Иллюзорный идеал

Это была... тяжёлая неделя, определённо. Груз ответственности, взвалившийся на меня из-за того, каких дров наворотил Мэтт, и страх ошибки, стоимостью которой стала бы жизнь Майи, не давали мне спокойно жить. И было уже абсолютно плевать на недомолвки с Майлзом, на Франциску с её любовью к превосходству и преимуществу, на дела до этого... Пару тех ночей я просто не спал, пытаясь хоть как-то сложить паззл. Со временем у меня это вышло, и я вышел из этой ситуации победителем. И Эджворт был прав, когда говорил о том, что поле суда – не место для личных баталий, но лишь для решения справедливости, ведь даже сдав клиента в руки блюстителей, я чувствовал себя победителем. И сдаётся мне, что фон Карме такая победа и даром не нужна, раз она ушла, оставив свою плеть. И ведь без неё я бы не смог достичь всего того, что случилось. Как бы всё повернулось, если бы Франциска не вломилась в зал суда в решающий момент? Помимо этого, я долго думал на счёт того, о чём она думала всё это время. Решение этого дела могло ей стоить жизни: ведь она, по сути, получила пулевое ранение в плечо. Каковы могли быть риски? Она ведь и умереть могла... ради своего преимущества и победы надо мной. И стоит ли оно того, такое преимущество? Такая победа? Ради мести за отца, который мало того, что сам был виновен, так его ещё и не вернуть? В любом случае, это всё кончено. Франциска больше меня не потревожит, а моя совесть чиста. В делах с ней я поставил точку и могу смело уйти в небольшой отпуск. Майя настояла на том, чтобы конец этой суматохи мы отметили в ресторане. Собрались многие: Лотта, Гамшу, Пауэрс... мои хорошие друзья по делам, которые редко меня подводили. Хотя и помощниками назвать их, скажем так, трудновато. Я уже не помню всех деталей того разговора, ибо беседу все вели об итогах дела. Первое, что помню, так это то, что детектив Гамшу сказал: — Я помню, что я взял четыре вещи, а не три, сэр... Три вещи фон Карма предоставила в суде как доказательство, дав мне время собраться с мыслями и принять решение по делу. Спася мне, по сути, почти всю карьеру, и меня самого от мук вины за то, что такой подонок, как Энгард, мог бы находиться на свободе. Мне не простила бы этого ни Майя, ни дух Мии, ни мои многочисленные друзья. Я бы сам себе не простил. Возможно, её не так сильно интересовало правосудие? А затем помню писк. Это был писк того детектора, при помощи которого Франциска следила за детективом Гамшу, всячески контролируя все его действия. Чип был вшит в пальто детектива. — Интересно... — сказал Эджворт, услышав писк. — Гамшу с нами, только вот детектор указывает совсем другое направление. — У Гамшу нет пальто, а детектор показывает именно его местоположение... — сказал я вслух, рассуждая. — Франциска утащила его с собой? — Похоже, что да, друг. — Майлз ответил мне. — И, кажется, мне пора идти. — Погоди, Майлз, — остановил я коллегу. — Ты идёшь за Франциской? — Думаю, что да. Пиршество подходило к концу. Я выпил немного вина (разумеется, не так критично, чтобы валяться на полу или лицом в еде), к тому же, мы немало съели. Что-то внутри ёкнуло меня сказать: — А тебе это столь важно? — Как минимум, попрощаться. — Майлз, я... Я тебя понимаю. Но тогда возьми меня с собой. Я очень хочу поговорить с ней. — Ник! Зачем тебе это? — вмешалась Майя. — Эта недобрая, холодная девушка лишь желала тебе зла за отца, она хотела сломать жизни многим ради мести тебе. Она хотела сломать жизни мне. И ты просто поедешь и извинишься? За... за что? — Её действия уже не имеют значения, ведь она проиграла. Майлз тоже пытался сломать жизни другим, хоть и не со зла. Тому же Ларри неплохо досталось. Разве не так, друг? Эджворт лишь поёжился и смутился. — Так... — Но я простил его. Ведь он был мне другом и я знал, что у него – светлое сердце. Я простил, потому