Мы встретимся снова, Тюльпан

      Он сходил с ума, как сопливый юнец. Крушил свой кабинет в бешеном порыве ярости и ревности, пил дорогой коньяк, не чувствуя вкуса. К нему приходили женщины. Красивые, сексуальные, но Мехмед не мог смотреть на их молодые тела, ощущая вкус тлена во рту и собственную чрезмерную старость. Проклятье. Никто не должен жить шесть веков! Жизнь попросту теряет вкус и смысл, ничто больше не способно удивить, встряхнуть, вызвать малейший отклик души. Казалось, что не может.       После встречи и расставания с возрожденной Лале прошло два дня, а Мехмед уже успел пожалеть о том, что встретился с ней. В голову лезли мысли, глаза застилали образы… Он не мог ни есть, ни спать, как тогда… Когда шел войной на предателя, похитившего его невесту.       Ревность глушила любые доводы разума. Представлять его Лале в руках валашского варвара было мучительно больно. Но он был готов простить ей всё. Даже боль измены. Готов был преступить свою гордость, сломить самого себя, поддаться её сладостным чарам. Лишь бы протянула руки, лишь бы встретила со слезами радости на глазах, когда проклятый замок Дракулы падет руинами под натиском османов. Мехмед просыпался с криками среди ночи, пугая стражей у своего шатра, когда ему снилось, что Лале ненавидит и проклинает его.       Разум подло шептал, что усилия напрасны, что ни одна женщина не стоит того. Что его прекрасную Лале не похищали… что она сбежала сама. Почему? Зачем?       «Не будь наивным идиотом! Она всегда ненавидела тебя! Её нежность лишь маска, способ адаптироваться и выжить! По-настоящему искренней она была только со своим ненаглядным пленником, и сейчас смеется над тобой, деля с ним ложе. Стонет в его объятиях!».       И тогда просыпался гнев, безудержный, невыносимый в своей кровожадности. И Мехмед не отступал, несмотря на то, что его армия была напугана, полна суеверного страха перед Карпатами на этой чужой, враждебной земле.       Мехмед сдавил стакан в кулаке так, что затрещало стекло. Выдохнул, попытался успокоиться. Закрыл глаза, с силой надавив на веки пальцами. Воспоминания… давние, более свежие. И все одинаково болезненные.       Даже сейчас она ринулась утешать «дорогого Влада». Даже после того, что узнала, попыталась оправдать его.       Почему поступки двух людей могут быть настолько не соразмерны? Почему одна эгоистичная попытка подчинить её себе стоит дороже принесения в жертву тем, кто близок?       Укол в самолюбие Мехмеда, пощёчина. Но есть цели важнее личных привязанностей. Тогда главной целью было подавить мятеж Дракулы. Сейчас — найти и уничтожить Мефиса. Любой ценой. Не стоит отвлекаться на давно утраченные чувства. Чувства делают людей слабыми.       Они встречались на нейтральной территории, приносили друг другу данные, сухие факты, и больше ни слова. Мехмед был собран и сдержан. Заперев ненависть, тоску и болезненную страсть, что норовили вырваться из заточения всякий раз, как только он ловил на себе долгие взгляды Лайи, наполненные интересом, природу которого он отказывался идентифицировать.       И настал день, когда решающая битва с общим врагом постучалась в двери. Мехмед настоял на том, что рисковать Лайей им ни к чему, что только в его особняке под защитой древнего колдовства и тёмных рун она будет в безопасности.       — Но не от тебя, — с презрительной гримасой выдал… Аслан. Мехмед демонстративно не называл его новое имя. Все взгляды обратились к нему, настороженные и угрюмые, на что он только усмехнулся, прожигая глазами рыжего Освободителя.       — И что же по-твоему я с ней сделаю? — улыбка стала поистине вызывающей, паскудной и злой. Рыжий стиснул зубы, отвёл взгляд, бросив:       — Ничего хорошего. Люди не меняются.       — Верно, предатели и мерзавцы остаются такими даже в новой жизни, — не остался в долгу Мехмед, и Аслан бросился на него. Влад и Сандра преградили ему путь, но глаза Льва горели бешеным желтым огнём.       — Сейчас ты не султан! Сейчас мне ничто и никто не помешает тебя тронуть, — рычал он, а Мехмед только непринужденно поправил свой пиджак.       — Я нянькаюсь с вами лишь из-за Лале. Не хочу, чтобы она снова пострадала из-за вашей самонадеянной тупости.       — Лео, перестань! — вмешалась вдруг Лайя, встав между друзьями и Мехмедом, повернулась к нему, улыбнулась теплее, чем обычно. — Я прошу называть меня Лайей. Не Лале.       Её решительный взгляд прошёлся по всем присутствующим и замер на Владе.       — Давайте кое-что проясним. Вы двое видите во мне только тень моей прошлой жизни! Но я — не она! Я другой человек! С другими желаниями, мыслями и целями! Я не ощущаю себя ею, даже её жизнь через картины я часто вижу со стороны стороннего наблюдателя.       — Лайя, — начал Влад мягко, словно она была не в себе. Мехмед же смерил её взглядом с головы до ног, пообещав себе, что осмыслит её слова позже. Вслух лишь подытожил:       — Это не столь важно, Лайя ты или Лале. В тебе возродился свет её души — мощная магия, и наша задача не дать Мефису завладеть им. Собирай вещи, я жду тебя в машине.       Слова, не подразумевавшие больше возражений. Мехмед развернулся и, молча, покинул Чёрный Замок.       Она вышла гордой походкой королевы, таща за собой чемодан на маленьких колесиках. Дракула последовал за ней. Мехмед наблюдал за ними сквозь затонированное тёмное стекло заднего сиденья. Рядом с ней Влад не казался таким хмурым, как обычно. Выглядел потерянным, растерянным и сломленным. А еще нежным, как щеночек.       «За это ты полюбила его?», — невольно задавался Мехмед, сжимая в зубах сигарету.       «За то, что он всегда был таким несчастным и брошенным? И только ты теоретически могла согреть его холодное сердце?».       Жалость… чувство, которое Мехмед презирал всю свою сознательную жизнь, но готов был простить его Лале. Она была жалостлива… особенно чистая, бесконечно добрая и светлая. В ней не было ни грамма жестокости или темных помыслов. Но в то же время она была для Мехмеда недоступной, закрытой книгой, которую только предстоит прочесть. А сейчас… её мир для него еще более многообразен и неведом.       Влад что-то шепнул ей, и Лайя сдержанно кивнула, упрямо и решительно направившись к машине.       «Не похоже, чтобы ты боялась», — ухмыльнулся Мехмед, любуясь этим зрелищем. Вышел, чтобы лично приоткрыть перед ней дверцу. Бросил последний взгляд на Дракулу, и мысли их, верно, сошлись в этот миг.       «Теперь ты смотришь, как я увожу её туда, где до неё не доберёшься, верно? И что же ты при этом чувствуешь? Что скрывается за твоей пожизненно бледной и скорбной физиономией?».       Дракула неохотно кивнул ему, но Мехмед только дёрнул щекой, отвернувшись, захлопнув дверцу. Торопливо обошел авто и сел на заднее сиденье с другой стороны. Лайя оборачивалась, глядела на друга, всё ещё хмуро провожающего их взглядом. Нервно ерзала на сиденье.       — Не стоит нервничать, — обронил Мехмед, — это не навсегда.       «Не как в прошлый раз», — подразумевал его тон. Лайя напряглась, как струна, села прямо, посмотрела на него.       — Я всё еще не понимаю, почему ты так великодушен? После того, что случилось тогда.       — О чем же ты? — подмигнул ей Мехмед, любуясь растерянностью и вызовом на прекрасном лице.       — Лале разбила тебе сердце. Точный удар под дых, Мехмед даже задержал дыхание, но сохранил лицо, изобразив скучающую гримасу.       — Не будем это ворошить, моя госпожа. Я давно свыкся с мыслью, что ей не суждено было достаться ни одному из нас. Сейчас важен Мефис, вернее его окончательная смерть.       Лайя кивнула, умолкла, но он видел краем глаза, что ей не терпится снова заговорить.       — Можно задать вопрос? — наконец, не выдержала она. Он кивнул, весь жадно обращенный во внимание.       — Ты пошел войной на Валахию только из мести или… тебе даже тогда была нужна Лале?