Согрей меня

Пейсинь спал очень крепко, чего с ним давно не случалось. Настолько глубоко провалился в сон, что едва сумел продрать глаза, когда почувствовал нежные прикосновения к лицу. Когда в глазах чуть прояснилось, в утреннем полумраке он рассмотрел Фаньсина, полностью одетого. Тот сидел на краешке кровати и гладил его по щеке. — Мне надо идти, — тихо сказал он. — Есть заказ по проге, и мама там одна… А ты поспи, еще очень рано. Пейсинь нащупал его ладонь и сжал. — Ты не пропадешь? — сонно проговорил он. Несмотря на то, что проснулся он не до конца, четко осознавал, что ни за что на свете не хочет отпускать Фаньсина. — Нет. — В голосе Фаньсина слышалась улыбка. — Думаешь, я смогу, после всего? Я без тебя никуда теперь. — Всего-то и надо было — ноги раздвинуть, — невольно усмехнулся Пейсинь, и Фаньсин рассмеялся. — Глупый ты… — Наклонившись, он нежно поцеловал Пейсиня в губы. — Спи. Я позвоню, хорошо? — Буду ждать, — пробормотал Пейсинь, невольно пытаясь удержать его руку. Но Фаньсин, чмокнув его пальцы, отстранился и встал. — Пока, — прошептал он. Легкое дуновение воздуха от его движения, принесшее любимый аромат, потом щелчок закрываемой двери — и наступила тишина. Пейсинь какое-то время лежал, переживая ощущения, но не было сил думать и анализировать. Вскоре сон взял свое, и он снова забылся. Окончательно Пейсинь проснулся далеко за полдень. Долго лежал, тер глаза и пытался осмыслить все произошедшее накануне. Тело приятно ныло, и одни только воспоминания о том, что было ночью, тянули пах возбуждением. Несмотря на то, что между ягодиц все хорошо так чувствовалось, Пейсинь не мог не признать, что ему безумно понравилось. Голова была словно наполнена туманом, и сложно было осознать в полной мере, что он действительно спал с парнем, отдался ему. Не просто ласки, а нечто большее, самое откровенное. Это слегка пугало, но ведь Пейсинь лег не под абы кого, а под любимого человека. В собственных чувствах у него сомнений не было. Зато были в отношении Фаньсина. Несмотря на его прекрасное поведение после клуба, Пейсинь не мог до конца поверить, что тот резко поменял отношение к нему. Точнее, может, относился-то он так всегда, только не хотел этого показывать. Что же изменилось? Ответ на это мог дать только сам Чжэн Фаньсин. Пейсинь проверил телефон, не обнаружил в нем новых сообщений и, глубоко вздохнув, откинулся обратно на постель. Которая еще хранила его запах. Что же будет дальше? Пейсинь не имел понятия. Конечно, Фаньсин обещал быть с ним, но… Пока Ци Пейсинь сам не убедится в этом, поверить до конца он не сможет. Как же хотелось поскорее его увидеть… Мыслей крутилось так много, что, казалось, голова лопнет. Пейсинь то вновь переживал моменты вчерашней близости, то вспоминал слова Фаньсина и его взгляд, столь непривычно ласковый, то принимался думать о том, что будет дальше. На последний пункт предположений не было — он понятия не имел, как поведет себя Фаньсин. Он ведь почти уверился, что не нужен ему, и вдруг такой поворот… Наконец, утомившись от бесконечного насилия мозга, Пейсинь выбрался из постели и побрел в душ. Ниже спины чуть пощипывало, и он вдруг ощутил иррациональное желание, чтобы Фаньсин сейчас был рядом и позаботился о нем. Хотелось к нему, в его руки… Хотя, может, не так и абсурдны были его стремления. Пейсинь привык думать, что Фаньсину на него наплевать, а, возможно, все совсем наоборот. Ведь прежде Фаньсин не говорил ничего лишнего, что позволяло бы как-то идентифицировать его чувства. Зато вчера высказался за все минувшие недели разом. Вернувшись в комнату, он обнаружил, что телефон разрывался от звонка, но звонил, к его огорчению, не Фаньсин, а Го Чэн. — О, ну неужели! Ты там живой, Синь-гэ? — Местами, — честно ответил Пейсинь, и Чэн на том конце рассмеялся. — Укатал