Mecano - Hijo de la Luna
Звуки различных инструментов с эхом разносятся по школьному театру и даже за его пределами. Кажется, это восьмой день их репетиции, и развитие плавно переходит в действительно похвальный результат. Лучше всего, по мнению Накахары, играют партию виолончелисты и девушка скрипачка, Сасаки, если он не ошибается, то ее зовут именно так. Чуя сидит за роялем, выпрямив спину. Первые щелчки перед началом отдает Дазай, стоящий в качестве псевдо-дирижера, и, к удивлению Накахары, Осаму идеально вписывается в свою роль. Сейчас они отыгрывают в темпе Allegro, но уже через один раз переходят к оригинальному Allegro Vivace. Как правило, чтобы научиться играть, нужно начинать медленно: это помогает уловить каждый удар, любой выпущенный звук, и позже наконец-то слиться с ритмом воедино. Тогда результат выходит превосходным. Чуя предпочитает выигрывать на качестве, для которого нужно время, поэтому будь его меньше, то он бы отказался от оркестра. Но, к глубокому облегчению, ему как никогда повезло с людьми. Эти ребята знают толк в музыке, и, по сути, Накахаре действительно не к чему придраться, что заставляет его гордиться своим окружением. — И раз, два, три, — скорее для себя шепотом проговаривает Дазай и громко щелкает пальцами. Звучание скрипки и виолончели мурашками пробегается по коже каждого играющего. Ударные инструменты пробивают глушь в коридорах, завлекая проходящих мимо заглянуть. Звуки духовых хитро охватывают разум, выстилая пелену тумана где-то внутри сознания. Умелое исполнение игры на рояле завершает картину целиком, не оставляя ни единого пробела. Все выглядит лаконично и естественно. Доиграв партию, Накахара встает с места и оглашает перерыв. Репетируют они уже час, лишним не будет сделать паузу. Парень на личном опыте знает, что если делать что-то долго, стараться, не делая перерывов, в итоге это определенно приведет к негативным последствиям. Поэтому он не мучает ребят, а сам присаживается на кожаный диванчик где-то за кулисами. Расположившись поудобнее, Чуя почувствовал, как глаза понемногу слипаются из-за темного окружения. Сцена здесь сделана из дерева, окрашенного в черный, стены на тон светлее с холодным оттенком. Потолок темно-синий, а огромные кулисы бордовые. Смесь любимых цветов Накахары в одном месте не может не расслаблять. — Держи, — раздается голос рядом. Чуя только откинул голову, но приходится вновь менять положение, чтобы взглянуть, что ему предстоит держать. Взгляд устраивается на стаканчик с чаем, который сейчас предлагает Осаму. Как мило. — Благодарю, — парень принимает стакан и свободной рукой указывает на место около себя, — садись давай. — Сколько будет длиться перерыв? — чисто из ветра хватает вопрос Дазай, пока присаживается. — Думаю, минут двадцать, — делает первый глоток Накахара и морщится, ибо обжег небо. Осаму на это ухмыляется. — Черт. — Ты разве не видишь пар, исходящий от напитка? — подстрекает одноклассника. Акцентирует внимание именно на паре, ведь в перчатках Накахара вряд ли почувствовал бы горячее. Параллельно у Чуи примерно в двадцать пятом кадре мелькнул момент, где у Дазая приподнялась рука в его сторону, но была тут же откинута назад. — Видел, — в том же тоне отвечает. — И вообще, не хочешь сходить в музыкальный и забрать наши вещи? Верно, они их вместе оставили в кабинете перед приходом сюда. Дело в том, что до репетиции было окно: урок благополучно отменили, и ученики разошлись кто куда, а эти парни отправились в самый укромный уголок школы, где просто проспали тридцать минут на небольших креслах. — Как хитро, — возмущается Осаму и делает кислое лицо, — сам сейчас наверняка опять заснешь, а меня, не менее уставшего, куда-то в дыру школы посыл… — Стой, стой, стой, — перебивает Чуя, вскидывая руку, — ты только что назвал это место дырой школы? — Дазай молча кивает. — Не жить тебе тут долго, я еще припомню. — Какой злопамятный, пойду уж лучше туда… — он безобидно реагирует и поднимается с места, не делая шага вперед, — но запомни: я еще вернусь. — Вернешься? — усмехается Накахара. — Ну, тогда точно пощады не жди. Я запомнил. — Отчеканил по буквам последнее слово. — А я уже