аппликации

любит не любит — а ромашки всегда лгут. гахён пачкает подушечки больших пальцев, нажимая на ярко-жёлтые пыльные серединки и знает за какой лепесток потянуть, чтобы её "любили". а ещё ромашки никак не сплетаются в единое целое, ломаясь в стеблях и жалко падая на траву. это те, которые слишком неподходящие по виду для гаданий на столь серьёзную тему. — а ты умеешь плести венки? гахён сидит на траве, усыпанная звёздной пылью и пыльцой и кажется самой красивой на всем белом свете. на чёрном, наверное, тоже — хандон пока что там не была и не планирует, потому что тут ещё столько незаконченных дел. например, тысячу раз похвалить гахён, которая сомневается насчёт своего нового платья в мелкий узор. рассмотреть её с ног до головы и подумать. научиться жить заново, потому что донги так не умеет — казалось бы, ещё вчера только-только сделала первый вдох. — очень не умею. хандон тоже сидит на траве, осторожно поднимая переломатые цветы и складывая их в подобие букета на ладони. ромашки успели слегка завять и сдаться, чем-то напоминая её. летняя жара даже поздним вечером никого не щадит. — прям уж настолько? гахён щурится недоверчиво, но смотрит только в странную зеленую петлю, которую свернула только что, и пытается просунуть цветок. он тоже тихо гибнет, хочется ругаться. в нём количество лепестков чётное и если начать с "любит", то выпадет самое ужасное предсказание. поэтому хандон поднимает его и добавляет в свой похоронный букетик. есть в этом что-то такое — жалеть слабых. жалеть похожих на тебя. жалеть самого себя. и желать видеть только хороший исход. потому что от плохого всегда больно. гахён никогда не признается, что боится любой боли — на коленках у неё нет ни одного шрама от неудачных падений, на локтях ни одного следа от ссадин. в душе ни одной плохой истории и ни капельки сожалений. — о, настолько, что если бы ты спросила убили ли меня, я бы сказала, что да. прям насмерть убили. — жалко. и на самом деле очень жалко. и жарко. хандон отводит взгляд в сторону, пытается выдумать как сплести самый красивый венок для самой красивой девушки. это бы её точно осчастливило и было бы точнее всех гаданий. но ромашки на руках распрямлённо медленно вянут, а солнце почти падает за горизонт. у хандон душа вся изранена, потому что она не умеет главного — спасать себя. на уроках обж и физкультуры пропустила, как правильно падать и сгруппировываться, чтобы случайно не выбить сустав копьём прямо в сердце. — да, очень жалко. лепесток за лепестком — донги всё равно наивно верит, что в первый раз ей улыбнётся немножко удачи. гахён всё вертит в руках жалкое и вот-вот расплетающееся подобие венка, но краем глаза замечает, что эта та самая ромашка, с которой она выдернула одно лишнее "не любит". чтобы поправить. чтобы она не была плохой. чтобы запечатлеть хорошее предсказание. и донги именно её держит в руках, украдкой поглядывая в сторону, пока перебирает на губах чёрное и белое её однотонного мира. любит, не любит — а ромашки и правда врут. но гахён счастливо улыбается, когда проговаривает вместе с хандон это заветное любит, украдкой забирая поцелуй с губ. совместными усилиями это можно превратить и не в ложь.