он тебя? Только не говори, что вчера Фаньсин не за тобой побежал! — За мной, — улыбнулся Пейсинь. Щеки пылали от того, что говорил друг, но он не собирался ничего отрицать. — Кто бы сомневался. Он сейчас с тобой? — Нет, ушел домой. — Тогда ты почтишь нас своим присутствием на тренировке? Между прочим, тебя все ждут. Пейсинь подскочил на месте. — Черт, вообще из головы вылетело! Через полчаса буду! — Давай, ждем, — снова засмеялся Го Чэн и отключился, а Пейсинь заметался по комнате, собирая форму. Он совсем забыл о воскресной тренировке — еще бы, за всеми событиями. Почти успел в названное им время, и парни лишь проехались шуточками, что его девушка совсем сбила ему график. Го Чэн на эти слова ухмылялся, но не комментировал, а Пейсинь, смущаясь и радуясь одновременно, собрал все силы в кучу и присоединился к остальным. Физическая нагрузка сделала свое дело, на время, выбив из головы сумбурные мысли. Пейсинь с удовольствием побегал и поиграл, и даже слегка ощутимый дискомфорт между ягодиц не помешал. Местами, охватывало смущение и некоторый страх — что сказали бы друзья, узнав, что накануне он провел ночь с парнем? Но все эти опасения, точно теплой волной, смывались чувством счастья. Да какая, в самом деле, разница… Его личная жизнь никого не касается. После тренировки они с Чэном сходили к тренеру, где еще раз прошлись по тактике и расстановке перед предстоящими соревнованиями — за своими переживаниями Пейсинь чуть не забыл о них, а потом, последними, вернулись в раздевалку. — Ну, что, расскажешь? — вопросил Го Чэн, плюхнувшись рядом с Пейсинем не скамейку. — Можешь без подробностей. Скажи просто — вы вместе? Пейсинь, помимо воли, покраснел. — Надеюсь… Думаю, что да. Чэн улыбнулся, глядя на него. — Хорошо. Вы оба, честно говоря, все мозги мне высушили своим унылым видом. Точнее, ты — Фаньсина-то я только по телефону слышал. Слушай… — друг сделал небольшую паузу. — Как вообще так вышло-то? Тебе же, вроде, парни никогда не нравились. Пейсинь пожал плечами, стягивая с себя промокшую от пота футболку. — Не знаю. Не нравились, а он вот понравился. — Да, заметно было… Когда он сюда заявился, я сразу заподозрил, что неспроста. А что родители? Ты им говорил? — Нет. — Пейсинь закусил губу. — Честно говоря, пока не думал об этом. Все было слишком неопределенно. Чэн прихватил душевые принадлежности и двинулся в сторону открытой двери, откуда тянуло влажным паром. — Подумай, — услышал Пейсинь его голос. — Важная тема, как ни крути… Меня бы отец убил за такое, так что я рад, что мне это не выпало. Зато тебе стоит поразмыслить, как все преподнести. Пейсинь ничего не ответил, но задумался. Действительно, а как родители отреагируют на новости о его личной жизни? Пока Фаньсин бегал от него, как от чумы, этот вопрос не вставал, зато сейчас, похоже, надо подумать. Но, в глубине души, Пейсинь знал — что бы они ни сказали, он от Чжэн Фаньсина не откажется. Не для того он выворачивал себе душу минувшие недели, чтобы испугаться осуждения и отказаться от первого сильного чувства. На самом деле, ему казалось, что это чувство будет единственным таким в его жизни. Чувствуя себя на порядок лучше после тренировки, Пейсинь прыгнул в машину и поехал в супермаркет. Стоило закупить продуктов к приезду родителей, а лучше даже что-то приготовить. Необычный прилив энергии охватил его, хотелось сделать все на свете. На сердце теплело при одной только мысли о Фаньсине, и Пейсинь, наверное, впервые осознал это счастье — быть взаимно влюбленным. Все, что было с ним прежде, казалось таким пустым… Словно только сейчас его сердце по-настоящему ожило. За домашними заботами день пролетел быстро. Пейсинь часто проверял телефон, но не спешил расстраиваться, не получив от Фаньсина весточки. Тот ведь обещал… Не собирался