диск луны

      фёдор думает, что его сосед по комнате в общежитии университета странный. он уходит куда-то ночью, возвращаясь под утро, пропахший сигаретами и какой-то особенной безысходностью, и идёт на пары. фёдор даже не уверен, что хоть когда-нибудь видел, как он спит. а ещё этот сосед отличался особенной неразговорчивостью, из-за чего фёдору было жутко некомфортно находиться с ним в одном помещении.       андрей — так звали соседа — был на год младше, поступил в этом году, но на другой факультет. на какой — фёдор не знал. понял только, что там что-то с физикой связано. расспрашивать не хотел; андрей и не ответил бы. он ограничивался короткими «доброе утро», когда фёдор просыпался на пары, а андрей только заявился обратно, и «не пали, пожалуйста», когда в очередной раз уходил.       такое даже немного пугало, и фёдор иногда думал, не связан ли этот первокурсник с каким-нибудь криминалом или чем-то похуже. но никаких доказательств не было, поэтому оставалось надеется, что тот сбегал к какой-нибудь своей девушке, чтобы приятно провести время.       со временем андрей стал всё реже появляться в общаге, чаще уходить куда-то ночью и иногда даже сразу же после пар. фёдору было тоскливо без него — то ли от поглощающего одиночества четырёх стен, которое уже начало поедать живьём, то ли он просто сумел привязаться к этому смазливому личику совершенно непонятным для него образом.       они стали больше разговаривать, перестали ограничиваться короткими фразами раза два в день, и фёдору это определённо начинало нравиться. нравилось бы, если бы андрей перестал уходить непонятно куда. логвинову хотелось спросить, но вот только что-то его постоянно останавливало. возможно, тот факт, что андрей бы всё равно ничего не сказал, а просто отмахнулся, придумав какую-нибудь ложную историю, либо вовсе оставил бы вопрос без ответа, а, возможно, фёдор просто боялся узнать правду.       общаться на кухне за завтраком перед парами — стало уже их традицией, и фёдору почему-то казалось, что теперь ему это необходимо, как воздух. он уже не представлял своё утро без беседы ни о чём с этим мальчишкой. ему было забавно наблюдать, как рассветными лучами солнце играет в его выкрашенных в жёлтый волосах, когда он сидит напротив окна, поедая чудом не сгоревшую яичницу с колбасой.       — доброе утро. — зевая, говорит фёдор, входя на кухню, где андрей уже вовсю колдует над плитой.       честно, если бы не федорович, логвинов так и уходил бы на пары не позавтракав, но этот парнишка с самого начала готовил им обоим. по началу фёдора это смущало. он не понимал, чем вызваны такие порывы, но по итогу просто привык и был пиздецки благодарен ему.       андрею нравилось смотреть на только что проснувшегося фёдора. у него каштановые волосы были смешно растрёпаны после сна, и сам он весь выглядел так по-домашнему, что андрей иногда невольно засматривался непозволительно долго. быстро осекался, уткнувшись опять в готовку.       не сказать, конечно, что андрей был мастером кулинарии, но простецкие блюда выходили довольно недурно. и быстро, к тому же, что обоим студентам было на руку. фёдор был ему за это бесконечно благодарен, но выражал обычным «спасибо», потому что больше способов не знал.       — доброе. — ответил андрей, поставив две тарелки на стол.       он впервые ответил на федино пожелание доброго утра, отчего тот аж поперхнулся, удивлённо подняв взгляд на своего соседа. андрей лишь усмехнулся, сказав «приятного аппетита», чем ещё сильнее добил фёдора.       — ты заболел? — находясь в искреннем изумлении, спросил фёдор.       — да не, порядок. — всё ещё продолжает вести диалог андрей, отчего фёдор начинает подумывать, что его соседа точно подменили. — хотя пары бы сегодня хотелось проебать. — пожимает плечами.       — ахуеть, оно умеет разговаривать. — всё ещё в недоумении говорит логвинов, снова взявшись за еду. однако, взгляд держит всё ещё на андрее, не понимая, почему вдруг тот начал с ним общаться.       они так и проговорили за завтраком, пока собирались, и пока впервые шли в университет не порознь, а вместе. в груди что-то приятно щёлкало, отдавая вибрации по всему телу, но оба гасили это на корню, так и не разобравшись, что это такое.       