Двое в доме, не считая ребёнка

      Тревога неприятно скребётся где-то внутри. Подкрадывается на тихих лапах, медленно обволакивает, чёрным ядом просачиваясь в сердце. Альбус хмурится, пытаясь сосредоточиться на книге перед собой, и пальцы сами по себе находят палочку на боку, задумчиво теребя её. Не то чтобы это помогло, но по крайней мере он убедился в том, что не был беспомощен. Тревога, впрочем, и не думала никуда деваться, растягиваясь беспокойным мучительным ожиданием. Вот только чего?       Мысли ускользали, и концентрация была потеряна. Слова расплывались, а буквы разбегались в стороны. Читать не получалось, и Альбус вздохнул, покорно отодвигая книгу и признавая своё поражение.       Ком в груди нарастал. Становился больше и тяжелее, заставляя обратить на себя внимание. Юноша чуть свёл брови на переносице, прислушиваясь к себе, пытаясь понять, что же именно так сильно беспокоит его. Навязчиво не даёт покоя, не желая отпускать. Ведь вроде бы всё хорошо...       Шум на первом этаже мгновенно привлёк к себе внимание Альбуса так, словно он ожидал чего-то подобного. Он вздрогнул всем телом, и глаза округлились против воли. Сердце пропустило удар, и юноша вскочил с места, опрокинув стул и ураганом вылетев на лестницу, буквально слетев с неё, враз оказываясь лицом к лицу со своим самым страшным кошмаром и в то же время самым страстным желанием сердца. — Ну здравствуй, Альбус, — разноцветные глаза смеются хищным смехом, тонкие губы кривятся в опасной ухмылке, а небрежные слова режут острыми кинжалами. Геллерт Гриндельвальд стоит прямо перед своим другом и любовником, и на самом деле это то, чего Альбус боялся больше всего на свете.       За год он не меняется совершенно. Всё такой же прекрасный, словно ангел, и жестокий, словно дьявол — он стоит перед Альбусом посреди гостиной его же дома. Держит на руках напуганного Криденса и даже не обращает внимания на нацелившего на него палочку Аберфорта. Ну конечно... — Очаровательный ребёнок, — Геллерт кривит губы в неком подобии улыбки, небрежно глядя на мальчика, что вот-вот расплачется. — Из него получится неплохое оружие, не правда ли? Ты же не станешь сражаться с собственным племянником? — он насмехается, и Альбус не слышит яростного крика и ругательств Аберфорта. Он так боялся, что нечто подобное может случиться...       Он даже не может вытащить палочку: клятва на крови сдерживает их крепкими узами. Акт высочайшего доверия и высочайшей же любви, которые Альбус отдаёт Геллерту целиком и безвозмездно. Он же лишь пользуется ими, удобным средством и манипуляцией, за которыми нет ничего. Голый расчёт и выгода, а ты так наивен и глуп, влюблённый мальчишка!..       Отчаяние топит в себе с головой. Он должен сделать хоть что-то! Придумать хоть что-то! Он и так потерял слишком много, разрушил всё, что имел — пожалуйста, его крошка-племянник не должен страдать из-за его глупых ошибок!.. Только не он... Только не потому, что он родственник Альбуса и его единственное слабое место вместе со своим склочным родителем... Нет...       Но Альбус бессилен. От одной лишь мысли навредить Геллерту вокруг шеи стягивается металлический силок, душащий и оставляющий кровавые шрамы. Но Альбус и не хочет — несмотря ни на что, он всё ещё любит Геллерта, пусть даже тот оказался жестоким чудовищем, растоптавшим Альбуса и смешавшим его с прахом. Однако и отдать ему на растерзание остатки своей семьи он не мог... Бесполезное ничтожество!.. — Прошу... — глаза застилают слёзы, и крик ребёнка и брата, бросившегося в отчаянную борьбу, оглушают и сводят с ума. — Прошу... — Геллерт лишь смеётся как и в тот день, и на сердце Альбуса остаются физически ощущаемые глубокие раны.       