Подари мне свободу

Вот и суббота. Неделя на больничном прошла довольно быстро, хоть Сяо и ходил на работу, но отсутсвие в его жизни пар явно облегчало состояние. Венти снова улыбается, сложно сказать делает он это искренне или играет. Сяо хочется верить, что Барбатос ничего не слышал, что он не знает об их с Эви отношениях, но, одновременно с тем, хочется всё рассказать и сбросить этот камень с души. Парень сидел в кабинете психолога, смотря в тетрадь с записями «чувствую вину за…» и искренне не понимая, как всего за неделю он исписал её почти наполовину. — Как самочувствие? — Бай Чжу присел напротив, протягивая Сяо травяной чай. — Как твоя бессонница? — Всё хорошо, доктор. — юноша благодарно кивнул, принимая чашку и передавая психологу тетрадь с записями. Мужчина изучающе листал исписанные страницы, иногда поправляя очки или бросая взгляд на Сяо: — Твой почерк изменился, это хорошо. Он больше не выглядит таким хаотичным и «грязным». — Не заметил. — Нестрашно. Многие не замечают такого, хотя, как по мне, почерк говорит о человеке довольно много. Как техники дыхания? Проработал? — Да. Помогает успокаиваться. — Кошмары мучают? — Да… Кажется, я забыл сходить к кардиологу. — Ничего, сходи на неделе. Пульс скачет? — Вот. — юноша протянул доктору свой телефон, к которому привязаны часы, где уже открыл на экране сводку по измерению пульса. — Да… резкие скачки так и есть. Они сами по себе происходят, или ты о чём-то думаешь и пульс прыгает? — В основном это происходит во сне. А ещё… скоро день рождения отца… Да, я знаю, что он пропал, что его уже год как нет, но… эта дата ассоциируется только с насилием и истериками. Я не могу выбросить это из головы. У меня какая-то паранойя, что именно в этот день он появится в моей жизни снова. Я уже не слабый подросток, я смогу дать отпор… наверное… я ведь не мог за себя постоять в 16… и в 17… с чего вдруг я смогу сделать это сейчас, в 18. Мои мысли будто разрываются на части: одна часть говорит, что сопротивляться не имеет смысла, он сильнее и так будет лишь больнее; другая твердит что нужно давать отпор даже тогда, когда ты понимаешь, что это ничем не поможет; третья — что он не придёт, и не стоит об этом думать. Умом я понимаю, что лучше придерживаться третьей позиции, но страх берёт своё. — Ты ещё общаешься сам с собой? — Иногда. Давно не было такого. Пару недель точно. — Почему? Общение с собой помогает лучше понимать внутренние переживания. — Помните я говорил Вам про Венти? — Да… записей у тебя тут про него много, — проговорил психолог, листая тетрадь, — и про Скара. Это твой друг? — Сосед по комнате и друг, да… — Ты хотел что-то сказать про Венти? — Венти… он… действительно брат Эви. Они были довольно близки. Мне ужасно стыдно смотреть на Венти. Сначала он показался мне дотошным и назойливым, а сейчас кажется простым и травмированным. Я не испытываю к нему того, что было с Эви… у меня нет ощущения, словно меня душат или окутывают паутиной, как это было с Эви… Я подсознательно сравниваю их, хоть и понимаю, что это неправильно. Я чувствую между нами какое-то напряжение… я виноват перед ним. Это я не сберёг Эви, это я допустил его смерть. Я ведь собственноручно убил его, доктор… — Ты не виноват, Сяо. И ты не убивал его, не говори об этом так. Эви сам выбрал свой путь. Непрофессионально с моей стороны, но останься он в живых, ты уже давно сошел бы с ума. Он манипулировал тобой, доводил тебя, и Ваши отношения были «нездоровыми». Я испытываю к тебе личную симпатию, совсем как к родному, поэтому могу быть немного не объективным в своих словах. Не хочу тебя обидеть или задеть твои чувства. — Понимаю… — Как твоя фобия? Готов перейти к следующему шагу? — Да. — Мы перескочили один шаг с тобой ввиду «особенности» твоей фобии. Думаю, можем к нему вернуться. А именно — не избегать триггеров и «объекта» фобии. Насколько я знаю, тебя триггерят прикосновения, да? — Не все. Я и сам не понимаю. Например, когда мы играли в бутылочку, я целовался с Венти. Когда играли в «правду или действие», то я запирался с ним в шкафу и мы друг друга касались, как ни крути. Но я не ловил никакой панички или ещё что. В голове крутились только мысли о его схожести с Эви и всё. Никаких чувств или эмоций. Но когда он же коснулся меня в коридоре университета или взял меня за кисть, то я рефлекторно одёрнул руку… — Думаю, причина в том, что ты ничего к нему не чувствуешь. Ты ведь боишься не поцелуев или прикосновений, а «сексуальной близости». — Но специально искать объект сексуального желания я не хочу. Тем более, что я физически не могу этого сделать. — В твоём окружении есть кто-то, кто вызывает у тебя симпатию? Не обязательно в сексуальном плане, а просто кто-то, кто тебе импонирует? — Есть, наверное… — Тогда твоё «домашнее задание» на неделю следующее: сходить к кардиологу и проверить сердце; каждый раз, когда будешь чувствовать вину, записывай это и начинай не с «я чувствую вину за…», а с «я не виноват в том, что…»; старайся проводить больше времени с людьми, которые вызывают симпатию, можешь записывать чувства, которые они вызывают у тебя, на бумагу, а потом перечитывать, чтоб разобраться в том, симпатия это или нет. — Хорошо…