с того дня они стали общаться. феде даже начало казаться, что андрей совершенно нормальный. и он совершенно точно сбегает из общаги к своей девушке, не иначе. но теперь внутри что-то неприятно кололо от мыслей о том, что у андрея может быть девушка. списывая это на обычную зависть, — потому что фёдор, в отличии от своего соседа, не мог похвастаться смазливой внешностью, которая нравится девчонкам, — он предпочёл не придавать этому значения.       со временем часы без андрея тянулись, почему-то, медленнее, и стали совсем невыносимыми. одиночество четырёх стен их общажной комнаты давило сильнее, а тишина отдавала металлическим привкусом на языке. фёдор старался не думать о нём, заполняя всю голову и время домашкой, но тот поселился в его мыслях, как у себя дома, и вылезать совершенно не собирался. всё пространство собой захватил совершенно бессовестно, даже не извиняясь ничуть.       причин, по которым он так тревожился за соседа, он так и не смог понять. а, может, и вовсе не хотел. считал, что просто беспокоится за нового приятеля, с которым у них начали складываться хорошие взаимоотношения, и думал, что всё так оно и есть. андрей так и не говорил о том, куда уходит. а фёдору становилось всё тревожнее из-за этого. иногда состояние андрея пугало просто до чёртиков, и у фёдора всё чаще возникало внезапное желание обнять его, прижать к себе, успокоить и сказать, что всё будет хорошо.       настольная лампа освещала конспекты, над которыми фёдор корпел весь день. их нужно было сдать завтра, и тогда преподаватель поставил бы логвинову автомат, и тому не пришлось бы проводить ночи за заучиванием билетов. фёдор потянулся на стуле, потерев глаза, и посмотрел на время. часы показывали без пятнадцати десять. почти всё было закончено, оставалось совсем немного, и парень мог отправиться на свой заслуженный пятичасовой отдых.       в это же время дверь распахнулась, и в комнату зашёл, снова весь пропахший сигаретами и протухлой безысходностью, андрей. он скинул куртку на пол у входа, кинул телефон на свою кровать, и сам убежал в ванную. выйдя, садился на постель, закрыв лицо руками. фёдору было почти физически больно всё чаще наблюдать такую картину. ещё больнее становилось от осознания того, что он ничего не мог сделать. андрей ему ничего не рассказывал, помощи не просил, а как помочь, не зная даже с чем именно, логвинов не знал.       иногда, когда андрей оставался ночью в общаге, фёдор слышал тихие всхлипы. не понимал, почему сердце так горько резонирует в такт с ними, но перебарывал в себе внезапные порывы сорваться и чуть ли не допрос парнишке устроить, лишь бы высказал. лишь бы рассказал, чем помочь. фёдор старался не думать о причинах, по которым готов был сделать для андрея вообще всё, что тот потребует. лишь бы спасти.       андрей был благодарен фёдору. он, почему-то, чувствовал, что фёдор хочет ему помочь. чувствовал, что тот рядом, а потому становилось даже как-то легче. ему хотелось выговориться, рассказать вообще всё, но какой-то внутренний психологический барьер всё не давал себя сломать, поэтому андрей молчал. молчал и ждал, наблюдая, как больно делает своим молчанием фёдору, но ничего поделать с собой не мог.       андрей знал — у феди всё будет в порядке. и это изнутри грело. рядом с ним было хорошо, и парень почти забывал всё, что происходит вне стен общежития и университета. потому что с фёдором — спокойно. фёдор — его личный спасательный круг и островок посреди бушующего океана, к которому андрея случайно волнами прибило, и уходить уже не захотелось.       но он всё же позволял себе раскрываться фёдору; понемногу так, легонько, но раскрываться. андрею просто хотелось ему довериться. в карих фединых глазах читалось что-то такое, что он чётко понимал — ему можно. ему можно рассказать всё, федя не осудит. федя поймёт и примет, что бы андрей не сказал. однажды федорович даже рассказал ему то, что знал и принимал только его близкий друг вася. потому что сам таким же был.       — кто звонил? — интересуется андрей, когда фёдор вновь заходит на кухню, поговорив с кем-то по телефону.       — мама звонила. — зевая от недостатка сна, — потому что режим 5/19 — не самый здоровый и позволяющий выспаться, — отвечает фёдор. — спрашивала, как учёба и надо ли денег скинуть. а мне уже неудобно как-то её напрягать. думаю, подыскать работу. — парень пожимает плечами. — только где бы найти с нормальным графиком, чтобы с учёбой совмещать.       у андрея звонко что-то разбивается внутри, но виду он не подаёт, лишь улыбается коряво-вымученно, но как-то даже слишком искренне для такой темы. завидует, на самом деле. но чисто белой завистью. такой, коей не было ещё к другим. и от этого осознания тепло разливается по венам.       — классная у тебя мама. — отвечает андрей, продолжая есть.       — ну, там с какой стороны посмотреть, конечно, но да, в принципе. — убирая телефон в карман, говорит фёдор, и садится обратно за стол.       — а, кстати, а твои родители что? — спрашивает фёдор, принимаясь снова за еду. — просто ты, вроде, тоже не из питера, должны же интересоваться, как ты тут?       фёдор просто искренне интересуется, не подразумевая ничего плохого под своими словами, а у андрея горький густой туман застилает взгляд. как бы он не отнекивался перед самим собой, рана ещё не зажила. всё ещё кровоточила периодически, как бы он не пытался её собственноручно залатать. ничего не выходило. все стежки ниткой расходились и рана открывалась снова. с каждым разом всё больнее трогать.       — убирайся отсюда! — чуть ли не вопит андреевская мать, указывая парню пальцем на входную дверь.       андрей даже спорить не стал. если она отказывается принимать его и любить таким, какой он есть, то ему в этом доме делать больше нечего. давно уж нечего, на самом деле. и даже непонятно, для чего он вообще ляпнул про свою ориентацию — то ли ещё больше мать вывести, то ли раскрыть все карты и умотать с чистым сердцем.       только сердце совсем не чистое было. только больше ныть стало и кровью обливаться. андрей чувствует, как сам камень к своей душе привязал и, разбежавшись, с высоты сиганул в море. ударился о водную гладь, сломав пару костей, и, не крича даже, пошёл ко дну. он не плакал больше от таких ссор с матерью — слёз нет ещё с самого детства. да и сил уже, если честно, тоже нет.       лишь пожав плечами, парень метнулся в свою комнату, наспех собирая свои вещи. старался забрать вообще всё, чтобы, если что, никогда больше сюда не вернуться. думал лишь о том, куда пойти, и как теперь поступать в университет. он не хотел полностью испепелить своё будущее из-за того, что его горе-родители андрея не хотели и не любили совершенно.       он собирался второпях, под строгим и злобным взором своей матери, совершенно не зная, что ему делать. у него абсолютно не было вариантов для побега хоть куда-нибудь, что пугало до жути. старался не думать, схватит на лету, сориентируется, куда пойти, даже если вариант будет абсурдным кошмарно. хоть какая-то нитка.       андрей собрал практически все свои вещи, оставив только то, что ему точно не пригодиться ни при каких условиях. грустно, конечно, было прощаться с этим добром, потому что оно по-своему было дорого андрею, но всё утащить — рук не хватит. молится всему, что есть, чтобы ему в голову пришло хоть какое-то решение, но, кажется, свыше его не слышат.       не прощается, не говорит ничего, просто забирает свой портфель и большую дорожную сумку, открывая входную дверь ключом и кидает его куда-то на пол квартиры в коридоре — чтобы не было возможности вернуться. даже не оглядывается. просто уходит, будто так и нужно. будто было задумано.       — чтоб глаза мои тебя больше не видели! — кричит вслед андреевская мать, и парень чувствует внутри странную смесь горечи и похуизма.       — не увидят. — почти шёпотом шипит в ответ андрей и убегает вниз по лестничной клетке.       андрею думается, что это всё. это почти ебаный конец, и его практически в сторону ведёт от горького осознания действительности. он выбегает из подъезда и абсолютно не знает, что делать. ему не к кому идти, нечего делать и совершенно непонятно, как жить.       