Стоя перед зеркалом в школьном туалете, парень испытывает непривычный мандраж, который сложно описать словами. Последний раз такое состояние наблюдалось у него, когда нужно было покинуть дом с родителями. А сейчас, видимо, Осаму тронулся умом: перед обычным школьным выступлением, мать его, он нервничает? Его миссия не сложнее таблички умножения на пять: выйти вначале и представиться одним из организаторов этого шоу, конец.
Дирижер у них новый: его по необходимости поставили в самые последние дни, и, черт, Дазай помнит, как Чуя едва не промаршировал к директору со скандалом из-за такой задержки. К счастью, дирижер, которого зовут Марк Твен, оказался не придурком и вполне хорошо продемонстрировал свои возможности на первой же его репетиции. По крайней мере, коллектив одобрил, и Накахаре пришлось смириться с этим решением.
Осаму старался не задевать мыслями Чую в связи с последними событиями, но этот агрессивный мальчик был сейчас постоянно рядом с ним почти во всех школьных делах. Дазай нехотя стал замечать новые черты в Накахаре: растущую педантичность. Возможно, это просто перфекционизм, вышедший за рамки нормы?
Осаму встряхивает голову, определенно не желая продолжать строить новые предположения, и в завершение делает сильный вздох.
— Пора.
Выступление начнется через час, но для организаторов правила иные. Инструменты проверены на исправность, сцена идеально чистая, свет из прожекторов откорректирован идеально, колонки и микрофоны не ускользнули от осмотра — все превосходно.
Дазай в очередной раз поднимается по лестнице, которая находится за кулисами сцены с левой стороны. Выстелены серым ковралином ступеньки, черные стены выложены матовой плиткой, по ней, едва касаясь, проходится рука. Ведут они к специальному отделению прямо над сценой и рядами. Оно почти полностью построено из некой крепкой силиконовой сетки, что играет роль пола. По ней зачастую ходят те, кто занимаются прожекторами. Также есть квадратные два на два вставки из обычного цемента, и они аналогично лестнице покрыты уже черным ковралином. Осаму явно не относится к разряду ремонтников, но он придает значение тому, что ему нравится тут быть.
Прямо под ногами, в десятке метров от него, будет проходить оркестр, на который отсюда открывается сногсшибательный вид. Звуки до сюда доносятся также четко, как и внизу, и главное преимущество — отсутствие кого-либо. Во время выступлений зачастую тут ни души, прожекторами управляют со специальных устройств, поэтому тем, кто этим занимается, не приходится сюда вечно ходить, и это Дазаю только на руку.
Присев на одной из платформ и вытянув ноги на сетку, Осаму зевает. Сегодня, как и ожидалось, парень почти не спал. Ладно, не стоит тянуть кота за хвост: он не спит нормально с момента своего «счастливого» поцелуя. Дазай осознает, что делает неправильно, когда игнорирует свои же позывы разобраться в собственном поведении. Ему внезапно стало стыдно за то, что уже не сама жизнь, а Дазай сам себе напомнил, как позорно складывается судьба. Со стороны можно сказать, что парень струсил (это он сам не отрицает), и теперь Осаму ползает на грани своих смешанных чувств. Ему хочется объясниться Чуе и параллельно желает исчезнуть перед этим, понадеявшись, что Накахара забудет тот миг. И ни один из вариантов никак не начнет проигрываться в реальности, от этого хочется вцепиться в свое горло и начать душить, пока он не решится хоть на что-то, дабы избежать самому себе приносимую боль.
Где-то снизу, спустя минут десять, начинают собираться музыканты, пока все проходит в атмосферной обстановке. Парень видит, как каждый на скрытой стороне сцены проверяет свой инструмент очередной раз, на что Осаму невольно ухмыляется. Неужто озабоченность в таких вещах от Чуи передалась другим? Ответ перед носом. И, кстати, ворчуна Дазай не наблюдает уже третий час, что создает не самые благоприятные подозрения. Есть вариант, где тот может быть, но, пожалуй, Осаму слишком нерешителен сейчас, чтобы вставать и идти проверять свои догадки в музыкальный кабинет. Уж лучше подождет, пустив все на самотек, и насладится последними минутами тишины.
— Вспомнил лучик — вот и солнце, — тихо проговаривает себе Осаму, когда видит объект, о котором только-только помышлял.
Снизу доносится отчетливое указание расположить рояль немного левее середины.
