбур в мыслях. Я хочу быть с тобой, хочу радовать тебя, а не заставлять переживать. Ты для меня самый важный человек на свете. Пейсинь все понял. Фаньсин всегда был честен с ним, вот и сейчас — он еще не смог уложить все случившееся в голове, а потому не торопился с признанием. А, может, еще не был готов произнести те самые слова, пока его любовь, пусть сыновнюю, безжалостно растоптали. — Я понимаю. — Пейсинь погладил его по спине. — Все хорошо. Ты со мной, и это главное. Фаньсин нашел его губы и вжался в них поцелуем. Сначала они трепетно и нежно ласкали друг друга, но мерцающий огонек махом попытался разгореться в бушующее пламя. — Так… Фаньсин… — попытался отстранить его Пейсинь, когда настойчивые руки проникли ему под футболку. — Нам нельзя шуметь, ты помнишь? Я не собираюсь спать с тобой в разных комнатах, так что давай притормозим. Фаньсин издал чуть слышное рычание, но убрал руки и даже шагнул назад. Дыхание его сбилось, щеки раскраснелись, и Пейсинь не смог сдержать довольной улыбки. Довольной, потому что видеть возбужденного, но неудовлетворенного Фаньсина было куда приятнее, чем расстроенного. — Радуешься, зараза мелкая? — прищурился тот, складывая руки на груди. — Знаешь ведь, что заводишь меня с пол-оборота. Пейсинь рассмеялся. — Конечно, радуюсь. Ты же меня тоже заводишь. Вообще, я не понял, какие претензии? Сам меня поцеловал! — Можно подумать, мог не поцеловать. — Фаньсин скользнул к нему и быстрым движением легонько сжал его член через штаны, от чего Пейсинь едва не поперхнулся, а потом выпустил и отошел. — Чтоб мне не одному мучиться. — Вот паршивец… — прошипел Пейсинь, поправляя ширинку. — Чего улыбаешься? Пошли вещи разбирать, иначе выдам тебе мою пижамку со слониками. — Мой слоник может спать и без ничего, — как ни в чем ни бывало, пожал плечами Фаньсин и со смехом увернулся от щипка. — Все, все, прекращаю… Они разложили вещи Фаньсина, повесили костюмы и рубашки в шкаф — даже почти не помялось — а потом завалились на кровать. Несмотря на видимое спокойствие, Пейсинь видел, что Фаньсин нервничает. — Переживаешь о маме? — все же, спросил он, и Фаньсин, помедлив, кивнул. — Позвони ей. Просто узнай, как она. — Соседке позвоню, — сдался Фаньсин. — Она все время у нас ошивается… Любопытная тетка, но неплохая. Это ей мама хотела тебя продемонстрировать. Пейсинь протянул ему его телефон, который лежал на тумбочке. — Твоя мама не одобряет, что ты встречаешься с парнями? — тихо спросил он. Фаньсин невесело улыбнулся. — Я не встречался с парнями, только спал. До тебя ни с кем не заводил отношений. Как-то не до этого было… — Пока Пейсинь, чуть оглушенный этим признанием, переваривал новость, Фаньсин продолжил: — И не то, чтобы мама не одобряла… Конечно, ей не особо нравилось, но я признался довольно давно, и, думаю, она привыкла. То, что она наговорила сегодня — скорее, желание меня задеть. Домой я никого не приводил, если ты подумал об этом. — Нет, не подумал, — честно сказал Пейсинь. — На самом деле, я удивлен, что мои родители так спокойно восприняли новости. Особенно отец… И очень рад этому. Нам и так досталось, чтобы еще за это переживать. Фаньсин положил голову ему на плечо и вздохнул, крутя в руках телефон. — Тебе много приходится переживать из-за меня, — тихо обронил он. — Жил спокойно, пока я не втянул тебя во все это… — Ну, а ты как хотел? — Пейсинь чуть встряхнул его. — Когда человек