Здесь и сейчас

Все звуки в большой комнате в одно мгновение стихли. Последним из них стал громкий характерный треск лампы накаливания в большом пластмассовом абажуре, теперь звучавший, как протяжный крик в бесконечной непроглядной темноте. Ни единого писка, ни единого скрипа, ни единого звука – теперь лишь гробовая тишина господствовала в этих четырёх стенах, своей пустотой и беззвучностью сдавливая виски и обдавая затылок своим холодным зловещим дыханием. Они сидели, боясь даже шевельнуться. Одно неверное движение, случайный громкий вздох – и их обязательно найдут. Поджав под себя колени и скрутившись комочком, они чудом уместились за спинкой дивана, предательски оказавшейся слишком узкой, чтобы сидеть и дышать свободно, когда в длинном мрачном коридоре послышались тяжёлые шаги, оглушительным громом бьющие по ушам и рвущие в клочья полотно тишины, оставляя его зиять не менее пугающими дырами. Покрепче зажав друг другу рот маленькими ладошками, они могли лишь недвижно сидеть на месте и молиться, чтобы их не нашли. Шаги ненадолго стихли: он прислушивался, выискивая жертву. Его тяжёлое протяжное дыхание, казалось, доносилось из ниоткуда и отовсюду сразу, так что невозможно было определить, откуда он выйдет и куда направится дальше. Возможности убежать больше не было. Мысленно попрощавшись друг с другом, они многозначительно пожали руки и закрыли глаза, полные ужаса и остатков угасшей надежды, готовые принять судьбу так, как она есть. Наконец, спинка дивана с оглушительным скрежетом нагнулась, а из пучины бесконечного мрака послышался тонкий злорадный смешок. – Попались! Детский крик шквалтом ударялся о холодные каменные стены, подхваченный эхом и унесённый вглубь коридора, где вскоре рассыпался гулкими осколками голосов и совсем стих, знаменуя его победу. Тут свет в гостиной неожиданно включился, унося с собой покров темени и проявляя настоящую картину произошедшего: стоящий на диване Боксмен заливается смехом, пока двое озорников лежат плашмя на ковре, поражённые выстрелом присосок из игрушечного пистолета. Уже привыкший ко всему Веномус лишь закрыл лицо ладонью, удручённо выдыхая и думая о том, что эти трое стоят друг друга, пока его супруг собирал детей с пола, всё так же победно хохоча. – Двенадцатый час, а ну-ка быстро все в кровати! Или вы опять хотели играть в приставку всю ночь? – раздражённо бухтел профессор, обеспокоенный и без того сбитым режимом сна в этой семье. – В следующий раз у нас обязательно получится! – раздосадованно отвечали зевающие в руках Бокса Дерелл и Финк. – Точно не в моё дежурство. А теперь бегом в комнату, – довольно отвечал Боксмен, спуская детей на пол как раз напротив двери в спальню, поцеловав каждого в лоб на ночь и убедившись в том, что каждый благополучно улёгся на своё место. После окончания "доставки" он вальяжным шагом вернулся в комнату с до безумия гордым выражением лица, ожидая похвалы от супруга за такую успешную операцию. Однако, вопреки всем ожиданиям, получил только присоску на лбу, которую персонально рукой приклеил к нему Веномус, которому пришлось собирать все подушки и игрушечные снаряды с пола. – Они никогда не уснут, если каждый вечер будет проходить, как второсортный фильм ужасов, – продолжал жаловаться профессор. – Да ладно тебе, они уже спят без задних ног, только так мы сможем вырастить из них кровожадных злодеев, – он шутливо пихнул его по плечу, но потом резко что-то вспомнил и крепко сжал руку мужа, немного вращая ею в порыве эмоций, – Кстати о фильмах, ты же помнишь, какой сегодня день? – Да, конечно, как я мог забыть, – довольно зажмурив глаза на словах "кровожадных злодеев", Веномус всё же вскоре устало выдохнул и вернулся в реальность, где его ожидал марафон по просмотру любимого сериала Боксмена, новая серия которого выходила в эфир как раз этой ночью. Хоть для профессора это не было чем-то