— Идиоты, — вырывается из уст Дазая, когда парни двигают инструмент в противоположную от наставления сторону. Все же созерцать это сверху — блаженно.
— Черт, заново, это не та сторона, — как можно спокойнее выдавливает из себя Накахара, и это только подогревает веселое настроение Осаму.
— Как старается. — произносит с ухмылкой шатен.
От комментирования увиденного парень не отказывается и отмечает, что такое занятие знатно снижает уровень первоначального мандража. Только от своих же глаз ускользает момент, в котором Накахара решает с чего-то посмотреть наверх.
Сегодня Дазай одет почти как обычно, только вместо привычных брюк и рубашки на нем отлично сидят черные джинсы на высокой посадке, а сверху заправленный бордовый гольф, рукава которого закатаны по локоть. С чего-то настроение приказало надеть матовые ботинки, добавляя образу практичности.
Погода сложилась негладко: в целостности должна быть гроза, но пока он сюда добирался, начинался только дождь, а небо все больше затягивалось тучами. Все же Осаму ликует в душе, что одежду подобрал по погоде.
— Один, два, три, — Дазай нашел себе занятие, которое заключалось в счете прожекторов, находящихся по периметру, — четыре, пять…
Это больше похоже на считалочку, когда человек пытается успокоиться. Зачастую в моменты приступов агрессии, истерики или еще какой-то неблагополучной реакции. Судя по тому, что все уже в сборе, пора спускаться, иначе его точно кто-нибудь хлопнет за отлынивание. Спойлер: так и будет.
Подниматься на ноги приходится аккуратно, ибо сведение о низком гемоглобине напрямую заявляет, что парень может попросту от потемнения в глазах перекинуться через перила и полететь вниз. Такой сценарий ему никак не нравится, но вот Осаму думает иногда: «
А что если бы…»
И это самое «
если бы» всегда продолжается какой-то сюрреалистической фигней. Иногда он сравнивает свою жизнь с дешевым ситкомом, где главный герой полный кретин. И, действительно, особенно в последнее время парень себя так и ведет.
Спускается неторопливо, все также проходясь рукой по матовой поверхности стены, будто ревизор решил испытать ее на чистоту. Проходит по небольшому, узкому коридорчику и попадает в отделение, которое делится на две гримерки. Туда нос решает не совать и продолжает свое странствие по местности. Отовсюду слышатся разговоры ребят, которые напрямую заявляют о своих чувствах страха перед сценой или опасения облажаться. Осаму почему-то замирает у одной из дверей и продолжает слушать. Ему не знать, какого это поделиться с кем-то своими переживаниями. Он не ведет счет времени, сколько стоит, не двигаясь, в одной позе. Видимо, немало. Парень вздрагивает, как только слышит скребущий по всем его костям голос позади.
— Подслушивать нехорошо, — пожалуй, не самые желанные звуки.
Парень медленно разворачивает корпус и осматривает прибывшую беду с ног до головы.
— Ты почему не со всеми? — не дожидаясь ответа, Осаму продолжает. — Готовься, Сасаки.
Девушка скрещивает руки на груди, явно не намереваясь отступать, продолжая свою дилемму.
— Я готова, а вот тебе бы стоило прислушаться к собственному же совету.
От такого заявления брови едва не летят вверх, но вовремя срабатывает механизм остановки.
«
Лучшая защита — игнорирование в данном случае», — вспоминает он.
Дазай слушает собственный совет, напоследок лестно улыбается и, ничего не сказав, уходит.
«
И кто кого еще обыграет», — в душе проскальзывает смешок.
Он уверен, что Сасаки сейчас стоит и выжигает взглядом дыру в его спине с лицом самого оскорбленного человека в мире. Это парню определенно награда за все несчастные две недели, когда она только и мешалась под ногами.
— Чуя очень зол на тебя и на твое сливание времени в никуда.
Эта злорадная фраза заставляет остановиться, но не обернуться. Она явно знает, чем крыть.
— Если Чуя зол, он определенно выскажет это сразу, — Осаму, улыбаясь, прикусывает губы, — а может, даже для уверенности физически продемонстрирует свое недовольство.
Он намекает на тяжелую руку Накахары. Иногда Дазаю кажется, что у парня вместо кулаков кастеты, уж слишком больно бьет. Правда только в том, что демонстрирует он свою силу исключительно на Осаму.