тебе дорог, ты невольно за него переживаешь. Что в этом неправильного? Фаньсин обнял его, поглаживая. — Я никогда не думал, что встречу такого, как ты, — признался он. — Того, кому я буду нужен. Кто будет видеть меня самого, а не только внешнюю оболочку. И мне страшно… Страшно поверить и страшно потерять тебя. Я боюсь сделать что-то не так… Как тогда, когда накричал на тебя, а ты этого нисколько не заслуживал. Мне было так стыдно потом… Мучился от того, что ранил тебя. А когда увидел, так и не сказал об этом, вместо этого тут же полез к тебе. Я не умею выражать чувства, Пейсинь. Все, что я делаю, это лишь язык тела. Но ты… К тебе у меня чувства совсем другие. Намного сильнее, чем все, что когда-либо было в моей тупой жизни. Прости меня… Прости, пожалуйста, что я такой… Фаньсин уткнулся лицом ему в грудь, а Пейсинь прижался к нему крепче, чувствуя, как трепещет в груди сердце от его признаний. — Я люблю именно такого, — прошептал он, целуя Фаньсина в волосы. — И давно простил. Единственное, что неправильного ты можешь сделать, это оттолкнуть меня. Все остальное у тебя прекрасно получается. Некоторые вещи — особенно… Прекрасно и глубоко. Послышался тихий смех. — Умеешь ты вывести из депрессии… — Фаньсин выпрямился и взглянул на него повлажневшими глазами. — У меня еще много чего есть в запасе. Тебе понравится. — Верю, — выдохнул Пейсинь ему в губы и поцеловал. Прихватывал нежные влажные губы, проникал языком в рот, руками жадно оглаживал подтянутое тело. Такой горячий, такой желанный… Ниже пояса все опять напряглось, дальше некуда, и когда Фаньсин, забравшись на него, развел ему ноги и притерся, Пейсинь едва сдержал стон. Голова плыла, сердце колотилось, и так хотелось… Послышался стук в дверь, и они тут же отскочили друг от друга, судорожно поправляя одежду. — Мальчики, у вас все в порядке? — послышался голос матери. — Ничего не нужно? — Все нормально, мам, — хрипло отозвался Пейсинь, силясь прийти в себя. — Мы скоро ложимся. — Мы с папой тоже. Если что-то понадобится — говорите, не стесняйтесь. Спокойной ночи! — И вам, — отозвался Пейсинь, а потом встретился взглядом с Фаньсином, и обоих разобрал безудержный смех. — Того, что нам понадобится, у них точно нет, — проговорил Фаньсин, смеясь. — Чувствую себя подростком… Пейсинь провел руками по лицу, не в силах стереть дурацкую счастливую улыбку. — Я тоже. Но мне нравится… Так, слушай, а ты как собрался звонить той тетушке? Время уже час ночи! — Она не спит допоздна, — отмахнулся Фаньсин, но тут же посерьезнел. Выпрямился, сел и набрал номер. Барабанил пальцами по колену, явно нервничая, и Пейсинь приобнял его сзади. Напряженная спина слегка расслабилась. — Алло?.. Да, это я… Как она? Лучше? А вы давно у нее были?.. Ладно, хорошо. Она собрала деньги? Тетушка, сходите, пожалуйста, завтра с ней за покупками. Спасибо… Да ничего не случилось, просто она перенервничала, вы же ее знаете… Да, я ночую у своего парня. Скажите ей, пусть звонит мне, если что-то понадобится. Вы тоже звоните, хорошо? Знаю, знаю… Спасибо. Доброй ночи. Сбросив звонок, Фаньсин шумно выдохнул и потер глаза. — Все нормально? — Пейсинь подлез под его руку и лег ему на колени. Фаньсин кивнул, поглаживая его по лицу. — Да, так, как я и ожидал… Хорошо, что есть Цзя Линь, они с мамой хоть и вечно ругаются, но всегда вместе. Она позвонит мне, если что-то пойдет не так. Пейсинь кивнул, глядя на