Простые движения

Стих не складывается. Юля бесится уже в раз седьмой, но Лена успокаивает каждый вздох девушки. «Я бежала навстречу страху, Отбилась — камень, как в тот раз, Ты не знаешь, а я любить могу, Один раз… " — Не пидорас — с явно недовольным лицом сказала Юля, но потом начала смеяться. — Юль! — хоть Лена точно слышала такое не впервые, всё же, была чуть ошарашена. — А чë, неправда, что-ли? — улыбка до ушей свидетельствовали о скорой истерике. Рыжие волосы незаметно падали на простынь, пока их носительница не решила рывком взять подушку и начать делать удары. — Прекрати! — Нет! — Лена смеялась всё громче и громче, по комнате проносились эхо. — О мороз! — начала петь Юля, затем снова удар — О-о… Ай! НЕ МОРОЗЬ МЕНЯ! — удар, и хихиканья. — Не морозь меня! — продолжила Катина. — Моего… — снова атака — ко-оня! — и снова смех. Лена остановилась, чтоб отдышаться: — Слушай, это ведь правда не очень хорошо звучит! Двойная рифма с одним и тем же слогом по звучанию в одной строчке, а ещё тавтологии… — То есть, «не пидорас» ты берёшь в счëт? — на лице девушки появились отчëтливая ухмылка. — Хм… возможно можно взять, но это не складно! — улыбка в ответ и негромкий смех. Но рыжая девушка выглядела очень грустной, когда о чëм-то задумывалась, и сейчас это опять случилось. Но Юля всегда различала нотки грусти, которые издавала Лена. И сейчас она точно скрывала правду. У Волковой появились теории о чëм переживала подруга: о этих концертах, славе и панике? С кем-то поссорилась? А может, опять о своëм весе? Боже, она ела сегодня или снова? А может… — Ты сегодня ела? — руки начинали дрожать сами по себе. Этот разговор из раза в раз не простой. — Ела. Но вы ведь знаете, что люди врут. Даже близким и друзьям. Можно положить чистую тарелку с ложкой в раковину и никто не заметит, что ты на исходе. — Что ты ела? — Жареную картошку. Пила чай. А ещё ты же помнишь, что я у бабушки была недавно, она мне дала пирожки домой. И я сегодня взяла их и съела. — Не обманываешь меня? — морщины разгладились, лицо стало точно хмурым. — Нет! Юль, я же тебе говорила, что так не делаю. Больше. — Тогда о чëм волнуешься? Молчание. Но Юля всегда замечает: дрожь в руках, упавший взгляд, порой нездоровый блеск в глазах. Как она теребит мочку уха, накручивает волосы на палец (порой до такой степени, что они запутываются и приходится их рвать), кусает губы. — Лена… Ты ходила в церковь? Самый последний вариант. — Да. Но в этот раз я не могла сказать, о чëм я волнуюсь. И самый верный. — Я не вижу ничего плохого в нашем проекте — девушка сама стала, казалось, отзеркаливать все действия подруги, просто так спокойнее. Но она до жути нервничала. — На самом деле, я сама согласна на это всё, Юль. И ты сама понимаешь мои чувства, вернее осадок после… всего? Но ты… можешь легко принять эти вещи, ты сама сплошной эпатаж, а я? Я совсем другая и не могу как вы. Но дело вообще не в этом. Случилось то, чего я боялась в глубине души. Страх начал брать ещё сильнее. Может поэтому Лена придумала эти строчки? Но теперь это взаправду их тандем из тревоги. — Окей, что случилось? Катина сделала глубокий вдох и выдохнула почти еле слышно. Неосознанно начала гладить себя по волосам. Взгляд опять поник вниз. Не смотрит в глаза. Не доверяет. Но кажется, правда хочет сказать, но не выходит. Рот машинально открывается, но она запинается на каждом третьем слове. — Я хочу тебе сказать кое-что. Но… — опять вздох — я знаю, как ты к такому относишься, но я не представляю, как