особо значимым, его супруг наоборот воспринял ритуал совместного просмотра чересчур серьёзно: об этом говорила огромная куча "принадлежностей", задачей которых было сделать этот кино-вечер максимально комфортным досугом. В качестве зала был избран кабинет Веномуса, оснащённый большим плазменным экраном и прекрасной звукоизоляцией, что позволяло вполне спокойно смотреть даже громкие фильмы, не беспокоя при этом сон младших обитателей дома. Несколько больших подушек и мягких шерстяных пледов сделали из раздвижного дивана самое настоящее гнездо, где можно было уютно устроиться на большое количество часов, с комфортом наблюдая за развитием событий в фильме. Боксмен продумал всё до мелочей: мягкие спинки и подставки под ноги, удобно стоящий столик с напитками и попкорном, идеально отрегулированные освещение и звук, теплые тапочки рядом и прекрасный вид на экран для обоих. Он прекрасно знал, что придётся хорошенько потрудиться, чтобы заманить мужа на подобное мероприятие. Веномус, как ценитель артхаусного кино с чашкой горячего кофе в руке в атмосфере убаюкивающего вечернего одиночества, до последнего сопротивлялся желанию супруга посмотреть вдвоём сомнительного качества романтическую драму, однако, увидев все эти удобства, не смог устоять, решив, что в случае чего как минимум замечательно выспится в этой атмосфере. Ему вообще не был понятен такой восторг Боксмена по поводу данного произведения, но профессор всё же решил дать ему шанс, хоть всё ещё и относясь ко всему крайне скептически. Помимо всех прочих необходимых вещей, в аккуратно сложенной кучке лежала и пижама Веномуса, заботливо приготовленная Боксом. Мысленно подметив внимательность мужа к деталям, профессор окончательно принял решение залезть в тёплый кокон одеял и принялся переодеваться, краем глаза наблюдая за Боксменом, занятого тем же самым. Интересным фактом было то, что учёный просто обожал вещи с глупейшими надписями, на первый взгляд не несущими в себе никакого смысла и кажущимися другим смехотворными. Сложно было встретить ещё одного человека, носившего такие вещи без иронии. Но, как ни странно, на Боксмене они неожиданно хорошо смотрелись, подходя ему не только по хаотичной атмосфере характера, но и формируя его собственный уникальный образ, из-за своей наивности и непринуждённости выглядящий даже довольно привлекательно. Не важно, что это: кружка, халат, футболка, кепка, брелок – если на этом есть ужасная цитата, можно быть уверенным в том, что он купит и притащит это в дом. По этой же причине всегда нужно было уточнять, что именно хочешь в подарок на праздник, если, конечно, приделом мечтаний не является очередная парная майка с глупостью. Раз за разом профессора забавляло то, что в этом маленьком пухлом тельце уживаются злой гений и по-прежнему маленький вечный ребёнок, проявляющийся в нём только наедине с кем-то настолько дорогим. Да, пожалуй, это и было его изюминкой, так заинтриговавшей Веномуса в своё время. Однако природы её он так и не понимал. Думая об этом, он не заметил, как тот уже переодетый сидел на разложенном диване, взволнованно стуча лодошкой по подушке, приглашая быстрее сесть рядом и начать просмотр. "Подумать только, у него и на такой случай майка нашлась. Невероятный человек", – пронеслась в голове профессора последняя мысль, заставившая его тихонько посмеяться под взглядом ничего не понимающего мужа. Наконец все зрители были на местах и можно было начать просмотр. По традиции, сначала показывались первые несколько предыдущих серий, что позволило Веномусу хоть немного вникнуть в сюжет происходящего, параллельно знакомясь с персонажами через рассказы Боксмена. Да, всё это легко можно было найти и спокойно посмотреть в интернете, но он не горел особым желанием смотреть всё обилие голливудских розовых соплей от начала и до конца, да и в просмотре чего-то по телевизору, как