бы появляться снова — не сказал бы, Пейсинь был в этом уверен. Невольной тревогой закрадывались мысли об отчиме Фаньсина. Да, того арестовали, но ведь явно не в первый раз. И чем же всегда это заканчивалось? Мать забирала свое заявление, а урод, который не давал жизни ей и сыну, возвращался на место. Чувствуя, как нарастает волнение, Пейсинь от души пожалел, что накануне пошел у Фаньсина на поводу и не стал заканчивать разговор о его семье. Теперь же мучился в неведении… Что, если тот козел вернулся? Не припомнил ли он все пасынку? Соскочив с места, Пейсинь принялся прохаживаться по комнате, а потом схватил-таки телефон и настрочил Фаньсину: «У тебя все в порядке?». Тот не отвечал почти полчаса, и, когда Пейсинь уже готов был плюнуть на свои принципы и набрать его, сообщение, наконец, упало в чат: «Да, все нормально. Немного занят, попозже наберу тебя». А следом смайлик поцелуя. У Пейсиня, колени которого ослабли от облегчения, сразу зашлось сердце. Стоило лишь представить этот поцелуй не в виде графического символа, а реального, чувственного момента, как кровь закипела. Как же он скучал… Пейсинь сел поиграть, но и тут интереса не возникало. Потом прогулялся по улице, съездил помыть машину, а дома принял душ и переоделся в чистое. За окном начинало смеркаться, но Фаньсин по-прежнему молчал. — Где же ты, зараза… — простонал Пейсинь, падая на кровать. Все происходящее с ним было настолько ему несвойственно, что даже чуть пугало. Прежде он никогда так не падал в другого человека, что вся остальная жизнь отодвигалась на второй план. Но выбора ведь не было, Пейсинь понял это давно. И обреченно принялся пролистывать Доуинь, залипая в дурацкие ролики, чтобы скоротать время. На большее он сейчас явно не способен. Когда за окном ощутимо стемнело, телефон в его руках, наконец-то, ожил звонком. Пейсинь дрожащими пальцами ткнул «принять вызов» и почти прошептал разом севшим голосом: — Алло… — Привет. Родной любимый голос вызвал такую волну эмоций, что Пейсинь едва не потерялся в пространстве. — Привет, — выдохнул он, невольно вскакивая на кровати. — Как ты? — Нормально… Я… Ты не занят сейчас? — Нет, ждал твоего звонка, — ляпнул Пейсинь, невольно улыбаясь. — Тогда… Слушай, ты не мог бы приехать ко мне? Тут прога у меня, думал спросить кое-что… Мгновенная вспышка радости от его просьбы тут же погасла. Едва первый восторг сошел, Пейсинь сообразил — с Фаньсином что-то не так. Никогда прежде он не говорил столь потерянно, словно едва соображал, что происходит. — Фаньсин, что случилось? — взволнованно спросил он, соскакивая на ноги и пытаясь на ощупь попасть в кроссовки. — Нет, ничего… — Голос любимого так очевидно задрожал, что у Пейсиня все оборвалось внутри. — Его, что, выпустили? — А? Нет… Мы тут с мамой вдвоем. — Фаньсин издал нервный смешок, и Пейсинь закусил губу, съедаемый безудержной тревогой. Колкой, как острие ножа — Я сейчас приеду, — быстро проговорил он. — Только не отключай телефон. — Хорошо… — Голос Фаньсина словно треснул. — Пожалуйста, приезжай. В едва слышных словах было столько мольбы, что Пейсинь, наконец, застегнувший обувь, помчался вниз, перескакивая ступени. Прыгнул в машину, почти одновременно заводя ее, и погнал к тому, по кому сердце обливалось кровью. Думать и предполагать, что случилось, не было никакой возможности — Пейсинь просто мчался к Фаньсину, стремясь защитить его от всего, что могло причинить вред. Раньше тот никогда не звал его, и никогда не говорил так, словно ему заживо выдрали душу. Дорога пролетела, как в тумане. Пейсинь гнал, как на ралли, изо всех сил пытаясь удерживать скоростной режим, но получалось плохо. Когда, наконец, показался дом Фаньсина, сердце готово было проломить ребра. Консьержа в доме не оказалось, и Пейсинь пробежал по темному, грязному