Высказав по его скромному мнению достаточно, парень окончательно скрывается за поворотом, оставляя собеседницу с морщинкой между бровей.
Следующей преградой для маленькой прогулки Дазая становится как раз таки тот, кого минутой ранее успешно упомянули. Но Чуя не спешит одарить Осаму остротой своего глаза, потому что прямо сейчас он записывает что-то в свой черненький блокнот. Дазай решает идти дальше: просто обойти и двигаться. Только собственные ноги играют злую шутку, и внутренние тараканы напевают песенку: «
Прямо сейчас ты не сможешь двигаться и будешь дожидаться, пока…»
— Ну и чего застыл? — все еще выводя что-то ручкой на бумаге, спрашивает Накахара. По интонации можно сделать вывод: он перебывает не в лучшем настроении. Опасность разозлить его становится выше, Осаму будто в викторину играет с дулом пистолета у лба, где неверный ответ равен концу.
«
Любопытно, а если сейчас пойти на рожон, это будет равно самоубийству?» — глупые-глупые мысли преследуют его.
По всей видимости Накахара слишком заебался. Об этом свидетельствуют не только круги под глазами, но и внезапная незаинтересованность в самом Осаму. Обычно Чуя бы уже поднял свой взгляд, подошел, нахамил и в крайнем случае наградил пощечиной (хотя это не факт), а сейчас… ноль реакции. Повод беспокоиться? Рановато, конечно.
— Мне повторить? — доносится охрипший голос.
— Вспомнил что-то, — на выгнутую бровь Дазай объясняется, — и забыл, что именно.
«
Да, только перед Чуей нужно что-то вспомнить, а потом забыть, что именно».
— Ясно.
Осаму начинает подозревать, что Накахара заболел. Собрать два и два, что имеется в итоге?
«
Севший голос (хотя по внутренней оценке Дазая, он звучит довольно сексуально), нескрываемая усталость, вид довольно вялый. И главное… Чуя, какого хрена ты такой отстраненный?!» — логичные вопросы задаются в уме, будто ответы сами начнут плясать перед глазами.
Обычно молчать они могут без какого-либо напряжения в пространстве, а сейчас, напротив, это только создает дискомфорт. Верное чувство недосказанности, скорее всего оно. От этого рвет крышу и везде мерцают фрагменты: от какого этапа началась эта недоговоренность. Дазай уверен, что не только у него сейчас такое. Напряженные руки Накахары слегка подрагивают, выдавая того целиком. И первый шаг совершит…
— Слушай.
Вырывается одновременно, и наконец-то парни встречаются взглядами.
— Иди передай ребятам, чтобы завершали подготовку, — Чуя тут же забирает шанс на фразу.
— Скажу, — хочет он уйти, но не сейчас, — а ты куда?
Чуя посмотрел на него, как на самого обнаглевшего человека в мире, который только что украл у него бизнес.
— Может, еще рассказать, чем я завтракал и в какое время лег спать, чтобы не нарушать итак сбитый режим?
А вот от такого Дазай начинает улыбаться.
— Можешь.
— Иди уже, времени нет.
Хотел бы Осаму поспорить, но времени действительно нет, это ведь и его ответственность. Он в противовес себе слушает и уходит. Из-за того, что не вышло нормально поговорить, окружение резко начало казаться ужасным. Стены противные, все противное. Настроение в фазе «импульсивный подросток».
Оркестру он отдает команду оставить свои дела и собраться в одной из комнат для состава. Тон строгий, не такой игривый, как десять минут назад. Даже Сасаки не корчит недовольную гримасу, будто опасаясь как-то спровоцировать на нежелательную перепалку. Накахара присоединяется через несколько минут, оглашая, что люди понемногу начинают собираться. Осаму отходит на второй план и лишь мельком поглядывает на рыжую макушку.
Что ж, пока Накахара очередной раз инструктирует группу, как выйти на сцену и так далее, у Дазая происходят кульбиты в голове. Он думает о том, насколько у Чуи красив охриплый голос и насколько он сам идиот.
«
Определись уже, Осаму», — сказал бы Одасаку, но потом сразу бы подтолкнул парня в нужном направлении, оценивая ситуацию со стороны. А подлинный путь для самого Дазая закрыт густым туманом. Этот уровень ему откроется нескоро.
— По местам, — выводит из транса последняя реплика. — Осаму, — как жарко разливается в воздухе, — ты выходишь со мной, понял?