это было раньше, определённо было что-то атмосферное и романтичное. Бокс вообще не был из тех, кто ищет новые лёгкие пути, что странно для изобретателя, так что предпочитал не поспать пару ночей, нежели утром на записи посмотреть всё спокойно. Это тоже выдавало в нём того самого маленького мальчишку. Продолжая долгие и мучительные попытки обнаружить в самых клишированных романтических сценах и репликах что-то интересное, в какой-то момент Веномус всё же не выдержал и решил разбавить тоскливую обстановку разговором, чтобы не уснуть слишком быстро. – Напомни, а почему именно этот сериал? – он протяжно зевнул, пододвигая к себе миску с попкорном. – Потому что я его просто обожаю! Какая чувственность, какая драма, какая романтика! – он развернулся к мужу, взволнованно рассказывая и активно жестикулируя руками. – Это ли не пример идеальных отношений? В этот момент профессор напрягся, подумав о том, что супруг произносит это с иронией, потому что прозвучало это ну очень сомнительно для него. – Идеальные отношения? – он брезгливо усмехнулся. – Вроде взрослые люди, а ведут себя так, будто им всё ещё по семнадцать. Такая безответственная глупость, неоправданная дерзость и самые избитые в мире фразы о любви, которые все и так слышали миллионы раз. Такое ощущение, что это экранизация записок из дневника подростка, а не повествование о серьёзной любви. К своему возрасту они уже давно должны были успокоиться и адекватно смотреть на- – Как забавно слышать это от того, у кого была такая возможность уже в семнадцать, – супруг резко перебил его, а в его голосе теперь не слышалось не капли былой радости и интузиазма. – Пвофти, фто? – от неожиданности озадаченный Веномус даже подавился. – Что если у них не было возможности "успокоиться"? Что если это вообще первые отношения в их жизни? Что если они никогда не слышали ни одной из этих фраз, и сейчас они звучат для них, как самые милые вещи на свете, сказанные только для них? Обвиняя их в ребячестве, думаешь ли ты о том, что у них просто не было возможности "вырасти"?!– он практически срывался на крик. Неожиданно профессор понял, что в этих словах звучит куда большее, чем просто обида за критику его любимого сериала. Ведь действительно: почему ещё он мог стать для него любимым? Ведь с самого начала было очевидно, что Бокс попросту не знал о том, насколько клишейны сцены и избиты их выражения, потому что ему самому неоткуда было их знать. В жизни ребёнка, с самого детства окрещённого среди сверстников странным, ушедшего с головой в единственное занятие, дававшееся ему хорошо – изобретательство, лишённого даже шанса завести друзей, не говоря уже про отношения, мог ли он услышать это? Мог ли он вырасти кем-то бо́льшим, чем таким же взрослым обиженным ребёнком? Оставаясь изгоем даже среди злодеев, он годами питал злобу и лелеял эту обиду, глядя в окно лаборатории на Плазу, где вновь и вновь, как будто издеваясь над его неудачами, день за днём резвятся счастливые дети, чья жизнь наполнена до краёв дружбой и любовью. Стараясь забыть и разрушить это, мог ли он представить жизнь идеальнее, чем по ту сторону экрана? Мог ли поверить в то, что это всё реально, а не упиваться мечтами, глядя на совершенный мир? Маленький доверчивый мальчик, с детства убеждённый в том, что его тело уродливо, а интересы странны, мог ли он мечтать о большем, чем просто безрассудно бегать с кем-то по ночным дорогам и слышать "я достану всё звёзды с неба для тебя"? Будучи невероятно сильным духом, преодолев это и двигаясь дальше только так, как хотелось ему самому, не слушая мнения окружающих, он всё ещё оглядывался назад на жизнь, которой у него никогда не было. Даже по сей день это было его идеальными отношениями, шанса на которые у него на самом деле не было. Не было до появления Веномуса. Как мог он после всех тех тяжёлых попыток Боксмена сделать даже