был весь в синяках и ушибах

Бекхён проснулся затемно от тупой, тошнотворной боли в голове. Ныл затылок, ныли глаза, ныло какое-то особенно чувствительное место в глубине черепа. Под одеялом было разом невыносимо душно и очень, очень холодно - Бекхён застонал и уткнулся лицом в подушку. Ладно бы ещё похмелье или, на крайний случай, старый добрый недосып, но терпеть подлянки от погоды он никогда не мог. Ласковое мамино "у нас, малыш, в семье у всех так" и беззаботное Чанёля "подумаешь, метеозависимость - не сифак ведь" эхом отдавались в голове, которая была пустой и тяжёлой и гудела как колокол. Минут пять Бекхён лежал, уткнувшись лицом в подушку и пытался заставить себя заснуть, но ничего не получилось, и пришлось сесть, аккуратно, без резких движений, а затем также аккуратно дотянуться до неразобранной с самого приезда сумки. Аптечка обнаружилась ровно там, где и должна была находится. Дотошный Джунмён и не менее дотошный Ифань в своё время выебали всем мозги техникой безопасности настолько, что аптечку Бекхён кидал в сумку раньше, чем зарядку для телефона. Чёрт, да иногда даже раньше, чем сам телефон. Баночка обезболивающих была на месте, аккуратно забитая сверху ватой. - Здравствуй, детка, - пробормотал Бекхён и поразился собственному сиплому, полуживому голосу, - Ну меня и прихватило... Он оглянулся по сторонам, но воды, предсказуемо, нигде не обнаружил. Пришлось встать, игнорируя то, что в черепе словно запустили бенгальский огонь, и накинуть халат, сжимая в кулаке банку таблеток и не зажигая свет. Электронные часы безразлично высвечивали половину шестого утра. Бекхён недоверчиво прищурился: если половина шестого, то почему темно, как в три? Он протянул руку и откинул занавеску, чтобы выглянуть в окно. А. Вот почему. Всё небо заполнили низкие, тёмные тучи, которые казались тяжёлыми, словно каменные валуны. Вот и изменение погоды: на смену жаре и засухе кажется скоро придут гроза и ливень. Блять, скорее бы уже. Бекхён задёрнул занавеску обратно. Кухня встретила его светом лампы над барной стойкой, шумом чайника и тихими голосами. - ...здесь? - Чуть пониже... Ага, вот тут. Чёрт, как плохо-то... Читтапон сидел за барной стойкой, подперев голову руками, и в бледном свете единственной лампы казался непривычно маленьким и хрупким. Рядом стоял Тэён и осторожными пальцами массировал ему затылок. - Может пойдёшь ляжешь? Я тебе всё принесу. - Нет, нет, не надо. Я всё равно уже не засну. - Зайка-... О, привет, хён. - Привет, - Бекхён подошёл ближе, - Что тут у вас? - Читте нехорошо из-за грозы, - мягко сказал Тэён, - А таблетки он, разумеется, не взял. Ждём, пока чайник вскипит, чтобы развести ему порошок с парацетомолом. Он от простуды, вообще, но... Бекхён поставил на барную стойку свою баночку с таблетками. - Угощайся, - сказал он Читтапону, - Хён сегодня щедрый. Читтапон поднял на него сонный, растерянный взгляд, затем взял баночку в руки и прищурился, читая этикетку. - Спасибо, - выдал он наконец, - А ты тоже что ли?.. В другое время Бекхён, конечно, огрызнулся бы. Сказал бы что-то вроде "нет, ты что, я просто так таблетки с собой вожу" или "вау, а сам-то как думаешь, гений", но Читтапон выглядел действительно хуёво, поэтому Бекхён молча кивнул и пошёл к раковине, чтобы налить им обоим по стакану воды. Тэёна совместными усилиями удалось прогнать в постель, а Читту Бекхён утянул на диван в тёмной гостинной. В просторной комнате со стеклянными дверями дышалось легче - стены не давили со всех сторон, огоньки выключателей не слепили глаза. С улицы доносился тихий, умиротворяющий шум дождя, который совершенно не торопился переходить в грозу, и Бекхён подумал, что может быть, при удачном раскладе, ему даже удастся ещё немного поспать. - Спасибо, хён, - пробормотал Читтапон, устроившись