сев на лавочку на ближайшей детской площадке, андрей достаёт из кармана джинс пачку сигарет и начинает нервно щёлкать зажигалкой, чтоб подкурить. хочет успокоиться, но не может. у него денег не так много, работы подходящей в кратчайшие сроки он точно не найдёт. снимать квартиру сейчас точно не вариант, заплатить за следующий месяц у него денег не хватит.       он вспоминает, что выход всегда есть. даже если этот выход — прыжок в бездонную яму и, возможно, андрей разобьётся ещё сильнее, если решит воспользоваться той возможностью, которая у него осталась, но сейчас ему откровенно плевать. он достаёт телефон, заходит в контакты и тыкает на номер, единственный стоящий у него в «быстром наборе».       — вась, привет. я согласен на твоё предложение.       с васей звёздкиным андрей дружит почти с самого детства, они прошли огонь, воду и медные трубы. вместе взрослели и осознавали себя. раньше андрей думал, что они с васей одинаковые, но недавно понял, что жутко ошибался. они совсем разные. совершенно. и вскоре парню стало абсолютно тоскливо от этого факта.       они начали отдаляться не так давно со скоростью света, и андрею было почти физически больно от этого. вася был практически единственным его другом. только он знал об андрее всё и даже больше, а никому другому андрей доверять не хотел. не мог попросту. и от этого было только тяжелее.       васе поступило очень «интересное» предложение от очередного мужика, который зажимал его в туалете местного гей-клуба — работа в гейском эскорте. звёздкину нужны были деньги, потому что финансовое благополучие в семье оставляло желать лучшего, и отказаться он не смог. ну или попросту не хотел — чёрт его знает.       вася почти сразу же рассказал андрею и про предложение, и про того мужчину, который ему это предложил. он называл его «феденькой», и говорил, что тот очень красивый и сексуальный. а ещё трахается классно. андрея почему-то чуть не стошнило от такого описания, но на это он промолчал.       — вась, ты, блять в своём уме-то вообще? — почти кричит андрей, глядя на своего друга.       — да че ты, зато деньги будут. сам же знаешь, что у моей семьи жуткие финансовые проблемы. — пожимает плечами вася, искренне не понимая злости андрея.       — мог же хотя бы на нормальную работу устроиться, а не торговать телом. — возмущается андрей.       — да чем тебе это-то не работа? — кажется, вася реально не понимает. — тем более, бесплатно в питер уеду, ахуенно же!       андрей со злости пинает камень, попавшийся ему под ногой и закуривает третью подряд. не знает вообще, как его друга в такое затянуло и почему он отмахивается, — на сердце саднит, — но раз вася слушать не хочет, то это больше не его дело. звёздкина сейчас, видимо, не переубедить. да и он все эти переубеждения мимо ушей пропускает и выкидывает в ближайшую урну.       — кстати, феденька сказал, что будет рад, если я ещё кого-нибудь приведу. — хитрой интонацией начинает вася, но андрей его тут же обрывает:       — торговать своей жопой за деньги?! — раздражённо вскрикивает андрей. — нет, спасибо, я такой хуйнёй заниматься не буду.       — ну ты подумай лучше. я зла тебе не желаю, а это — самый лёгкий и быстрый способ заработать деньги. к тому же, феденька говорил, что хорошо платить будет. — вася как-то по-особенному произносит это ванильное «феденька», но андрей почти что не придаёт значения.       андрей махает рукой в сторону васи и спешит уйти, так ничего и не ответив на это «предложение». ему было горестно и больно, что друг втягивается в такое, но ничего поделать он не мог. потому что вася и не позволяет ничего сделать.       но теперь, когда мать выгнала его из родительского дома за его ориентацию, потому что не смогла — или вовсе и не хотела — принять это, у андрея просто не оставалось никакого выбора.       — ну, меня мать выгнала из дома за то, что я гей, и с тех пор ни разу не звонила и не писала. — пожимает плечами андрей. фёдор застыл на месте от такого внезапного признания.       фёдор просто стоял и смотрел на андрея, то ли пытаясь уличить во лжи, то ли осознавая, что тот сказал. он не чувствовал неприязни от его признания. ему, наоборот, почему-то стало от него легче. как будто огонёк надежды где-то внутри вспыхнул с новой силой и засиял намного ярче, чем прежде.       — я… — фёдор не понимал, что сказать, слова поддержки закрылись где-то на замке и вылезать не хотели, но сказать что-то хотелось.       — я тебе неприятен теперь, да? — горько усмехнувшись, скорее утвердил, чем спросил, андрей и опустил взгляд.       — нет-нет, совсем нет, андрюш, я совсем не это хотел сказать. — тараторит фёдор, пытаясь успокоить и андрея, и себя заодно. — я просто хотел бы как-то поддержать, но нужных слов не нахожу.       андрей не понимает, его ведёт от того, что не так близко знакомый человек хочет его поддержать, или от этого донельзя искреннего «андрюш». скорее, от всего сразу. и в большей степени — от самого фёдора.       парень почти сразу понял, что влип по полной. фёдор очень милый и открытый к этому миру. светлый такой, аж смотреть больно. касаться — разрядами тока по телу. и андрея это невероятно тянуло. он так искренне всегда пытался разговорить федоровича, что это подкупало. он не бросал своих попыток. каждый раз желал доброго утра, хоть и знал, что ответ не получил. но, всё-таки, получил. потому что андрей не выдержал. андрею хотелось с ним говорить.       а ещё фёдор был невероятно красив. отросшие каштановые волосы забавно ерошились после сна. он мило потягивался, когда, проснувшись, приходил на кухню, где андрей уже вовсю хозяйничал, и каждый раз говорил «доброе утро». во сне, когда андрей приходил очень поздно, а фёдор, сгорбившись над письменным столом, так и уснул за домашкой.       да, андрей влюбился. да так, что не оттащить. но признаваться не планировал совершенно. а зачем? — фёдор по-любому «нормальный», а своим признанием андрей ставил под удар хорошие дружеские отношения с ним.       — можешь ничего не говорить, всё в порядке. — отмахивается андрей.       фёдор не понимал, почему его так сильно тянет к этому парнишке. но с каждым днём это становилось всё сильнее. и вот, когда казалось, что чаша переполнена и больше некуда — билось через край, унося волной. это пугало. у фёдора такое впервые, и понять, а, главное, принять то, что с ним происходит, он не мог. просто не получалось.       после внезапного андреевского откровения, федя очень много думал. думал о том, кто есть он сам на самом деле. боялся собственных мыслей, но всё равно думал. эта тяга к соседу по комнате в общежитии была вызвана явно не «просто интересом», а чем-то большим. фёдор понимал это ещё с самого начала, вот только признаваться себе в этом не хотел ни в какую. потому что осознать — тяжело. признать это в себе — ещё тяжелее, но понемногу он к этому шёл.       всё шло своим чередом и следующие недели. андрей всё так же уходил, но снова реже, чем ранее. фёдор был этому очень рад, потому что возможность проводить с андреем больше времени ему очень нравилась. а андрей выглядел всё более уставшим и отчаянным, чем в том же августе, когда андрея только заселили в эту комнату к фёдору.       они сдали зимнюю сессию и ушли на новогодние каникулы. у андрея планов никаких не было, поэтому он предложил фёдору провести эти две недели вместе. фёдор ответил, что уезжает к родителям на это время. видел, как расстроился андрей, но и сам фёдор был ничуть не рад этому.       нет, он, конечно, хотел провести праздники в кругу семьи и близких друзей из старого города, которые так ждали его на эти каникулы, но оставлять андрея одного он почему-то не хотел и не мог. пришлось. всё равно пришлось, потому что отказывать маме он не мог вдвойне. она по фёдору соскучилась, как и он по маме. да и по старым друзьям федя тоже очень скучал, потому что в питере так и не нашёл никого, с кем сдружился бы, кроме андрея и кучи ежедневной домашки.       андрей хотел уже на стену лезть от давящего одиночества почти полностью пустой общаги, а «заказы» давили только больше, потому что фёдора рядом не было. потому что он чувствовал всё своё одиночество в полной мере, и рядом — никого. ни единого островка суши, на котором можно было бы передохнуть. только бесконечные волны и куча солёной воды, попадающей в лёгкие.       фёдор тоже чувствовал себя тоскливо вдали от андрея. они, конечно, переписывались и созванивались ежедневно, но не то. ему хотелось видеть андрея, сидеть с ним на кухне, разговаривая обо всём и ни о чём одновременно. феде ужасно сильно не хватало присутствия андрея где-то в поле его зрения.       