что знал, что он может исправиться. — И ты думаешь, что Франциска возьмёт и исправится? — парировала Майя. — Убеждён в этом. Я думаю, что у неё ещё есть зачатки совести, в отличии от её отца. Если Эджворт смог, то и она сможет. — И ты шё, таки реально думаешь, шё она на такое способна? — вмешалась и Лотта. — Думаю, что она способна. Иначе она тоже может "выбрать смерть". А я не намерен допустить такое второй раз. Верно, Майлз? — Верно... Но первый же ты допустил! — Это было необходимо. К тому же, этого я не смог бы предотвратить, только если бы знал, что ты уйдёшь. Много раз уже говорили. — Ладно-ладно, как скажешь, Феникс. – остановил себя мой друг. Мне не хотелось спорить с ними, поэтому я сказал так: — Наше празднование всё равно подходит к концу. Гамшу, позаботься о моих друзьях и довези их к домам. — Без проблем, паря! — Мы с Майлзом пойдём по делу. Майя, я тебе позвоню, как закончим. — Хорошо, Ник! Буду ждать. — И я. Мы вышли из отеля и сели в спорткар Майлза. Мгновения – и двигатель машины рычит в ожидании наших действий. — Судя по локации, Франциска сейчас в аэропорту. Я не знаю, когда будет её вылет, но у нас есть около часа, не больше, — сказал мне Эджворт. — Значит, времени терять нельзя. Едем. По дороге, обдумывая ситуацию, я понимал, насколько мне жалко эту девушку. Франциска была одержима мыслями о совершенстве, о превосходстве, о нужде быть непобеждённой. Разумеется, урок отца не мог её научить, и она пошла мстить. Жёсткая по натуре девушка почти не уступала своему отцу в запугивании противников-адвокатов и участников следствия, а затем, и в тотальной победе в виде обвинительных вердиктов, наплевав на жизни других и на законы в угоду своей репутации. Вот только реальность бывает куда больнее, чем мечты и завышенное самомнение, и все представители четы фон Кармы испытали это в течении последнего года. Манфреду это стоило жизни около года назад. Франциске сейчас это стоит карьеры, репутации, и, возможно, и жизни тоже, если всё пойдёт по совсем плохому сценарию. Майлз верно сказал о правосудии и предназначении адвокатов и прокуроров, но фон Карма ещё не поняла этого, к сожалению. — И ты действительно решил извиниться перед ней? — спросил меня мой приятель. — Да, — ответил я, — да и мне давно стоило поговорить с ней. Я подозреваю, что я сломал её и её мир. — Как и мне год назад. Но ты же не лез извиняться, верно? — Ну, как сказать... я ведь пытался разгладить ситуацию. А здесь я просто дал ей убежать сразу после заседания. Кто же так делает? — Разве ты в этом виноват? — Да нет, но всё же. Я чувствую, что мне нужно это сделать. — Как знаешь. — И да... лучше не иди со мной. — Это ещё почему? — резонно возмутился Майлз. — Тебе как раз не за что извиняться. Твоего отца убил отец Франциски, а тебя воспитал бесчувственно сражаться с адвокатами за победы и репутацию, порой ломая невинным жизни. Разве это адекватно? Он же, считай, дал тебе потерять твои лучшие годы. — Наверное, ты прав... — смущённо ответил он, — но ведь я рос и с ней тоже! Разве я могу дать ей просто так уйти? — А ты знаешь, что ей сказать? — Ну... Я, честно говоря, не думал об этом. — Вот-вот, — приговорил я, когда мы приближались к месту. — Не переживай, я обязательно замолвлю за тебя словечко, особенно, если беседа затянется. Всё же, то, что будет, важно для всех нас. А когда мы приехали, я открыл дверь, вышел, и сказал: — Я не знаю, как всё развернётся, так что ты едь к себе. Я позвоню тебе, если что вдруг. — А на чём ты назад ехать будешь? — Такси вызову. Не переживай за меня, я делаю это и для тебя тоже. — Ладно... тогда, бывай. — Давай. Увидимся. Я закрыл дверь, он тронулся и исчез за поворотом. А я стоял у ворот аэропорта. Спустя пару минут я вошёл внутрь. Я не знал, где здесь можно найти девушку. Поиск, однако, продлился около минут двадцати, после