Младший эльфёнок проснулся сегодня поздно-поздно. Почти прошёл обед, как он поднялся с постели.
Во рту было неприятно кисло, глаза чуть покалывало, смятая футболка с облаками, висящая на острых плечах, вполне неплохо описывала вялое состояние после долгого и крепкого сна, босые ноги по инерции несли ребёнка в ванную.
Добравшись до нужной двери, он зашёл за неё и по привычке заперся на щеколду. Стоя в середине комнаты на массажном коврике, сонно склонил голову в бок и вяло покачал руками, видя перед собой поистине тяжёлую преграду: высокую раковину, над которой было сложно пригнуться, чтобы умыться. Обычно где-то рядом должен был быть стульчик-помощник, но поблизости ничего подходящего, кроме корзины полной грязной одежды, он не приметил.
Вид чужой пропахшей потом и жаром кофты на поверхности этой самой корзины подкинул мальчику незатейливую мысль.
Он потёр тяжёлые веки и опустил руки на резинку трусиков. Оттягивая их вниз, он немного пригнулся и те спали до замёрзших лодыжек. Переступая через тёплую ткань, он подцепил уголки своей тонюсенькой футболочки и осторожно потянул вверх, чтобы не запутаться в области плеч и головы. Несильно сжатая в двух местах тонкими руками смятая ткань, пройдясь по затылку, скрытому пышной копной светло-коричневых волос, огладила их в правильном направлении роста. На несколько мгновений сжатые тканевой горловиной волосы и острые ушки распустились, когда футболка осталась на руках мальчиках и была в тот же миг выкинута в корзину. Нижнее бельё полетело туда же.
Забравшись в железную ванну, на которой была тонна слоёв краски, эльфёнок включил струю воды и, пока та нагревалась, споласкивал опухшее от длительного контактирования с жёсткой подушкой лицо, крупно подрагивая, когда холодные капельки, сползая по рукам и отбиваясь от сложенных ладоней, добирались до тёплой груди и животика.
Он тихо дышал и потихоньку тянул влагу с рук и локтей до плеч. Капли стекали со свеже-загорелой кожи, капали с подбородка на бока, сползали на нежные бёдра. Те крепко прижимались друг к другу, загораживая собой слив.
Вода постепенно нагревалась, ребёнок мок и ощущал чем-то схожее чувство, как когда он проснулся от летних лучей солнца в первый день полноценных каникул. Выспавшийся, бодрый, теплый и готовый дарить это тепло близким.
Сейчас же тепла не хватало. Не близким, не ему, не его голой спине, покрывшейся табуном мурашек от неравномерно распределённой температуры.
Габриэль лёг на спину, прикрыл слив ванны ногой и грустно посмотрел в бледно-голубой потолок. Пока вода обтекала колено и стекала вниз, не доставая ни до плеч, ни до спины, он представлял чистое небо в деревне. Вспоминал зелёные кусты цветов, пролезающие через деревянные заборы, домики, похожие на избы, свалки с почти целой мебелью, из которых делал свой собственный домик вместе с друзьями, реку, в которой изредка проплывали мальки и появлялись лягушки, блестящее озеро с тиной по краям, низкую травку полей… И так до тех пор, пока не очнулся и не закрыл слив затычкой, чтобы сполоснуться до шеи и почистить зубы.
Выбравшись из ванны и слив воду, малыш взял с батареи единственное чистое полотенце, поскольку то, что было на крючке, пахло мхом, и немного отогрел им себя. Он знал, что согреет его куда лучше всего того, что было с момента пробуждения — горячий чай с лимоном и июльское солнышко, свежая одежда, сложенная им самим на стуле, как делает это старший брат, в том числе.
Эльфёнок обвязывает полотенце на талии, как юбку, и возвращается к себе. Проходя по коридору, он не слышит шумение компьютера и это его слегка расстраивает, ведь, если брат сидел целую ночь за компом, значит будет и целый день спать. Но с другой стороны: тот мог уйти в магазин или к дяде Данте, что было частым и недолговременным занятием, а там и купить чего-нибудь вкусного.
Прикрыв за собой дверь, эльфёнок отбросил полотенце на незастеленную постель и принялся искать нужное бельё с верхней одеждой. Однообразия было полно, он выбрал лёгкую глициновую водолазку, тёмные лосины, в которых было удобно заниматься любыми подвижными и нет занятиями, также носочки с чешками — они давали бонус к скрытности и более тихому перемещению по дому.
Габ подошёл к своему личному столу, где в углу стояло большое зеркало с расчёской. В отражении был красивый на личико и милый на глазки мальчик. Оскалившись, чтобы посмотреть насколько хорошо почистил зубы, он немного потряс лохматой гривой и принялся приводить её в порядок.
Кривя от боли выпирающими, как у девочки, губами, бубен расчёсывал запутавшиеся прядки и разгонял по-странному выпирающих петухов. Некоторые добирались до носа и щекотали, вызывая чихание, но он продолжал выпрямлять невыпрямляемое и сдувать завивающиеся возле глаз концы…
Габриэль долго с ними возился, очень долго, но ему всё равно ничего не оставалось, как быть нелепым подсолнухом с чёлкой. Можно было бы конечно облегчить эту задачу — срезать длинноватые непослушные волосы, но любовь к баловству с мужскими причёсками у него никуда за этот год не пропала. Хоть настроения делать что-то особенное с головой не было, зато приготовить что-нибудь вкусненькое было.
Оставив расчёску, полную вырванных волос на столе, он отправился на кухню, не упустив возможности заглянуть к доказано-отсутствующему дома брату.
На кухне эльфёнок орудовал, как привыкший к сражениям воин: включил свет, газ, вытащил нержавеющую кастрюлю, залил заодно чайник, нашёл пакет сахарного песка, наполнил пустующую сахарницу, делая всё на скоростях. Его настроение было нацелено на сногсшибательную победу над отсутствием готовой еды, потому, открыв чаще всего самый забитый крупами шкафчик, он схватил первые попавшиеся макароны и решил, что запеканка из них будет отличная. Открыв холодильник, он нашёл колбасу, яйца, сыр и прочие недостающие компоненты, которых ещё вчера не было.
Отварить макароны, смешать с нарезками, переложить в форму, запечь, посыпать сыром и снова запечь — легко, быстро, вкусно. Он точно справится, если вдруг не уронит яйца, не переварит макароны, не отрежет палец или не перевернёт миску со всем перечисленным и не перечисленным на пол.
Но он не думает об этом. Он думает насколько солёны малосольные огурцы и помидоры в банках. В данный момент он выглядел и был куда уверенней, чем тогда, когда его впервые привезли в эту квартиру родители. Два-три года назад это было праздничное событие — познакомиться с давно съехавшим за тридцать городов подальше от родни первым сыном. Габриэль даже не представлял кто это и зачем это, Гэб же относился к нему с… Трепетным почтением? Ну, в разы дружелюбнее, чем любой другой незнакомец и одногодка, точно. Несмотря на проблемы с общением и разницу в возрасте, эльфёнок чувствовал себя прекрасно, оттого незнакомый когда-то парень стал дороже, чем кто-либо в мире.
Сейчас же это было не праздником, а скорее… Глобальной сменой обстановки, которой младший был очень и очень рад. Недалеко от здания были многочисленные детские площадки, цветастые магазины, кино, парки, бабки, торгующие чем только можно. Приезжали всякие развлекательные штуки, вроде надувных замков, цирки появлялись почти каждый месяц. А в деревне был огород, тетя Галя за кассой, школа, которая вот-вот могла развалиться и много других неприятностей. Неподалёку был любимый лес с озером, но там слишком часто начали вешаться и топиться, потому вход был закрыт. Здесь конечно тоже проблем хватало: маньяки, живодёры, убийцы, офники, менты, пидоры, но Габриэля каждая из них каким-то боком да обходила. Даже когда на детской площадке образовывалась стая «чётких пацанов», он продолжал бесстрашно качаться на качелях и улыбаться, когда на него поглядывали через плечо, в то время как другие дети уходили или их загоняли домой.
В деревне было спокойно, а здесь ещё спокойнее. Мама обещала, что если тот хотя бы на секунду выйдет из квартиры один, то его сразу же поймают, увезут, убьют и дальше бог знает что сделают. Габ верил этому на слово, пока не обговорил это с братом, приспособившимся к любым городским неприятностям и даже сам ставшим для кого-то одной огромной неприятностью. Самым неприятным был здесь только соседский мальчишка, который задирал за «слишком длинные уши с глупым лицом», но и тот вскоре уехал.