забыл, — махает Дазай, вызывая у Чуи смешок. — Иди, иди, — парень повторяет жест Осаму, который уже отдалялся. Сам же Чуя второй рукой обхватывает стакан и плавно вздыхает. Сам по себе чай довольно вкусный. «И где он такой берет?» — пролетает вопрос. Все же полностью распробовать передышку не удается: к нему подходит сразу три человека, двое из них вообще не должны здесь сейчас находиться, но что поделать. — Ширасэ, Юан, что вы здесь делаете? — на это ребята синхронно ахают, а стоящая около них Сасаки просто не дышит, как кажется парню. — Не рад нас видеть? — задето уточняет Юан. — Нет, что вы, просто, — Чуя пытается объясниться, хотя перед ними и не стоит, — у вас уже закончились уроки? — Вот, додумался наконец-то, — девушка по итогу меняет свое недовольство на что-то между высокомерным взглядом и лже-дружелюбностью. Не в духе? «Конечно, она всегда себя так ведет, — думает Чуя, — интересно, сказал бы ты так Осаму?» — А, да, — спокойно отвечает парень и старается максимально скрыть свое напряжение. «Дазай бы точно увидел», — каких усилий стоит то, чтобы не встряхнуть голову. Что-то много Осаму в ней в последние недели. Сасаки продолжает за ними наблюдать и кидает без лишнего подтекста странный взгляд на Накахару, но он активно игнорирует такой выпад. — Вы планируете остаться смотреть репетицию? — не получив ответ, ему приходится продолжить. — В идеале, по правилам, так нельзя, — и прежде чем он увидит жалостливые взгляды, выставляет руку вперед. — Я не хочу вас прогонять, но могут быть потом плохие последствия. — Но Чуя! — вскрикивает Юан и резко усаживается рядом. От такой скорости парень не успевает среагировать, и из-за резкого смещения с ровного положения чай проливается на тело в хаотичном порядке. За этим следует недовольное шипение, все-таки все еще почти кипяток. Ребята уподобились статуям с округленными глазами, и, лишь спустя пару секунд, до виновной Юан дошло произошедшее. — Боже, прости! – девушка хочет забрать стакан и что-то предпринять, но парень подрывается с места, не давая себя коснуться. — Юан, — он сдерживает то ли боль, то ли злость, — рекомендую сейчас просто послушать меня и пойти домой. Их зрительный контакт длится недолго: парень едва не выбегает из помещения и движется в сторону туалетов. Живот печет, правая рука в районе локтя пострадала больше всего, и он впопыхах поддувает на это место. Вслед за ним слышится стук каблуков, и Чуя понимает чьи они. — Накахара-сан, все хорошо? Вам нужно под холодную воду… — Я знаю, спасибо, Сасаки, — Чуя смягчает свой голос и выворачивает кран на максимум в отрицательную сторону. — Надеюсь, у вас не будет ожога. Нужно потом чем-нибудь перевязать. «Бинты…» — дебютирует внутренний шепот. — Найти бы еще чем. На живот он вовсе забил, пока держал руку, и теперь надеется, что шрама там не останется. — Честно говоря, я бы на вашем месте уже кричала, — эта фраза заставляет его приподнять уголок губ. — Предположительно, это была бы вполне нормальная реакция, особенно для людей с низким болевым порогом. — У вас, я так полагаю, высокий? — Отчасти. За ними мелькает почти невидимая тень, которая не попадает под их траекторию глаз. — Что случилось? — и на этот раз Чуя даже не подпрыгивает от неожиданности, такие появления уже становятся привычными. — Дазай, ты уже возвращаешься? — с ноткой иронии отвечает Накахара. — Не видно? — Нет. Осаму пожимает плечами в ответ на это. — Так что… — Дазай-сан, а у вас часом повязок не будет? — встревает в диалог девушка. Осаму наконец-то доходит до части, где вода из крана выпускает воду на чужую покрасневшую руку. «Как вообще так можно?» — он слегка удивлен: Чуя зачастую более аккуратный, чем сегодня. — Сначала небо, потом рука и, — глаза медленно проходятся по пятну на бордовой рубашке, — живот. — Как-то зачарованно выходит слово, и Дазай резко переводит внимание куда-то на уровень лиц. — Сегодня что, всемирный чемпионат по получению ожогов? — выставляет он тривиальные теории по поводу ситуации. — Ох, Чуя, ты очень целеустремлённый, так стремительно идешь к победе… — Дазай-сан, — вновь подает свой голос Сасаки, — почему вы не услышали мой вопрос? Парень изгибает