Фаньсина снизу вверх, и тот улыбнулся. — Вечно бы смотрел на тебя. Даже не представляешь, как я изводился в выходные, когда мы не виделись. Думал о тебе, о том, чем ты занят… Столько раз порывался позвонить или написать. И сдерживал себя. Часть меня жалеет об этом, но другая часть все еще с укоризной качает головой. У Пейсиня дыхание перехватило от услышанного. Фаньсин тоже хотел его видеть… Так и тянуло удариться в ответные признания, но это снова закончится поцелуями, а потом… Собрав в кулак всю силу воли, он проговорил: — Пусть твоя укоризненная часть идет в одно место, а жалеющая перестанет жалеть, и… Короче, пусть все твои части идут в душ — нам ложиться пора, иначе мы завтра не встанем. Фаньсин хохотнул и позволил Пейсиню встать. — Ты не против, если слоник сегодня поспит в одних трусах? — невинно поинтересовался он. — Жарковато для пижамы. Пейсинь с шумом втянул воздух и подтолкнул Фаньсина в сторону ванной. — Иди уже! Помой слонику хобот… Под приглушенный смех Фаньсин ретировался в ванную комнату, а Пейсинь, кусая губы, принялся расстилать постель. В том, что спокойно они не уснут, он не сомневался, а вот в своей выдержке — очень даже. Когда Фаньсин его ласкал, он натурально терял голову, и мог застонать довольно громко. Может, все-таки, удастся уговорить Фаньсина сегодня обойтись без секса? Хотя так хотелось… Можно, конечно, просто подрочить друг другу и на том успокоиться — все лучше, чем ничего. Решив, что так они и поступят, Пейсинь чуть приободрился. Он уже закончил с постелью, и сейчас просто присел на кровать, думая обо всем, что случилось. Внезапно накатило такое огромное и жаркое чувство, что стало трудно дышать. Фаньсин здесь, с ним. В его доме. В его жизни… Он пришел, когда Пейсинь уже и не ждал. Открылся, отдал всего себя ему в руки, поверил и позволил утереть ему слезы. И Пейсинь не знал, заслужил ли он такой подарок от судьбы. Счастье быть с любимым человеком и разделять с ним радость и невзгоды… Но своего шанса упускать не собирался. Теперь уже никогда. Когда Фаньсин, разгоряченный и раскрасневшийся, вышел из душа, у Пейсиня мгновенно испарились все мысли насчет «обойтись руками». От его вида, почти голого, невыносимо красивого, сознание утекало ниже пояса, но Фаньсин внезапно сбил его настроение: — Слушай, я совсем забыл, — удрученно проговорил он, — что у меня прога недоделанная. Там совсем чуть-чуть осталось, но надо дописать и отправить. — Давай, я помогу? — предложил Пейсинь, но Фаньсин покачал головой: — Там немного, ты дольше разбираться будешь. Иди пока в душ, может, я успею. Пейсинь послушался. Прихватил трусы из комода, пока Фаньсин доставал ноут, а потом, чмокнув его во влажное плечо, ушел мыться. Горячие струи воды приятно расслабляли, и в теле с новой силой просыпались вполне конкретные желания. Когда Фаньсин так близко, невозможно было не думать об этом. Может, все-таки, как-нибудь… Возвращаясь в комнату, Пейсинь надеялся застать любимого в постели, но тот сидел за его столом, уткнувшись в ноутбук. Заглянув Фаньсину через плечо, Пейсинь подавил вздох — работы там было явно не на пять минут. — Я быстро, — пообещал Фаньсин, не отрываясь от экрана. — Ложись пока. Если уснешь, не страшно… Еб твою мать, на что я жмал? Совсем тупой… Так, ну-ка… Пейсинь подавил смешок и отправился в кровать. Лег, какое-то время наблюдал за Фаньсином, но усталость брала свое. Послав ему воздушный