поудобнее у Бекхёна на груди, - Не знаю, как я умудрился забыть таблетки... Они всегда лежали в косметичке, а тут... - он вяло махнул рукой. Бекхён сочувственно погладил его по голове, и Читтапон безмолвно подался затылком в его руку, призывая продолжить - очаровательный, избалованный котик. Бекхён повернул руку поудобнее, чтобы помассировать Читтапону тёплую шею и затылок, как ему самому обычно делал Кёнсу. Держать Читтапона в руках, гладить его по голове, пропускать через пальцы его жёсткие, чуть вьющиеся волосы было очень приятно. Хорошо было бы, конечно, без собственной настойчивой боли, тяжело осевшей где-то в висках, но Бекхён умел ценить маленькие радости. - Ты такой хороший, хён, - подал голос Читтапон, когда Бекхён уже было решил, что он заснул, - Я, наверное, даже больше на тебя не обижаюсь... - А ты на меня обижался? - Да! - Расскажешь за что? - Бекхён почесал его за ухом. - А ты сам не догадываешься? - Котёнок, я и в обычное время не гений, а сейчас и вовсе ничего не соображаю. Прояви милосердие. - Ну хорошо, - Читтапон преувеленно драматически вздохнул, - Понимаешь, хён... Ты выебал Сюйси первым! Я всё понимаю, ты лидер, тебе решать, но, блять! Он же буквально ничего для этого не сделал! - в голосе Читтапона звучало искреннее возмущение, и Бекхён всеми силами заставил себя сдержать смех, - Мы с Тэёном приложили столько усилий... Я бы ещё понял, если бы ты его выбрал! Думаешь он это ёбнутое движение бёдрами просто так уже неделю отрабатывает? К тому же он тоже лидер, у вас есть общие темы для разговора, все дела... - он обиженно шмыгнул носом, - Или Тэмина! Я бы слова против не сказал, если бы первым был Тэмин-хён! Он выглядит как принц из сказки и пахнет клёво, чёрт, да я только рад был бы. Но ты-ы-ы, - он больно ткнул Бекхёну в грудь указательным пальцем, - Ты решил, что первым выебешь Сюйси! - Котёнок, - выдавил из себя Бекхён, всё ещё стараясь не смеяться, - Я не очень... Решал. Так звёзды сошлись, понимаешь? Читтапон пренебрежительно фыркнул, положил голову обратно Бекхёну на грудь. - Сюйси не сидел перед тобой в шпагате всю неделю, - сказал он уже тише, - Да, он симпатичный... Но я тоже симпатичный! И у меня тоже клёвый, привлекательный акцент! - он помолчал и добавил, ещё тише, - И вообще я старше. Это просто неуважительно с твоей стороны, хён... - Бекхён быстро поцеловал его в вихрастую макушку, которая пахла цитрусовым шапунем. - Извини, Читта, - сказал он, стараясь звучать ласково, но с ноткой властности, - Я уделял тебе слишком мало внимания, да? - Нет, - не слишком уверенно возразил Читтапон, - Я не об этом... - Ты очень симпатичный, котёнок. Не "тоже", а просто. И мне очень, очень, очень нравится твой акцент. Читтапон издал тихий, мягкий звук. Бекхён прижал его к себе покрепче. - Это же не гонка. Я... Мне очень льстит, правда, что вы так меня хотите, но это, всё это - совершенно точно не соревнование. Тут нет победителей и проигравших. Побеждают все! - Я знаю, хён, - тихо отозвался Читтапон, - Я... Я правда знаю. На этом стоило закончить разговор и сменить тему, может быть перевести всё в шутку, оставить позади. Но душа у Бекхёна всегда была нараспашку, и одна короткая неделя в статусе лидера не научила его молчать. - Я не хотел ничего начинать, пока мы все не поговорим. А разговор откладывал, потому что боялся... И в итоге целую неделю, как долбоёб делал вид, что вас не замечаю. - Боялся? - спросил Читтапон, - Чего? - Сам не знаю! - Бекхён невесело расмеялся, - Новизны, наверное? Я никогда раньше не был лидером. - Ты волнуешься из-за тимбилдинга? - Читтапон приподнял голову. - Нет, - поспешно сказал Бекхён, но Читтапон ему явно не поверил, - Ну, то есть, волнуюсь, конечно. Но умеренно! В пределах допустимого. Без перегибов... Хватит сверлить меня взглядом, ложись