Тэнэ в ароматах никогда не разбиралась, сама на себя ничего не пшыкала и вообще считала всю парфюмерию лишь напрасной тратой денег. Вон она лучше жвачку мятную возьмёт – от неё и то больше толку будет, чем от какой-то приторной воды, которая через пару часов рассеивается.
Дэмон никогда духами не пользовалась вроде как, но от неё всегда почему-то несло цветами, тонкостью и дикостью. Совершенно странно, абсурдно, аморально, но Тэнэ это нравится, даже если бывали моменты, когда она задыхалась в её несносности или честности.
Даже когда просто задыхалась самой Дэм.
– От меня пахнет рок-н-роллом, – Келлерман смеётся и удерживает равновесие, чтобы не упасть с тонкого поребрика в кусты. На ней голубой олимпос и привычный чёрный крестик. Тэнэ хотела спросить нахера он ей, но всё никак не получается: либо повода нет, либо забывает.
– Куда на этот раз потащишь? – Кёниг задаёт для них обеих частый вопрос, пинает вперёд мелкий камень. Сейчас её куда-то ведут шляться. Ещё и на ночь глядя. Когда на улице холодный ветер, а из нормальной одежды на Дэм только олимпийка – если она заболеет, то Тэнэ точно никогда больше её не пустит гулять по тёмным переулкам в чём попало.
Откуда у Тэнэ такая резкая забота? Чёрт знает. Ей самой интересно.
– Поверь, нам не обязательно конкретно куда-то идти, – девушка спрыгивает на прохладный и местами мокрый после недавнего дождя асфальт, достаёт из кармана пачку сигарет. – Будешь?
Кёниг только слабо кивает и на её слова, и на вопрос. Когда в руках Келлерман начинает дымить сигарета, она подносит её к губам напротив, и они встречаются взглядами.
Дэм подходит ближе, когда подруга выпускает из лёгких весь дым, смотрит в глаза, вызывая у Тэнэ неопределённое желание потянуться навстречу. Инстинктивно, разумеется.
– Ты чег... Кха-кха, Дэмон, ты ахренела!?
Она не договаривает из-за того, что прямо в её лицо выдыхают пару густых колец дыма. Её от неожиданности этого глупого действия пробивает на короткий кашель, так как вдохнула девушка слишком резко.
– Я шизанутый, бля, подросток. – Её улыбка светится настолько ярко, что злится на неё попросту невозможно. Ну, и ладно. Обычная забава Келлерман. Она много раз подобной хрени творила, поэтому что-либо говорить было бы бессмысленно.
Они ходят по дворам, аллеи, вокруг магазинов и каких-то учебных заведений для школьников. Много курят – слишком много, практически скурили всю новую пачку – разговаривают на разные темы, постоянно перескакивая с одной на другую, иногда касаются друг друга. Это выглядит безнадёжно, глупо, влюблённо. Тэнэ поднимает уголки рта, когда чувствует на плече тёплую ладонь смеющейся Дэм, а по спине и на руках быстрые мурашки и мелкий ток.
Им вместе хорошо, приятно, воздушно. У проклятой глубокие голубые глаза, каких ещё никто никогда не видел, и глядит она из-под пушистых ресниц до безумия нежно и мягко.
И Тэнэ даже не сомневается в том, что смотрит на неё также.
В какой-то момент они заходят в ларёк за ещё одной пачкой сигарет и чисто из интереса берут пару бутылок вишнёвого гаража.
Вкус у пива освежающий, кисло-сладкий и отдаёт, скорее, черешней, нежели вишней, но так уже сказала Келлерман. Тэнэ к этому безразлична, поэтому ей в любом случае нормально и вкусно.
– Ты какая-то хилая в последнее время, – Дэм выкидывает выпитую бутылку в мусорное ведро, стоящее возле их лавочки, и остаётся на ногах. – Что случилось? – у неё явно была хорошая черта чувствительности, но это и также вызывало частые проблемы – например, когда она помогала самым настоящим моральным уродам за просто так или жертвовала деньги не на благотворительность, а мошенникам. В данной ситуации ни первым, ни вторым, к счастью, Тэнэ не является, а потому откидывается на деревянную спинку и слегка хмурится, задумавшись над ответом.
Ведь они друг другу теперь доверяют.
Ведь это Дэм, а ей сказать можно.
– Я... думаю о матери всю эту неделю, – внутри образовался давящий узел. – Будто, не знаю, меня просто преследуют мысли о ней. О том, что я буду делать, когда она выйдет из комы, или наоборот – если не выйдет вовсе. – К горлу подступил комок, но Кёниг явно не была настроена на открывание души целиком или позорную сцену, где она плачет в жилетку своей подруги. Просто говорить об этом сложно, трудно, тяжело. Очень тяжело.