Габ заканчивает с посудой, духовка пищит. Щёлкнув по двум кнопкам, он, приоткрыв дверцу электронной печки, улыбается получившейся красотище.
Выглядит аппетитно, пахнет съедобно, на вкус он проверять пока не будет: попить сладкий фруктовый чай с лимоном на пустой желудок кажется более заманчивой идеей. За окном холоднее обычного.
Входная дверь поскрипывает и открывается парой ключей. Не успевает кто-то войти, как Габриэль вылетает из-за угла и с волнением слышит родной голос.
—Давно проснулся?
—Братик!—Собираясь подбежать к тому, Габри резко убирает руки за спину и отходит на пару пройденных шагов назад, теряя улыбку: сзади любимого братика стоит высокая дама на каблуках с ярким макияжем и довольно заигрывающим для незнакомки взглядом.—…Кто это?
Не_Габриэль проходит внутрь и к каждому поворачивается боком, одной рукой держа связку ключей, а второй черный пакет с какой-то коробкой.
—Кхм, это Клео.—Убирая ключи в карман худи, он косится на заинтересованную женщину.—Она пришла поглазеть на тебя, чтобы никогда в жизни больше не показываться в районе трёх миль отсюда.
—Я б тебе кое-что ответила, если бы здесь не стояло это маленькое чудо.—Клео перешла через порог и Габриэль с ужасом заметил, как красиво на ней сидит платье с глубоким вырезом, и как гармонично смотрятся раскошные украшения.—Привет, малыш, скажешь своё имя?
Её идеально загорелая кожа могла бы свести с ума.
—Проклятия на него наводить будешь?
Её приглушённый голос мог бы стать самым лучшим звуком на земле.
—Не мешай.
И она чем-то напоминает египетскую богиню, в которую можно было бы влюбиться без задней мысли… Габриэль не хотел бы быть этой задней мыслью, потому он резко переводит на брата беспомощный взгляд, тот удивляется, а после усмехается, говоря девушке что-то про лицо. Та делает обиженный вид и только сильнее хочет приблизиться к младшему эльфёнку, он чувствует это и точно знает, что это только ради того, чтобы в будущем сделать несколько колких сравнений в сторону тёмно-бубнового валета.
Ничего у неё не выходит, младший бубен, вспомнив трефовую из рассказов брата, просто уходит со всеобщего обозрения, желая, чтобы та покинула их как можно скорее и больше не появлялась. Это премного оскорбляет девушку и та, пренебрежительно хмыкнув, поворачивается к выходу.
Впервые Габриэль чувствует это необычайно сильное желание защитить свою территорию с боязнью потерять, удивляясь такой резкой вспышке эмоций. Обычно после трёх-пяти вопросов он сразу же возвращается к тем вещам, которые его больше волнуют, а тут… Она как будто сбила его с ног.
Гэб довольно захлопывает дверь и идёт в сторону ванны, оставляя пакет рядом с обувью. Габриэль выглядывает из-за угла и сразу же нацеливается на принесённый объект: с одной стороны чёрная коробка с деталью для техники внутри, а с другой… Пакет конфет, батончик, газировка, пластиковая баночка свежей клубники и пакет творога.
В фантазии почему-то появляются картинки, как старший брат смотрит магазинные полки, как вежливо расплачивается с продавцом, как разговаривает с бабушками насчёт их малого бизнеса, как идёт на почту, а та синеволосая тётя со скрещенными руками и закатанными глазами ходит за ним, ожидая, когда же тот перестанет заставлять девушку ждать и приведёт уже к себе показать братишку.
Когда женщина ушла, вся неприязнь, страх и мысли, связанные ней, испарились. Осталась только радость, что брат хотя бы под начало вечера, ближе к шести, оказался дома.
Когда Габриэль переносит пакет на стол в кухню, он замечает лёгкий запах газа и сразу же перекрывает его, наспех и кое-как открывая от чего-то треснувшую форточку для проветривания.
В следующий раз он будет внимательнее с газом. В следующий раз он поздоровается с Клео. В следующий раз он встретит брата с улыбкой, а не с блюдцами вместо глаз.
Когда продукты были разложены по столу, Габриэль вытащил одну большую ягодку из баночки и начал её разглядывать… Клубника. Большая, спелая, сочная клубника с зелёной шапочкой. Клубничка. Клу-бни-чка.
Почему-то в ум идёт не совсем то, до чего так старательно пытается додуматься малой. Не то, что из неё можно приготовить.
Жёлтенькие зёрнышки, красная плёночка, микро-ниточки какие-то… Она точно завораживает, но он не может понять чем.
Если бы он был, как эта клубника, было бы ему хорошо? Хотя, клубника же только часть всего растения. Это как отдельный орган, который без всего остального превратится в коричневую, тухлую какаху с засохшей шляпой…
Но сейчас она в самом соку. Такая вкусная, с еле заметным ароматом, она могла и дальше расти на своей веточке.
Пока до неё не добрался бы скользкий слизняк, коих было полно в абсолютно каждом огороде.
Он кладёт её на место, направляясь резать свою свежую запеканку. Та ещё тёплая и ни разу не тронута, потому оценить его труды должны были на все сто.
И его труды оценили. Старший эльф с локтём на столе, ложкой в руках и качающейся головой, распробовывал блюдо, на которое ни колбасы, ни овощей, ни яиц не пожалели, сделав блюдо насыщенным и съестным на вкус.
Гэб редко хвалил того, чтобы не сглазить, но сейчас хотелось сказать:«Ты поваром не хочешь стать? Я знаю одного знакомого, он может помочь.» Даже если это было в стиле бубнового короля, чем валета.
Хотя, лучше бы конечно сказал хоть что-то, а не кивал содрогающемуся в ожидании похвалы подростку… А ведь правда, он же уже подросток… Значит и звать его нужно подростком, но ты только глянешь на него: на его рост, лицо, поведение и снова по волшебству видишь ребёнка.
Ребёнка, которого хочется отдать кому-нибудь, кто способен передать всю ту любовь, которую должен получать такой ребёнок, как этот.
Габриэль был бы счастлив, если бы на месте этого человека был бы его брат: он бы хвалил по-настоящему от души. Обнимал бы не как тот дядька с щетиной или мама с папой, а как кто-то, кого жутко трудно найти. Если бы не_Габриэль первым не показал своего отношения к тому, немного скрюченному неизвестными ожиданиями, мальчику, то и мальчик вряд-ли чувствовал себя так приятно, когда мог получить хотя бы маленькую похвалу…
Он и не заметил, как тот молча доел, убрал тарелку в раковину и стал разбирать коробку с какой-то микро-ерундой для компа. Габриэль выдохнул всё разочарование через ноздри и все надуманные надежды посыпались песком сквозь копыта слюнявого верблюда с большим бородавками. Редкое ощущение.
Он решил помыть посуду и убрать купленные продукты в холодильник. Делать было больше нечего вот и всё… Габриэль не смог себя пересилить и вздохнул ещё раз.
Это показалось неловким, потому он сразу же, как закончил с брянцаньем тарелок-вилок, подсел к брату поближе, заинтересованно смотря в его руки, перебираюшие какие-то непонятные детальки…
Ногти подстриженные, ровненькие, с белыми кружками на больших пальцах. Пальцы длинные и жилистые, с еле заметными царапинами. Костяшки разбиты в одинаковых местах, что на левой, что на правой руке…
Какую же красоту могут сделать эти руки. Габриэль уже скучает по тем моментам, когда Гэб делал фигурки животных, людей, фантастических существ и прочие чудеса из бумаги.
Когда Гебу первые дни в гостях не было во что играть, а кнопочный телефон ничем заинтересовать не мог, ему делали всяких журавлёв, лягушек, лисичек. Вобщем такие штучки, какие делаются недолго и выбросить не жалко. После трепетного отношения не только к каждой фигурке, но и к каждому паучку с комариком на стенке, Гэб рискнул показать всю свою коллекцию оригами. Это было превосходно. Габ целый день разглядывал каждую и к каждой задавал исключительно-личный вопрос. Каждый солдатик, муравей, девочка, медвежонок, корабль, машина, птичка, цветочек получил свою порцию внимания.