самые маленькие шаги ему навстречу, ни разу не задуматься о том, насколько это могло быть на самом деле тяжело для него? И как же грубо это прозвучало сейчас с его стороны, со стороны любимца миллионов, женатого однажды и любимого всеми всю жизнь до этого. Несомненно, на своём пути он прошёл через не малое количество боли и одиночества, однако полностью понять и прочитать то, что всё это время находилось перед ним в широко раскрытой книге, он смог только сейчас. Пока на экране громкими восклицаниями звучали признания, в тёмной комнате не звучало ни слова. Только сейчас он увидел это так, как всё время видел это Боксмен. Вечно холодный и сдержанный профессор наконец осознал, какую ужасную ошибку совершал всё это время, и чего так долго не мог понять: он не стремился к такой же стабильности и покою и не разрушал без смысла, ему хотелось дурачиться и носить парные майки, хотелось бегать, держась за руки, хотелось вместе смотреть фильмы. Ему просто хоть раз в жизни хотелось быть любимым. И каково же сейчас было услышать эти слова от единственного существа, способного дать такую возможность? Не удивительно, что он так расстроился. Скинув одеяло, Веномус пододвинулся ближе, обняв мужа сзади и уткнувшись лицом в его плечо. – Прости меня. – Да ладно, я уже не злюсь, – Бокс начал поглаживать его рукой по голове, когда неожиданно для себя понял, что его плечо стало намокать, так что испуганно убрал руку и крепко схватил мужа за плечи, поворачиваясь к нему. – Спокойно, это же просто сериал, ты чего?! – Это не просто сериал, – он пытался разглядеть выражение его лица, но продолжающие подступать к глазам слёзы не давали этого сделать. Резким движением он привстал на коленях, обнимая мужа уже спереди и чрезвычайно крепко прижимая его к себе. Настолько, что гул ударов его сердца, казалось, отражался на коже собеседника. Слова лились именно от сердца. – Это – твоя настоящая жизнь, Бокси. И она намного прекраснее любого сериала, просто я всё время отказывался смотреть её вместе с тобой. Создавать её вместе с тобой. Жить её вместе с тобой и открывать её для тебя! – Тише, успокойся, всё хорошо, я ни за что не злюсь на тебя! Всё в порядке, не думай об этом, давай выключимм, ты прав, такого всё равно не бывает, – испугавшись того, как неожиданно эмоционально отреагировал супруг на его слова, Боксмен суетливо пытался хоть как-нибудь его успокоить. – Да как же ты не поймёшь! – Веномус потянул на себя ворот его майки, после чего упал лбом ему на грудь и попытался хоть немного успокоиться. – Бывает, Бокси, бывает! У нас нет наигранных эмоций и ограничений во времени, не важно, сколько нам лет, мы можем... Ты можешь лучше! – Я знаю. Благодаря тебе я наконец-то могу всё, – Бокс тепло улыбнулся, целуя мужа в лоб. – Так что сейчас, хочешь посмотреть фильм со мной? Кроткий кивок послужил ясным ответом. Профессор вытер заплаканное лицо уже своей пижамной майкой и снова пристроился за спиной Боксмена, крепко обнимая его всем телом, так что со стороны он напоминал большой фиолетовый рюкзак в пижамке. Бестолковый сюжет сериала по-прежнему ускользал от его внимания, хоть он уже и совсем успокоился. В голове без конца роились мысли и перебирались бесчисленные варианты того, как же можно начать посвящение любимого в мир наивной юношеской романтики, и что выбрать из такого огромного количества заманчивых и безрассудных перспектив. И вдруг в голове будто что-то щёлкнуло. И без того гениальный профессор сегодня, очевидно, преисполнился в своём познании сильнее, чем когда-либо до этого. На ещё недавно грустное лицо вновь вернулась привычная хитрая ухмылка, тягучее тело нытика снова выпрямилось в каждом своём мускуле, являя статного мужчину таким, какой он есть и, воодушевлённый всеми идеями, он будто и сам в момент стал молодым пылким юнцом, готовым на самые нелепые подвиги ради любви. – А