новогодние каникулы и дни без друг друга тянулись мучительно медленно. фёдор прилетел в самый последний день выходных, но они с андреем молча, но единогласно, решили провести этот день абсолютно вместе. логвинов даже к домашке не притронулся, которая осталась одиноко лежать на письменном столе.       март во всю хозяйничал на улицах петербурга. нева уже таяла, а погода преодолела нулевую отметку, поднимаясь всё выше. в этом году на удивление местным жителям теплее, чем обычно. многие уже даже стали ходить без курток. весна брала своим очарованием и увеличением длины дня, отчего даже дышать становилось легче.       взаимоотношения фёдора с андреем становились с каждым днём всё ближе, и это их обоих ужасно радовало. им нравилась компания друг друга. им нравилось проводить время вместе, а с наступлением тепла они даже стали вместе прогуливаться и ходить то в бары, то в кофейни, когда группе фёдора задавали чуть меньше, чем обычно.       андрей совсем перестал уходить куда-то днём, но чаще стал уходить ночью; ненамного, но чаще. днём он либо спал, либо гулял где-то с фёдором, либо смотрел, как тот делает конспекты, заданные в университете, параллельно разговаривая и о физике, и о философии одновременно.       им всё сложнее становилось смотреть друг на друга после одного дня, потому что это они не хотели помнить, но и забыть не желали совершенно. просто делали вид, что всё в порядке, что ничего не было.       андрей принёс домой огромный пакет с алкоголем, на федино «в честь чего?» андрей ответил, что сегодня же четырнадцатое февраля, а они, как лохи, без пар. поэтому предложил просто вместе напиться и повеселиться. поиграть там в какую-нибудь «правду или действие», и просто время хорошо провести. фёдор охотно согласился.       сначала они просто пили, осушая одну баночку пива за другой, и болтали ни о чём. им нравилась компания друг друга. вдвоём им было очень комфортно. разговаривали о погоде, об учёбе, о парах, андрей объяснял физические законы, — оказалось, что он учится на инженера-технолога, — а федя рассказывал про социологию.       со временем, порядком напившись, андрей предложил-таки сыграть в «правду или действие». вопросы и задания поначалу были безобидно-смешными. из разряда: «разбей яичко об голову», параллельно смеясь, заканчивая: «да сходи помой башку, придурок, у тебя яйца с волос капают прям мне в пиво».       — правда или действие? — в очередной раз спрашивает фёдор, когда андрей выходит из душа с помытой после яйца головой.       — действие. — говорит андрей, снова садясь рядом с фёдором на диване.       — поцелуй меня. — мгновенно выпаливает фёдор, не сразу осознав, что только что сказал.       — подожди, я… если не хочешь, то давай другое, я просто… — осекается фёдор, но его прерывают.       андрей мягко берёт фёдора за подбородок и накрывает его губы своими, утягивая в поцелуй. до него, почему-то, не дошло, что можно было просто чмокнуть в щёку, например, а не прям целоваться. но, если честно, фёдор имел в виду именно такой поцелуй. и он отвечает. не знает, зачем и почему, но отвечает.       слегка улыбаясь от этого факта в поцелуй, андрей давит большим пальцем на подбородок, чтобы федя приоткрыл рот, и впускает в ход язык. фёдор всё ещё не отстраняется, наоборот — отвечает охотнее, сплетаясь языками.       они не понимали, что происходит, и списывали это на выпитый алкоголь, ударивший в голову.       — правда… или действие?.. — наконец отстранившись, спрашивает андрей и облизывает губы, после вытерев их большим пальцем.       «чёрт, блять, это так сексуально» — думает про себя фёдор, совершенно не контролируя поток своих мыслей после случившегося поцелуя. осекается, пугается того, о чём подумал, но организм уже среагировал.       — правда… — отвечает фёдор спустя пару минут.       — ты, кстати, не говорил, какой ты ориентации. — задаёт правду андрей.       фёдор правда ступил на этом вопросе. он не знал, что отвечать. если бы ещё пару месяцев назад у него это спросили, он бы чётко ответил, что он точно гетеросексуал и никаких сомнений. но сейчас что-то ему подсказывало, что это было совершенно точно неправдой.       — я, ну, вроде, гетеро, хотя иногда сомневаюсь. — пожимает плечами фёдор, на что андрей как-то очень хитро усмехается. — так, правда или действие? — стараясь сменить тему, быстро опоминается фёдор.       — правда. — «потому что второго такого же действия я не переживу» — хочет добавить андрей, но молчит.       — у тебя же есть какой-то типаж парней? опиши его. — говорит фёдор. вроде, обычный вопрос, но ему почему-то так волнительно стало, как будто его судьба сейчас решится. судья стукнет своим молоточком и приговор вынесет.       андрей от этого вопроса осекается, как ошпаренный, потому что в мыслях неоном проносится ответ: «ты мой типаж, федь», но молчит. молчит, потому что придумывает, что сказать. испугать не хочет. рушить зарождающуюся дружбу тоже.       — ну… — подумав, начинает андрей. — заботливые, весёлые, искренние, начитанные, наверное. — выдыхает андрей, добавляя, сам не понимая, зачем: — и с карими глазами и каштановыми волосами. — заканчивает.       фёдор почти что задыхается от такого. ему хочется сбегать и посмотреть в зеркало, потому что начинает сомневаться, что у него карие глаза и каштановые волосы. потому что это всё как-то слишком. но радуется этому ответу. радуется, потому что…       — правда или действие? — спрашивает андрей, прерывая мысленные терзания фёдора.       — правда. — отвечает фёдор.       — тебе когда-нибудь… нравились парни? — спрашивает андрей. практически с надеждой в голосе спрашивает.       — ну… — фёдор задумывается. нравились ли? нет, не так. нравятся ли? — было такое. единожды, но было. — есть. прямо сейчас есть. осознал, наконец-то.       выдохнув от какого-то непонятного облегчения, андрей допивает свою последнюю банку пива, выкидывая в мусорное ведро уже пустую жестянку. фёдор следует его примеру и так же осушает свои остатки алкоголя.       — правда или действие? — выкинув банку, спрашивает фёдор.       — правда.       — есть ли… кто-нибудь, кто нравится тебе сейчас? — и сердце почти замирает.       андрей, честно говоря, опешил от такого вопроса, потому что вот такого он явно не ожидал. ну, или хотя бы не после того, что случилось. потому что сейчас — в голове каша. и ничего дельного выдумать не можется. решается ответить правду.       — да, есть. — говорит андрей. фёдор и напрягся, и расслабился одновременно, что подметил федорович.       — а кто?       — это уже второй вопрос, не нарушай правила игры. — видит, что фёдор от напряжения на месте заёрзал, хотя оба вида, что что-то не так, не подают. — правда или действие?       — действие.       — поцелуй меня. — ухмыляется андрей, зная: фёдор не сделает этого.       но фёдор делает. наклоняется к андрею и целует, придвигая ближе к себе, взяв за талию. андрей пару секунд пытается понять, что сейчас происходит, но на поцелуй отвечает, охотно поддаваясь и прижимаясь к фёдору ближе. логвинов осторожно углубляет поцелуй, чтобы не испугать. но андрей не пугается, он ведётся. ведётся и отвечает так же с удовольствием.       руки фёдора аккуратно залазят под андреевскую футболку, пальцами он вырисовывает на спине какие-то только ему понятные витиеватые узоры. андрей чуть вздрагивает от холода фединых рук, но не отстраняется. подчиняется, кладёт руку на федино бедро, но отодвинуться и разорвать поцелуй даже не думает.       они отстраняются друг от друга только раз — снять так мешающую сейчас одежду и кинуть куда-то на пол рядом с диваном. а дальше — касаться руками друг друга везде, куда только дотянутся.       фёдор нависает сверху, смотрит прямо в глаза, снова целует, смазано так, отрывисто, и обоих ведёт от этого.       он смотрит в глаза, когда подготавливает андрея для себя; и андрей от этого практически вмазанный. перед глазами туман, дымка, он хватается за федино плечо, зрительного контакта не разрывает, и умоляет уже начать. фёдор слушается.       он смотрит в глаза, когда вытаскивает из андрея пальцы. смотрит, когда наконец приставляет головку ко входу. смотрит, когда делает первый толчок. смотрит; не выдерживает — целует, начиная понемногу набирать темп. и в поцелуе этом, как показалось андрею, искренности больше, чем во всей его жизни.       