Дефект и Фетиш

— Убожество. Шэдоу встречает их постоянно. Записи, рисунки, даже фигурки из исписанной ручкой бумаги с двумя ежами, один из которых на втором в не требующей объяснений позе. Бессовестно. Нагло. Сначала это казалось шуткой. Он часто находил на одной из парт вырисованные похабные надписи, за которой сидело слишком много учеников, чтобы выяснить наверняка, кто автор. Шэдоу решил пойти другим путём и проверять после каждого занятия, но обнаруживал надписи уже в другом месте — на парте, за которой никто не сидел, на стуле посреди класса, на подоконнике. Будто этот мерзавец заранее знал, что его ищут. «Любите грубо или нежно, профессор Роботник?» «У вас такой большой стол, что никто бы и не заметил, если бы я решил отсосать вам прямо под ним». «У вас такой хриплый голос. Создан для того, чтобы отдавать приказы». И почерк всегда разный, искусно срисованный с чужих. Шэдоу убеждал себя, что ещё немного и выявит, чьих это рук дело, пока не появились рисунки. Он помнил, как замер у той парты, не в силах отвести взгляд от толстых, резких, немного кривоватых изгибов его тела, отпихнутого на стол, в который его втрахивали — грубо, нахально, по-зверски. Внизу стягивался водоворот. Он стёр этот рисунок, не оставив и следа. Но это было только начало. Автор никогда не рисовал себя — всегда это был только Шэдоу, которого трахали или он же, возвышающийся над кем-то. У этого психа были извращённые вкусы. Со временем это стало пыткой, позже — привычкой. То, что к листу с докладами обязательно подложат тот, что с рисунком и подписью, или вернувшись в кабинет он найдёт эти оригами ёжиков. Всегда были ёжики. То, что это парень и ёж Шэдоу усвоил. И хоть таких в школе было единицы, взгляд то и дело цеплялся за одного — синего, будто разряд молнии, что скакал по классу и коридорам, одаривая всех своей неуёмной энергией. Активный, ненавидит учёбу, иногда действует на нервы, но Шэдоу признавал: он не такой плохой ученик. Соник никогда не смотрел на него двусмысленно, не казалось, что желал отомстить или довести. Даже приветствовал один из первых при входе в класс. Но Шэдоу хотел — желал, требовал — чтобы это был он. Не пытался представлять других, всегда невольно дорисовывал эти каракули недалёкого ума до синих игл и чужой наглой ухмылки. И голос… «Любите грубо или нежно, профессор Роботник?» Внизу всё изнывало. Шэдоу тяжело выдыхает, приподнимая очки и потирает уставшие веки. Оригами надо убрать, пока ещё другие учителя не заметили, но рука не поднимается выкинуть, и Шэдоу, посылая мир и себя, забрасывает те в ящик стола и закрывает на ключ. — Профессор Роботник. Шэдоу вздрагивает — мгновение — земля расползается дырой под ногами, растворяется, лишая опоры. Он небрежно поправляет очки и берёт себя в руки. В голове слишком отчётливо-неправильно отзывается этот голос и интонация. Соник, стоявший в дверях, ухмыляется, довольный тем, что застал учителя врасплох. А после вступает в класс, притягивая за собой ручку двери и закрывает их. — Чего тебе? — Шэдоу старается не поднимать взгляда и мнёт исписанный пошлостями лист. Ещё один со сегодняшних занятий. Затем отводит ладонь, чтобы выбросить, но руку перехватывают прежде, чем рисунок достигает ведра. И Соник осторожно вынимает смятый клочок, поправляя, разглаживая бережно пальцами. У Шэдоу дрожат руки, а внутри всё столбенеет. — Вы все их выбрасывайте? — голос Соника сквозит издёвкой, а губы напротив — растянуты в нежной, обманчивой улыбке. Хищной. — Я ведь так старался. На стол ложится помятый лист с всего двумя фразами, которые Шэдоу успел прочесть несколько десятков раз, прежде чем решиться его выбросить: «Что бы вы сделали, профессор, если бы мы остались наедине?» «Думаю, отдались бы мне прямо на своём кожаном стуле». Шэдоу сглатывает ком, застрявший где-то в горле, пока руки Соника стремятся по его груди, под одежду. — Убожество. А Соник не отвечает. Он берёт — как в рисунках — грубо, до исступлённой дрожи и слёз и шепчет все те отвратные вещи прямо Шэдоу на ухо. Вталкиваясь в изнеможенное, податливо вязкое тело на стуле. Его руки расползаются по обнажённой груди, оглаживают изнанку обкусанных бёдер и ладонь утыкается прямо в загривок, рывком оттягивая, прижимая спиной к его груди. — Разве не ты хотел этого, Шэдоу? Верно, он хотел и желал. Всегда. Постоянно.