Ответа не требуется: всем и так ясно, что да, он понял. Дазай находится в своем внутреннем конфликте, который возник только что. С одной стороны, ему очень нравится перспектива того, что на сцену они выйдут первыми только с Чуей. А с другой, его угнетает факт, что это вынужденная мера, а не личное желание Накахары. Кулаки невольно сжимаются, и ногти впиваются в кожу. Но от полного отторжения от реальности выводит подзатыльник.
— Идем, — голубые глаза сейчас кажутся темно-синими, игра теней подчеркивает чужие, завораживающие черты лица, но загипнотизированный взгляд не только по нему мечется. — Хватит меня глазами раздевать.
Это точно Чуя только что сказал? Парень встряхнул головой.
— Идем, — повторяет он слово своего спутника.
Мандраж перед сценой пропадает после того, как рука в перчатке в якобы успокаивающем жесте проходит по плечу.
Зал полон людей. Осаму прилагает усилия, дабы развернуть голову от профиля Накахары, который так притягивает. Света нет, помимо одного луча яркого прожектора, что сейчас падает на парней. Первый речь начинает именно Чуя. Она звучит плавно, и голос ровный, хотя Дазай видит, как тому тяжело сейчас не выдавать охриплость. Далее продолжает Осаму. Заученные реплики легко звучат, и он домешивает своих слов: так это выглядит еще оживленнее. Зал аплодирует. Инструменты уже расположены на сцене, только за занавесом, который после ухода парней открывается.
После очередного сигнала от Чуи оркестр выходит под все те же хлопанья людей в зале. Накахара выходит вновь, последним. Но перед этим его за руку тянет «клешня» и останавливает.
— Удачи.
Брови Чуи подпрыгивают, и Дазай уже и сам сомневается, а он ли это выпалил только что? В любом случае ответ ему приходится по душе.
— Спасибо.
И слабая улыбка напоследок.
Осаму после этого бежит по привычной лестнице и усаживается на бетонный выступ прямо над сценой. Через сетку уже созерцает, как участники занимают свои позиции. Музыка начинается плавно, постепенно поднимаясь на нужный звуковой уровень, заполняя весь зал и чужие души. Все идет так, как запланировано. Дирижер исполняет свою работу так, что не прикопаться. Рояль слышно больше всего, или это только Дазай так думает, впрочем, неважно.
Парень слушает и неотрывно смотрит вниз, будто загипнотизированный. По плану всего шоу следующим этапом идет вальс от другой команды, танцоры. А далее он уже и не помнит.
Хорошо, конечно, сопоставлено освещение, мягким светом разбавляя мрачный зал. Изящно выглядит ремонт театра, создавая особенную атмосферу. И невероятная музыка, звучащая в абсолютной тишине среди зрителей, многие из которых слушали, затаив дыхание. Все это вместе выглядит шикарно, но Осаму смотрит, слушает исключительно одного человека. Даже отсюда видны изящные, с каждой секундой менее напряженные движения пальцев на клавишах инструмента. В какой-то момент парень из-за глазной боли осознал, что следил за игрой, не моргая, впитывая в себя каждый звук, отпечатывая в памяти каждый жест. В который раз парень корит себя за необдуманность в прошлый раз. Однако может ему показалось, но Чуя искренне улыбнулся на пожелание удачи. Это греет душу.
«Да даже если ошибаюсь, разве это меняет факт, что Чуя красиво улыбается? Нет».
Он почему-то пропустил момент, когда занавес закрылся и оркестр разошелся по гримеркам. Работающая команда убрала инструменты, и через несколько минут организатор вальса начал свою речь. Вот теперь скучно, но с места парень не встает.
— Я заметил, что тебе нравятся экстремальные условия просмотра, — спина слегка напрягается из-за неожиданного визита.
— Эта сетка выдержит слона, Чуя, — со смешком выдает все еще ошарашенный Дазай.
— Да? — будто не веря на слово, удивляется он. — Тогда я присяду.
Накахара не спрашивает, а утверждает. Если бы и спросил, отказа не последовало бы. Парень садится рядом и также вытягивает ноги.
— Хорошо выступили.
Осаму не знает, как начать диалог, поэтому в первую очередь решил высказать похвалу.
— Наверное, — пожимает он плечами. — У меня еще не все.
Дазая внезапно резко разворачивает голову и собирается уже спросить.
— Да, параллельно я практиковал одну песню, это было, хм, секретное задание.
— И почему же ты решил заранее поделиться?