А сейчас вместо успокаивающего собирания оригами Гэб с головой окунулся в ту казульно-игровую лужу, которая на самом деле не лужа, а космос, и совсем перестал создавать что-то такое… Волшебное… И многие творения братика куда-то исчезли. Он оставил только те, которые делал не меньше десяти часов, остальное было смято и выброшено на помойку. Но он оставил журавлика, сделанного Габриэлем. Среди по-настоящему сложных, мастерки сложенных фигурок в тёмном шкафу журавлик казался одиноким, потому он находился на полке с книжками-сериями романов о Гарри Поттере.
Габриэль до сих пор сидел в тишине. Свет лампочки почти полностью забрал на себя всю ответственность светить в кухне. Габ подобрал свою кружку с чаем и заметил, что она уже не то, чтобы остыла, а замёрзла… Нужно прикрыть форточку.
И наконец взглянуть на брата со стороны. Конечно, сначала форточка, а то ещё мошки поналетят.
Итак… Не_Габриэль молча пил чай, заварив себе только вторую кружку. Габ повторил и залил чайник водой, снова поставив нагреваться. Где-то со двора кто-то кому-то что-то кричал, но Габриэль уже полностью погрузился в свои мысли о брате…
Студент. Совсем скоро закончит учиться и пойдёт работать по профессии. Имеет свою квартиру, проверенных друзей, не обосранную жизнь, ведущую к спокойной жизни обычного взрослого парня… Жену себе не ищет, родней не интересуется, да и с друзьями чаще всего по онлайн. Напугала сегодняшняя женщина, но и той он не шибко симпатизировал.
И есть он, Габриэль, который на один месяц в году приезжает к нему, живёт, а потом снова уезжает… И всё равно ему была выделена отдельная комната, между прочим хорошо обустроенная, окном на детскую площадку, где не редко происходили занятные разборки понтующихся мужиков.
Габ поджал губы, ощущая себя уж слишком разочарованным. Кажется всего лишь отсутствие похвалы, а приводит к таким мыслям… Всего лишь небольшая самостоятельность и совсем кроха мозга помогают не смотреть влюблёнными глазами на своего… Братика.
А братик на него смотрит влюблёнными глазами. Он не отворачивается, когда Габриэль раскрывает глаза и резко пытается ухватиться за гадину-кружку, которая не хочет, чтобы за ней прятались. Не издаёт и малейшего звука, когда Габ разливает чай по столу и тот льётся на пол.
—Нравится?—Спрашивает чётко старший, подпирая щеку кулаком, когда младший садится на стул с розовыми щеками и без кружки, вымыв всё, что нужно, от того, чего можно было избежать.
—…Да?—Неуверенно отвечают ему, всем своим видом показывая недопонимание.
—Нравится, когда на тебя так смотрят?
—Не знаю…—Пытаясь больше не вгоняться в краску, пожимает плечами он и отвечает самым правдивым и точным ответом.
—Ты около часа так смотрел в мою сторону.—Габриэль тихо вздохнул.—И вот это твоё поведение точь-в-точь, как у моей бывшей.
Не_Габриэль глотнул чаю, не отрывая от того взгляда.
—Я хотел знать понравился ли тебе ужин.
—Ты сам-то пробовал свою стряпню?
—Нет, а что, невкусно?
—Знаешь, в одного есть грустно, но вкусно.—Вот она, похвала. Незаметная, долгожданная, но неожиданная. Похвала, ура тебе!
Старший наконец опускает глаза в инструкцию и Габриэль абсолютно не знает как себя чувствовать. Его будто бы поставили на место. Если братик поступает со многими именно так, то неудивительно, что… Что он… Вот такой и отношение к нему у многих особенное.
Габриэль чувствует печаль. Почему-то казалось, что до этого момента брат говорил с ним совершенно по-другому… Мягко, вежливо, как с… Ребёнком. Стоило только показать, что «да, да, я могу быть немного более взрослым, могу что-то сделать без подсказок, но, чёрт возьми, относись ко мне, как раньше…»
Габриэль чувствует непреодолимое желание заплакать. Он думал, что его похвалят, погладят по головке, и, чёрт возьми, сделают это прямо по его головке в штанах, раз уж он, сука, такой взрослый.
Да… Да, это злость. Он не может просто так заплакать перед братом. Но и бить по столу кулаком с громким приказом: «ХВАЛИ МЕНЯ!» он не может.
Он может зажмурить нос с переносицей, чтобы не было так больно и снова отпить чай.
А чай, сука, опять, блять, мандавошка такая, остыл!
Габриэль медленно поворачивается, видит почему-то открытую форточку с двумя мошками и ненавистно вздыхает. Он встаёт, закрывает её, чуть не прищемив себе пальцы, и садится обратно на стульчик.
Не_Габриэль может только сдерживать улыбку. Он видит самое смешное, что есть в детях: эмоциональную нестабильность.
Габриэль же, склонившись к столу, видит не до конца вытеренный чай, еле-видные разводы на поверхности идеально-чистой до сегодняшнего вечера скатерти из пвх.
Он тихонько вздыхает. Тихонько выдыхает. И пофиг как странно он сейчас выглядит.
Это, сук, всего четвёртый день в этом доме. Всего. Блять. Четвёртый. Кроме небольшого ремонта и смены некоторого гарнитура здесь ничего и не изменилось. Он УМЕЕТ притворяться милым и ненаходчивым ребёнком, у него даже для поддержания этой роли есть ёбаный розовый дневничёк, где радужным по белому написано, как сильно он хочет быть хорошим эльфёнком.
Он… Он так долго следил за собой… Так долго ломал голос… Так долго говорил маме и папе, как любит своего братика, что готов на всё, чтобы погостить у него. И не важно, что они отправили его сюда из-за пятнадцатого пойманного на себя клеща. СПЕЦИАЛЬНО пойманного…
Неужели что-то действительно изменилось? Габриэль и раньше не позволял себе плакать перед братиком? Не просил у него поиграть в телефон, пособирать оригами или… Погулять… Вдвоём?
—Как раньше…—Прошептал Габриэль, с трудом не сминая под руками скатерть.—Почему… Я чувствую себя так плохо?
—Думаешь тебя обесценили?
—Я… Нет, я просто плохо себя чувствую…—На глаза наворачивались слёзы. Он чувствовал мурашки, бегающие по бёдрам и холод в области спины.
Ещё непреодолимое желание показать форточке средний палец и послать её на языке негров… Тех негров, которым плевать на всё и вся, они берут свою пушку и шмаляют по стенам, и шмаляют по витринам дорогих магазинов… Им всё равно как они выглядят, они просто делают то, что хотят…
Габриэль не негр… Он мальчик четырнадцати лет с синдромом Вильямса-Хуильямса…
На ушки.
До которых так сильно хотелось коснуться и нежно погладить, чтобы расслабиться.
Габриэль чувствует злость, раздражение, грусть, подавленность, лёгкую радость, переживание, страх и… Холод.
Он молча встаёт и подходит к брату, что просто смотрит на форточку. Возможно она его тоже выбесила, но он также не мог понять, как это она открывается и почему.
Габриэль убирает кружку брата подальше, чтобы не зацепить. Он кладёт руки на чужие плечи, опускается и… Сев на колени, обнимает старшего брата.
У того смутные ощущение. Он был уверен, что, как только зайдет за порог и избавится от знакомой, ляжет спать, но у младшего по-видимому были свои планы на этот вечер, потому он решил подождать, когда тот сам всё выложит. Выложил он достаточно, чтобы не пытаться даже приобнять того.
Габриэль шмыгает, обнимая братика сильнее, чем он делал это в прошлом году. Прижимаясь к телу упорнее, чем мог бы позволить ещё утром… Утром, которое он проспал.
Эльфёнок незаметно прижимает губы с подбородком к горячей шее. Это тепло… Это то тепло, которое он хотел подарить братику, именно это…
Шмыгнув, Габриэль проводит по мокрому носу слабым кулачком и глубже заходит тому за шиворот: там теплее, там жарче, там лучше.
Там, где он был, было лучше, там где он сейчас, хорошо, но там, где будет, будет хуже… Он не будет ждать и проверять, он и без того много чего знает… Слишком много, чтобы пытаться быть ребёнком, который хочет только шоколадного мороженого. Он захочет розовую льдинку, эскимо, которым не испачкается, потому что знает, как правильно это есть, а ещё он захочет то самое мороженое в рожке, которое капнет на ширинку брата и его можно будет вылизать, не замечая толпы людей с телефонами и пачками осуждения…
Ноги подрагивают от страха. Он пугается того, что его мысли могут услышать. Боится, что братик потянет его за одежду в сторону и уйдёт. На куда дольше, чем половину дня.