ты отнесëшься именно ко мне. Тремор был больше и больше, страх выходил прямо наружу из глотки, сковывало всё тело и было невозможно оставаться на месте. Но она хочет быть спокойной, какой спокойной она была всегда. Она всегда была прагматичной, в чëм-то хладнокровной, но даже находясь внутри, её чувствительность была видна всем. Даже на лице это, блин, нарисовано. Лена очевидно была водой, а Юля огнëм. Каждый раз, когда костëр разгорался у этой безбашенной девушки, а в самый ужасный момент начинался пожар, Лена тушила искры. И хоть огонь не уходил сразу, не стихал (а это и не нужно), Юля сразу замолкала, ощущая внутренний покой, а не шторм. И сейчас Юля молчала, но не ощущала удовлетворения. Быть вечным огнëм на самом деле не круто. Ты пашешь, идëшь по головам, ощущаешь возможности, пищишь от радости, а в один момент всё выгорает. И ты как пепел. Мëртвый и ни на что не способный пепел. Но Юля это поймëт не сразу. А Лене важно, чтобы её не захлынули все чувства, которые она копит в себе. Всё чëртово, блять, время. Не трать время, побереги себя, прими себя наконец, но знай, что отказ — это нормально. — Я люблю тебя. — Я тебя тоже люблю. — Нет! Совсем в другом смысле. — В другом… в смысле… в… — Радужка глаз была такой красивой, холодно-светлой. Брови спустились вниз, глаза свелись в сторону от обдумывания, а потом… — У меня не дружеские чувства. Осознание. И шок? Шок от того, что это произошло наконец. Что это не фантазии. Охуеть. Юля начала улыбаться так сильно, что вот-вот сведëт лицо: — У меня тоже — но Катина всё ещё болтала, а девушке уже не было дела. У неё сейчас снесëт крышу. — … Стоп. Что? — Это взаимно, глупая. И неужели ты не замечала? — Волкова, я щас на английском начну материться тебе, блять, в ухо и скажу тебе пару слов, а ты ничего не поймëшь. Как, по-твоему, я должна была догадаться? — Наш ангел должен вымыть рот с мылом — девушка захихикала и, наконец, положила свою руку поверх руки своей пассии (о Боже мой). Лена это заметила краем глаза, но всё же. — Может на русском я ангел, но на английском становлюсь такой уверенной, Волкова…— голос становился чуть сиплым на конце и девушка погладила себя подушечкой большого пальца по щеке. — Хорошо, я тебя обидела… Но когда я смотрю на тебя на концертах, все те моменты моей заботы, мои поцелуи — это настоящее. И я была рада, что у меня есть хотя бы такая возможность быть рядом. Но Волкова заметила Ленин взгляд на себе. Взгляд чуть ниже носа. — Хочу поцеловать. Тебя. Сейчас. — Лена… — она тоже смотрит теперь на губы, еле держится, но вздыхает от переизбытка ощущений — поцелуй. Я тоже хочу. Рыжеволосая девушка (словно колючая проволока и одуванчик в одном флаконе) присела чуть ближе, наклоняясь в сторону. И коснулась любимых губ своими. Да, они целовались до этого не раз, — но раньше её терзали чувства, что это фальшивка, а тайное не станет явью. И становилось только грустнее, хотя они были желанные в любом случае. Она знает, что Юля любит в поцелуе. Да и знает, что если эта девушка с крашенными чëрными, как тьма, волосами целует именно так, а не иначе, то точно хочет, чтобы её поцеловали также в ответ. Они обхватывают губы друг друга. Сейчас это совсем по-другому — как в первый раз (совсем будто разучились целоваться), как-то по-особенному. Но хочется больше, и хочется долго. Юля гладит Лену по шее, ключицами, спускаясь ниже. Теперь она касается талии и хочет зарыться под футболку. Продолжает целовать и целовать, пока не становится тяжело дышать. Прерывается: — Я правда очень хочу твои губы. Это слишком приятно. И просто я хочу, блин, тебя — Волкова сейчас не знает, как отреагирует девушка, но это самый подходящий момент. И это искреннее желание, — но если ты не… не хочешь или не готова, то… — Хочу. Хотя мне страшно. Не потому что я не доверяю тебе, а… Лена замолкла и отвела глаза. Но Юля слишком хорошо знает её, поэтому отчасти и рада, что она не прочтëт её мысли. «Ложь. Ты мне всё равно соврала. Но увы, я действительно тебя не понимаю и не пойму, наверное, никогда». — Не ела, да. Одобрительный кивок. Блять. — Ты понимаешь же, что ты красива и замечательна всегда, верно? Слишком прекрасная девушка. Мне всë равно как ты выглядишь, я всë равно обожаю тебя. В конце концов, я видела тебя голой. — Моё восприятие себя стало совсем плохим с тех времён. — Если ты не можешь сейчас, в праве отказаться. Но я хочу правда тебе доказать насколько ты красива. — Я хочу. Правда сейчас хочу. — Я буду аккуратна — в ответ лишь кивок и спокойное «угу». Юля снова поцеловала Лену в губы, а потом уже в шею, ключицы. Та дышала неровно, но пыталась контролировать дыхание. Но хотелось, чтобы ей было так хорошо и приятно, а главное комфортно: — Можешь не сдерживаться. Я хочу слышать все звуки, которые ты издаëшь. И она правда в ответ издала стон. — О Боже… Я даже стону от этих касаний и слов. Волкова лишь улыбнулась, так искренне. Как ребëнок. Как-будто ей сказали совсем не это. Просто потому что очень приятно осознавать, что ты нравишься в ответ и вызываешь такую реакцию. Девушка продолжила, ещё два раза коснулась губами шеи. Но руки не слушались, так и тянулись стянуть одежду. Юля взялась за края футболки, посмотрела Лене в глаза, на что получила одобрение. Девушка с такими прекрасными глазами и волосами оказалась в итоге без верха. А в мыслях Волковой только одно: «Девочка-одуванчик теперь ещё красивее. Но не до конца». — У тебя красивая грудь. Всегда хотела это сказать. В ответ снова стон. Лена пыталась смотреть в глаза, но улетала вдаль. И чуть порозовела. — Так даже понятнее. Эти звуки дают знать, что тебе нравится. Сама сдерживаюсь, чтоб не застонать. Юля коснулась Лениной шеи, где-то между ключиц и чуть подтолкнула: — Ложись. Девушка оперелась локтями о кровать, надавливая всем весом на матрас. Но и несколько секунд не прошло — она легла, как того хотела Юля. На Лене были пижамные штаны голубого цвета с какими-то принтами роз. И попрощаться с ними не проблема. — Хочу тебя всю. Полностью голой. Я уже целовала тебя много раз. Боже, я правда хочу большего. Давай снимем штаны, милая — пальцы уже немного касались основание одежды. — Пожалуйста, стяни их с меня — она на взводе и готова стонать от возбуждения, но Юля хочет сделать ещё приятнее. Темп нарастает, напряжения в теле и уме становится меньше, руки делают быстрее, чем думает мозг. Лена помогает себя раздеть, за что получает похвалу, от чего тает ещё больше. Штаны оказываются уже в стороне. Юля хотела снять их вместе с трусами, но запомните, что изводить — самое интересное решение для неё сейчас, ведь она услышит ещё больше стонов, если тянуть время. И то как эта прекрасная девушка хнычет от её слов, касаний. И когда время проходит, когда она понимает, что её девочка точно не выдержит, она залезает под трусы и начинать стимулировать её клитор. То, как содрогается Лена и издаëт, чëрт, слишком возбуждающие звуки, так замечательно и прекрасно. Юля хочет видеть её всю, поэтому останавливается и берëт за края белья, чтобы