бровь. Она вызывает у него настороженность. — Может, потому, что он был задан слишком тихо? — разводит руки в стороны. — К сожалению, у меня нет, а тебе, девочка, — со скрытой насмешкой утверждает Осаму, — желательно вернуться к репетиции, пока мы с Накахарой-саном сходим к медсестре. Она лишь два раза хлопает на это глазками и в поисках защиты от нападения делает шаг назад, за спину Чуи. «Это мы уже проходили», — с ностальгией вспоминает Дазай первую их встречу, где отара спряталась за Чуей от учителя, который попросил их вести себя в коридоре потише. — Ага, но все же вы ведь носите бинты, это для стиля, верно? — Чуя размыкает глаза, и из горла вырывается небольшой кашель, на который девушка не реагирует. — Возможно, у вас есть еще? Дазай смотрит потухшим взглядом на нее, но не говорит ни слова. Чуя понимает, что данная тема далеко не для шуток в кругах кого-то помимо него. — Сасаки, думаю, что действительно лучше вернуться к репетиции. — Осаму вдруг победно лыбится. — А ты, Дазай, как второй организатор тоже иди с ней. Одним выстрелом двух зайцев. Дазай не сможет отказаться, неужто Чуя не в силах дойти до медпункта в одиночку? Накахара видит эти огоньки в карих глазах, что напоминают об их разговоре на дополнительных, где Чую едва наизнанку не вывернули. Это слегка принуждает съежится где-то внутри. Он не боится, нет, он просто не знает, как держать оборону. — Хорошо, будем ждать тебя, Чу-уя, — мило протягивает Осаму и, не дожидаясь девушки, разворачивается в сторону театра. — До встречи… На самом деле в груди что-то медленно сжимается. Знаете, тот самый момент, когда спортсмен качает первый раз штангу, но рядом никого нет, ведь он по-глупому самоуверен. И в один момент он не сможет уже поднять руки, укладывая эту же штангу на грудь или живот, та начинает давить, пока спортсмен не найдет новые силы убрать ее с себя. Так и сейчас, точно так же ощущается давление на грудную клетку, но изнутри, удивительно, правда? Прогулка по пустому коридору не самая развлекательная программа, к тому же рука уже прошла. Возможно, потом будет слазить кожа, но сейчас Чуя думает вовсе о другом. После их диалога на дополнительных у парня запутались мысли по поводу Дазая. Он и до этого казался Накахаре странноватым, не в плохом смысле, но сейчас же Осаму излучает неизведанный, опасный лучик света. Чуя все больше придает значение тому, что слова Дазая могут пронзить душу. Этот парень далеко не глуп, ему, как оказалось, не составляет труда прочитать человека по тем же примитивным жестикуляциям рук, то насколько импульсивны движения и ярче взгляд собеседника. Но глаза самого Осаму можно определить как стену, за другой стороной которой ничего не видно. Сложно проанализировать его настроение, особенно тем, кто не так близко знаком. Но Накахара начал отличать эти взгляды. Чую влечет лучик света от Дазая, и он хочет подобраться ближе, но только вот теперь ему по-настоящему становится жутко. Осаму ведь был инициатором их знакомства, именно он постоянно сталкерил парня и просил сыграть ему, и именно Дазай целовал его руку без перчатки, да и, только ему был позволен такой физический контакт. Да, у Накахары все еще есть фантомное ощущение прикосновения тех губ. А далее уже именно Осаму заставил Чую задуматься: «А не слишком ли я открыт? Неужто меня все настолько могут легко изучить или только он?» Это вгоняет в некую потерянность между предположениями и реальностью. Но параллельно Осаму его не осуждает за слабость. И если говорить конкретнее — он запутался. Но то, что с Дазаем ему действительно лучше, он отрицать не хочет. Чуе приятно, что именно на него обращено такое внимание, и хоть их отношения довольно специфичны, это не означает, что Накахаре все равно на Осаму. У них явно есть что-то общее, но пока Чуя не понимает что. Ему просто хочется быть к этому человеку ближе, но внутренний принцип ставит на этот уровень запрет. «Осаму знает о твоих мыслях, кажется, все. А ты про него что?» — парирует голос внутри. — Прошлое у него явно тяжелое. Накахара давно пришел к мысли, что ему хочется его узнать. Он обязательно дойдет до этой темы. На развороте он останавливается, не