THV

      Когда стрелки часов дошли до отметки в шесть утра, Чонгук понял, что совещание не состоится и сегодня тоже. Юнги, который примчался через полчаса после звонка, долго и внимательно изучал письмо, поднеся его к настольной лампе.       Вариант обратиться в полицию они пока не рассматривали, потому что заявление о пропаже человека принимали лишь на третьи сутки. И чтобы не терять время, Мин предложил попробовать начать самостоятельные поиски.       — Можно ли определить владельца печатной машинки по письму? — с надеждой в голосе спросил Гук.       — Возможно, но, смотря, какая модель. — Он подумал несколько секунд, пролистал свою телефонную книгу и позвонил какому-то своему другу. Попросил срочно приехать, объяснив, что это вопрос буквально жизни и смерти.       Ещё сорок минут ожиданий, и в квартире появился чудаковатый худощавый тип, на две головы выше Чонгука. Его длинные волосы были заплетены в мелкие дреды, а мятая рубашка в красную клетку вообще не внушала солидности хозяину. Гук вопросительно глянул на Мина, но тот сложил указательный и большой пальцы колечком, показывая, что всё под контролем.       — Ча Инсон. — Он протянул руку, глядя на Гука сверху вниз. Обменявшись рукопожатиями, они проследовали в гостиную. Юнги бережно взял письмо и протянул парню.       — Ой, ну вы и чудики! — покачал сокрушённо головой. — Кто ж улики без перчаток берёт? Небось и все отпечатки пальцев уже стёрли.       Чонгук про это даже не подумал, поэтому они вертели лист много раз.       «Вот засада!»       — Но вы не ссыте, ребята! У меня папаша — фанат этого добра, поэтому я с детства в них шарю. Но, если что, прокатимся и до отцовского дома, он точно подскажет, — говорит Инсон, внимательно читая текст. — Бля, что за мудак это писал? — морщится и цокает он.       Из нагрудного кармана достаёт небольшую складную лупу и долго изучает каждое слово.       Чонгук ходит кругами, поглядывая на странного парня, но молится всем богам, чтобы он хоть что-то им поведал.       — На каждой модели имеется каретка, которая после нажатия на клавишу передвигается по-своему, поэтому везде разный шаг, — медленно говорит Инсон, — конечно, если меняли шестерёнки, то уже сложнее. Когда поворачивается валик, междустрочный интервал тоже специфичен. Определить модель можно и по максимальной длине строки и другим моментам.       Гук наклоняется над ним, разглядывая каждую букву. Понятно, что ни хрена непонятно.       — У меня есть несколько вариантов, но я бы всё же посоветовался с папашей. Если позволишь показать ему письмо. — Он поднимает голову, глядя на Чонгука. — Не дрейфь, он в плане тайн — могила.       — Да мне уже не до тайн, если честно, — нервно отвечает Гук. — По фото он сможет нам что-то сказать?       — К сожалению, нет. Нужно ехать к нему и показывать оригинал письма, — мотает головой Инсон.       — Далеко он живёт? — тут же спрашивает Чонгук, усаживаясь на свободный стул.       — В пригороде Сеула, в такое время доберёмся часа за полтора, может, два от силы.       — Пиздец какой-то! — Чонгук опускает лицо в ладони. — Мы уже столько времени потеряли!       — Но мы хотя бы что-то делаем, а не сидим на месте, — успокаивает его Юнги.       Звонок домофона заставляет повернуть головы к двери всех троих. Чонгук несётся к видеомонитору в надежде, что это Тэхён, но там маячит обеспокоенное лицо Хосока. Разочарованно жмёт на кнопку и говорит: «Поднимайся».       — Как ты, Чонгук-и? — Хоби сразу направляется к нему, заключая в свои дружеские объятия. После предательства матери Гук закрылся в себе и в школе почти ни с кем не общался, но Чон Хосок был настолько добр к нему, что смог заслужить не только доверие испуганного мальчишки, но и верную дружбу, которая длится уже четырнадцать лет. Объятия Хоби обладали поистине терапевтическим действием. Но сейчас Чонгука прорвало: слёзы, которые он так мужественно сдерживал всю ночь, бурным потоком хлынули из глаз. Он в буквальном смысле разрыдался, как ребенок, посреди своей гостиной, утыкаясь в плечо друга.       — Ну же, будет тебе! — Хосок гладит его по спине, поднимая глаза к потолку и смаргивая собственные слёзы. — Мы обязательно его найдём, слышишь?       — А что, если его уже нет в живых? Почему он ничего не рассказал мне? Что за блядский отсчёт? — вопросы один за другим обрушиваются на Хоби, ответов на которые он не знал.       Мысль, что его Тэхён сейчас в лапах какого-то озабоченного маньяка, вселяла просто нечеловеческий ужас. Чонгук старается не думать о насилии — главное, чтобы Тэ просто был жив.       — Эй, чуваки, вам не кажется, что мы теряем время? — подаёт голос Инсон.       Чонгук отстраняется, вытирает глаза рукавом толстовки и шмыгает носом.       — Ты прав, нечего тут нюни распускать. Простите, сорвался!       Хосок смотрит на друга и понимает одно: если с Тэ что-нибудь случится, Чонгук этого не вывезет.       По пути до стоянки они рассказывают Хоби про письмо и версию с машинкой.       — Хоть какая-то, но зацепка! — соглашается он.