Он же… Он же тоже соскучился? Он любит младшего братика… Он любит… Не Габриэля конечно, но младшего братика он точно любит. Всегда любил.
Светлый бубен сомневается, что любит. Он был младшим братиком только первый месяц, самый красочный, искренний и радостный. Второй был плановым, похожим на незаконченную работу, где было достаточно пунктов, чтобы повеселиться на славу и почувствовать вкус власти над чужим вниманием. А третий…
Он сомневается, что будет здесь завтра. Что будет здесь вообще когда-нибудь.
—Я надоел тебе? Знаю, что да. Давай немного… Разнообразим этот наскучивший вкус? Я готов сделать всё, что захочешь. Правда, абсолютно всё. Всё-всё… Я умею всё, я могу всё, я… Я буду… Хорошим, братик. Если хочешь, могу… Могу стать… Плохим… М-мальчиком…—Голос настолько был сломлен, что последние слова были похожи на несколько мышиных писков.
—Ты был хорошим… Ребёнком.
Всхлипы стали громче, потому Гэб продолжил.
—Но сейчас… Сейчас ты начинаешь понимать, что что-то не так. Что есть какие-то изменения, но… Знаешь, нужно идти в ногу с… Хотя бы второй ногой для начала.
—Она хочет сношаться, материться и ломать всё, что лезет под руку… Она хочет быть с тобой и слушать, как ты ругаешься со всеми, кроме меня. Она хочет обманывать… Слышать похвалу от одних и просьбу о пощаде от других… Я… Она хочет всё, что ей запрещали.
Исповедания сопровождались дрожью. Он чувствовал озноб, который могла одолеть только… Эта чёртова дверца форточки, открывшаяся снова.
Выслушав каждое слово до единого тёмный бубен просто обнял в ответ. Совсем слабенько, без прижатых к волосам губ, без страха, без даже капельки той страсти, с которой делал это ребёнок.
—Понимаю.—Куда-то в ухо проговорил тот. И не стал прижимать сильнее.
Наверное, лучше бы Габриэль ушел в ванную и забылся. Лучше бы он в час ночи пришёл к братику и прилёг рядышком, лучше бы лишний раз попросил посидеть за компом и снова тайком пытался открыть заблокированные папки с чем-то личным или запрещённым. Лучше бы поиграл в телефон или посмотрел шести-канальный телевизор в гостиной.
Лучше бы ему было всё равно. И на запеканку, и на Клео, и на брата.
—Не накручивай себя.
—Не могу прекратить.
—Подумай о чём-то хорошем для себя и для твоей второй ноги.
Что-то общее? Это легко: братик. Старший братик. Он помогал, учил, разговаривал, шутил, гладил… Он был хорошим.
Если они оба изменились, то Габриэль очень жалеет, что с первой секунды их встречи не вцепился зубами ему в шею, чтобы в будущем не иметь возможности знать что такое моральная боль, недопонимание близких, плохие мысли, взрослые фильмы и искушение повторить за дядями на верёвках.
—А можно… Можно сделать что-то приятное для нас обоих? Нет, для нас троих?
—Прибить щеколду форточки на место?
—Нет, это… Да, но…—Габриэль провёл рукой по тёмно-карим волосам. Вверх-вниз…
Вверх-вниз… Вверх-вниз.
Старший брат ненавидит, когда к нему прикасаются. В особенности, когда затрагивают уши, затылок, волосы, лоб, нос, щёки, губы… Габриэль это тоже недолюбливал: когда кто-то незнакомый, с когтями и без пытался потрогать его вонючими, потными руками. Если это были руки сверстницы, то он принимал это непонятным, но приятным занятием, если трогала мама, то обоснованным.
Какие будут у него обоснования? Ему сказали представить, а не сделать. Габриэль совсем немного отодвигается от груди, чтобы посмотреть реакцию.
Брат сидит с закрытыми веками. Лицо ни одну эмоцию не выражает. Уши, которые всегда были неплохим напутствием, были подняты. Он как будто насторожился. Приготовился к тому, что его шею прокусят, хотя малой никогда не кусался.
Ресницы были красивые, ровные и немного блистали. Чёлка не могла этого скрыть. Кожа была по-обыкновенному мёртвецкая, почти серая, как из песней Rob Zombie. Зато когда он открыл глаза, то серые караты с тоненькими полосками черных зрачков встретились с его маленькими овалами глаз, в которых радужка идеально сливалась с белком. У Геба даже не было цвета глаз. Совсем редко внешние края темнели и показывали какие у него они дикие. Зато были блики, которых в серых глазах напротив почти никогда не появлялось.
Смотря друг на друга, эльфёнок и не заметил, как отодвинулся на довольно большую дистанцию.
Убравшись с колен, а после с глаз, младший ничего не сказал.
Не_Габриэль посмотрел на диски для компа и остывший теперь и у него чай. Он притянул кружку и отпил, не зная что лучше всего начать делать: попробовать прибомбить купленные примочки, починить сломанную форточку или начисто вымыть полы, по которым ребёнок так любил ходить босиком и в белых носках. Шлёпок или тапочек для малого предусмотрено не было, сегодня хотя бы в чешках, и то хорошо…
Всё сразу. Он будет искать лишний кусок-второй паркета, гвозди с молотком, в то же время будет наливать ведро воды, не забыв про чистящие средства. Будет потихоньку искать нужные отвёртки и фонарик для освещения составных системника. Сейчас всего восемь, за полтора часа он ещё и с Данте созвонится.
Эльфёнок, лежа на постели куколкой, смотрел в потолок. Опустошение, которое проводило его от встречи до встречи, усилилось. А ведь он мог плакать, рвать, бить, кричать, хвататься за уши, пытаясь оторвать от собственной глупости: он признался, что уже не ребёнок. Ну как, просто показал, что может чувствовать что-то помимо радости, любопытства, и прочих детских неотрицательных эмоций, с желанием.
Габриэль обещает себе, что в следующий раз незаметно подойдёт к братику, когда тот будет заниматься чем-нибудь спокойным, и улыбнётся самой яркой и добродушной улыбкой ребёнка, когда на него обратят внимание. Даже если в улыбке будет что-то едкое, он уголки губ не опустит. Он оденет самые короткие шорты из всех, которые есть, самые светлые и весёлые носки, самую большую футболку… Как одеваются симпатичные девочки. Мальчишескую худобу парни не любят, они любят девичью, потому прийдётся как-то увеличить к тому моменту бёдра, набрать вес. Лицо у него хорошенькое, глаза изменить не получится… Самое лучшее, что у него есть, это ушки. Он может проколоть их себе, если узнает нравится ли старшему брату пирсинг.
Он будет носить самые милые, забавные и притягательные украшения. Габри они нравятся, нужно только уточнить мнение братика и найти подходящую иглу.
Старший ничего красивого не носил, но его порванное ухо казалось и так небольшим украшением. Когда он надевал большие наушники, они забавно торчали и краснели. Габ знал, что это больно, потому что когда тот снимал их, то сразу же брался оглаживать затекшие уши ледяными пальцами, посыпая кого-то матом.
У Габриэля они тоже были чувствительные. Настолько, что ими можно было… Снимать стресс. И он это делал. Вместо того места, которое подростки только-только начинают изучать в негигиеничных целях. Он мог делать это абсолютно в любое время, когда угодно, но только не перед братом. Казалось, если он это сделает, то на него бросят странный взгляд и подумают о чём-то нехорошем.
Сейчас он один. Комната закрыта, влажные салфетки на полке, ватные палочки недалеко от них, руки лежат прямо возле головы, мусорка возле стола.
Он мог бы попробовать сделать что-то такое братику. Тому бы явно понравилось, ведь рука на этом, как говорится, набита. И даже если всё это так двусмысленно, он мог бы попробовать сделать это даже языком. Если бы что-то подобное сделали с ним, Габ бы посчитал это за изнасилование, если бы это сделал братик — сладкое поощрение.
Слыша, как тот ходит, что-то говорит и перебирает, Габриэль подымается, берёт подушку, кладёт на одеяло и, согнувшись, прижимается к ней лицом. Он чувствует свой запах и немного сжимает ткань. В этой тьме ничего не видно. Нужно посмотреть на себя в зеркало и спросить у «второй ноги» что ему делать. Та обязательно ответит.