Молчание между ними наступает на минуты три-четыре, а после Дэмон берёт Тэнэ за руку, тянет её на себя, заставляя встать, и осторожно поглаживает выпирающие косточки.
– Не бойся, – говорит надёжное, родное и тёплое. – Я буду рядом, чтобы не случилось.
Это греет душу, оставляет жаркий след на сердце и отпечатывается в памяти на всю жизнь.
Над Келлерман сияет закатное солнце.
И неожиданно разливается чей-то алкоголь.
Тэнэ на долю секунды как будто оглушили чем-то: она ничего не понимает, замирает на месте и отмирает только тогда, когда слышит возмущённым крик Дэм.
– Слышь, вы чё, охуели!?
С её волос, плечь, одежды стекает неизвестная бордовая жидкость, а рядом валяется осколки от разбитой прозрачной бутылки. Те, кто эту бутылку кинул, как оказалось, даже не думали, что она на кого-то упадёт, или что в ней вообще ещё хоть что-то осталось. Тихо-мирно решить ничего не получилось.
Потому что, как оказалось, Дэм совершенно похер на их оправдания, и она первая начинает эту внезапную драку. Тэнэ присоединяется сразу же.
А что было после она помнит смутно. Дэм так вообще местами.
Она точно помнит, что их забрали в полицейский участок, а одной из девушек вызвали Скорую Помощь. Они какое-то время ничего не говорят, наслаждаются, если можно так сказать, тишиной. Тупая ситуация, пожалуй. А начиналось всё с привычной прогулки.
Дэмон первая встаёт рядом, аккуратным движением пальцев вытирает чью-то кровь с её белых щёк.
Кёниг поднимает голову и снова видит добрую улыбку.
Чертовка.
– Нас кинули в одну камеру, значит всё заебись.
***
– Бля, этой раздолбанной гитаре где-то точно лет сто, – Дэм вертит в руках музыкальный инструмент, пока Тэнэ осматривает весь парк в поисках хотя бы одной свободной скамейки.
– Откуда она у тебя вообще? – Кёниг случайно об что-то спотыкается, чуть ли не падает, ругается себе под нос, всё больше раздражаясь от всей ситуации. – Вообще ни где нет пустого места. И чего всем дома не сидится.
– Так пошли в сам лес, – Келлерман касается чужого запястья, обращает на себя внимание и кивает куда-то в сторону деревьев и лесной тропинки.
Тэнэ глубоко вздыхает и молча кивает в ответ. Она не хочет спорить или ссориться – она хочет где-нибудь мирно посидеть и послушать голос проклятой. Даже если это будет на брёвнах или на земле. Ей как-то всё равно.
– Я одолжила её у Розен, просто чтобы немного поиграть.
– А ты, типа, умеешь.
– А я, типа, сейчас тебя в пруд брошу.
– Нет, уж, спасибо – Кёниг отодвигает от своего лица ветку дерева, чтобы она не воткнулась ей в глаз. – Мне хватило и того, что ты мне сегодня дверцей по руке зарядила.
– Хаха, будешь выпендриваться, так я вообще тебя куда-нибудь далеко увезу!
– По-моему, это я должна тебе мстить.
Дэмон невзначай пожимает плечами и всё также смеётся. Тэнэ замечает, что большая царапина на её шее, полученная неделю назад в том же парке во время драки, уже потихоньку заживает. Это хорошо.
Они сворачивают с тропинки и проходят кусты – там находится что-то вроде их тайного местечка, где можно посидеть на крупных поваленных от погодных условий веток.
– Тебе жарко?
– Ага, – дует на себя, под футболкой, Келерман. – Готова вернуться и полезть в фонтан.
На той гитаре Дэмон, кстати, так и не сыграла. Отмазалась тем, что настроение пропало и вообще голос сегодня плохой. Тэнэ не возражает: хмыкает да и только.
– У меня руки холодные всегда, – девушка жестом зовёт к себе. Келлерман послушно садится к ней ближе, и дыхание из-за чужих ладоней на её ключицах становится чаще.
Мысли в голове очень странные.
Действия в реальности тоже странные.
Губы Тэнэ по-странному мягкие, словно вата, и чересчур тёплые для такой как она. Но Дэм касается её повторно, чувствуя, как ей неловко и также степенно пытаются ответить.
– Я не знаю, что с нами будет, – Дэм расслаблена и одновременно напряжена. В её голове очень много вопросов без ответов, и именно поэтому её в какой-то степени и удивляет, и совсем немного возмущает спокойное лицо напротив.
Тэнэ, прикрывая глаза, говорит лишь небрежное и лёгкое:
– Пустим это на самотёк.
И они обе замолкают.