которых я обратил внимание, что Франциска сидит с багажом в ожидании самолёта, в одном из терминалов. Правда, похоже, что она заметила меня первой. — Мистер... Мистер Феникс Райт? Как вы меня нашли? — Вы забрали с собой пальто мистера Гамшу. Сдаётся мне, вы сами знаете, что это значит. — И что же вы... что же вы от меня хотите, мистер Феникс Райт? Помучить меня? Я ведь уже проиграла вам... чего ещё вам нужно? — Да нет, мисс фон Карма. Я пришёл совсем не за этим. Я подсел к девушке. По её взгляду можно предположить, что она... волнуется? — Я хотел... сказать вам спасибо. Если бы не вы, я бы не разгадал дело. Мэтт Энгард остался бы на свободе. — Но вы же проиграли! Ваш клиент в тюрьме! — А разве это имеет какое-то значение? Для меня гораздо важнее справедливое решение суда. Потому что суд для меня был и есть полем для спасения жизней и разгадки истины, а не полем боя. И даже в такой непростой ситуации, в какой я оказался из-за дела Энгарда, я выбрал именно это, хоть это и было бы невозможно без вас. — ... — Вы знаете, мисс фон Карма. Я думаю, что вы не просто мстили мне за то, что Ваш отец попал в тюрьму. Если бы дело было только в этом, вы бы остановились уже после первого поражения. Франциска продолжала молчать, смотря на меня как-то подавленно. Кажется, что она хотела согласиться, но вовремя остановила себя. — Я не хотел рушить Вашу модель совершенства. Более того, я очень беспокоился за Вас, особенно после того, как на вас недавно напали, и я думаю, вы помните... Тогда я пришёл к ней в больницу с букетом тюльпанов, а когда она спросила об этом, я просто сбежал... Уверен, что я горю краской сейчас, в прочем, Франциска тоже немного покраснела. — Я лишь хотел, чтобы вы поняли, что важно не совершенство, а истина. — И что же такого в этой истине? От меня все ожидают триумфов, побед, возвышений... Каждый ждёт, что я буду удовлетворять его ожидания! — Я, например, от Вас ничего такого не ожидал. — Наверное, потому, что вы — дурак? — Нет, мисс фон Карма. Это потому, что для меня принципы работы и законы куда важнее личных интересов. Я бы мог отыграться на своих оппонентах, на том же Эджворте, когда моим друзьям, например, Майе, грозила опасность в суде. Особенно, когда Майлз год назад обвинил себя в убийстве собственного отца. Я бы мог не помогать ему, мстя за то, что он хотел причинить опасность близким мне людям. Но я не сделал этого. — ... — Я не сделал этого потому, что это несправедливо. Более того, он даже не был виновен в этом убийстве. — К чему вы клоните, мистер Феникс Райт? К чему ваш по-дурацки глупый монолог ведёт? — К тому, что я хотел призвать не переживать вас из-за вашего поражения. Вы всё ещё блестящий прокурор, и можете использовать свои способности не для замалчивания улик, скрытия данных и искажения следственного и судебного процесса, а и для поиска истины. Ваш отец дал вам огромный потенциал и много навыков, которые вы легко можете направить в правильное русло. И для этого необязательно бежать. Нам будет не хватать такого прокурора, как вы. — Вы мне льстите, мистер Райт! Вы по-дурацки льстите... зачем? Она назвала меня... не полным именем? Похоже, хороший знак. — Вы не правы. Я говорю это честно. Ваша углублённость в детали дела, глубина взаимодействия с фигурантами, ваша преданность делу убедила меня в этом. Вы были вторым из сильнейших прокуроров на моей памяти. — Вы льстите! Я всегда была слабее своего отца! Я не была гением! — А это имеет значение? Я знаю кредо вашей семьи и прекрасно понимаю, что я виновен в его разрушении, но разве это не повод переосмыслить всё, и понять, что ваш путь важен вам больше, чем остальным? — Хм... Хм... Что же... Возможно... Возможно, вы правы, мистер Райт... Франциска отдышалась, успокоилась, затем смутилась и выглядела несколько отрешённо. Немного срывается, что ли... — Но