подъезду к лифтам. Уже в кабине он сообразил, что не знает этажа, и едва не взвыл. Мысленно прикинув, с учетом количества квартир на площадке, Пейсинь нажал кнопку. Дважды ошибся, пока не вышел на девятом и не увидел табличку с долгожданным номером «121». Надавив на кнопку звонка, он переминался с ноги на ногу, кусая губы чуть ли не до крови. По ощущениям, спустя вечность, щелкнул замок, и дверь отворилась, впуская в темный коридор полосу света. На пороге стоял Фаньсин, и Пейсиня буквально внесло внутрь. Опустив руки на плечи, полуобнаженные под футболкой без рукавов, Пейсинь, задыхаясь, оглядывал тело любимого человека. И не находил никаких свежих ран. — Что случилось? — отчаянно вглядываясь в черные глаза, повторил он свой вопрос, заданный по телефону. Фаньсин мотнул головой и закусил губу. Он был точно потерян, никак не соображая, что говорить, и только цеплялся за толстовку Пейсиня, словно боялся отпустить. Его ужасающая бледность и покрасневшие веки болью скребли Пейсиня изнутри. Дрожа, он привлек Фаньсина к себе и крепко сжал в объятиях, поглаживая по спине. Тот застыл в его руках, уронив тяжелую голову ему на плечо. Пейсинь не знал, сколько они так простояли, но, мало-помалу, дыхание Фаньсина стало выравниваться, а плечи чуть расслабились. В этот момент послышался голос женщины — судя по всему, его матери: — Кого там демоны еще принесли? Кто еще хочет порадоваться нашему горю? Заходите, не стесняйтесь! Цзя Линь, это ты, соседушка? Мать Фаньсина явно пребывала в истеричном состоянии. Фаньсин, услышав ее, вздрогнул и попытался отстраниться, но Пейсинь оставил руку на его плечах. Когда она вышла из комнаты, Фаньсин словно окаменел. А заплаканные глаза женщины вперились в Пейсиня. — А ты еще кто такой?.. Хотя, нет, я знаю! — бросилась она в атаку, заламывая руки. — Мой сынок не постеснялся привести в дом к матери своего любовника! Значит, с тобой он спит? А что же ты не позвал всех познакомиться с ним, А-Син? Цзя Линь, иди-ка сюда! Погляди, кто тут у нас! — Мам, не надо так… — попытался успокоить ее Фаньсин, которого уже просто колотило. Потянувшись, он взял мать за руку, но та тут же ее вырвала. — А ты не смей мне указывать! У тебя на это нет никакого права, после того, что ты натворил! — закричала она. С растрепавшимися волосами, сверкающими от ярости опухшими глазами, мать Фаньсина вызывала сейчас у Пейсиня одно желание — закрыть от этой фурии любимого человека. Что он и сделал, шагнув вперед и отодвинув Фаньсина за спину. — Госпожа, успокойтесь, пожалуйста, — сделал он попытку утихомирить ее, но та взвилась еще пуще: — Защищаешь его?! Что ж, так послушай, какой он на самом деле! Только и знает, что развлекаться, бегать по клубам и чужим постелям! В глаза отцу смотреть не хотел, и не зря — своими же руками засадил его в тюрьму! — Он мне не отец, — послышался голос Фаньсина, но Пейсинь не дал ему выйти вперед, удерживая за собой. Его мать вдруг запнулась на полуслове и разрыдалась, так громко, что Пейсинь вздрогнул. — Как ты мог? — причитала она, — как ты мог, Фаньсин? Он же растил тебя, как родного сына, и вот чем ты ему отплатил… Ты хотел оставить меня совсем одну, без денег и мужа? За что ты мне мстишь, в чем я виновата перед тобой? — Я хотел тебя защитить… — Фаньсин уронил это чуть слышно, но его мать услышала и взвилась с новой силой: — От кого? Того, кто столько лет был рядом? Ты же знаешь, что у него тяжелый характер, кто тебя просил влезать! Я думала, ты меня понимаешь, думала, что любишь, но вижу, что у тебя в сердце лишь чернота! Кого же ты любишь тогда? Тех, кто перед тобой ложится? Маленький негодяй! Пейсинь почувствовал, что это предел. В висках стучало от ужасных и несправедливых слов, что мать Фаньсина бросала ему, его самого трясло, но больше он позволять этого не