обратно, это вообще не главное!.. Читтапон хмыкнул, но послушно опустил голову обратно. Бекхён вздохнул. - Короче, всё в порядке, - сказал он, в первую очредь обращаясь к самому себе, - Я закончил дурить и могу, наконец, позаботиться о вас так, как вы того заслуживаете. - Мы тоже о тебе позаботимся, хён, - сказал Читта, и в его сонном голосе Бекхён услышал обещание, от которого у него пробежали мурашки по спине. - Конечно, малыш, - пробормотал он, просто, чтобы что-то ответить, - Я в вас не сомневаюсь. В какой-то момент Бекхён всё-таки заснул, убаюканный шумом дождя и тёплой тяжестью Читтапона. Ему казалось, что он лежит на дне реки и сквозь толщу воды пытается разглядеть небо, но никак не может из-за танцующих перед глазами водорослей и завихрений мелкого песка. Где-то вверху скользили огромные тени кораблей, и Бекхён провожал их глазами, боясь их необъяснимой мощи. Его всегда пугало непропорционально большое, - каньоны, и небоскрёбы, и время, и слава, и "я люблю тебя", - но там, где были корабли, были и небо, и солнце, и Бекхён всё смотрел и смотрел наверх, окружённый песком и тревогой. - Бекхён, - чья-то рука коснулась его плеча, - Давай, просыпайся, мой хороший. Он с трудом разлепил глаза. В комнате стоял всё тот же серый полумрак, тёмное грозовое небо за окном нависло так низко, что, казалось, вот-вот зацепится за верхушки деревьев. Читтапон пропал, но на его месте появился толстый плед. Тэмин присел на краешек дивана, терпеливо дожидаясь, пока Бекхён придёт к себя. Чонин остался стоять, заложив руки в карманы и переминаясь с ноги на ногу, как делал всегда, когда нервничал. Бекхён потёр глаза. - Сколько времени? - выдавил он и скривился от того, как хрипло звучал его голос. Во рту было сухо как в пустыне, в висках пульсировала боль. Сон не помог с болью, никогда не помогал, но хотя бы позволил ненадолго от неё отвлечься. - Половина двенадцатого, - Тэмин смотрел на него с сочувствием, - Мы решили дать тебе поспать подольше... Читта сказал, что завтракать ты в этом состоянии всё равно не будешь. Читта. Милый-милый-милый Читта, который, вроде, только что был у него в руках. - Как он? - Хорошо, - Тэмин улыбнулся и посмотрел на Чонина. - Ноет и хочет внимания, - подтвердил тот, - Это хороший знак. - М-м, - согласился Бекхён и снова прикрыл глаза. Хорошо, что Читтапону уже полегчало. Может быть и ему самому скоро станет лучше... Или Бекхён просто стареет и начинает хуже переносить погодные заёбы. - Так дело не пойдёт, - прохладная ладонь легла ему на лоб, - Давай, не засыпай обратно... У нас много дел. Бекхён глухо застонал. Дел действительно было много. В двенадцать должна была приехать съёмочная бригада, чтобы снять их репетицию, несколько небольших интервью и какой-то забавный челлендж, который Бекхён согласовал, но уже совершенно забыл. - Давай я принесу тебе водички, - голос у Тэмина был мягкий, словно одуванчиковый пух, - И таблетку. М? - М-м, - согласился Бекхён. Тэмин ушёл и его место занял Чонин, который помог Бехёну сесть, придерживая его за плечи. - Совсем плохо? - спросил он с плохо прикрытым беспокойством. - Бывало лучше, - вяло отозвался Бекхён. Он зевнул и сразу скривился - движение челюстью отозвалось тягучей болью в задней части затылка. - Мне утром Кёнсу позвонил, - Чонин уже был в одежде для съёмок, шёлк его рубашки приятно холодил кожу, - Сказал, чтобы я сходил тебя проведал, что тебя может хуёвить из-за грозы. И просил передать, чтобы ты ему написал вечером как себя чувствуешь. Бекхён невольно улыбнулся. Кёнсу был... Такой Кёнсу. Заботливый и внимательный, под этой своей вечной маской неприступности и незаинтересованности, в которую в их группе уже давным-давно никто не верил. - ...