—Ну вставил картридж, ну переподключил, что дальше то? —В трубке что-то проголосили, он посмотрел лишний раз на часы и снова продолжил собирать непойми что по инструкции, но не печатного текста бумажки, интернета или взрослого деда с двадцати-летним опытом, а довольно спокойного и расслабленного парня.—Ага…—Гэб, держа телефон в изгибе плеча, отодвигал некоторые хвосты проводов, рассматривая электронику системника.—Подключил, что дальше…? Нету… Нет, говорю, никаких лампочек… Так разберись: лампочки или… А, да, есть.
Сидя к приоткрытой двери спиной и со скрещенными ногами на полу, Гэб весь скрючился, чтобы что-то достать в дали и не заметил, как в комнату заглянули.
Голос в трубке был знаком эльфёнку, он решил не привлекать к себе внимание и сел в кресло неподалёку, сложив руки на коленях.
—Зонт, это не лампочка. По индикаторам на клаве всё смотреть надо, а это, когда Винду перезагружу с собранным компом и… Всё, уверен? Ладно, спасибо…—Гэб выпрямился и придержал телефон плечом, попутно собирая раскиданные части в кучку.—Завтра я занят. И после…—Младший заметил, что тон динамика зазывал к себе довольно заманчиво.—Целый месяц занят и у меня родня на руках, сам приезжай… Ладно, всё, пока…—Телефон откидывают и снова сгибаются к системнику…
Рассмотрев неширокую спину и выпирающие лопатки, что делал неоднократно, Габриэль начинает делать это со всей комнатой.
Свежесть из коридора, вымытое приоткрытое окно с сеткой, отсутствие разбросанных вещей и постиранные ещё вчера шторы, не удивляют. Не удивляет порядок, в котором сидел старший брат. Больше поражает то, как незаметно происходит эта добротная уборка.
А не_Габриэля поражает сколько лишних деталей осталось на руках. Положив одну руку на колено, а вторую на пол, он поднялся на ноги. По привычке отряхнув седалище, он согнулся, чтобы взять за края коробки, и выпрямился.
Ничего такого, только если не знать, что сзади пристально пялится ребёнок.
Попы у брата было немного, но она была явно больше талии, хоть её и не было видно за одеждой, которая занавеской прятала что-то такое, что можно изучать не только глазами…
Габриэль до сих пор не был замечен? Системный блок уже был поставлен на место и издавал своё привычное шумение с небольшими кочками. Гэб с приложенным к губам кулаком что-то тыкал в настройках. Всё это было на английском и хоть эльфёнок и имел по этому предмету пятёрку, понять, что там написано, не мог.
—Братик.
—М?
—Ты сегодня… Будешь свободен?—Качнулся на кресле тот.
—Я уже свободен, тебе нужно поговорить?
—Нет, я хотел бы…—Затрудняясь даже дышать, Габриэль слабенько провёл рукой по лицу.—Узнать могу ли я… Совсем немного…—Положив руку на плечо, он прижал подбородок к груди.—Или… Нет, можно ли…
Он утонул в сомненьях, совсем замолчав. Невзрачный вид подавленного ребёнка был жалобным.
—Давай так: я буду работать с компом, а ты делай, что хочешь. Я не буду ничего комментировать, хорошо?
Габриэль во все глаза уставился на брата и с подрагивающими губами пытался что-то сказать.
Это же не знак, что… Что его не откинут в сторону, как только он прикоснется к тому? Нет, братик никогда бы так не сделал, но…
—Хорошо… Х-хорошо! Я должен отойти на секунду, не закрывайся, пожалуйста.—Габриэль выбежал из комнаты.
Тёмный бубен предположил, что младший хочет принести какую-нибудь безделушку, потому просто вернулся к однообразным настройкам.
Светлый в это время стоял перед зеркалом. Он явно ждал ответа на заданный вопрос, но ничего не было слышно. Та сознательная часть разума, которая так долго хотела не пойми что, будто бы уснула и не хотела связываться с внешним миром.
Пришлось ударить по столу, чтобы увидеть ту суку, которая так сильно хотела показаться в момент крамольного признания. Сощурившись и оскалившись, он приблизился к холодному стеклу… И улыбнулся.
Да, вот оно. Он снова знает чего хочет. Он хочет вернуть братика. Он хочет показать, что младший ещё ничем не был испорчен. Что всё ещё может быть хорошим, сумеет исправиться.
Не_Габриэль скучающе щёлкал курсором по бесконечным папкам. Казалось, он сделал абсолютно всё, что нужно, но загрузить новую прогу не получалось. Решив сделать перерыв, он отошёл к ящику с сигаретами… Достав красную пачку, он только отошёл к окну, как в дверном проёме появился малой.
Сигареты пришлось отложить. Оперевшись о подоконник, Гэб склонил голову в бок: младший с энтузиазмом подошёл к нему и в объятиях забрался под его футболку, умилительно прижимая щёчку к крепкому торсу.
Ничего больше и не происходило.
Гэб смотрел куда-то в сторону, не снимая локтей с поверхности пластика. Что-то подсказывало, что лучше не двигаться, когда младший напористо тянул брата вниз, скатываясь лицом чуть ли не до паха старшего. Это кстати и стало причиной поддаться опуститься на пол.
Перешагнув, младший присел на немного согнутые колени, а когда старший хотел поднять руку, схватил её своими двумя и прижал к губам.
Габ уставился на опущенные на руки серые глаза и звучно поцеловал его пальцы. В просторной комнате звук оказался чересчур звонким, невзирая на шумящий компьютер.
Свободная рука сероглазого переместилась на затылок младшего и притянула к себе, заодно освободив другую. Положив их на плоские бёдра, он приподнял эльфёнка, взяв на руки, и двумя плавными наклонами поднялся сам, направившись к погасшему компу. Габ не издал ни звука.
Когда Габриэля посадили на место, он уткнулся в грудь и поставил колени как можно ближе к спинке кресла, чувствуя твёрдое тело брата.
—Прога тяжёлая, что пиздец, может хо…
Гэб застыл. После недолгого молчания он потряс мышкой и, положив руку на немного двигающуюся спину младшего, приблизился к экрану для удобства.
Мокрый язычок звучно скользил по чужой шее. Сладко задыхаясь, эльфёнок тяжело дышал прямо в ухо тому. Он обнял старшего снизу и прижимался своим брюликом к складкам жёстких штанов, когда опускался чуточку ниже.
На экране начала загружаться какая-то стрелялка. Настораживающая музыка с высокими нотами и шелестом природы на фоне напоминала первые части Сталкера. После двух минут загрузки пошли плески ходьбы по болоту — последнему месту, где и сохранился игрок.
Габриэля мало волновали звуки стрельбы из колонок. Его волновал солоновато-пряный вкус кожи на ключицах и кадыке, который совершенно не двигался, что говорило о полном спокойствии старшего. Скорее всего он просто не воспринимал младшего всерьёз, не то чтобы игнорировал, просто знал, что тому это не нужно.
Страстным порывам эльфёнка никто не препятствовал, оттого он делал всё так, как хотелось, пробуя добраться до всех открытых мест не языком, так тонкими пальцами. Единственное, куда нежелательно было лезть — глаза, отражающие разрушенные здания, в которых по заданию засели несколько сосальщиков.
Чуть позже младший присоединился к игре тем, что начал прикусывать кожу, когда в того попадала пуля, или целовать, когда он кого-то убивал. Не раз пройденные квесты наскучивали столь же быстро, как и другие однотипные игры, потому целиться в очень и очень далёких врагов, часто движущихся, было немного интереснее.
Габриэль же не шибко скучал, осуществляя ещё одну бесхитростную задумку: повернувшись к тому спиной и немного склонив голову, он продолжал чувствовать приятное напряжение в некоторых местах из-за холодного дыхания на специально подставленных ушках, изредка чередуя. Дрожь с мурашками от этого были невероятны. Тяжёлые вздохи братика из-за долгого перемещения на карте были востребованы сильнее, чем воздух.
Импульсивные выстрелы, крики монстров, бандитов и громкие сигнализации в туннели не смогли вырвать и каплю того, что вырывалось из Габриэля, когда его стали гладить под тонким обтягивающим свитером. Красное лицо мальчика с прищуром в монитор и капельками слёз видела только выключенная камера сверху. Меченый на КПК читал смысл и описание прослушанного когда-то давно квеста, потому левая рука ненадолго и освободилась, несильно надавливая на маленькую возбуждённую грудь.