дойдя до медпункта, все же решает вернуться в театр. По приходу обнаруживает, что Дазай уже начал проводить оставшуюся часть репетиции. Чуя видит, как он старается, хотя сам парень на днях сказал, что ему все равно. «Уж тут то твоя ложь, Осаму, не пройдет мимо моих глаз», — подумал тогда Накахара. — Репетиция на сегодня окончена, — Чуя даже не заметил, как простоял так полчаса, — всем спасибо за сегодня, до встречи! Ребята вновь хлопают и с торжественными возгласами собирают инструменты, а далее забирают свои вещи и понемногу начинают расходиться. Сегодня репетиция была короче остальных. Накахара сел где-то на задних рядах — увидеть его сейчас почти невозможно. Он наблюдает за Дазаем, что один остался здесь. Как парень делает обход, дабы если кто-то из участников оркестра что-нибудь забыл — вернуть потом.Back To Black - Amy Winehouse
Тем не менее Накахара недолго сидит так, незамеченным, и как только его месторасположение увидели, то сразу реакция на лицо. Чуя продолжает ожидать, пока к нему подойдут. Походка у Дазая расслабленная, почти вразвалочку. Ее можно узнать из тысячи. — Еще раз здравствуй. Ответ не спешит прозвучать. Осаму действует беззвучно. Протягивает руку, прося этим жестом чужую. Чуя решает довериться и поднимает ту, которая была ошпарена. Дазай берет аккуратно, закатывает упавшую ткань рубашки, расстегивая там пуговичку. Позже тянется к карману и достает оттуда тюбик. — Что это? — старается не выдавать внезапный холодок Чуя на еще не тронутой коже. — Вот подумай? — сухо прорывается ответ. — Расслабься, я же не перцовую мазь принес. После этих слов он открывает и выдавливает прозрачный гель на пальцы. — Где ты ее взял? — Взял на время у медсестры. — Ты ее встретил по дороге? Дазай хмыкает под нос. — Нет, я свернул в медпункт, только с другой стороны школы. «Что?!» — Чуя вздергивает брови. — Я знал, что ты не пойдешь туда. — Ты не мог этого знать, — Накахара встает в защиту своей уязвимости. — Наверное, ты все же прав, но согласись: моя интуиция по-прежнему не подводит. — Я не просил тебя. Дазай не выдает признаков изменения настроения. — Хорошо. Теперь Осаму достает из второго кармана новый бинт и начинает качественно обматывать поврежденную кожу. Мазь слегка жжет, но это, пожалуй, незначимый пункт. — Знаешь, Чуя, — начинает он вдруг, — я бы хотел однажды переночевать в театре. Такое желание выбивает Накахару из колеи одних мыслей в абсолютно иные. А ведь он тоже… — Почему? — Атмосфера внушает умиротворение. Чуя решает заглянуть в глаза в поиске дополнительного ответа, но почему-то видит там нечто неожиданное. Они стеклянные. — Дазай? — Не выспался. Они не прерывают эти гляделки, все больше утопая в глазах друг друга. Чуя чувствует острое желание прикоснуться к чужому лицу, медленно, будто в трансе, переходит на шею, ощущая мурашки под кончиками пальцев. Дазай, склонившись, стоит неподвижно, кажется, что они оба забыли дышать. Освещение нагоняет спокойную атмосферу, пьянящую разум, отгоняющую здравые мысли. Чуя отдергивает руку назад, но не для того, чтобы остановиться, нет. Он резко, даже слишком, снимает перчатки, ограничивающие ощущения, и теперь ладонь без замедления возвращается на прежнее место. Завороженный происходящей ситуацией, Чуя аккуратно пытается подцепить бинты, но рука Дазая останавливает попытку. — Чуя, нет. — Осаму говорит еле слышным шепотом, обжигая дыханием кожу. Накахара понимает и не спорит, вновь поднимаясь выше. Он осторожно захватывает чужие волосы на затылке, ощущая их приятную мягкость, и сжимает руку сильнее, мучительно медленно притягивая чужое лицо ближе. На таком коротком расстоянии дыхания сливаются вместе — это сводит с ума. Сердца набирают бешеный ритм, в головах обоих довольно смутные воспоминания, как они дошли до этого момента, а перед глазами картинка становится все более расфокусированной. Теперь значение имеют лишь обжигающие прикосновения и невыносимое желание. Дазай сжимает чужую рубашку, а после рваного вздоха Чуи понимает, что выбрал верное направление. И только одновременно поддавшись навстречу друг другу и в нетерпении открыв губы, они осознают, к чему все идет. Тысячи вопросов — правильно ли — куда-то исчезают, будто их и не было. Чуя, прикрыв глаза, плюет на собственные принципы, окончательно поддаваясь моменту. Губы обоих соприкасаются, создавая блаженный контакт. Пальцы Осаму проходятся выше, к шее, несильно сжимая ее, боясь повредить. Он наслаждается ощущением чужой, быстро пульсирующей венки, невольно ухмыляясь. Накахара в отличие от него не боится потянуть чужие волосы еще сильнее, тем самым стирая наглую ухмылку и заставляя парня задержать дыхание. Они неспешно и тщательно изучают губы друг друга, словно пытаясь запечатлеть в память каждое мгновение. Поцелуй умеренный, но он наполнен настолько импульсивными чувствами за последний день, неделю, месяц, что один из них не выдерживает. — Чуя, — нехотя отстраняется Дазай и шепчет в губы, — не заставляй себя жалеть потом. — Накахара неотрывно слушает низкий голос. — Я не понимаю, — он плавно открывает глаза, в которых отражается запутанность. — Атомы имеют свойство притягиваться к тепловому источнику, — Осаму неожиданно грустно улыбается, — но вдруг тепловой источник остынет? Накахара бессильно роняет голову на чужую грудь, вдыхая приятный запах. Черт. — До этого момента меня терзали вопросы, но теперь, чертов Дазай, — он слышит быстрый стук чужого сердца, — их коэффициент увеличился. — Это неудивительно, — Осаму кладет руку на макушку, слегка массируя голову. Чую до тряски раздражает спокойный тон чужого голоса. Его бесит, что даже при таких обстоятельствах он не достоин быть человеком, которому тоже смогут открыть свои мысли хоть на немного. Не достоин ли? Это был его первый и, пожалуй, самый незабываемый поцелуй в жизни. И факт того, с кем он произошел, будоражит. Чуя в этот миг пережил десятки метаморфоз своих новых ощущений, он действительно жил: на короткое время он забыл о мучившей тяжести в груди, о мрачных мыслях. Ощутил спокойствие. И он это безумно ценит, ведь это подарил ему Дазай. Но Накахаре хочется знать больше о том, к кому его так тянет. Это справедливо в собственном понимании. Это необходимая часть, иначе он утонет в чувстве беспомощности. — Если ты будешь молчать, то не мечтай больше услышать мою игру, — Чуя давно просек, что это то, ради чего Дазай готов приходить сюда. Да, он без оправданий скажет, что пользуется сейчас этим. — Это запретный прием, — парень отрицательно мотает головой. — Я думаю, что он использован в необходимой ситуации, — строго устанавливает правила Накахара. — Тогда, — хмыкнув, Осаму отходит и сжимает незаметно руку в кулак. Внутри него пожар, он не хочет этого делать, не горит желанием сказать… — предстоит ждать вечность. Такой ответ больно бьет по ростку надежды. — И ты собрался уйти? — это, пожалуй, отвратительнейшее завершения этого буднего дня. Дазай старается не морщиться. Он опасается испортить их отношения. Но ему внезапно стало нужно больше времени. Он так этого хотел, чтобы в результате уйти..? «Осаму, ты идиот?!» — однако лучше все же сделать это: обдумать еще раз. Он безумно сомневается в себе, ни в коем случае не в Чуе, никогда, нет. Нет. — Встретимся завтра. Накахара беззвучно провожает глазами уходящего Дазая, а когда остается совсем один, ни минутой позже, ноги несут его к роялю на сцене, которую он нервно ударяет несколько раз. Ему страшно сейчас оставаться тет-а-тет с собой, ведь предсказать, как поведут себя гормоны, невозможно. Чуя падает рядом с инструментом, поджимает колени, кладет на них руки и утыкает в них голову, продолжая сидеть в таком положении. Это не истерика, ведь он сидит молча, почти без мыслей. Накахара пока не осознал произошедшее, но только все еще ощущает прикосновения чужих пальцев на своей шее. Дазай не прошел больше пяти метров от театра. Скатывается по стенке на пол. Внутренний хаос не дает соображать, и он нашептывает себе успокоительные слова. Осаму совершил ошибку, когда решил поселить в Чуе надежду. За призмой новых ощущений он забыл о своем нестабильном состоянии, и сейчас ему страшно сделать Накахаре больно. Он считает, что это будет ужасным, непростительным поступком с его стороны, ведь именно Чуя зажег в нем воистину важную вещь — человеческое чувство.Завтра наступит позже.