ещё он напомнил, что мы обещали Исину видеозвонок. - Ой. - Ага, у меня тоже из головы вылетело. А гэгэ ведь лапочка, он сам нас дёргать и не станет... Так что как придёшь в себя давай выберем время. - Давай, - отозвался Бекхён, - Пни меня вечером... Я же опять забуду. Вернулся Тэмин с таблеткой и стаканом воды, который Бекхён осушил залпом. Дальше пошла привычная утренняя карусель, со скидкой на то, что было уже не утро, и что двигался Бекхён куда медленнее и осторожнее чем обычно. Умыться, почистить зубы, нарисовать стрелки, смыть стрелки, нарисовать новые стрелки попроще, одеться и, наконец, выбрать подходящие серёжки из тех тридцати пар, которые удалось запихнуть в походную шкатулку для украшений - простые, рутинные действия казались смазанными, расплывались по краям. Когда в двенадцать десять в дом зашла съемочная бригада, Бекхён всё ещё чувствовал себя хуёво, но выглядел достаточно хорошо, чтобы не вызывать хотя бы немедленные вопросы. Он так и не смог заставить себя поесть, несмотря на печальный взгляд Тэёна и заманчивый запах подогретой лапши с овощами. Зато успел потискать Читту, уже вполне бодрого и жизнерадостного, и обсудить с менеджером смену планов. - Я помню, что мы собирались снимать челлендж в бассейне, - говорил менеджер, а Бекхён кивал так, словно тоже об этом помнил, - Но в эту погоду сам понимаешь... Так что водное поло мы оставим до следующего раза, а сегодня предлагаю обойтись чем-то попроще. Что на счёт мафии? - Да, - сказал Бекхён, - Да, очень хорошо. Интервью сначала, я так понимаю? - Разумеется. Потом мафия, а потом репетиция новой хореографии. Я думаю, танцы можно перенести из тренировочной сюда, если отодвинуть диван и телевизор и скатать ковёр... На фоне застеклённой стены будет смотреться очень эффектно. Правда, нужно будет обсудить с операторами освещение, потому что если к тому времени дождь не прекратится-... Бекхён слушал, кивал и удерживал на лице вежливую заинтересованность. Английское интервью он выдержал. Там и не было ничего сложного - после первой части от него требовалось только сидеть, улыбаться, вставлять время от времени awesome, и yeah man, и that’s so cool и отбивать сложные вопросы как мячики для пинг-понга в сторону Марка и Читты. Ответы на индивидуальные вопросы про новый лидерский статус он заучил заранее и оттарабанил не приходя в сознание, привычно сверкая улыбкой то в одну камеру, то в другую. С мафией было тяжелее. Здесь нужно было думать головой, и вопить, и делать шоу, и Бекхёну заранее было нехорошо от мысли об активных перебранках - свет и так был слишком ярким, а звуки - слишком громкими. Тэмин предложил ему роль ведущего, и Бекхён был очень ему благодарен, потому что во время основных обсуждений мог сидеть молча, изображая загадочность, и баюкая нарастающую боль в затылке. Он не хотел это признавать, но ему определённо становилось хуже. Свет, и шум, и камеры, и посторонние люди - всё это было знакомым и привычным, но совершенно не помогало сейчас, когда больше всего ему хотелось темноты и тишины. Он вспомнил о том, что впереди ещё репетиция, что ему нужно будет танцевать новенькую, чрезвычайно бодрую хореографию, и пошатнулся. К горлу подступила тошнота. Так. Так, так. Спокойно, без резких движений. Вдох, задержать дыхание, раз-два-три-четыре, теперь выдох. Ещё раз. И ещё раз. Без паники, мы это проходили. Улыбайся и дыши, дыши и улыбайся. - Давайте голосовать, - сказал Чонин, - Хён, мы готовы. Бекхён повернулся к нему, зацепился взглядом за синевато-белый контровой светильник и бездумно, на чистом автопилоте скрестил руки у себя перед лицом, показывая, что нужно остановить съёмку. Кто-то окликнул его, несколько встревоженных голосов, но он не обернулся и не ответил, потому что не мог, и потому что каждая секунда была на счету. Он плохо помнил, как добрался до ванны, как запер за собой дверь - колени больно