мог. Развернувшись к Фаньсину, едва живому и смертельно бледному, он взял его за руку и потянул: — Пойдем. Где твоя комната? Покажи мне. Тот, видимо, чисто на автомате двинулся вглубь квартиры, Пейсинь за ним, а в спину им неслось: — Что, сынок, правду слышать больно? Или просто хочешь, чтобы твой любовник этого не знал? Поздно! Пусть знает, какой ты, как запросто ты разрушил жизнь родной матери!.. Пейсинь почти втолкнул Фаньсина в его комнату и захлопнул за ними дверь. Огляделся, подошел к шкафу и распахнул дверцы. Найдя большую спортивную сумку, принялся быстро и четко запихивать в нее вещи — футболки, штаны, кроссовки, белье. Кинул пару свитеров и толстовок, открыл другое отделение и достал два отглаженных костюма, аккуратно свернул и положил в почти наполненную сумку. Туда же добавил три белые рубашки и туфли, по бокам рассовал найденные на тумбочке расческу и зарядник для телефона. На столе поблескивал серебристой крышкой ноутбук, и Пейсинь, обнаружив сумку для него, быстро упаковал компьютер. Делал он это все почти автоматически — мать с детства приучила его собираться самостоятельно, и он, не задумываясь, собрал все необходимые вещи для Фаньсина. Тот следил за ним расфокусированным взглядом, бессильно опустившись на кровать. Лишь, когда Пейсинь, увешавшись сумками, потянул его за руку, чуть слышно вопросил: — Пейсинь… Что ты хочешь… — Ты здесь не останешься, — стиснув зубы, проговорил Ци Пейсинь, чувствуя, его самого хватит ненадолго, если он еще хоть минуту позволит Фаньсину находиться в таком аду. — Я тебя забираю. Пойдем. Фаньсин вздрогнул и поднял на него глаза. В них было столько переживаний, что Пейсинь до боли прикусил губу, боясь разреветься. Сейчас он должен оставаться в форме, пока Фаньсин не окажется в безопасности. Там, где ему не будет выворачивать душу родная мать. Сжав его холодные пальцы в руке, Пейсинь решительно распахнул дверь и повел Фаньсина на выход из квартиры. Его мать, показавшаяся на пороге другой комнаты, пронзительно закричала: — Вот как? Натворил дел, и ноги в руки? Вот и правильно, уходи! Я не хочу жить, ожидая удара в спину от собственного сына! Разрушил мою жизнь, лишил средств к существованию и бежишь! Фаньсин, отупело шедший следом за Пейсинем, запнулся и замер. Пейсинь попытался перехватить его ладонь, но тот с неожиданной силой отстранил его, а потом полез в карман. Вытащив кошелек, он достал оттуда пачку денег, такую увесистую, что Пейсинь едва поверил глазам, и положил на комод в коридоре. Когда Фаньсин сунул кошелек обратно в карман, он точно ослаб всем телом, и Пейсинь, подхватив его под локоть, потащил к двери. Но вслед им раздался крик: — Откупиться решил?! Мне не нужны твои паршивые деньги, оставь на своего дружка! Пейсинь почувствовал, как в спину ударилась стопка бумажных банкнот, но не обернулся. Не позволил и Фаньсину, таща его за собой. Когда двери лифта закрылись, стало тихо, но в ушах еще звенели истеричные крики. Пейсинь попытался заглянуть в лицо Фаньсину — тот словно застыл и не реагировал ни на что, смотря будто сквозь него. От этого внутри жгло такой болью, что хотелось выть. Понимая, что говорить сейчас бесполезно, Пейсинь повел Фаньсина к машине. Тот не сопротивлялся, и это давало надежду, что он не сбежит, как только придет в себя. Усадил Фаньсина, пристегнул, а сам кинул сумки в багажник и почти бегом вернулся к нему. Тот не пытался противиться, просто молча и тихо сидел, глядя перед собой. Пейсинь завел машину, изо всех пытаясь заставить руки не трястись, и поехал в сторону дома. В голове не укладывалось то, что он сейчас наблюдал. Пейсинь не знал, каким образом Фаньсину удалось упечь отчима за решетку, но реакция его матери явно была неадекватной. Она с пеной у рта защищала мужа, который бил ее годами, и накинулась