Габриэль считал своё положение просто нереальным. В особенности, когда рука доходила почти что до самого низа, замедляясь. Где-то было слишком горячо, где-то до дрожи холодно, где-то слегка покалывало, где-то кровь только отходила, а где-то собиралась. Жидкое сознание текло из бокала в бокал, испаряясь во рту.
Когда КПК был убран, Габриэль мысленно подготовился к неизбежному прощанию с ласками, но его только слегка отодвинули, нажимая на меню и возвращаясь к мышке.
Сохранившись, Гэб выключил игру и стал выбирать на рабочем столе такую, в которую не нужно играть двумя руками. На глаза попалась та, которая была скачана для ребёнка ещё в прошлом году, и он не задумываясь включил её.
Растения против зомби. Чтобы не проходить «захватывающий» сюжет заместо младшего, он включил мини-игры и стал проходить одну за другой, пополняя награды с монетами.
Получив за это поцелуй в нижнюю скулу, он лишний раз подумал, какой же жуткий тактильный голод набрался у младшего за время их рассоединения, хотя… Одиннадцать месяцев не виделись. Созванивались, переписывались, даже посылки отправляли, ну, он присылал, поскольку младшему запрещали, да и тот не имел ничего такого, что нельзя было показать фотографией или видео. Гэб оплачивал по интернету посылки с какого-нибудь Алиэкспресса и отправлял на домашний адрес родителей. Каждую посылку младший получал лично из рук его практически личного почтальона, с которым он и расписывался, создав свою подпись раньше получения паспорта.
Мысли резко разорвались и исчезли, когда Габриэль прижался затылком к груди и раздался душераздирающий крик человека, до которого все же добрался один зомбак.
После кровавого экрана начался известный саундтрек пианино, навевающего спокойствие. За окном слышался звук машины и снова чем-то недовольных криков.
Руки с абсолютно разной температурой ударили в голову и он выключил игру. Время шло к одиннадцати часам — нужно было укладываться.
Габриэль вот-вот мог отключится, находясь почти что на пике блаженства, но как только музыка перестала играть, он сразу же насторожился и стал пристально смотреть за курсором мышки, который навёлся на нижний значок слева. Вскоре комп был полностью выключен.
Хотелось верить, что Габриэль не будет скинут и отправлен спать. Что он не проснётся завтра или прямо сейчас, узнав, что больше ничего такого не повторится. Что не сможет и упомянуть об этих… Этих часах наслаждения. Но братик просто выключил комп и до сих пор держал руку на том же месте, не двигая. Габриэль осторожно выпрямился и повернул к тому голову.
Нормально ли то, чем они занимались? И можно ли спросить это ещё более вызывающе? Конечно да. В каких-то случаях это и переступает через пороги нормы, но никому из них больно не было, так что ничего страшного в этом нет. Габриэль в это верит. А верит ли в это братик — неизвестно.
—Ты ничего не ел? Тебя штормит и лицо красное.—Откидываясь на спинку кресла, спросил Гэб
—Я пил чай.—Увильнул от прямого ответа тот.
—Этого мало будет, пойдём поедим нормально и ляжем спать.
—Я не хочу, очень не хочу ложиться.—Повернувшись, он кладёт руки на грудь тёмного бубна, мольбно смотря.—Давай сделаем всё, что угодно, но не ляжем спать, пожалуйста.—Старший грузно вздохнул. То, что на ногах он с четырёх утра, не даёт ему отказать Габриэлю.
—Как хочешь, но я не дам нам спать до обеда.—Приняв к сведению, Габриэль поддался чужим попыткам встать и оттянул края водолазки вниз.
Когда свет был выключен, кресло на колесиках ни одного звука не издало, только дверь скрипнула, решив получить хотя бы немного внимания старшего эльфа, запомнившего, что петли обязательно нужно будет смазать. В это время Габ добрался до света на кухне.
Пока микроволновка нагревала небольшую порцию, мальчик делал себе чай. Старший передумал есть на ночь, потому просто курил возле форточки. На небе светились звёзды, луна торчала со стороны вышек и многие крикуны заткнулись. Хотелось верить, что навсегда. Дым тянулся на улицу и уносил с собой неприятные мысли. Хрупкие из-за недосыпа нервы урезинились.
Украдкой взглянув на младшего, Гэб в последний раз прогнал в себе токсины и бросил бычок в непрозрачную вазу на окне. Закрыв форточку, он ушёл в ванную.
Когда Габриэль ел, он не был рад узнать, что смог приготовить просто прекрасную запеканку, он больше вслушивался в то, что происходит в ванной. Но по звукам ничего хуже, чем попытка утопиться, не происходило. Такая странная шутка словно подзатыльник заставила быстро закончить с ужином и вымыть посуду.
Совсем скоро он вернулся в комнату брата, попробовав найти в столе что-то, чего не нашлось, напал на подушку с одеялом, кладя первое на скрещенные ноги и вторым окутывая тело.
До какого-то момента просто нежась, он припал лицом к постели, скрывшись под огромным для него одеялом и в тканевом бункере сжимал подушку между ног, слегка качаясь. Зная, что это не очень хороший поступок, за который может быть стыдно, он совсем скоро прекратил. Выбравшись из-под одеяла, словно из воды с весёлым настроение беспризорника, он хотел было заправить всё на место, как в комнату вошли. Габриэль резко убрал улыбку, поняв, что не сможет объяснить, что под ним делает не его подушка.
Пройдясь взглядом по застывшему, словно мышонок, Габриэлю, сероглазый безмолвно подошёл к шкафу с одеждой.
Что ему нужно он знал ясно: что-то теплое, чтобы прекратить чувствовать себя ледяной статуей. Толстовка без замка не подходила, какая-нибудь кофта тоже, многие свитера желательно было выбросить… Подходило только чёрное худи, которое висело в коридоре, но его с незапамятных времён нужно кинуть в стирку… Вообще нужно было давно этим заняться. Закрыв шкаф, он вышел из комнаты.
Габриэль почувствовал себя очень и очень странно, неправильно. Он вытащил из-под себя тяжёлую подушку и обнял, ложась на бок. Он не будет спать, просто полежит, пока братик не вернётся. Ждать пришлось долго.
—Стало легче? —Оперевшись на одно колено перед мальчиком, спросил тот.
—Угу…—Габ, поднимаясь, снял одеяло с плеч и подавил зевоту. От братика пахло свежестью улиц.—Я всё ещё могу делать всё, что захочу, и ты ничего не скажешь?
—Как видишь.
—Тогда можно… Я…—Бубен отвёл взгляд и дважды подумал над желанием, сжав от волнения покрывало.—Могу… Могу поиграть с твоими ушками? Только…—Он не договорил, заметив дрогнувшую линию губ с поднятыми бровями, что его и удивило.
Гэб повернул голову в сторону подушки в углу и нерешительно задал вопрос.
—А я могу это сделать?
Габриэль не верит тому, что слышит.
—А?
—Забудь.—Вставая с колена, он берёт Габриэля за руку и одним движением вверх заставляет спрыгнуть с постели.—Сегодня чересчур холодно.—Стиля на место одеяло и взбивая подушку, которую после кидает в угл, он поворачивается к застопорившемуся на месте Габриэлю.—Не мёрзнешь?
В ответ ему отрицательно мотают головой и водолазка с недо-штанами точно не были вторым ответом.
—По тебе прям видно, как ты не мёрзнешь.—Он отходит, чтобы зашторить окно и как-то незаметно перемещается в чужих мыслях на второй план, пока подросток безрезультатно пытается понять, что именно сейчас может произойти.
Хождение вокруг да около над ответом насчёт игры начинает здорово разыгрывать воображение Габриэля. У него появляется надежда, что и у братика есть небольшой фетиш на ласки этого, в их случае очень чувствительного, органа.
—Братик.
—Да-да, дай мне ещё секунду…—Через плечо кричит тот, ища нетронутую пачку сигарет в ящике. Он кладёт руку на лоб, вспомнив, что последние две были разбросаны на окнах в кухне и здесь. Открытая, но полная пачка за шторой перестала быть невидимой одновременно с тем, как жуткое желание закурить исчезло.—Да с-, блин, кхм, тебе ещё хочется играть?—Когда ему угукнули, он поджал губы, но решил не устраивать сцен и обернулся.—Если я просто лягу, тебе этого хватит?
—А, да!—Распрямился тот, как по команде забираясь на постель.—Только так, чтобы тебе было удобно.—Наконец он сможет узнать правду.