***

      Никогда дорога не была столь мучительно долгой. Чонгук прислонился щекой к прохладному стеклу, глядя на мелькающие за окном деревья. Истеричное состояние сменилось каким-то отупением.       «Мерседес» Юнги припарковался у небольшого частного дома, обнесённого невысоким забором.       — Проходите, — нажимая ключом на магнитный замок, говорит Инсон. — Папаша уже ждёт нас.       Их никто не встречает, поэтому все следуют за Инсоном по узкому коридору и попадают в мрачную гостиную. Завидев гостей, мужчина в шёлковом халате подскакивает с места.       — Ой, вы уже приехали? Я не слышал! — Он здоровается с каждым по очереди, обмениваясь рукопожатиями.       — Чон Чонгук. — Он тянет ладонь, изучая мужчину.       — Ча Йенсен, — почтительно кланяется, пожимая руку. — Давайте уже своё письмо!       Надев очки, он включает несколько настольных ламп, сдувая пыль и крошки со стола. И все зависают в ожидании, пока мужчина скрупулёзно изучает текст.       — Ну сын, не заметить такое! — качает головой он. — Очевидно же, что написание знаков и межстрочка характерна для Olivetti. Это либо Studio 42 или же Lettera 42. Погодите! — Он вскакивает с места и достаёт каталог, листая плотные страницы, водит пальцем, что-то бубнит под нос и вновь возвращается к письму.       — Да, механика с косым передним ходом, — подытоживает. — И у меня для вас хорошая новость. — Он поднимает глаза, явно довольный проделанным анализом. — Эта машинка 1950 года. Слишком старая и довольно редкая, а западающая клавиша сужает поиск.       — Западающая клавиша? — в один голос переспрашивают Хоби и Гук.       — Очень характерная деталь, дайте мне десять минут, я сейчас войду в базу и посмотрю. — Господин Ча открывает ноутбук и что-то печатает. — Вообще, надо быть идиотом, чтобы отправлять письма, напечатанные на такой древней машинке!       — Да уж, кто-то хотел быть оригиналом, но не вышло, — хмыкает его сын.       Чонгук уже искусал все губы в ожидании. Смотрит на часы, которые показывают 9:40, и вспоминает, что Тэ отключил телефон примерно в десять утра вчерашнего дня. То есть почти сутки о нём ничего неизвестно. И если сейчас версия с машинкой прогорит, то он и не представляет, в каком ещё направлении копать.       — Есть! — Господин Ча победно хлопает в ладоши. — В Сеуле такие модели в частных коллекциях только у трёх человек, и вот их адреса. — Он нажимает на печать, и принтер за его спиной оживает, характерно жужжит, выплёвывая долгожданный листок.       — Но мы же не можем просто поехать к каждому из них с этим письмом! — Гук не совсем понимает, что им теперь делать с этими адресами.       — Мы пробьём каждый адрес, выясним личности и сузим круг, — успокаивает его Юнги. — Самое главное, что мы нашли, на какой именно машинке было напечатано это дерьмо.