ударились о кафель, когда он упал на пол перед унитазом, а потом его долго, мучительно рвало, сначала остатками вчерашнего ужина, потом просто желчью. Когда рвотные позывы наконец прекратились, он перевёл дыхание, чувствуя себя выжатым, словно пробежал марафон без единой остановки, и поднялся на шатких ногах, крепко держась за край раковины. Смыл воду и, старательно не глядя на своё отражение в зеркале, принялся полоскать рот. - Хён, - из-за двери послышался голос Читтапона, - Хён, ты живой? - Да, - сипло сказал Бекхён, и потянулся за жидкостью для снятия макияжа, чтобы смыть стрелки, которые наверняка были безнадёжно испорчены слезами, - Не переживай. - Может вызвать врача? - это уже был их менеджер. - Не надо, - он всё ещё не решался посмотреть в зеркало, поэтому работал ватным диском более-менее наугад, - Я в порядке. Дайте мне пять минут. - Конечно, - отозвался менеджер, - Тебе что-то нужно? - Чистая футболка, - сказал Бекхён. Свою он пропотел насквозь, - И таблетки. Читта, принеси, ты знаешь какие. Боль не исчезла, но немного притупилась. Бекхён чувствовал себя занемевшим, полуживым. Он знал как себя вести и что нужно делать, но всё вокруг казалось каким-то ненастоящим, игрушечным. Ужасно хотелось прилечь - даже пустая, холодная ванна выглядела заманчиво. Он умылся, раз, другой, третий, и только после этого позволил себе бросить взгляд в зеркало. Выглядел он хуёво, но далеко не так, как предполагал - глаза чуть опухли, губы выглядели сухими и болезненно кривились, но ничего такого, что не исправил бы опытный стилист. Во всяком случае он точно выглядел лучше, чем себя чувствовал. Это обнадёживало. - Я всё принёс, хён, - сказал Читта из-за двери и быстро добавил, - Я тут один. Впустишь? Бекхён отпер дверь и позволил ему зайти. Умница Читта принёс не только таблетки и футболку, но и бутылку воды, и дезик, и мятную полоскалку для рта. Он сложил всё на закрытую крышку унитаза и пристроился на краешке ванной, вежливо рассматривая свои колени, пока Бекхён приводил себя в порядок. - Менеджер-ним говорит, что игру придётся перезаписывать, но это не страшно, времени ещё полно. Мы очень быстро управились с интервью… Так что не торопись, делай всё в своём темпе, - он помолчал, и осторожно спросил, - Ты уверен, что осилишь сегодня хореографию? Просто, ну… Бекхён бросил на него взгляд, но Читта всё ещё подчёркнуто смотрел вниз. Это был совершенно справедливый вопрос, и Бекхён знал ответ - да, осилит. Ему случалось танцевать на грани обморока, улыбаться, замалчивать, делать вид, что всё впорядке - для фанатов, для товарищей по группе, но в первую очередь для самого себя, чтобы самому поверить в то, что он несгибаемый, лучший из лучших. Ему потребовались годы, чтобы понять, что этот подход нездоровый, неправильный, и он до сих пор не вполне от него избавился, может быть потому что недостаточно сильно хотел. Но сейчас, впервые в жизни, он был не рядовым участником группы, и даже не сольным артистом-трудоголиком, а лидером, на которого смотрели снизу вверх, с которого брали пример. И если ему придётся поступиться кое-какими привычками, чтобы сделать этот пример максимально положительным - что же, пусть так. - Нет, котёнок, - сказал Бекхён, - Сегодня придётся обойтись без танцев, я не в том состоянии, чтобы активно двигаться. Придётся придумать что-нибудь другое… Или перенести съёмки на завтра. - Хорошо, - если Читтапон и был удивлён его решением, то не подал виду. - И Читта… - вот сейчас был самый правильный момент, чтобы сказать что-то умное, что-то значимое про то, что здоровье важнее всего, и что даже в их сумасшедшей индустрии нельзя забывать про личные границы, но у Бекхёна в голове не было решительно ничего умного, поэтому он сказал первое, что пришло в голову, - Тебе очень идёт эта рубашка.