—Без вопросов.
Когда тёмный брюнет в полусидячем положении положил подушку под голову, оперевшись лопатками на обои, светленький облизнул губы, не отрывая глаз с немного качающихся ушек.
—Они у тебя такие длинные, братик…—Проведя пальчиком по нижней линии, от начала до кончика, он сделал что-то подобное со вторым ушком с маленьким разрывом на углублении порванности.—Длиннее, чем у тебя, только у кроликов.
Габриэль круговыми движениями пальцев наглаживает ушки по краям, это первое, что нужно было делать, нельзя торопиться лезть к раковине. Он собирает пальцы вместе, держа большие пальчики на мочках и трогает сзади, слегка проводя по месту роста. Пальцы должны быть холодными, не успевать ни нагревать, ни нагреваться. Потряся руками, чтобы остудить, он посмотрел в сторону закрытого окна. Если бы они делали это прямо под ним, когда оно открыто, можно было добиться самого наилучшего результата.
Когда уши минуты три просто размеренно наглаживали, Гэб всё же расслабился и прикрыл глаза. С какой-то стороны это нельзя было назвать игрой, просто массаж. Довольно качественный, если подумать, и приятный до момента, когда он начал чувствовать их сильное полыхание, похожее на моменты, когда наушники передавливали уши.
Габриэль очень серьёзно относился к каждому прикосновению, замудрёно вспоминая абсолютно все разы, когда занимался этим. И когда ушки начинали так гореть, он либо прикладывал к ним что-нибудь из холодильника, либо поливал холодной водой над раковиной. Но тогда они краснели так от перебора с массажем, а сейчас и десяти минут не прошло. В любом случае их нужно было остудить, иначе ничего приятного не произойдёт.
Эльфёнок, опираясь на плечи братика, дует в правое ушко, позже переходит на левое.
Идея подуть была простой и уж слишком рабочей. От первого дуновения холодного ветерка тёмный валет неожиданно дрогнул и крупно выдохнул, тлеющие ушки старшего завибрировали, неприлично встав. Габриэль приблизился к одному и звонко поцеловал, заставив того дрогнуть, но не остановился на одном поцелуе, высунув язычок в одно из верхних углублений ушной раковины, пройдясь по ней словно по лезвию ножа, что вызвало жутчайший мандраж Гэба. По тому же месту прошлись ещё и ещё, придерживая ухо, из-за чего алый багрянец перешёл на лицо старшего, но когда язычок вошёл глубже, накрывшись губами...
—О боже…—Процедил тот с придыханием, подняв лицо к потолку. Собственный голос вывел из того зывучего транса, в который так умело ввёл Габ, и он резко поднялся.—Нет, всё, хватит.—Обрывая не начавшуюся реплику Габриэля, он сжал его щёки рукой и отодвинул от себя.—Уже слишком поздно, пора спать, иди к себе.
—Братик, тебе что-то не понравилось?
—Нет, просто то, что ты… Тоесть да, только… В общем, я не могу объяснить тебе напрямую, просто уходи.
—Братик, пожалуйста, не выгоняй меня.—С подрагивающими зрачками замолил тот.
—Ты можешь прийти завтра, но на се- Прекрати, разве так весело трогать чужие уши? Прекрати, правда.
—Братик, ты же тоже хотел…—Ушки Габриэля как будто специально начинают бросаться в глаза своим движением и Гэб несколько раз быстро перемещает нервозный взгляд с них на моську мальца, прежде чем прекратить делать вид, что не спрашивал об этом.
—Я просто хотел знать, насколько они схожи с моими.
—Так всё же хотел?—С широко раскрытыми глазами, а после неширокой улыбкой, ахнул тот.—А я не против, чтобы ты это проверил и поиграл с ними! Это очень весело.
—Я не то… Чтобы… Хотел…—Вид умилительно шевелящихся локаторов отвлекал от желания отказаться и завораживал своей активностью.
Сглотнув, Гэб было хотел что-то сказать, но только лишний раз проглотил воздух, кусая губы. Капелька пота пробежала по его виску и он замолчал, обдумывая насколько много он теряет. И всё же для них это не просто слуховой орган.
Габриэль неслышно приближается, тянет ручку к сжатой в толстой нерешительности кисти. Если бы это была решительность, он бы тянулся к кулаку, а не пальцам прижатым к ладони, где сквозь кожу проглядывали синие вены.
Он прикладывает её к щеке, тянет дальше, задевая тонкие прядки волос, и, останавливаясь на определенном месте, улыбается, добрыми глазами смотря в родные, холодные, но изумлёные. Поднимая и опуская чужую руку, он ненавязчиво заставляет гладить себя, понемногу наклоняясь спиной на постель.
Продолжая гипнотически улыбаться младший ложиться на спину, а старший податливо нависает над ним. Никогда бледно-серые глаза братика не были столь затуманены, а дыхание столь неравномерно. Теперь, когда он точно знает, что у них есть одинаковое пристрастие, он прикрывает глаза, ощущая холодные пальцы, самостоятельно изучающие его острые ушки.
Возбуждённый и тревожный вздох проносится мимо порванного уха. Гэб ничего не замечает, наклоняясь ниже.
С этого момента Габриэль скорее умрёт, чем двинется. То, что с ним происходит, по ощущениям похоже на сладкий сон в тёплой постели. Его эрегированные уши трепещат во власти брата, а где-то снизу становится чересчур горячо. Чужое дыхание попадает прямо на шею, но та скрыта воротником. Дальше получается дышать только ртом, колени подрагивают, руки беспомощно прижимаются к одеялу. Становится не только жарко, ещё и мокро.
Он вожделенно выгибается, но потом бессильно ложится обратно. Жутко не хватает того, о что можно потереться низом. Если бы Габриэль мог только попросить, чтобы ему между бёдер поставили что-нибудь твёрдое, он мог бы часами шептать благодарность и двигать тазом.
И всё потому что братик не удержался. Не смог подавить желание лизнуть разгорячённый орган, вобрать в рот, ощутить пульсацию губами, не прекращая лелеять пальцами второе. Габриэль тогда тоже не удержался, но не успел даже начать.
—Братик... Братик, не останавливайся, пожалуйста, мне так...—Голос подводил, губы не слушались.—Так весело.
Пока язык водил по завитку и углублениям, Гэб совсем забылся, поступая с младшим братом не обдумано, не на эмоциональном желании, а инстинктивно. Мальчик сжимал футболку брата, умирая в блаженных судорогах от хлюпанья языка и рваного дыхания старшего прямо в ухе с безостановочными поглаживаниями. Кончик полового органа младшего потихоньку тёк, слёзы лились почти что в таком же темпе.
Они играли... Довольно долго. Из комнаты доносились самые непристойные звуки, из всех, что когда-либо были.
Раскрасневшийся Габриэль выбежал из неё с взъерошенными во все стороны волосами. Он громко хлопнул дверью ванны и включил воду для шума.
Не_Габриэль же неверяще сжимал рот, распластавшись на кровати. Его багровое лицо и прищуренный взгляд говорил о осознании того, что сделал. Он поиграл с младшим братом так, как никогда не играл с девушками. Каждый день смотрел на уши Габриэля с мыслью, засевшей глубоко в мозгах, и надеждой там же, воплотив в жизнь.
—Зачем мне вообще было это знать...—Он положил руку на лоб и выдохнул, закрыв глаза.
Конечно же он знал для чего: узнать не один ли он такой. Никто и никогда не разделял его вкусов. Когда он жил у своего дяди в городе, родители отправили небольшое, но радостное сообщение о пополнении, о котором не было известно почти десять лет. Естественно он не был этому и капли рад. Только спустя месяц, когда он проверял почту, на глаза попалась пара проигнорированных фотографий маленькой радости и с того момента, как он увидел их, сразу же изменил мнение о Габиэле. Он даже приехал на пару часиков в гости, чтобы убедиться, что ему не мерещиться, и через день оплакивания родителей их продолжительного расставания снова вернулся к дяде.
Ну не нравились ему человеческие уши, не любил он звать себя человеком, и не посмотрел бы ни на одну девушку, если бы ему не намекнули, что водиться только с парнями, с которыми на внешность было плевать, было чем-то неправильным. Он любил смотреть фильмы, сериалы, аниме и косплеи с эльфами, а там и всё, что связано с фэнтези. Эта особенность зародилась ещё с самого детства. Его завораживало, когда у животных шевелились уши, когда у него они шевелились, он этого почти не замечал, когда же это происходило у младшего брата, он смотрел с интересом, ни разу не видя, чтобы тот давал им какие-нибудь особые знаки внимания, да и сам никогда этим кинком ни с кем не делился.