Их боль отзывается внутри непомерным отчаянием. Альбусу хочется кричать вместе с ними. Вскрыть собственные вены и вырвать из груди собственное сердце, только чтобы не чувствовать. Отдать их Геллерту взамен на покой его семьи — всё, что угодно, только не это бессилие и отчаяние. Пожалуйста... — Альбус!.. Альбус!.. — он крупно вздрогнул, не сразу понимая, что кто-то обеспокоенно зовёт его и тормошит за плечо.       Сердце билось с такой силой, что было больно. Пот струился по вискам, лбу и спине, и во рту пересохло. Глаза жгли слёзы, и влажные обжигающие реки текли бесконтрольным потоком по щекам и вискам, теряясь в разметавшихся волосах. Внутри всё болело, но не физической болью, а болью намного более сильной и жестокой. Альбус всхлипнул, зажмурив горящие веки и с силой сжав челюсти. Рыдания ломали рёбра, рвались наружу, но он не мог позволить им покинуть клетку, в которой он так долго запирал их. Или всё же мог?       Он дрожащей, холодной и мокрой от пота рукой закрыл глаза, пытаясь успокоиться и привести себя в норму. До его плеча кто-то осторожно дотронулся, и Альбус дёрнулся, будто ошпарившись. Резко отпрянув и распахнув глаза, затравленным и растерянным взглядом он посмотрел на нарушителя своего покоя, с удивлением увидев на его месте взволнованное лицо Аберфорта, освещённое светом свечи. — Брат? — хрипло и жалко прошептал Альбус, чувствуя себя уязвимым и словно обнажённым.       Тот кивнул и одарил его подозрительным взглядом. Поставил на прикроватную тумбочку подсвечник, который держал в руке, и опустился на край кровати, пристально вглядываясь во всё ещё растерянное бледное лицо старшего брата, блестящее от пота и слёз. — Ты кричал, и я решил проверить, всё ли в порядке, — негромко произнёс Аберфорт, нарушая мимолётное молчание. И снова прищурившись, с несвойственной себе проницательностью спросил: — Что случилось? Не хочешь поговорить об этом?       Лицо Альбуса сделалось очень сложным: к растерянности прибавилась какая-то трогательная уязвимость. Мучительная борьба отразилась в его глазах, всё ещё полных слёз: с одной стороны он отчаянно пытался взять себя в руки и быть сильным, но с другой — ему хотелось поддаться искушению и принять предложение брата. Но мог ли он позволить себе такую роскошь?.. — Хей, — Аберфорт, словно прочитав его мысли и сомнения, придвинулся ближе и несильно сжал его плечо, глядя в глаза. — Что бы это ни было, это был всего лишь сон...       Что-то внутри Альбуса надломилось. Губы дрогнули, и он в муке закрыл глаза, опустив голову. Всхлипнул, чувствуя, как слёзы потекли с новой силой, и беспомощно попытался закрыться, спрятав глаза ладонью. Грудь разрывалась от боли и рыданий, но он мог позволить себе лишь прерывисто вздыхать, чувствуя, как дрожат плечи и тело.       Аберфорт оказался обескуражен реакцией брата. Видел ли он когда-нибудь в принципе этого уверенного в себе, успешного молодого человека в таком раздрае? Альбус всегда создавал впечатление сильной и крепкой личности, но знал ли кто-нибудь, что в действительности происходит внутри него? В конце концов даже самая цельная фигура может сломаться рано или поздно.       Аберфорт придвинулся ещё ближе и неловко обхватил брата за плечи, притягивая к себе и заключая в объятия, чувствуя, как дрожит в его руках от беззвучных всхлипов чужое тело. Альбус никак не отреагировал на это действие, уязвимый и униженный, и Аберфорт позволил ему спрятать на своём плече боль.       