на собственного сына? Какой-то бред, честное слово. Еще и обвиняла Фаньсина в таких немыслимых вещах… Да, Пейсинь был в курсе, что Чжэн Фаньсин не жил праведником до встречи с ним. Но что можно было ему предъявить? Что работал днями напролет, а ночью хотел хоть немного расслабиться, чтобы не сойти с ума? Пейсинь никогда бы не посмел упрекнуть Фаньсина прошлым. И никому другому не позволит это делать. Он бросил на него взгляд, и сердце защемило. Такой бледный, убитый… Чем он заслужил? Черные волосы Фаньсина растрепались, плечи опустились, длинные ресницы трепетали, вызывая острое желание прижать его к себе и никогда не отпускать. Пейсинь так и собирался сделать, только сначала он привезет его домой. Туда, где никто не посмеет ранить его любимого человека. Словно почувствовав его взгляд, Фаньсин слегка выпрямился. Глядя перед собой пустым взглядом, он начал говорить, глухо, отстраненно. — Когда мне было восемь, умер отец. Мама очень переживала. Она не могла одна платить за дом, ведь на той работе, что ей удалось найти, денег было мало. Поэтому, когда появился он, у меня словно груз с души упал. Она казалась счастливой, и я верил, что муж поможет ей справиться со всеми проблемами. Содержать меня, в том числе. Поначалу так и было, он помогал, относился ко мне хорошо. Даже нравился мне… Пока… — Фаньсин громко сглотнул. — Пока не начал пить. Оказывается, у него давно были проблемы с алкоголем. Сначала он просто кричал, ругался, но это было полбеды. Хотя я вздрагивал на каждый резкий звук… Но мне казалось, что все так живут. Родители ругаются, что в этом такого… Пока он не ударил ее впервые. Мне тогда было двенадцать лет, и я четко понял в тот момент, что жизнь пошла под откос. Понимал, что будет только хуже. Так оно и вышло… Он бил мать постоянно, с каждым разом все сильнее. Когда он сломал ей руку, я потащил ее в полицию. Мне уже исполнилось шестнадцать, и я пробовал остановить его сам. Оказалось, что сил не хватит… С тех пор это превратилось в бесконечный круговорот — попойки, избиения, полиция, его просьбы о прощении, рыдания матери… Казалось, этому не будет конца. Я думал, что сойду с ума… — Фаньсин, не нужно… — попытался остановить его Пейсинь, который сам сходил с ума, слушая его пустой голос, рассказывающий о самых ужасных моментах. Но Фаньсин покачал головой: — Нужно. Я хочу, чтобы ты знал все. В общем… С шестнадцати лет я понял, что, кроме меня, помочь матери некому. Нашел подработки, чтобы давать ей на жизнь — он тратил все, что зарабатывал, на себя. Еще я стал ходить в спортзал. Потом уже времени не хватало, и я бегал по утрам, до учебы, а качался дома. Помогло — он понял, что больше со мной не справится. И тогда сменил тактику. Кидался на мать, когда я был на работе. Я прибегал, отшвыривал его, а мать кричала, что я не должен его бить… Что это просто алкоголь, а он — мой отец. — Фаньсин стиснул зубы. — Этот человек ни минуты не был моим отцом, я ненавижу его всеми фибрами души. И готов был убить сотни раз. Когда мама плакала, обрабатывая на себе синяки и ушибы, когда дрожащими руками собирала обломки разбитых им вещей… Помню, еще в школе я сделал на уроке труда вазочку — такие, знаешь, гипсовые… Она была ужасно уродливой, кривой, но я раскрасил ее, чтобы было поярче, и маме понравилось. Она поставила ее на столик в спальне. А через неделю я нашел ее осколки в ведре. Даже, вроде, разревелся, а мама сказала, что это — всего лишь вещи, и что люди часто ошибаются. С тех пор я думал, где ошибся я сам. Почему все так вышло… — Ты нигде не ошибся. — У Пейсиня самого в горле клокотало, а глаза жгло слезами. В каждом слове Фаньсина он чувствовал боль маленького мальчика, мир которого рушился, день за днем. И который нашел в себе силы противостоять ему, только все равно оказался за