я же не могу всё просто так оставить и вернуться! — воскликнула она. — Можете. Мы будем вас ждать. — Мы?! О каких "мы" Вы говорите? — Да, я... я хотел сказать и по поводу вашего сводного брата, Майлза Эджворта. Я не знаю деталей вашего противостояния и не имею ни малейшего права вторгаться в ваши междоусобицы, но знайте, что и он беспокоится за вас. — Но ведь он предал нас... отца... нашу семью... он предавал меня! — Я не знаю, что было между вами, однако если говорить о его изменениях ... Дело в том, что после поражений и спасения от заключения он кардинально переосмыслил суть прокурорства. Он посмотрел на это с другого ракурса и понял, что гнаться за мнимым совершенством бессмысленно. И даже если бы он предал вашего отца, это, наверное, было бы оправдано. Да и тот вскоре пытался отыграться на нашем общем знакомом... но это опустим. Вот вы же мстили мне в суде за то, что я косвенно виновен в смерти Вашего отца? — Д-да... Вернее, не только вам, но... да. — Так же мог бы поступить и он, узнав правду обо всём. Мог бы мстить и вам. Но после возвращения он действовал, мотивируясь далеко не этим. А тем, что правосудие и истина чаще всего гораздо важнее побед и мести, особенно в суде. Ведь победа – это когда истинный виновник отвечает по заслугам, а пострадавшие и невиновные остаются на свободе. А месть – это лишь демонстрация слабости, не имеющая порой ничего общего с реальностью. Даже если вы сбежите, вы поймёте это. И всё равно вернётесь. Какой тогда смысл бежать от этого сейчас, мисс фон Карма? — В-вы правы, мистер Райт... вы...вы п-правы... Голос девушки задрожал, на глазах её глазах внезапно выступили слёзы. — Я... я – Франциска фон Карма. Я гналась столько лет за... за своим отцом ради совершенства... чтобы понять, что оно бессмысленно. Для меня... для меня суд был лишь полем побед и превосходства, и... и мести вам, мистер Райт. И только... только сейчас я понимаю, что ошибалась... — Главное, что вы это поняли, мисс фон Карма. И благодаря тому, что вы сражались со мной, невинные люди не пострадали в пылу вашей ярости. — В-вы... вы правы. — Ваш потенциал позволяет вам вернуться хоть сейчас. Никто из нас не осудит ваше решение; более того, как я и сказал, каждый из нас будет ждать вас. — Но почему... зачем вы делаете это, мистер Райт?... — Можно сказать, что ради вас. Я беспокоюсь о вас и о том, что будет с вами дальше, если вы не примете реальность, правду. Если вы... если вы продолжите жить ради мести, ради совершенства, или просто сломаетесь, внезапно поняв, о чём я мог вам сказать. Вы, наверное... наверное, вы стали важны для меня. Кто знает, подействовало ли на меня так это вино, или это следствие куда более глубоких и неизвестных мне чувств, но я сказал то, о чём мог бы пожалеть. В прочем, крайне внезапно для меня, госпожу фон Карму это никак не оттолкнуло. А через пару мгновений произошло ещё более странное действие: заплаканная Франциска подалась ко мне и обняла меня. Что я в тот момент почувствовал, описать крайне трудно, если вообще возможно, но это было нечто внезапное, удивительное и попросту немыслимое. — М-мистер Райт... спасибо вам. Я... я считала вас глупым глупцом, но теперь я всё поняла. Спасибо вам большое... за то, что вы беспокоитесь за меня и... и принимаете то, какой я есть. И... и простите меня за мою напористость и ярость. Я... я была не права! — Мисс фон Карма, всё в порядке. Вы имели полное право так думать обо мне. Главное, что вы вовремя поняли свою ошибку. — Да... думаю, что вы правы, мистер Райт. И вы...