знаешь, ведь в реальности всё куда интереснее. Таких ярких эмоций, как здесь и сейчас, ты точно никогда не получишь, наблюдая за кучкой актёров-дилетантов. – Да-да, – учёный, увлечённый происходящим на экране, не сразу вник в монолог Веномуса, поэтому просто поддакивал, не отвлекаясь от просмотра. – Так что я помогу тебе во всех красках почувствовать каждый момент. После этих слов, решив обратить на себя должное количество внимания супруга, он плавным аккуратным движением, подобным скольжению змеи в погоне за долгожданной добычей, запустил руку под резинку его шорт, нежными поглаживаниями подогревая интерес к разговору. От неожиданности тот чуть не развернул миску с оставшимся попкорном, находившуюся у него в руках. – Ты что творишь, разве мы не хотели просто посмотреть кино? – Так ты и правда совсем не знаешь, что значит приглашение на совместный просмотр фильмов у двух влюблённых, а? Позволь мне тебе всё показать- – Но подожди, в тебе ведь такие эмоции вызвала та серия, разве ты не хочешь узнать, что было дальше? – нервничая и путаясь в словах, пытался сориентироваться смущённый Боксмен. – А вот ты, видимо, совсем не хочешь. Неужели мне стоит прекратить? – прислонившись вплотную к имплантам, заменяющим ему уши, он ехидно шептал эти слова, изображая обиженную интонацию, что было сложно из-за улыбки, рассекающей поперёк довольное лицо. Обжигая щеку мужа разгорячённым дыханием, он так же медленно и непринуждённо разжал ладонь и принялся высвобождать руку из его шорт, когда практически молниеносным движением был остановлен и возвращён туда, где свободно хозяйничал до этого. Ухмылка, казалось, больше уже не поддавалась его контролю и оголяла уже всю россыпь острых клыков в довольном возбуждённом оскале. Он окончательно поймал его. – Я этого не говорил, – бормотал смущённо Бокс, окрашенный в пылающий яркий румянец. – Так и знал, – до безумия довольный Веномус принялся покрывать протяжными горячими поцелуями всю область его шеи и лица, до которых только мог дотянуться. Он так же томно и неторопливо провёл подушечками больших пальцев по широким мягким бёдрам партнёра, окончательно снимая и стягивая вниз шорты, мешавшие им обоим полноценно развернуться, и продолжил своё движение. Не оставляя надежд всё же увидеть, чем закончится сериал, растерянный учёный только и бегал глазами вверх до экрана и обратно вниз, наблюдая за происходящим. Однако полностью сконцентрироваться на сюжете было просто невозможно, пока возбуждённо пульсирующий в нетерпении член заботливо ласкает изящная тонкая рука прекрасного мужчины, так что его попытки были безуспешны с самого начала. Слегка разочарованный тем, что эта дешёвая пародия на сериал ещё может побороться с ним за его мужа, Веномус ускорил движения, стараясь окончательно завладеть телом и вниманием другого. – Ну разве я не интереснее какого-то сериала? Посмотри же на меня, – он с небольшим усилием повернул в бок его голову и сам двинулся вперёд, чтобы направить поцелуи уже на губы. Боксмен, возможно, и хотел бы что-то ответить, но язык супруга во рту не только отбирал такую возможность, но и всякое желание что-либо говорить. Раздвоенный на конце длинный и вёрткий змеиный язык сам по себе имел множество преимуществ перед человеческим, но во время поцелуя это было особенно ощутимо: то хозяйственно оборачивая язык партнёра вокруг, то игриво гуляя по дёснам, окончательно завлекая в свою страстную ловушку, он чётко подтверждал своё главенство и безоговорочный контроль над партнёром. Ненадолго учёный и в самом деле забыл обо всём происходящем, полностью сконцентрировавшись на его действиях и поддавшись властному порыву. Тем не менее, спустя минуту его взгляд снова пытался проскользнуть к экрану, в попытках хоть что-нибудь разобрать. Он попробовал немного отстраниться, чтобы перевести дыхание, однако крепкая рука обхватила затылок, грубым