«
Чтобы ты пожелал мне удачи еще раз», — но слова так и остаются у него, Накахары, в голове.
— Чтобы потом ты не прилетел ко мне с вопросами: ты в тайне репетировал и не звал меня на прослушивание?!
Осаму начинает хохотать от его интонации.
— …Справедливо.
Дазай мгновенно спускается на землю. Они спокойно говорят? Не смотря на то, что случилось? Ему не верится, и он пытается найти хоть малейший подвох, которого попросту не существует.
«
Ох, знал бы Осаму, какие у меня сейчас контузии внутри», — Чуе такой шаг дался очень тяжело.
После поцелуя он еще несколько часов перебывал в апатии и максимум мог поговорить со стеной или инструментом, около которого так и остался сидеть. Позже, успокоившись, вернулся домой весь поникший, его добрая душой сестра не смогла этого не заметить. Он до последнего держался, но потом нахлынула новая волна, и он начал злиться. Не крушил мебель, как обычно это показывают в фильмах про депрессивных подростков, но случайно нахамил Кое. Сразу осознал ошибку и остыл. Она понимающая девушка, лишь молча обняла. Этого Чуе давно не хватало. Переступив через свои пороги, он начал ей рассказывать о всем этом. Та неотрывно слушала и делала мысленные пометки из слов брата. Накахара говорил все это от безвыходности, ибо для него это и правда был тупик. Ему нужно было здравое мышление, возможно, даже поддержка. Накахара просто хотел знать, что он не один. Иногда Озаки вставляла уточняющие вопросы: он первый приходил всегда? И тому подобные. Чуе становилось легче, но момент, когда сестра начала формулировать выводы, прошел напряжно, ведь все время рассказа было посвящено только истории с Дазаем. Она не дала обязательных установок, но сказала ключевую реплику, из-за которой Чуя сейчас сидит около Осаму.
«
Если он так рвался, чтобы прийти и послушать, как ты играешь, если приходил прямо к тебе домой, пока тебя не было, то я думаю, что этот мальчик уже был привязан, — она отпивает чай, — не хочу выгораживать никого и не буду. Дазай виноват в том, что ушел. Только у меня внезапно появился вопрос: ты никак этому не препятствовал?
В ответ лишь тихий выдох.
— Я поняла. Но ты ведь сейчас страдаешь, верно? — по глазам видно, и она продолжает. — Понаблюдай за ним некоторое время, если в поведении что-то ощутимо для тебя изменится, вам нужно будет поговорить. Не склоняйтесь в эту тему, но просто дайте шанс общению. У вас обоих, я так думаю, свои загоны, о которых вы никому не говорите, правильно?»
«
Да, Кое, ты чертовски права», — сидят они уже пятую минуту молча, Дазай с прикрытыми глазами, будто вообще отключился от мира.
— Неплохо танцуют, — вставляет наконец-то комментарий Накахара.
Дазай начинает смотреть не на сцену, а прямо в лицо человеку рядом, пытливо вглядываясь в лицо.
— Я вроде просил не разглядывать меня так.
— Не помню такого. — Улыбка Чеширского кота сияет на лице шатена.
— Настоятельно рекомендую вспомнить.
— Не хочу. Ты заболел?
Такой свод темы удивляет, но виду Чуя не подает.
— Может быть, по голосу слышно?
— Очень, уши вянут, — Чуя вздыхает в предварительном смехе, пока Дазай не добавляет. — Но мне нравится.
— Когда уши вянут?
— Тебя слушать, — серьезно отвечает Осаму, — продолжай говорить.
И тут темы для разговора куда-то в миг испаряются, хотя секундой ранее их была бесконечность. В краску, конечно, Накахару таким не ввести, но заставить затупить вполне возможно.
— Ну, спасибо, наверное.
— Тебе не пора готовиться к выходу?
Вспоминают они об этом действительно вовремя.
— Пора.
— Еще раз удачи.
После этих слов у Чуи учащается сердцебиение, до чего же странное ощущение.
…
На сцене Накахаре явно место. Осаму с интересом смотрит на то, как парень еще раз приветствует публику и оглашает название мелодии.
«Enjoy the silence»
Название сильно флешбекает Осаму в самые первые их встречи. В тот день, когда Чуя невольно выговорил словосочетание «
наслаждайся тишиной» и у них едва не начались дебаты.