вы полагаете, что мне действительно не стоит уходить? — Не стоит. Какая же будет разница, если рано или поздно вы вернётесь? — Тогда... тогда я прислушаюсь к вам, мистер Райт. До взлёта оставалось около нескольких минут. Фон Карма разжала объятья, и мы встали в нерешительности. Наконец, я спросил. — Раз уж вы... решили остаться, Вам... кхм, есть где остановиться? — М-мистер Райт... Честно говоря, мне пока негде. До этого я находилась в гостинице, но я сама завершила бронь и из-за тяжб, отъезда и закупки билетов... средств у меня пока не очень много. Я... не рассчитывала оставаться надолго, так как приехала лишь ради... известных вам целей. И всё же думаю, что рано или поздно мне придётся вернуться. — Я... я вас понимаю. Девушка залилась пунцом и выпалила: — Вы... вы... вы... — Мисс фон Карма?... — М-мистер Райт, вы... в-вы не возражаете, если я поеду с вами?... Всё равно я уже не успею на свой рейс... Что ж... эта история слишком быстро развивается. Мне, конечно, слабо верится, что представительнице богатого дворянского рода негде остановиться, но разве я могу ей отказать? — Да нет, что вы... Я-я не... Я не возражаю. — Хорошо. Мы вместе направились к выходу, в то время, как громкоговорители объявили о том, что до вылета ближайшего рейса оставалось всего двадцать минут, и уже происходит посадка пассажиров. Разумеется, вместо терминала мы направились к выходу. — Зря только деньги потратила... — грустно сказала Франциска. — Э-это глупо с моей стороны, ведь так? — Да нет, что вы. Абсолютно нормально. Все мы совершаем ошибки. После этого маленького разговора я вызвал такси. Несмотря на уже имевшееся сегодня пиршество, которое прошло полностью с моего кармана, у меня было ещё немало средств, и посему я мог позволить себе такси премуим-класса. Обычно я такими не пользуюсь, но почему-то что-то внутри подсказывает мне, что в этот раз это было бы к месту. На улице уже порядком вечерело. Лучи закатного солнца били по панорамным стёклам аэропорта, вокруг немного похолодало, вокруг продолжали сновать люди. Самолёты прилетали и улетали, а мы стояли и покорно ждали у дороги, когда же приедет то, что я вызвал. Отвлёкшись от мыслей, продолжавших обрывчато драться между собой в моей голове, я увидел стоявший у дороги автомобиль. Это был новенький "Мерседес" S-класса, как мне и сказали по телефону. — Мисс фон Карма... кхм, наша машина, похоже, приехала. Давайте пойдём. — Давайте, – спокойно ответила она. Мы сели и я указал водителю на место прибытия – мой дом в одном из престижных районов. По пути нужно было также заехать в офис. Я оплатил поездку за двоих и мы тронулись. Правда, меня всё ещё удивляло одно обстоятельство. У фон Кармы должно было быть хоть какое-то имущество здесь: всё-таки, здесь жил её отец – Манфред, а с событий по делу DL-6 прошёл всего год. Надо бы, наверное, спросить... — Мисс фон Карма... позвольте спросить. — А? Конечно, спрашивайте. — Разве у вас вообще нет имущества здесь, в Лос-Анджелесе? Здесь же жил ваш отец... — Да, вы правы, мистер Райт, – утвердительно ответила Франциска. — Мне по наследству передался дом здесь, но он находится далековато от аэропорта. Более того, он навевает неприятные воспоминания, и я бы очень не хотела ворошить их клубок. — Как скажете, мисс фон Карма. Город уже окрашивался в ночные цвета. Из окон были видны улицы, дома, идущие люди. Их было всё меньше и меньше – Лос-Анджелес утопал в ночи. Меж тем водитель очень вовремя включил радио, так как начались новости. Большую часть передачи я прослушал, но одна часть заинтриговала меня: "— ...