движением возвращая его голову на место. Убедившись, что попытки отвлечься предотвращены, раздражённый Веномус толкнул его вниз с такой силой, что Бокс моментально плюхнулся на диван, примяв подушки и одеяла под собой и оказавшись в своеобразной мягкой яме. – Да ты стонешь громче, чем они разговаривают, на что ты надеешься? – его недовольный тон быстро сменился обратно на мягкий и волнующий, когда он окинул взглядом лежащего перед ним в крайне удачной позе супруга. – К тому же, по-моему, ничего из того, что там происходит, не могло тебя настолько взволновать. Закончив фразу, он тонким указательным пальцем медленно провёл вверх по гордо стоявшему члену партнёра, чётко давая понять, о чём именно идёт речь. Поняв, что герои и в самом деле раскричались и не обращать внимания на них было сложно, профессор брезгливо повернул голову к экрану, в надежде разобраться, что сейчас может их так отвлекать. – И так она хочет заполучить мужчину? О, я покажу, как это делается, – он опустился вниз, полной ладонью проходясь ласковым движением по груди Боксмена и нависая над ним так близко, что несколько аккуратных прядей черных волос теперь касались его лица. – Разве ты хочешь это пропустить? – Ни за что, – всё так же пленительно ярко улыбаясь, учёный обхватил ногами талию, а руками шею партнёра и притянул его к себе, чтобы поцеловать ещё раз. Обрадовавшись такой инициативе, Веномус с радостью пошёл на встречу, сначала аккуратно покусывая его большие и мягкие губы, а затем снова соединяя их со своими в долгом и страстном поцелуе. Тихие прерывистые придыхания учёного и учащённые удары собственного сердца эхом вторили в ушах, каждая мышца ликовала, охваченная пленяющим пламенем каждый раз, как начинал ёрзать под ним возбуждённый Боксмен, то сильнее сжимая его в своих объятиях, то снова ненадолго отпуская, негромко мыча и в порыве наслаждения не давая себе в этом отчёта. От нехватки воздуха уже яркими цветами плыли круги в темноте закрытых глаз и болезненно сжималась грудь, и хоть останавливаться абсолютно не хотелось, вскоре их губы разомкнулись, оставляя доказательством долгого и чувственного поцелуя только тонкую полосочку слюны между ними. Тяжело дыша, они продолжали просто смотреть друг на друга ещё с минуту, но один только взгляд этих влюбленных глаз звучал громче и красноречивее миллионов слов, сказанных во всех сериалах мира. Но не давая мужу слишком сильно расслабиться и боясь снова потерять его внимание, Веномус немного приподнялся, отрываясь от его разгорячённого тела и принимаясь довольно энергично снимать и свою пижаму, не разрывая при этом зрительного контакта. – Мы проживём вместе жизнь, о которой ты даже мечтать не мог, и ни один из фильмов не сможет подарить тебе таких эмоций, какие смогу я, – резким движением он поднял пульт и увеличил громкость динамиков, так что теперь не отвлекаться стало ещё сложнее. – Так что просто лежи и смотри только на меня, пока я двигаюсь здесь и сейчас, забыв обо всём, что было в прошлом. Если ты хоть на секунду отведёшь взгляд – я остановлюсь. После этого он ненадолго отполз в сторону тумбочки, расположившейся точно рядом с билкой дивана. Это был его кабинет, так что под рукой всегда имелось всё самое необходимое, в том числе и небольшой флакончик со смазкой, предусмотрительно припрятанный им на случай вроде этого. Обернувшись, он был обрадован тем, что всё это время находился под непрерывным наблюдением изнывающего в нетерпении супруга. Дабы ещё подогреть его и без того уже кипящий интерес, он уверенным движением снял зубами крышечку и вылил немного тягучего содержимого на область собственного паха, проходясь рукой по величественному члену и немного растирая её, а после снова двинулся навстречу партнёру размеренными и вальяжными движениями. Казалось, что Боксмен покраснел ещё сильнее, хотя это вряд-ли было возможно, когда