снять. И в ответ получает явное согласие. Снова. — Умничка, ты даже приподнялась — они были какого-то оранжевого цвета с рисунками цветочков, но это уже не волнует. Девушка их стянула — Ты очень красивая. Особенно голая. И между ног тоже очень. Преимущество короткой стрижки в том, что они не касаются тела, и не щекочат. И если честно, с ними легко отлизать. Но Юля сделает это не сегодня, уж точно. Сегодня, уже сейчас — она гладит её между ног. Медленно двигает вверх-вниз, смотря в глаза, с чуть приоткрытым ртом и таким спокойным взглядом. Хочется улыбаться. И она это делает, но это явно перерастает в ухмылку. — Я хочу лечь около тебя, чтоб наши головы были на одном уровне. И взгляды. — Хорошо-о — у Лены так смягчился голос, который и так достаточно мелодичный. Но в какой-то мере он стал хриплым, будто она не может вытащить из себя звук. Она не сорвала голос, просто слишком долго не разговаривала… и блин, слишком возбуждена. В этом причина. И всë из-за этой Юли Волковой. Юля устроилась поудобнее рядом с Леной, но ей пришлось перешагнуть через неё, чтобы не быть на краю кровати. Она не хотела бы свалиться. Хотя ситуация была бы смешная, с микротравмами. Теперь она правда смотрит ей прямо в глаза, она так близко, как только может. И целует в губы. Это сплошное наслаждение каждый раз. Только теперь Лена обнажена и Юля может трогать её везде с уверенностью, что эти касания будут ещё заметнее её телу. Рука гладит плечи, шею, грудь, живот. Но Юля снова спускается вниз и начинает стимулировать девушке клитор пальцами. И вновь слышит стоны. Они такие тихие, с предыханием, но изредка Лена издаëт звук громче, на что в ответ в теле пробегает молния. Она раздаëтся по телу тëплым ручьëм. В сердце — от чувств, между ног — от возбуждения. — Я хочу в тебя войти пальцами. Я не знаю хочешь ли ты… — Я не против — перебила Лена — Делай со мной, что хочешь. Я вся твоя — девушка убрала волосы за ухо. Мелочь, но тоже жест. Юля улыбнулась в ответ: — Только моя, но я никогда не сделаю тебе больно. — Я знаю, любимая. Они держались за руки и улыбались, не хотели, чтобы это заканчивалось. Какой-то сегодня голубой день, по прогнозам. Комната напоминала небо: простынь белая — одеяло голубое, пижама тоже. Свет отдавался на другие вещи тоже каким-то голубым туманом. Всё напоминает слово «Поднебесная». Где они записывают песни. Простые движения. Покажи их ей. (Два месяца прошло с апреля, когда снимали клип. Сейчас почти конец июня). Юля аккуратно вошла внутрь средним пальцем, не до конца — где-то на уровне верхней фаланги. Но было так влажно, что казалось проблем не возникнет. — Не больно? — Нет. — Я могу глубже? — Да. Девушка вошла уже до уровня средней фаланги, смотря на реакцию. Она видела лишь беспокойный интерес на лице. — Твои пальцы так приятно ощущать внутри — Лена начала ëрзать. Это конечно не то удовольствие, о котором все говорят, но хотелось не этого. Ей правда нужны были её пальцы. И это просто возбуждает — выгибаться и насаживаться на них, чуть постанывая, просто потому что хочется. — Какая ты хорошая и красивая, когда выгибаешься. В ответ на эти вздохи и действия Юля начала двигать пальцами внутри, чувствуя стенки. Она попыталась войти глубже, чтобы надавить на точку, но самая нужная уже снаружи. Но всё же она продолжит. Постепенно она начала выходить и входить внутрь. Осторожно, плавно. Но так хотелось ещё сильнее возбудить свою прекрасную девочку и она начала делать это быстрее. Когда Юля иногда задевала ножки