Никелевый Самурай повержен: Верховный суд Лос-Анджелеса приговорил к пятнадцати годам тюрьмы Мэтта Энгарда, актёра, игравшего Никелевого Самурая в одноимённом сериале, продолжении культового "Стального Самурая". Энгард обвинялся в заказе убийства своего коллеги, актёра Хуана Корриды. Так же установлено, что киллер пытался давить на адвоката Энгарда, и совершил попытку покушения на детектива и прокурора во время предварительного следствия по делу. Однако давление, манипуляции и даже попытки убийства не спасли Энгарда от заключения. По слухам, это стало возможным благодаря тому, что Мэтт собирал компромат на нанятого киллера, тайно засняв совершённое им убийство. Теперь к другим новостям. Серьёзные боестолкновения между бандами Crips и Bloods унесли жизни двадцати..." — Вы рады слышать эти новости, мистер Райт? — вдруг спросила меня Франциска. — Уже как-то нейтрально, честно говоря. Но откуда у них столько деталей по делу? — Порой вы глупо забываете, что ваши клиенты – не маленькие люди. Очевидно, что подобное дело будет иметь большую огласку и публика будет требовать деталей, мистер Райт. — И их так просто выдал суд? Потрясно. — Согласна с вами, хороший вопрос. Не каждый раз услышишь упоминание о том, что тебя ранили в плечо... Кстати, об этом. Вы зря ушли тогда. — В-вы о чём? — Помните, когда вы пришли ко мне в палату с букетом тюльпанов, мистер Райт? Франциска разворошила весьма стыдное воспоминание. Я тогда дрожал, как осиновый лист, и при очевидном вопросе "Зачем?" просто сбежал... Умеет же, чертовка, бить по больному. — Д-да, помню. — Вам не стоило тогда уходить. Я оценила то, что вы пришли и вам не было плевать. Хотя я люблю тюльпаны в меньшей мере, чем, скажем, розы, георгины или гвоздики, но тем не менее. — Н-наверное... Наверное, приму к сведению. — Что же... мистер Райт. Надеюсь, мы с вами не окажемся в такой же ситуации в следующий раз, когда вы надоумите подарить мне букет цветов. Наверное, в этот момент я очень краснел, хоть и в синей подсветке "Мерседеса" это скорее всего не так заметно. Она реально сказала это? Это же прямой намёк... на то, что она хочет, чтобы я подарил ей цветов снова?... Пока я думал, повисло неловкое молчание. По госпоже фон Карме можно было понять, что она смутилась не меньше моего. В её взгляде можно было, возможно, прочитать: "О, Господи, зачем я это сказала?" и тысячу извинений. — Д-да, наверное... наверное, Вы правы. Не лучший контекст оказываться для чего-то подобного в больнице. Кстати, остался ли какой-то след от этого ранения сейчас? — В каком смысле, мистер Райт? — Ну, ваша рана зажила? — Относительно. На самом деле, ещё немного болит. Сами знаете – пулевое не каждый день получаешь. — Думаю, что вы правы. По дороге я позвонил Майе и сказал ей, что всё прошло нормально, но в детали посвящать не стал. Разумеется, сказал ей, что еду домой и призвал не беспокоиться, сказав, что завтра будет выходной. Солнце окончательно ушло, а из окон было заметно, что погода становится более пасмурной. Лос-Анджелес засыпал, и просыпались темнейшие его стороны – убийцы, преступники, мафиози... но это всё было за окном. Наша машина медленно, но верно продвигалась по улицам города. До моего района оставалось около десяти минут. Я взглянул на Франциску. Та томно смотрела в окно и выглядела несколько уставшей. Я всё ещё не понимал одного: как такой сильный и упрямый человек, как фон Карма, мог дать такую слабость передо мной? Да, возможно это – то, что испытывают женщины, но ведь она дочь самого жёсткого прокурора из всех известных этой стране! И всё же, я не понимал. И не мог этого понять. Это кажется просто невозможным. Она, вероятно, заметила мой взгляд, и, стоило мне отвернуться к окну, как она взглянула на меня. Я сдерживался десять секунд, но затем не выдержал, и повернулся, смотря ей прямо в глаза. Она же смотрела в мои. Она не отворачивалась, ничего не говорила. Казалось, что она, как и всё вокруг, застыло. Как и я. Я словно не мог двигаться, и, обездвиженный, смотрел в её глубокие, светло-голубые очи. И, стоит отметить, они весьма красивы... Зря я не обращал на них внимания раньше. Было видно, что от холодной строгости фон Кармы не осталось и следа. Вместо острой сабли, которую она привычно обнажала на судах, она показала мне, вероятно, вторую свою сторону. В ней читалось какое-то приятное отчаяние. Словно совсем недавно она причинила