супруг нежно отодвинул его ногу, одной рукой игриво поглаживая внутреннюю сторону бедра, а пальцы другой, предварительно хорошо смазанные, неторопливо начинал вводить внутрь, тщательно нанося субстанцию и растягивая его. Учёный уже не слышал ничего, из того, что доносилось из динамиков вокруг, даже малейшее желание отвлечься от того, что прямо сейчас происходит перед ним совсем пропало, а единственным, чего сейчас по-настоящему хотелось, было смотреть в эти бездонные чарующие чёрные глаза, внимать движениям ласкающих его рук и не упустить ни одного мгновения "сейчас". Дразняще проходясь круговыми движениями головки по телу партнёра где-то снизу, профессор не меньше интриговал его, чем заводился сам. Изнеможённый ожиданием, он плавным, но уверенным движением вошёл внутрь, сразу же нетерпеливо начав своё движение. Всё это время, надо сказать, он пристально наблюдал за каждым действием учёного, за тем, как он на него смотрит и что чувствует. Не меньшим наслаждением было просто видеть его вот так и разделять эти моменты вместе с ним. Роботизированный глаз не нуждался в постоянном моргании, так что его взгляд был в самом деле был непрерывным, таким родным и любящим, таким возбуждающим и возбуждённым в то же время. Он любовно проводил мягкой ладошкой по щеке Веномуса, поддаваясь ритму его движений и наслаждаясь его теплом. В отличие от самого профессора, Боксмен не любил лишний раз издавать в таких случаях громких звуков, да и в целом казалось ему это занятие слишком неподобающим для кого-то вроде него, но тонких протяжных стонов и тихих сладостных хрипов удержать он не мог, так что партнёр лишь раз за разом умилялся этому, желая его, однако, только сильнее. Ему до безумия нравилось смотреть, как дрожат от удовольствия в робкой улыбке его пухлые губы, как ходят по подушке плавной волной его растрёпанные волосы цвета свежей весенней травы, с каждым его движением поднимаясь всё выше, как суетливо мечутся нежные руки, то крепко хватаясь за одеяло, то вновь скользя по его телу, чувственно ощупывая каждый его уголок. В этом он видел настоящее счастье, возможности на которое у него тоже не было никогда до этого, а в этих широко распахнутых глазах чувствовал самую искреннюю на свете взаимность в своих эмоциях и чувствах. Он до безумия любил каждый сантиметр его тела, каждый жест и каждую его особенность: робость и открытость, страстность и дурашливость, то, каким мягким и наивным может быть этот злобный гений и то, как мило тот содрогается в его руках каждый раз, как кончает. Он до безумия любил этого мужчину, так, как не мог никто до этого. Луна ясным белым диском сияла на самом своём пике в бескрайнем тёмном небе, окутывая комнату своими тусклыми мягкими лучами, подобными тончайшему серебристому шёлку, когда всё закончилось и оба супруга вышли на балкон, подставляя усталые лица свежему ночному ветру. Заботливо поглаживая руки Боксмена, Веномус ещё долго рассказывал ему о звёздах и галактиках, которые он завоюет только для того, чтобы назвать именем любимого. А он лишь слушал, слушал в первый раз, пусть даже и самые шаблонные фразы, которые звучали только для него, полные истинной и самой трепетной любви. В какой-то момент профессор особенно широко улыбнулся, и резко оперевшись на ограду, чуть свесившись с неё, с гордо поднятой в огромное звёздное небо головой изо всех сил прокричал: "Я люблю Лорда Боксмена больше жизни, слышите?!" Тот от неожиданности не смог удержать выскользнувших из глаз маленьких капель слёз, в лунном свете напоминавшие такие крошечные блестящие звёзды и, не отставая, тоже прокричал, набрав полные лёгкие воздуха: "А я люблю профессора Веномуса, так, как никто никогда не любил!!!" Их слова подхватил гулкий ветер, вознося до самых глубин бесконечных небес и навечно запечатляя их там, заставляя ярко мерцать среди самых далёких и прекрасных звёзд.