Они молчали, но постепенно Альбус начал успокаиваться. Его тело прекратило вздрагивать, и он замер натянутой тетивой, но чувствуя, что брат не отталкивает его, медленно расслабился, обмякнув в его руках. Неловко и стыдливо он обнял Аберфорта в ответ и судорожно вздохнул. — Прости меня, — хрипло прошептал Альбус, нарушая застоявшуюся тишину. — Что случилось? — вместо ответа осторожно поинтересовался Аберфорт, тем не менее не спеша отпускать брата. — Поговори со мной, Альбус. Я ведь тебя совсем не знаю, несмотря на то, что мы за эти месяцы так с тобой сблизились. Разве у нас остался кто-то ещё, кроме друг друга, кому бы мы могли доверять? — от этих слов старший вздрогнул и снова вздохнул.       Между братьями снова воцарилось молчание. Аберфорт с досадой подумал о том, что просить Альбуса хоть немного открыться так же удачно, как просить нифлера не воровать блестяшки. Он дёрнулся, намереваясь отстраниться, но брат сам удержал его и тихо произнёс: — Я полон стыда, вины, сожалений и страха, — его голос был наполнен горечью и усталостью, но Альбус всё равно говорил искренне. — Мне так жаль... — Что тебе снилось? — осторожно спросил Аберфорт, когда брат замолчал, полный печали и тоски. — Геллерт, — на выдохе ответил он, и Аберфорт помрачнел. — Он пытался забрать Криденса, и я не мог бороться с ним. В своей любви я был так наивен и слеп, что отдал всё. И теперь из-за этого подверг опасности вас: у меня нет никого дороже тебя и Криденса. Я боюсь, что не смогу защитить вас, если Геллерт попытается навредить вам. Я был таким эгоистом... Мне так жаль... — его голос дрогнул, и новые слёзы наполнили глаза.       Раскаяние, отчаяние и боль — их было так много, и они камнем тянули вниз. Как же в действительности он ужасен... Ему нельзя быть среди людей, ведь он несёт лишь боль и разочарование, и подвергает опасности. Из-за него погибла сестра... Из-за него под ударом был брат и маленький племянник. И что он мог сделать? — Успокойся, — Аберфорт вздохнул, погладив брата по плечам. — Сам же говорил, что сделанного не вернуть. Не думаю, что твоему драгоценному Гриндельвальду есть до нас с Криденсом какое-то дело, так что не переживай. А даже если вдруг и окажется, мы что-нибудь придумаем — ты же мордредов гений, в конце концов!       Альбус негромко вымучено посмеялся. Время, проведённое вместе, определённо пошло на пользу им обоим: он научился ценить то, что имел, а Аберфорт научился терпению и принятию. По крайней мере, хотя бы Альбуса он научился принимать, что, вообще-то, было огромным достижением.       Однако разговор с братом и его близкое надёжное плечо принесли немного облегчения. Груз вины и сожалений, стыда и раскаяния едва ли стал меньшим, но приятно было осознавать, что рядом был близкий и родной человек, который его всё-таки принимал и не прогонял. Альбус устало вздохнул и прикрыл веки, чувствуя себя опустошённым. — Попробуй отдохнуть ещё немного, — над ухом произнёс Аберфорт, как ребёнка, уложив брата обратно. — И... Я всегда рядом, ты же знаешь, — добавил серьёзно, прямо посмотрев на Альбуса. — Конечно, знаю, — тот улыбнулся, с гордостью думая о том, как вырос и помудрел младший брат, а после выдохнул: — Спасибо, Аберфорт.       Тот хмыкнул, и взъерошив волосы старшего, встал со своего места, выходя из комнаты и оставляя его одного. Альбус провёл его взглядом, а после устремил его в тёмный потолок, позволяя меланхолии господствовать внутри. Боли всё ещё было много, но постепенно она успокаивалась, залегая на дно сердца, продолжая оставаться вечным спутником, сопровождающим Альбуса. Но по крайней мере, теперь её всё же стало чуточку меньше: трещина в отношениях с Аберфортом медленно зарастала, и хоть что-то, но ему-таки удалось сохранить.