клитора, Лена начинала сильнее мять постель, двигаясь в разные стороны. — Я хочу кое-что сделать, но выйду. — Хорошо — Лена не была против, хотя немного волновалась, это очевидно. — Кстати, пальцы влажные. Ты такая мокрая. Но мне нужно их протереть. — Ох… В комоде, в первом ящике вроде есть влажные салфетки — сказала она и начала немного смеяться — мне непривычно так долго голой быть. — А мне непривычно было перед камерой мастурбировать — начинала говорить Волкова, когда брала салфетку. — Я бы так не смогла. — Ничего, ты же знаешь, что для меня это просто. Даже если бы сказали переспать на камеру с тобой, я была бы не против. — Ты ребëнку психику сейчас испортишь, и я бы на это не согласилась — фыркнула Катина, но потом засмеялась. И прикрыла грудь рукой, потому что замëрзла. — Ты старше меня! А знаешь зачем я это вспомнила? — опять вытащила две салфетки, но зато протерла руки Волкова с чистой душой. — Зачем? — Когда я мастурбировала, я думала о тебе. — Серьёзно? — смотрела Лена то на Юлю, то на потолок, но теперь её взгляд заострился точно на ней. — Да. — Как давно эти чувства у тебя появились? — Я тебе расскажу, как и ты мне, что произошло с тобой. И про случай в церкви. Но ты должна понимать, что это не плохо, твои чувства правильны в любом случае. Я никогда не ощущала себя как-то неправильно из-за этого, но ты — не равно я и тебя можно понять. Ты сама помнишь сколько писем нам прислали после нашего первого вышедшего клипа. Письма благодарности, многие хотели покончить с собой, а мы дали им надежду на понимание. И дали понять, что они нормальные. Так почему с тобой что-то не так? Этот, практически, монолог намного лучше, чем был бы у духовного наставника. — Спасибо, Юль, и с тобой… Я не чувствую, что это неправильно. Мне слишком нравится. Но я так чувствовала себя одиноко с этим, не зная как ты отнесëшься по правде, и мои чувства могли оказаться совсем не взаимными. — Я понимаю тебя. Но прости меня сейчас… я хочу, чтоб ты кончила, как и я тогда, когда думала о тебе. Лена, кажется, ахнула. Боже, как же возбуждает. Пачка салфеток на своëм месте и Юля тоже идëт на своë. Эти моменты были самыми прекрасными, понятными без слов. Лишь звуки. Даже Юля начала стонать от вида девушки, да и возбуждалась сама от того что делает: стимулировать клитор было всё неудобнее и неудобнее от смазки. Она старалась не останавливаться, но была осторожной всё равно. Лена сжимала простынь, отдавалась навстречу — выгибалась, двигала бëдрами и могла уже почувствовать испарину на лбу. Молчала (почти. Эти всхлипы и прерывистое дыхание говорили за неё), потому что была сосредоточена на своих ощущениях. Вот-вот и она действительно испытает самый лучший оргазм. Только потому что она доверяла Юле и правда могла расслабиться, быть собой. Впредь она больше не будет скрывать свои эмоции. Уж точно не от её любимой девушки. Глаза закатываются, в голове какие-то странные узоры и картинки, которые становятся то больше, то меньше. Лена стонет. Уже громко, (ныла как-будто она маленький ребëнок, который вот-вот заплачет), протяжно — звук пробежал по комнате, что у Юли в какой уже раз случился электрический ток по телу. Но она не останавливается и Лена ëрзает ещё больше, двигается и издаëт самый последний звук. Она кончила. Довести Лену до оргазма — зачëркнуто.

***

Они всё-таки пытались закончить стих. — Один раз действительно не пидорас. — Юля, это будет не один раз и мы всемирные лесбиянки. — И то верно. — Но в следующий раз трахну тебя я. Блять.