***

      Вернувшись в квартиру, Гук тут же натыкается на Муху. Кажется, кот тоже чувствует неладное, потому что никогда так себя не вёл. Он подхватывает его на руки и несёт на кухню.       — Я воспользуюсь твоим ноутом? — кричит Юнги из гостиной.       — Можешь даже не спрашивать, конечно!       Хоби взялся всех накормить, потому что вымотанный Чонгук был похож на привидение.       — Тебе нужно поспать хотя бы пару часов, — мягко говорит Хосок.       — Как я могу спать, когда там неизвестно что с Тэхёном?! — стонет он.       — Если мы поедем его спасать, ты же не хочешь вырубиться в самый ответственный момент?       — Не вырублюсь, уж поверь! Пока не вытрясу всю душу из этого мудака! — Гук осторожно ставит миску на пол и опускает кота. — А ведь это он нашёл то письмо! — Гладит по лоснящейся спине. — Спасибо, Муха!       Юнги несёт ноутбук в кухню, забираясь на высокий стул за барной стойкой.       — Первый хозяин умер ещё три года назад, — выдаёт он, — но это не значит, что его машинку не мог использовать кто-то другой. По этому адресу придётся ехать и выяснять. Второй уже не проживает в Сеуле лет двадцать, так что отпадает сразу, а третий — это женщина.       — Женщина? — Чонгук заглядывает в монитор. — Она же не может писать такие письма?       — Я уже ни в чём не уверен, Гук-и! — потирая от усталости глаза, говорит Хосок.       — Значит, два адреса. Думаю, нам нужно разделиться для экономии времени. Вы езжайте по первому, а я рвану к этой тётке, — предлагает Юнги.       После быстрого перекуса и лошадиной дозы кофе Юнги садится в свой «мерседес», а Хоби настаивает на том, чтобы они поехали на его машине, потому что Гук сейчас не в лучшей форме, чтобы садиться за руль.       — Может позвонишь отцу? — осторожно начинает Хосок, включает поворотник и выруливает со двора. — С его связями он бы мог помочь.       — Смеёшься? После ряда скандальных публикаций в СМИ, где я с Тэхёном, он вынудил меня признаться в своей ориентации. Назвал бесполезным и сказал больше не звонить.

Flashback

      Чон Хо Чжин сидит в кресле, глядя на сына тяжёлым почти уничтожающим взглядом. Чонгук медленно садится в такое же кресло напротив него, наблюдая, как потрескивает огонь в камине.       — Объяснишься? — бросает отец.       — И тебе доброго вечера, — хмыкает Гук.       — Все СМИ пестрят заголовками о вашей паре с так называемым Ви! Ты хоть понимаешь, какой это позор? Я уважаемый человек…       — Мне двадцать пять лет, отец. Уж позволь мне самому делать выбор: где, когда и с кем спать! — едва сдерживаясь, говорит он.       — Я не лезу в твою постель, терпел твои прошлые интрижки. Ильёна этого, господи прости! Но Ви — публичная личность, ты таскаешься за ним на все мероприятия, смотришь с таким обожанием, что даже тошно! — Хо Чжин кривится, словно от острой зубной боли.       — Смотрю с обожанием, потому что люблю. — Чонгук смотрит вызывающе, готовый отразить любую атаку. — Везде с ним хожу, потому что сам так хочу.       Мужчина встаёт и направляется к резному письменному столу из красного дерева. Выдвигает ящик и достаёт портсигар, берёт гильотину и медленно отрезает головку. Глядя на это зрелище, Чонгук почему-то представляет себя на месте этой самой сигары.       — Когда ушла твоя мать, мне было непросто. Соглашусь, что и тебе тоже, да, может, я и был хреновым отцом, мало внимания тебе уделял, но не такого сына я растил.       — А растил ли? — горько усмехается Чонгук.       — Не смей меня упрекать! — Хо Чжин выпускает длинную струю дыма.       — И ты меня не упрекай. У тебя своя жизнь, а у меня — своя.       Чонгук поднимается, направляясь к выходу.       — Уже уходишь? — бросает в спину отец.       — Не вижу смысла в этом бесполезном разговоре, — чуть замедлив шаг, отвечает Гук.       — Не вижу смысла в таком бесполезном сыне… — добавляет Хо Чжин.

The end of the flashback