***

Рубедо лежал на кровати брата, уткнувшись носом в его подушку. Этот запах сводит с ума. Альбедо на работе, скоро придёт Кадзуха и нужно заниматься проектом, но в голову ничего не идёт. Все мысли заняты братом. Когда же он успел так сильно влюбиться в него? Тогда ли, когда расстался с девушкой? Или это случилось ещё раньше? Может, в тот самый день, когда кроме Альбедо и Дурина никого не осталось? Именно тогда Ру повзрослел, тогда решил, что будет защищать младшего, тогда сидел около его постели днями и ночами, развлекая его и рассказывая разные истории, лишь бы тот не думал о плохом и поправлялся. «Как же приятно пахнет твоя постель… — он глубоко вдохнул, а внизу живота начинало тянуть. — Возбуждаться от запаха родного брата… как унизительно…» К глазам невольно подступали слёзы. Чувствовать нечто подобное к близнецу — это неправильно. Он уверен, что так быть не должно, но рука уже сама тянется потрогать себя, пока в голове мелькают воспоминания, связанные с Альбедо: совместное купание в ванной, поцелуй во время игры, поход в кино, брат улыбается и смеётся, плачет или грустит… в любом виде, с любым выражением лица и в любом настроении… «Я люблю тебя, Альбедо…» Его голубые глаза, взъерошенные волосы, лёгкая улыбка, торчащие ключицы, костлявые пальцы, холодный взгляд, шрам на всю спину, отметина на шее… он прекрасен. К нему хочется прикасаться, его хочется целовать, его хочется обнимать и беречь, но, одновременно с тем, хочется заставить его кричать, плакать, стонать и просить ещё. Братья не должны думать о подобном, но Ру влюблён. Сам не понимает, как это произошло и в какой же момент он «перешёл черту». Тело предательски ноет, выпрашивая разрядки. Внизу уже всё напряжено. Мысли о брате сводят с ума, а его запах буквально «добивает». Руки сами пробираются под бельё, где и без того влажно. Звонок в дверь вернул Рубедо в реальность. «Блять… Кадзуха…» Кое-как собравшись, блондин пошёл открывать дверь. — Кадзуха, привет — он открывал вторую дверь на себя, стараясь спрятаться за ней, чтоб избежать неловкости из-за «конфуза» внизу, — проходи в комнату, я скоро подойду. — Привет, хорошо. Сбросив обувь, Каэдэхара прошёл по чужой квартире: уютная и светлая, довольно большие окна и широкие подоконники, две кровати, шкаф-купе. В общем, обычная квартира, но выглядит ухоженно и уютно. Единственное, что бросилось в глаза, это незаправленная постель около стены. «Он спал что ли? Неудобно как-то получилось…» Кадзуха присел на стул около стола и уткнулся в телефон, нервно листая группу «Правдивая правда» и пытаясь найти там сообщения про него и Томо. — Извини, что заставил ждать. — Рубедо вошёл в комнату и жестом позвал друга на кухню. — Пойдём туда? Чайку попьём, над проектом подумаем, пока Альбедо нет. — Пойдём. Горячий напиток обжигал искусанные в кровь губы, Кадзуха нервно постукивал пальцами по стеклянной посуде, иногда посматривая на Рубедо. — Тебя что-то беспокоит, Казу? — Немного… — Поделишься? Знаю, что мы не особо близки, но с чужими людьми общаться легче, не находишь? — Да, есть такое… — Я не настаиваю. — У тебя бывало такое, что ты любишь человека, но по определённым причинам вы не можете быть вместе, Ру? — Да. — Тогда ты меня понимаешь… — Вы ведь с Томо можете просто не проявлять свои чувства публично и всё, разве нет? — Появились некоторые обстоятельства… я должен расстаться с ним. Мы сегодня очень поссорились, и я ушёл. Вот, думаю, когда закончим с вами, то возвращаться мне особо некуда. Я не могу идти домой… — Можешь переночевать у нас. Не думаю, что Альбедо будет против. — Как-то неловко. — Глупости, — отмахнулся Ру, — нет ничего страшного, если ты переночуешь у нас. А завтра на свежую голову проговоришь с Томо ещё раз. — Может, ты и прав.