С того дня Дазай иногда размышлял над этим. А прямо сейчас он думает, что этой мелодии очень бы подошел текст. И тогда это превратилось бы в целую песню…
— Words like violence, — шепчет под нос на ровном английском. — Break the silence… — парень не затрудняется и придумывает сразу две строчки.
— Чуя вдохновляет… — началась сильная часть мелодии, и по телу пробегают мурашки, ведь этой партии он никогда не слышал.
В игре можно услышать отданные часы на подготовку, вложенные эмоции, которые описывает каждая нота и упорный труд. Невероятно одним словом. Осаму подхватывает ритм и начинает «подпевать» в такт музыки. Когда все подходит к концу, он встает впервые за час с места и двигается к ступенькам, уже слыша самые громкие аплодисменты за сегодня.
Спускаясь по лестнице, где-то на середине он натыкается на самого исполнителя этого творчества. Накахара дышит чуть чаще, чем обычно. Переволновался?
— Ты чего?
Взгляд Чуи помрачнел, создавая чувство загнанности в угол. По сути, если сделать шаг назад, слегка развернувшись, Осаму действительно окажется в углу.
— Я надеюсь, что ты оценил музыку, которая была придумана в связи с общением с тобой!
Стоп, чего?
«Осаму, код красный», — и ему точно не до смеха, на полном серьезе запаниковал, хотя это ему несвойственно.
— И что это обозначает?
— То, — выпад вперед, — что ты сделал очень неприятно, когда просто свалил с этого театра тогда!
Чуя толкает парня в грудь, и тот ударяется о стенку.
«Видимо, «неприятно» мягко сказано», — думается Дазаю, который корчится от поступивших в спину спазмов.
— Ты понимаешь, что так делать нельзя? — второй удар приходится в живот, из-за чего Осаму слегка скручивает. Но он не сопротивляется, видимо, осознание, что сделал великую ошибку, пришло в очередной раз, так еще и в кубе. Заслужил.
Третий, самый мерзкий по ощущениям, в нос, из которого начинает течь струя крови.
От такого Дазай почти повторяет позу сидения на стуле, и ноги немного дрожат от неудобства. Вместо того, чтобы нанести последний удар, Накахара отстраняется, снимая перчатку. И потом этой же рукой хватает Дазая за волосы, постепенно оттягивая в немом приказе смотреть в глаза.
— Предсмертные слова?
— Чуя, если ты хочешь меня убить, то ты уже это сделал, — извинения не сильная сторона Осаму.
Умение мирно решить задачу у Чуи также не находится в боевых позициях, по крайней мере с ним. Так и хочется выплеснуть свою… боль. Страшный дуэт.
— Честно, придушил бы.
— Я знаю.
Настроение со скоростью света сменяется на что-то между безумным и игривым, хотя по смыслу они немного напоминают друг друга. Оба начинают смеяться в один голос и медленно оседать на пол. Два несчастных звена собрались в одном углу.
— Очаровательно.
— Заткнись и не беси меня, — Чуя начинает рыться в карманах, ища платок, который почти кидает в побитого парня рядом.
— Знаешь же, не могу, — Дазай дрогнувшей рукой принимает этот «подарок судьбы».
— К сожалению.
— Ты мне нос сломал.
— Не прибедняйся, все с ним в порядке.
— Ну-ну, мне нужна компенсация.
Тонкая бровь выгибается. «
А ты не охре…»
Холодные губы прерывают нарастающую мысль, из-за чего парень едва не подпрыгивает, но поцелуй не прерывает. Будь Чуя чуть брезгливее, оттолкнул бы несчастного и добавил бы разукрашенный глаз, потому что кровь, которая стекла на губу ему не совсем по вкусу. Но, понимая, что кровь течет именно из-за него, а до этого из-за Дазая, который довел Чую до такого состояния, Накахара попросту не может отстраниться. То ли вкус победы пробует, то ли, напротив, проигрыша, ведь страстный засос не входил в изначальный план. Ему без разницы, и пальцы вцепляются в чужую забинтованную шею, слегка сдавливая, создавая эффект удушения.
Осаму, видимо, это даже нравится, судя по тихому стону в губы. Накахара отстраняется первый.
— Уйдешь сейчас — ноги сломаю.
Угроза вполне реальна.
— Не собираюсь. — Улыбается Дазай. Он даже не думает об этом, медленно обрабатывая в голове последние пять минут. Определенно, самые ахуенные пять минут за сегодня…
