Солгать чуть-чуть — невозможно; тот, кто лжёт, лжёт до конца. Виктор Гюго
***
29/08/113 Детский дом «Хиромаса», Конохагакуре-но Сато. Название обманчиво яркой, изобилующей свежими красками деревни — «Коноха» — оседает на языке сухим пеплом. Потому что все в ней буквально кричит о том, что она пропахла ложью. Воспитательница здешнего приюта с приторным восхищением указывает на высеченные на скалах лица Хокагэ, вызывая гул истинного восторга среди наивных, легко поддающихся чужим заветам детей. Сэчико смотрит на величественный, озаренный лучами солнца лик Хаширамы мертвым взглядом, мысленно прокручивая один и тот же вопрос: что же он натворил. О чем он думал, создавая настолько жестокий иллюзорный рай, предназначенный для выращивания будущих убийц. Она кривит губы, вспоминая злосчастный бордель, ошибочно принятый ей за безобидную чайную. Однако если там это был спасающий утопающую душу самообман, который активно поддерживала несчастная мать, желавшая укрыть единственного ребенка от тягостей взрослого мира. То здесь… Это была отвратительная, животрепещущая, беспощадная пропаганда. Ярко бросающаяся в глаза реклама академии ниндзя на огромных билбордах, призывающая помочь родной деревне. Активно продвигающиеся детские игры, связанные с убийством врага, внедрением на чужую территорию и разведкой. И эмоциональные речи главы деревни, выступающего на важного рода мероприятиях. Пропаганда, пропаганда, пропаганда. Казалось, избавиться от собственных глаз было легче, нежели перестать наталкиваться на агитацию становления ниндзя. Разум людей промыли так тщательно, украсив все красивой оберткой дружного, поддерживающего друг друга общества, что было бесполезно искать виноватых. Ни ужасающе взволнованных, послушно следующих указке взрослых маленьких студентов академии, ни не знавших иной картины жутко спокойных родителей. Театр творившегося абсурда дошел до того, что даже простой люд — счастливые в своем неведении гражданские — бежал за проверкой существования очага чакры, теряя голову. Видя подобный ужас, Сэчико знала. Знала, что они тоже придут за ней. И с вымораживающей внутренности обреченностью ждала свой черед. Потому что как бы ни хотелось верить, а собственное тело, так называемый «храм души», говорило об обратном. Повышенное, нечеловеческое обоняние, заставляющее нос гореть от спектра окружающих запахов и вечно здоровые, с выделяющейся парой острых клыков, как у дикого животного, зубы. Сидящая на стуле добро улыбающаяся медсестра уделила им особое внимание, торопливо записав что-то в блокнот. «Медицинская проверка», — говорили смотрители приюта. «Одна из многих», — убеждали они. Когда ей со все такой же приклеенной к лицу улыбкой отдают бланк для участия в предстоящем экзамене и заранее вручают ключи от комнаты в общежитии ниндзя, Сэчико понимает, что, как бы ни пыталась его провалить, все равно окажется зачислена в нужный класс. В долгожданный день Церемонии Академии она не отрывает истлевший взгляд от пыльной неровной земли под ногами, не в силах любоваться сотканным из сладкой лжи окружающим миром. «Может, если я не буду смотреть, станет хотя бы немного легче?» — умоляет она. Сжавшееся от пронесшейся недалеко волны чистого, детского смеха сердце молвило другое. И это холодное, равнодушное «нет» будет далеко не первым жестоким отказом в ее нежеланной новой жизни.