У страха нет лица

Артём Шатохин

Больно. Мне так больно. Они заставили меня рыть себе могилу. — Сейчас ты будешь жрать землю. Эти слова болью отдаются в каждой части тела, я не могу подняться, ведь они вынудили меня преждевременно скорбеть по себе же самому. Свернуться в клубочек и принимать каждый удар. «Не смей орать, Артём» Твердил я себе, ведь будет только хуже. Они вывезли меня в поле и заставили рыть себе могилу. И вот я с трудом поднимаюсь на четвереньки, и передо мной падает лопата, мне остаётся лишь начать копать. Терплю ещё ряд ударов, они явно проверяют меня на выносливость, как бы больно ни было, нельзя падать, нельзя, НЕЛЬЗЯ! Стоять, как паршивая дворняжка, утыкаясь носом в землю, сейчас для меня большой успех. Он говорил, что я буду жрать землю, но я обливаюсь кровью и слезами, а на зубах нет ни крупицы. Хватаюсь за лопату, как за спасательный круг, и, опираясь на неё, поднимаюсь на ноги. Я рою, блядь, себе могилу. Мои ладони в крови и мозолях, но я всё равно продолжаю, пока яма не становится соответствующей моим размерам. Обессилев, окончательно роняю лопату. — Хорошая работа, парень. С этими словами он толкает меня в яму, и под дружный мерзостный гогот они уходят. А мне остаётся только лежать и ждать, когда звук мотора машины стихнет где-то вдали. Я уже давно не маленький мальчик, но я хочу к маме. Прижаться к ней, чтобы спрятаться от всех проблем этого паршивого внешнего мира. Хочу, как в детстве, слушать сказки и колыбельные на ночь и радоваться каждому наступившему дню, пока мама на кухне готовит блины, которые я щедро полью мёдом, или же нелюбимую овсяную кашу, впрочем, мама всегда находила выход, ловко увиливая от моих капризов, добавляла в это безвкусное месиво шоколадную крошку или нарезала ягоды, недавно собранные в нашем палисаднике. Но, к сожалению время идёт, и теперь вместо мёда соль. Соль, которая сыплется мне на раны ежедневно. У меня нет выбора, я вновь и вновь буду возвращаться в злачное место, носящее название «Чёрный георгин». Слыхали о таком громком убийстве? Поверьте, в этом заведении происходят вещи пострашнее. Мой телефон издаёт неприятный писк. И как он ещё не разбился? Огромных усилий мне стоит вынуть его из потайного кармана. На экране высвечивается «Мама», меня всегда поражало, как она может чувствовать, когда я нахожусь на волоске от смерти или даже в малейшей неприятности. Сейчас мне следует собрать всю свою волю в кулак и вспомнить, чему меня учили в театральном кружке в начальной школе. — Привет, мам, — мой голос не выражает ни малейшего намёка на боль, - что-то случилось? — Тёмочка, сыночек, здравствуй, — её голос дрожит — как ты, милый? Мне приснился очень страшный сон, будто с тобой произошло нехорошее. Ты в порядке, мальчик мой? — Конечно, ты меня разбудила, я дома, лежу в кровати, — наглый врунишка, тоже мне, сравнил собственную могилу с мягким матрасом. — Я за тебя переживаю. — Тебе нельзя сейчас нервничать, со мной всё хорошо, я скоро загляну к тебе. — Обещаешь? — уверен, в этот момент она сжимает телефон настолько сильно, что костяшки пальцев белеют, а её губы поджимаются, походя на ниточку. — Обещаю. Кладу трубку и, шипя от боли, поднимаюсь. Пару раз падаю, но всё же нахожу в себе силы идти дальше, эту ночь я пережил, хотя уже думал, что на этом моё приключение по неизведанной тропе, разной в длину для каждого, под названием «жизнь» может оборваться. Врата ада открыты. Первый круг Скорбь