***

Для подростка, живущего в постоянном насилии, новость об отъезде родителей на три дня стала лучшим событием за всю его жизнь. Эви прошёл в комнату Сяо, изучающе рассматривая каждую мелочь. Он сегодня здесь впервые. Дом чистый и ухоженный, в комнате приятно пахнет. Со стороны тяжело сказать, что Сяо из неблагополучной семьи, видимость «хорошей семьи» создавалась довольно успешно. Подросток присел на край мягкой постели. В комнате, где пахнет Сяо, находиться и держать себя в руках было сложно. Буквально каждая мелочь, каждое движение, каждый звук сразу же находит отклик в душе и теле, заставляя Эви нервно кусать губы в попытках переключить внимание и избавиться от подступающего возбуждения. — Сяо, сыграешь? — подросток смотрел на акустическую гитару в углу комнаты. — Да, конечно. Что хочешь? — На твой выбор. Сяо выдохнул, сел на пол, скрещивая ноги и опуская сверху гитару. Пальцы ударили по струнам. Знакомая мелодия наполнила комнату. Эви слабо улыбнулся, раскачиваясь из стороны в сторону, поддаваясь звуку музыкального инструмента. «Лунная соната» в исполнении гитариста звучала как-то иначе. Хотя, возможно, дело было в чувствах, которые сейчас накрывали Эви с головой. Он пытался сосредоточиться и раствориться в звуке, но не мог. Тело непроизвольно ёрзало, зубы больно впивались в нижнюю губу, он заламывал пальцы до хруста, совсем не замечая этого. — Бетховен? — озвучил Эви, когда Сяо закончил играть. — «Лунная соната»… — Да, — подросток слабо улыбнулся, — не удивлён, что ты знаешь. — С моей ебанутой мамкой я знаю даже его биографию, и что «Соната» была написана в 1801 году. — Ты раздражён…? — Прости… — Эви опустил голову, понимая, что сейчас его интонация может звучать грубо, а высказывания немного некорректно. — Может, мне лучше уйти… — Нет, всё в порядке. — Сяо отставил в сторону инструмент и присел рядом с парнем. — Или ты хочешь уйти? — Я хочу… но не уйти… — виновато проговорил, не осмеливаясь поднять взгляд. — … — Не бери в голову. Давай лучше поговорим о чём-то… желательно о чём-то отвратительном и непривлекательном… поговорим обо мне? — Не говори подобного на себя, Эви. Ты красивый. Дело во мне… — Ты очень хорошо играешь. Не думал завести себе канал в интернете? Нашёл бы фанатов, было бы на что отвлечься от дома. — Не думал… этим надо заниматься, а я не умею… да и не хочу. — Сяо, прости меня… — с этими словами Эви припал к губам парня. Он опустил ладони на чужие щёки, углубляя поцелуй и прижимая лицо Алатуса к себе. Сердце второго бешено колотилось, а страх накрывал с головой. Подросток попробовал отстраниться, но Эви его не отпускал. Внутри появилось что-то неприятное и пугающее. Сяо опустил руки на талию друга (?), надеясь так отстранить его от себя, но замер, почувствовав в поцелуе привкус крови, а руками ощущая, как Эви дрожит. В душе вдруг что-то надломилось.