себе большую боль, но была лишь рада этому. Мы не осмеливались нарушать повисшее молчание до одного момента. В какой-то момент я моргнул и отвлёкся, после чего Франциска сказала: — Надо же, я вас обыграла. — Что же, эту победу я готов вам отдать. — Кстати, о победах, мистер Райт. Хотела Вас спросить: вы любите вино? — Ах, вино... думаю, что да. Вот они – вопросы про вино! Прокурор точно сломалась. И вот что с ней только случилось?... если она выпила перед выездом, это бы многое объяснило. Хотя я и очень в этом сомневаюсь. В любом случае, я считал её вопрос абсолютно безвинным. — Это хорошо. Скажите: а как вы смотрите на то, чтобы мы отметили удачное завершение дела? Вот так поворот. Нет, она точно выпила! Откуда у неё такие... такие... такие предложения?! Моё лицо явно залилось краской, я смотрел мимо неё и тихо промолвил: — Но, мисс фон Карма... Вы ведь... Вы... Вы дважды проиграли! Вас хотели убить!... — А есть ли разница, мистер Райт? Главное ведь, что справедливость везде восторжествовала. Разве не это Вы пытались сказать мне в аэропорту? — Думаю... думаю, что вы правы. Просто я удивлён, что вы... что вы так быстро приняли к сведению мои слова. — Я просто обманывала себя, мистер Райт. Я обманывала себя пять лет. Вы смогли привести меня в чувство. И это я бы тоже с радостью отпраздновала. В её взгляде всё же читалось скорее отчаяние. Оно и понятно – я разрушил её мир. Я дал оторвать ей от себя целый кусок. Как бы она не пыталась обмануть себя в том, что я сделал ей благо и скрыть ноющую боль – это не поможет... Правда вот, я не хотел бы ей отказывать. Главное, чтобы прокурор до беспамятства не напилась. Особенно у меня дома. И вот, "Мерседес", обрезая ночной воздух, таки доехал к моему дому. Стояла уже глубокая ночь, ехали мы около сорока минут. Дороги назад не было точно – самолёт улетел. Разве что обменять билеты, но я сомневаюсь, что Франциска пойдёт на это. Я остановил водителя, поблагодарил его, вышел, и по-джентльменски помог фон Карме выйти. Спустя пару мгновений автомобиль выехал с дороги. — Мисс фон Карма, мы на месте. — Так вы живёте здесь? — Да. — Вы неплохо устроились, я погляжу... Похоже, что Вы действительно неглупый человек! Это от Вашей адвокатской деятельности? — Ещё бы! Разумеется. Давайте пойдём внутрь, холодает всё-таки. И действительно – на улице было весьма прохладно. Но затем мы вошли внутрь, и ощущение холода, ясное дело, исчезло. Сняв с себя весьма бессмысленные здесь верхние наряды, мы вышли из гостиной и направились в кухню. — Здесь кухня. Убранство не очень, но вы знаете, гостей я не ждал. — Мистер Райт, вы знаете, я не очень возражаю, – ответила Франциска. — Всё-таки, я у вас в гостях... — Как скажете. Но завтра я обязан буду прибраться. Помнится, кстати, вы спрашивали о вине. — Да, о вине... А какое Вы больше любите? — Вообще, у меня достаточно странные вкусы. Вам нравится каберне-совиньон? — Оно достаточно крепкое. Вы любите крепкие вина? — У каберне приятный вкус, я думаю. Вы знаете, ещё считаю неплохим шардоне и просекко. — Наши вкусы во многом совпадают. А вы пробовали грузинские вина? — Не приходилось, – честно ответил я. — А вы? — Имела честь, в Германии они иногда попадаются. Не подумайте, что я одержима вином, просто однажды довелось пробовать саперави... — Са-пе...сарпе... как оно на вкус? — Вы знаете, достаточно терпкое. Неплохое, но я предпочитаю послаще. Наши, немецкие вина в этом плане будут получше. — Что же. Так вам нравится каберне-совиньон? Просто именно его я и заготовил. — Да! Конечно. — Тогда погодите секунду. В серванте у меня было две бутылки, но одну я всё же действительно приберегу на потом. Достав вино, я взял ещё и два бокала, поставив себе и фон Карме. Мы сели и я открыл вино. И стоило мне это сделать, как вдруг предательски зазвонил находившийся в кармане телефон...