За поворотом

У него был друг. Хороший, добрый, верный. О каком только мечтать, да не каждому судьбою дается. Самый лучший друг. Единственный. Самый близкий. Ближе всех на свете, включая родных и близких. У него был любимый человек. А потом… Человек остался, любимого не стало. Как если бы тот ушел навсегда умерев. А ты остаешься жить дальше, там, где абсолютно все напоминает о нем одном и ранит, ранит, ранит каждую минуту, день за днем, страшной, одинокой, пустой и холодной ночью за ночью. Были ли они не только друзьями или все-таки нет, осталось известным наверняка лишь им одним. Не прошло и года с тех пор, как его у всех на глазах послал куда подальше мужчина, в которого он безбашенно-откровенно влюбился, предпочтя ему пиар с карьерой. И года не прошло с того дня, когда его друг бросился к нему на выручку, как не раз до этого, как всегда, теперь даже в таком щепетильно-жутковатом вопросе с самыми паршивыми для любого последствиями. А потом бросил его сам. Этого бы ни за что не случилось, оставайся жизнь прежней, но как оказаться готовым к таком, чего никому не предсказать. Помпеи тоже жили себе - не тужили и ничто не предвещало, Людовик с Антуанеттой в кошмарном сне не могли увидеть того, что уготовил им рок. Все строят свои планы на будущее, в котором быть не может никаких фантастических мировых войн или войны миров. Друг бросил его и сбежал, на последнем пароходе в Стамбул, как выразился бы Аверченко, знавший, о чем говорит. Его бросил любимый и любящий ведь человек. В чем обвинить человека, спасающего свою жизнь? Претензий ноль. Мог бы, сделал бы ноги и он. Но пришлось оставаться на месте, капитаном «Титаника», празднично летевшего по волнам и вдруг в считанные часы отправившегося на океанское дно. Сохраняя лицо, они не отписались друг от друга в соцсетях. Сохраняя маску перед общественностью, которой им вдвоем раньше было нисколько не страшно бросить прямо в лицо форменный вызов. Все так понятно. Все так адски больно! Больше не друг, на которого можно положиться во всем и всегда, больше, чем на себя самого, не близкий человек и не любимый так же, как раньше, разлюбить бы тебя совсем поскорее… Он остался один там, где все вокруг, целый город каждой из улиц, вся страна с их родным языком, напоминает о нем одном. И кажется, что буквально сейчас, сию секунду, вновь послышится его голос, а потом и сам он появится, улыбнется, обнимет горячо и тепло, пока не видит никто, кроме тех, кто не расскажут никому ничего. Да и чего там, и кому рассказывать, когда, пойманными обстоятельствами крошечными мушками в навечно застывшем янтаре, они остались вдвоем там, где он сидел у него на коленях. Он снова чувствовал себя оплеванным у всех на глазах. На этот раз изредка, только когда, по незнанию, ему случайно напоминали о том, что произошло, о чем не было известно никому, кроме ближайшего окружения. К тому же разве до таких нелепых безделиц человеку, когда все равно, что умирает - для тебя, навсегда, тот, без кого не можешь помыслить своей жизни. Он даже рассказал всем на этот Новый год о самом своем прекрасном, с ним, когда наконец-то рискнули и открылись их чувства друг к другу. Рассказал иносказательно, конечно, но все же. Не смог удержаться от счастья. И как сглазил, как говорится. Он не злился на него, он даже не мог на него обижаться, по-человечески все понимая. И проживал каждый день, как во льду, в оцепенении, в острых, режущих в кровь при малейшем прикосновении, осколках. Он как умер. Они оба. *** Если, как оказалось, нельзя было полностью полагаться даже на такого друга, самого близкого и хорошего, доброго и прекрасного, которого считал, что не заслуживаешь, думая, что тебя можно любить просто так, за то, что ты это ты, излишний вопрос с заранее известным ответом, кому можно верить еще.