на утро оба делали вид, что ничего не произошло, и ни разу об этом не говорили.       если бы они сказали, что забыли о том, что произошло той ночью — то совершенно точно соврали бы. они думали об этом чаще дозволенного, хоть и не подавали виду и не пытались даже поговорить о том, что было между ними. хотя хотелось. обоим хотелось повторить проговорить то, что случилось. потому что резонирует внутри, в рёбра отдаёт до саднящих ран, потому что перестали понимать.       андрей выходит — выбегает, скорее — от очередного клиента, задыхаясь отчаянием. прислоняется к стене дома, спускаясь вниз и садясь на землю. хочется рыдать до невозможности. с каждым разом он чувствует себя всё более грязным и мерзким, ему противно от самого себя, да и от всего мира в целом. хочет с этим покончить раз и навсегда, потому что денег скопил достаточно — не тратил ведь почти. но не может. не может, потому что сложно. он привык, хотя с каждым разом всё больнее ударяется об очередное дно «бездонной» пропасти.       фёдор вновь корпел над конспектами до поздней ночи, поэтому вновь увидел ещё более подавленного андрея, который снова забежал в ванную, как только пришёл. в тот день андрей около часа прорыдал на федином плече. логвинов вопросов не задавал. молча обнимал, прижимая как можно ближе к себе, пытаясь хоть так успокоить, и андрей был ему благодарен. и за объятия, и я за молчание. потому что просто не готов был говорить.       на следующий день андрей снова ушёл днём. на этот раз фёдор переживал ещё больше, чем раньше. потому что сердцем чувствовал — что-то не так. всё очень плохо и андрея нужно спасать. вытаскивать оттуда, куда он сам себя закопал. вот только фёдор не знал, откуда именно нужно вытаскивать этого парнишку.       андрей просто гулял по весеннему питеру. решался. потому что нужно сказать. тянуть дальше — невозможно. сложно и больно. и фёдор имеет право знать правду. но смелости не хватало совершенно. андрей не знал, как он отрегирует, и от этого становилось всё страшнее.       сидя на лавочке в парке, андрей закуривал уже хуй знает какую по счёту сигарету подряд. он ждал фёдора. скинул ему в телеграмме геолокацию с подписью: «приходи, пожалуйста, нам нужно поговорить». потому что не хотел тянуть дальше. ему бы не хотелось, конечно, чтобы фёдор от него из-за этого отвернулся, но когда-то надо сказать. и андрей решил — либо сейчас, либо уже точно никогда.       яркий диск луны освещал город, когда фёдор, наконец-то, пришёл. молча сел рядом с андреем, давая понять, что готов слушать. андрей собирался с мыслями пару минут. ещё пару минут сдерживал слёзы, чтобы снова не разреветься, как маленький ребёнок в магазине, которому не купили игрушку.       — я… — тихо начал андрей. — я шлюха, федь. — почти шёпотом проговаривает андрей свою импровизированную исповедь. — я работаю ёбаной шлюхой.       громко шмыгнув носом, андрей снова закрывает лицо руками, пытаясь сдержать норовящий вырваться наружу поток слёз. он ожидает чего угодно: того, что федя сейчас развернётся и уйдёт, скажет ему пару нелестных эпитетов, ну или, если всё совсем плохо — то ударит. но явно не того, что его вновь обнимут, аккуратно поглаживая по волосам.       — тебе… не противно?.. — спрашивает андрей таким измученным голосом, что фёдору становится больно.       — почему мне должно быть противно? — искренне не понимает фёдор, прижимая андрея как можно ближе к себе.       — ну… я думал, ты посчитаешь меня мерзким после такого. — андрей почти облегчённо выдыхает.       — чушь. — спокойно отвечает фёдор, продолжая гладить андрея по волосам. тот уже почти как котёнок; ластиться, осталось только в клубок свернуться.       — мне не станет от тебя противно, потому что я люблю тебя. — признание срывается с языка так ровно и быстро, будто фёдор планировал это тысячу лет назад. как будто так и нужно было.       андрей, чуть отстранившись от объятий, целует фёдора, и тот отвечает. вкладывают всю любовь и нежность в этот поцелуй, фёдор пытается им успокоить. разорвав поцелуй на мгновение, андрей шепчет: «и я тебя люблю», снова целуя.       пустынный парк, безлюдная ночь, и только диск луны освещал город.