поцелуй, Пейсинь повернулся на бок и закрыл глаза. Было душновато, но включать кондиционер и закрывать окно не хотелось. Легкий аромат травы, влажного после прошедшего дождя асфальта и чего-то неуловимого, чем пахнет только в городе по ночам, нравился Пейсиню. Со вздохом откинув простынь, он устроился поудобнее. Мысли путались, разбегались мерцающими дорожками и собирались снова. Так спокойно и хорошо… Пейсинь почти задремал, когда почувствовал, как горячее тело плотно прижалось к нему сзади. Захлопал ресницами, осознавая, что в комнате темно и тихо. По груди и бедрам скользнула жадная рука, прерывистое дыхание защекотало шею. — Я тебя разбудил? — прошептал Фаньсин, вжимаясь в его ягодицы недвусмысленной твердостью, и сон Пейсиня как рукой сняло. — Д-да… — чуть слышно ответил он и зажмурился, когда настойчивые пальцы забрались в трусы и сжали почти отвердевший член. — Не буду извиняться… — Язык Фаньсина провел дорожку по его шее. — Ты так соблазнительно отставил попку, что у меня не было вариантов. Он снова притерся к Пейсиню, и у того закружилась голова. Пульс мгновенно взбесился, он вцепился руками в подушку, мелко дрожа от нахлынувших ощущений. Рука Фаньсина на члене, его стояк, с силой вжимающийся между ягодиц, темнота и жар… Пейсинь тяжело дышал, совершенно не соображая, и чуть вздрогнул, когда Фаньсин потянул с него трусы. Он хотел развернуться — тот не дал, мягко, но с усилием укладывая его на живот. Навалившись сверху, Фаньсин обжигал шею жарким дыханием. Его вес так восхитительно давил, что Пейсинь невольно развел ноги. И тут же опомнился. — Фаньсин, — повернув голову, торопливо зашептал он. — Ты хочешь прям до конца? Но я не смогу сдерживаться… Начну стонать, и нам конец… — А ты постарайся. — Шепот Фаньсина мурашками пробегал по коже. — Выбирай, чего ты хочешь. Обойтись чем-то попроще, или сдержать себя и получить вот это… Его пальцы, уже смазанные — когда только успел? — скользнули между ягодиц и надавили. Несмотря на то, что чувствительное отверстие еще ныло после вчерашнего, у Пейсиня будто ток прошел по позвоночнику. Он собирался возразить, правда. Но, когда сразу два пальцы ввинтились внутрь, разом утратил голос, да и силу воли в придачу. На сей раз, Фаньсин очень быстро добрался до простаты. Пейсинь вцепился зубами в подушку и зажмурился, когда пальцы принялись ритмично проходиться внутри. Шире раздвинул ноги, едва дышал, вздрагивал от жалящих влажных поцелуев в шею и умирал от желания. Хотелось глубже, сильнее, быстрее… Собравшись с силами, Пейсинь отнял лицо от влажной от пота подушки и выдохнул: — Трахни меня… Я больше не могу! Фаньсин за его спиной вздрогнул. Горячо задышал в шею, а потом ненадолго приподнялся. Пейсинь слышал шуршание упаковки, щелчок тюбика со смазкой и силился успокоить взбесившееся дыхание. Главное, держать язык за зубами… Он сможет, сможет… Когда жаркое тело снова прильнуло к нему, Пейсиня начало трясти от предвкушения. Он почувствовал, как головка уперлась между ягодиц, Фаньсин шепнул: — Тихо, мой хороший… А потом толкнулся внутрь, сразу целиком. Пейсинь снова вгрызся в подушку и издал едва слышный стон. Знал бы Фаньсин, чему ему это стоило… Твердый член, так настойчиво и властно проникший в него, выбил из Пейсиня неистовую дрожь. Собственный орган был зажат между ним и постелью, и легкое трение, когда Фаньсин принялся плавно двигаться внутри, сводило с ума