бортом. — Думаешь? — Фаньсин откинул голову на спинку кресла и уставился на обивку салона. — Мне казалось, я делал все, что мог. Только, как видишь, не помогло. — Что произошло с ним? — тихо спросил Пейсинь, и губы Фаньсина искривила усмешка. — О, вышло вообще забавно. Никогда бы не подумал, что у Бога такое отменное чувство юмора… Словом, с недавних пор я принял решение, во что бы то ни стало избавить от него мать и себя. И написал во все возможные инстанции с просьбой проверить его деятельность — он торговал специями. Все же, кое-что мне было известно. Как оказалось, не зря я старался… Вскрылась схема работы моего псевдо-папаши — часть продаваемого товара была контрабандой. Еще и коррупция там замешана… Так что, загребли его за обычный мордобой, а попал он по-крупному. Вряд ли выйдет до конца жизни. Пейсинь переваривал информацию, силясь осмыслить, как его ровесник, обычный парень, полжизни провел в настоящем аду, а потом сделал невозможное, засадив в тюрьму чудовище. И вздрогнул, когда услышал: — Теперь ты понимаешь, почему я не давал тебе подойти? Меня уже не пустят на работу ни в одну приличную компанию — они же проверяют все родственные связи. Отчим за решеткой, еще и за финансовые махинации, вперемешку с уголовными, перечеркивает все пути. Встретив воспаленный взгляд Фаньсина, Пейсинь разомкнул пересохшие губы. — И чем бы мне это навредило? Я на тебе жениться, при всем желании, не смогу. Тот нервно рассмеялся. — Зато на ком-нибудь другом сможешь. Такой неудачник, как я, тебе не нужен. То, что ты видел сегодня… Это — не твоя боль, Пейсинь. Я не должен был позволять тебе вмешиваться… Его голос сорвался, Фаньсин отвернулся к окну, сжимая пальцы на коленях. А Пейсинь сделал глубокий вдох и твердо произнес: — Твоя боль — моя, Фаньсин. Даже если тебе этого не хочется… И здесь больше не о чем говорить. Ты позвал меня, и я пришел. И не уйду больше никогда. Фаньсин задышал чаще и прижал пальцы к вискам. — Я… недостоин тебя, — чуть слышно проговорил он. — Я никто, просто мусор под ногами. Всю жизнь пытался вылезти из дерьма, но так и не смог. Пейсинь как раз остановился у своего дома и очень порадовался этому обстоятельству. Фаньсина нужно было обнять и успокоить, а не слушать с каменной рожей крики его души. Поэтому он быстро припарковался у обочины, выбрался из машины, забрал сумки и отнес их в дом, сложив у порога, а потом вернулся за ним. — Пойдем, — ласково позвал Пейсинь и сомкнул пальцы на его руках, заставляя отнять ладони от лица. — Давай, мой хороший… Еще немного. Губы Фаньсина затряслись, когда он встретил взгляд Пейсиня. Покорно дал вывести себя из машины, сам дошел до двери, и лишь когда та захлопнулась за его спиной, стек по ней на пол, словно лишившись последних сил. Пейсинь опустился перед ним на колени и ласково поглаживал плечи. — Ну, чего ты? — тихо спросил он. Фаньсин, белый, точно полотно, проговорил: — Как я могу… Что я за человек, которого не любит даже родная мать? Отброс, недостойный чего-то хорошего… Мне только там и место, откуда ты меня забрал. Пейсинь осторожно взял его лицо в ладони и заставил взглянуть в глаза. — Я тебя люблю. Очень люблю, Фаньсин, и твое место рядом со мной. Никогда больше не говори мне таких слов. Ты достоин лучшего, как никто другой. Фаньсин не то всхлипнул, не то поперхнулся, ресницы его задрожали. А потом по щекам нескончаемым потоком покатились крупные слезы. — П-пейсинь… — едва выдавил он, и тот прижал его к себе, больше не в силах сдерживаться. Гладил по спине, плечам, шептал, как любит, а Фаньсин в его руках рыдал, точно ребенок, почти в голос. Цеплялся за Пейсиня, вжимался в него, открыто, больно, и Пейсинь осознал, что теперь они принадлежат друг другу по-настоящему. И больше никто и никогда не заставит его любимого так плакать.