Мы встретимся снова, Тюльпан

      Молчание. Душное, напряженное. Один лишь Мехмед казался расслабленным, даже скучающим, оглядывая исподлобья двоих своих давних врагов. Ошеломлённая Лайя опустилась на диван, и тут пришло видение. Внезапное, как гром среди ясного неба. Яркое и живое.       — Влад, я прошу тебя, перестань! — кричала Лале, ужасаясь силой его злобы, степенью его жестокости. Люди умирали на кольях под окнами замка каждый день, корчась и крича. И каждый день приезжали всё новые, занимая пустые колья. А Влад сидел среди них, не похожий на человека, не имеющий ничего общего с тем светлым и хмурым парнем, которого Лале знала и любила. Чудовище, пьющее людскую кровь. Лишь рядом с ней он становился собой, его облик менялся, в стальных глазах появлялось сожаление.       — Я не могу, — шептал он, целуя её ладони, обжигая холодными губами. — Не могу рисковать тобой. Ты единственный свет моей жизни. Посмотри на меня, Лале! Если я тебя потеряю, Тьма полностью меня поглотит!       — Если ты не дашь ему согласия, он разорвёт договор, и тогда османы победят. Тебя схватят, Влад! — горячо шептала она, гладя его лицо и спутанные тёмные волосы. Аслан и Александра стояли поодаль с опущенными головами.       — Тогда всё будет зря, — настаивала Лале, — если я единственная, кто может освободить тебя от Тьмы! Я не отступлю!       Решимость во взгляде. Сила и смелость в хрупком девичьем теле, она передавалась и Дракуле. Аслан вышел вперёд.       — Львы и Волы найдут способ обхитрить Мефиса! Я защищу Лале! Мы справимся, Влад.       Стрелы и копья, летящие в спину Аслана… кровь и трепещущие волосы, бьющие израненную спину. Волосы цвета последнего заката.       Видение оборвалось, возвращая Лайю в реальный мир, в реальный кабинет, к реальным проблемам. Увиденное потрясло, но наполнило решимостью сделать хоть что-то, хоть как-то сгладить острые углы. Наспех осмыслив видение, она вскочила, бросилась к Владу, схватила его за плечи.       — В этом нет твоей вины! Я знаю, она сама пошла на это!       Но его лик потемнел ещё сильнее, он покачал головой, отступил и, не говоря ни слова, вышел. Лайя вдруг поняла, почему Влад с самого начала так цеплялся за неё, стремился оградить, защитить, контролировать, лишь бы не потерять вновь. Все эти годы он винил себя в её смерти, и эта вина разъедала его душу изнутри, подобно плотоядному подкожному жуку. Как бы Лале ни ужасалась его Тьме, она грела в своём сердце память о юном Владе, жалела его, до последнего была на его стороне. Но всему есть предел. Жизнь, положенная на алтарь дружбы. Прекрасное самопожертвование и Свет Души.       Лайя — не Лале, она это понимала. Но Влад и даже Лео видели в ней другого человека.       Мехмед уничтожил врага, не тронув и пальцем. Но реакция Лайи, готовность оправдать и простить, вновь стиснула его сердце тупой навязчивой болью.       «Ты не смогла простить мне одного мерзкого проступка, но ему готова простить даже свою гибель». Он молчал, дожидаясь, пока все осмыслят полученную информацию, а что с ней делать, каждый решит самостоятельно.       — В заключение добавлю, что моей целью не было кого-то очернить. В моих интересах поймать и уничтожить Мефиса, потому я согласен сотрудничать и оказывать посильную помощь в охоте за ним, — произнес он деловым будничным тоном, поднявшись и галантно указав гостям на дверь.       — Не смею больше задерживать.       Лео, молча, вышел вслед за другом. Лайя, было, бросилась за ними, но остановилась, оглянулась, посмотрела прямиком в колкие и проницательные чёрные глаза Мехмеда. Её непреодолимо тянуло бежать за Владом, успокоить его, заверить, что не держит зла. Но что-то иное, куда более сильное вынуждало остаться, не позволяло сделать и шага по направлению к двери.       Между нею и Владом были чувства в прошлом, Лале видела это, благодаря картинам, но в качестве стороннего наблюдателя. Он дорожил ею, воспоминаниями о ней, но Лайя, несмотря на очевидное сходство между собой и османской принцессой, всё же не ощущала себя ей. Не ассоциировала, не проводила параллелей. Она совсем не помнила ту жизнь. Она жила заново. В других реалиях, с абсолютно другими ценностями и идеалами. И не могла до конца открыться Владу именно из-за навязчивых мыслей, что влюблён он далеко не в неё, не в её новую личность, в новый характер и новые цели, а в свои воспоминания, в потерянную и близкую Лале. Осознание выстраивало в сердце Лайи рамки и границы. Она могла и была готова стать ему добрым другом, помочь ему решить проблемы, вновь ставя на кон собственную жизнь, но глубоко в душе всё равно зрело какое-то недоверие, сожаление, мешающее открыться целиком. Не могла осмыслить, не могла принять.       Но теперь, глядя на Мехмеда в упор, она поняла, что служило причиной того сожаления.       Лале сбежала из дворца, повинуясь, как она думала, истинной любви. Но на деле любила двоих. Её сердце горело при одной мысли о кузене, но привязанность к Владу и страх стать рабыней Мехмеда вынудили пойти на отчаянный, необдуманный шаг.       Мехмед ответил ей взглядом, полным огня, беснующегося в глубине чёрных бездн зрачков. Её дыхание участилось, захотелось броситься бежать, но ноги будто приросли к полу.       — Мы ещё увидимся? — прошептали губы, и в его каменном бледном лице вспыхнуло удивление и надежда. Он ответил с тонкой, хитрой до мурашек обольстительной улыбкой.       — Разумеется, госпожа.