многообразием ощущений. Было немного больно, но даже эта боль доводила до экстаза. Так глубоко, так плотно… Фаньсин задевал то самое место, и от каждого движения Пейсиня пронзало наслаждение, от которого хотелось орать в голос. Но он терпел, лишь судорожно дышал, чувствуя, как все плывет в душном мареве их желания, наслаждения и жара… Весь мир сосредоточился на скольжении внутри него, и Пейсинь понимал, что такого он не испытывал никогда. В первый раз все было изумительно, но в новинку, а сейчас он уже знал, как ему нравится, от чего бросает в дрожь и экстаз. И Фаньсин, имеющий его во тьме и тишине, почти украдкой, доводил до почти невменяемого состояния. Постепенно толчки стали резче, и Пейсинь тихо заскулил, душа собственные звуки в подушке. И даже этого ему было мало, поэтому он, отняв лицо, выдохнул: — Сильнее, пожалуйста… Фаньсин чуть слышно застонал. Когда он толкнулся сильно и резко, а потом снова и снова, у Пейсиня чуть не отказала выдержка. Зажмурившись, он закусил губу, чтобы не кричать, и сжал пальцами простынь, так, что ткань затрещала. Толчок, еще толчок… Все уже плыло, тело молило о разрядке, и Пейсинь, чуть приподняв бедра, просунул руку под себя. Стоило ему сжать член, как перед глазами пошли разноцветные круги. Пейсинь уткнулся лицом в измученную подушку, и чувствовал, что его сметает неудержимым потоком. Член вошел снова, и, наконец, острый разряд пробежал ниже пояса. Пейсиня скрутило так, что он невольно сжался внутри, и Фаньсин сзади резко втянул воздух, а потом упал на него, содрогаясь всем телом. Их обоих трясло, беззвучно, почти болезненно, и Пейсинь издал тихий стон, понимая, что иначе он просто взорвется. Когда мутная пелена перед глазами рассеялась, Пейсинь пошевелился. Тяжесть любимого тела, давившая сверху, исчезла, и он почувствовал, как Фаньсин буквально рухнул рядом, его тяжелое дыхание отчетливо слышалось в тишине. Пейсинь нащупал его пальцы и сжал, не в силах сказать что либо. Чуть погодя, Фаньсин взял его за руку и потянул на себя. Уложил сверху, обхватил руками и обнял, так крепко, что перехватило дыхание. — Мой… — прошептал он. — Как я жил без тебя раньше… Никому не отдам! Пейсинь, обмирая от любви, приник к его влажной от пота груди и закрыл глаза. Он так мечтал об этом… И исполнение желания оказалось лучше, чем в любых мечтах. Когда они пришли в себя и нашли силы разомкнуть объятия, оказалось, что придется перестилать постель, а потом сходили в душ, вместе. Пейсинь с удовольствием обтирал губкой тело, которое сводило его с ума, покрывал поцелуями и чуть не довел обоих до нового витка возбуждения. Фаньсину пришлось чуть ли не отталкивать его от себя, хотя глаза самого при этом блестели. — Мы же утром встать не сможем, — мягко утихомиривал он Пейсиня. — Завтра продолжим, хорошо? Пейсинь с трудом внял его уговорам, но глаза, и правда, уже слипались. Когда они снова улеглись, часы показывали половину четвертого. — Сколько нам спать осталось? — вопросил он, пока Фаньсин включал будильник в телефоне. — Три часа. Три с половиной, если утром очень поторопимся. — Могли бы успеть… — сонно пробормотал Пейсинь, устраиваясь поудобнее в любимых объятиях, и почувствовал, как волосы защекотал смешок. — Еще успеем, радость моя. Все успеем. Никуда ты теперь от меня не денешься… Пейсинь успел подумать, что это самое лучшее, что он слышал за свою жизнь. А потом уплыл в счастливые сны.