Сейчас он не мог признать, что произошедшее было лучше, чем любое наяривание перед экраном, и никогда этого не признает. Любая потная катка в доте, даже проигранная, была лучше, чем нарисованная эльфийка с качающимися из стороны в сторону грудями или вживую закосплеенную, но с поддельными ушами. Несмотря на многочисленные разочаровывающие факты тёмный бубен нисколько этим не страдал, даже игнорировал, теряя возможность выбирать кого-то по вкусу.
Скрипнувшая дверь с потрохами сдала вошедшего на носочках Габриэля. Ринуться на приподнявшегося братика и оседлать было легче, чем могло быть. Он радостно улыбнулся, стараясь не давать повода заподозрить в нечистых мотивах его нахождения рядом.
—Братик, это было так здорово.
—Неужели?
—Ага, я бы хотел, чтобы ты тоже узнал, как это приятно! Твои ушки я не смогу вобрать в рот полностью, но-—К губам приложили указательный палец. Габриэль вопросительно склонил голову и посмотрел на того.
—Не надо рта, хорошо? В рот игрушки ты же не суёшь?—Габриэль кратко кивнул.—Вот и хорошо...—Руку убрали, принимая сидячее положение.
—А мы можем ещё поиграть в такие игры?
—Давай не сегодня, мне... Нужно помыться.—Сняв того с ног, Гэб встал, но его талию сразу же обхватили руками, чуть не уронив самого эльфа на себя.
—Братик, я могу сходить с тобой? Только сегодня, только один раз, я не буду смотреть куда попало, обещаю.
—А тебе оно надо?
—Да, очень!—Руки ребенка разнимают, поворачиваясь к нему лицом.
—Тебе психику когда-нибудь ломали?
—Я не уверен, что понимаю...
—Тебе было страшно думать о том, что с тобой когда-либо происходило?
—Можно я просто буду рядышком? Я видел и папу, и маму голышом, а тебя...—Он вспомнил один момент, когда рано пришёл к братику в комнату, а тот спал совсем немного прикрытый одеялом. Чтобы посмотреть на то, какие трусы тот носит, приподнял ткань и замер, не увидел их на месте. Габриэль впервые почувствовал внутренний испуг от познания чего-то нового.—...Тебя тоже.
Гэб исподлобья посмотрел на виновато сжавшегося Габа. Такая новость лишний раз позволила утвердить то, насколько они близки.
—Зачем ты смотрел туда, куда не следует?
—Я случайно, не думал, что ты спишь без них...
—Я не... Блять, я серьезно дрых без трусов, когда ты был в квартире?
—Ну... Да.
—Бля-я-я-ять.—Гэб сначала прикрыл лицо, потом треугольник смерти, смотря на младшего, и резко встал. Маленький стыд с тросточкой был сбит грузовиком ненависти к собственной тугодумности. Он ведь даже не помнил, чтобы что-то такое было.
—Я почти ничего не увидел, сразу же убежал, правда!—Пытался успокоить того Габ.
К сожалению, он врал. После двух минут ступора, он поднял одеяло ещё раз и с прикрытым ртом, водил глазами по обнажённому телу.
—Ты не понимаешь, да? Это я накосячивший когда-то давно балбес, а не ты, даже не пытайся оправдать это.
Габриэль опустил ушки. То, каким матом покрывал себя братик, было слышно и без слов. Хотелось обнять братика, погладить по голове и сказать что-нибудь про то, что пися у него очень даже красивая, и ни сколечки не напугала. Даже была приятным сюрпризом, чтобы взбодриться после кошмара.
—Я просто не могу с себя, я просто, бл-, блин, гений: спать с голой жопой при, бл-, да блять, сука, какой же я даун просто...—Чуть ли не сдирая щёки с лица, пытался понять самого себя из прошлого Гэб.
—Братик.
—Да что, блять, "братик"?! Ну вот что?!
—Не злись на себя, пожалуйста.
—Да как здесь...—Держа руку в воздухе, будто указывая на прошлое, давился возмущением тот.—Не злиться то? Нет, всякое бывает: после работы сил нет, болеешь - голову поднять не можешь, набухался - обрыгался, но хотя бы одеялом прикрыться можно!?
Габриэль резко уменьшается в своём спокойствии, мельчает, пряча голову в плечах, чтобы в крайнем случае уменьшить скорость полёта, если ударят.
—Ты- только, пожалуйста, не ругайся, ты был прикрыт...
—"Был"?—Гэб медленно вскидывает бровями. Его сердитого лица, как не бывало.—Тоесть...?
—Тоесть я... Я сам посмотрел... Случайно. Я хотел тебя разбудить.
Не_Габриэль пожимает рукой, задумчиво смотря куда-то в пол. Злость не возвращается.
—И всё равно ты здесь не виноват, понятно?—Гэб присаживается на пол перед тем.—Не волнуйся, я больше не злюсь. Только, пожалуйста, если увидишь что-то такое в жизни, прикрой человека и хуйни его какой-нибудь мухобойкой, хорошо? Чтобы не повадно было.—Ему улыбнулись и кивнули.—Но если человек - девушка, то просто прикрой.
—А если ты не будешь спать? Можно я с тобой... В ванную...—Он пытался смотреть в глаза братику, но получалось только бегать из стороны в сторону, его в волнении сложенные указательные пальцы пытались друг друга передвинуть.—Рядышком посижу?
—Зачем?—Настоял на своём Гэб.
—Я просто... Просто... Хочу ни на секунду не отходить от тебя... Мама с папой говорили, что, как только ты закончишь учиться, уедешь от нас ещё дальше и даже навещать не будешь...
—Их нет, но тебя буду.
Габриэль поднял на братика ошеломлённый взгляд.
—Так это правда? Ты правда уедешь ещё дальше?
—Скорее всего, но только через года два.
—Зачем, братик, ты же не собираешься бросать меня? Ты же любишь меня? Этот дом же не стал протекать? Я ведь так хотел попробовать самостоятельно навестить тебя...
—Это было бы... Опасно, если честно...—Гэб отодвинул голову, представляя себе картину неприятной, из-за какой-нибудь забитой прошмандовки в углу, неожиданности.—Но очень приятным для меня событием.—Он виновато улыбнулся, держа руки Габриэля в своих.
Вихрь вопросов, причин, рассказов, вранья и преувеличения был в голове Габриэля, он даже всхлипнул, стараясь думать больше о том, что сказал старший братик.
—Всё хорошо, тебе станет совсем всё равно к тому времени на меня, родителей и прочих...—Желательно, чтобы причиной этому не была какая-нибудь неразделённая любовь, проблемы с ближними или самопринятием.
—Нет, не будет... Ты же... Ты... Для меня...—Габриэль стирает слёзы, пытаясь вспомнить всё то, что чувствовал и о чём думал.—Ты - причина. Ты причина, которая...—Даёт повод жить? Мотивацию учиться, иметь добрый характер, терпеть неудачи?—Ты причина моих... Моих...—Фантазий?—Мх...
Габриэль не может. Он не может ни сказать, ни вспомнить, ни понять. Он просто боится, что этот месяц пролетит, словно бумажный самолётик до земли, и дальше время будет идти от секунды до секунды, медленно, мучительно, неприятно. И даже спустя все месяцы, спустя год-два он не встретится с братиком.
Сероглазый не стирает слёзы Габриэля, не пытается успокоить чем-то, просто держит ручку, пока второй размазывают слёзы.
—Поверь, ничего плохого не случиться...—Пригинается тот, чтобы видеть глаза Габа, но резко прекращает люлюканье.
—Я умру...—Затихает тот.—Я могу...
—Не можешь.
—Могу!
—Неа.
—Почему?—Мокрыми глазами смотрит на братика тот.
—Ты должен понять, что живёшь только для себя, понятно?—Гэб поднимает брови, сжимая губы.—Ты поймёшь это, как только станешь чуточку взрослым. Я стал и понял, хоть и сделал это раньше времени.
—Но прямо сейчас я хочу только тебя!
—Боже...—Ухмыляется Гэб, прижимая сжатые пальцы к губам.—А я хочу помыться.
—Давай объединим?
—Давай не станем переходить через рамки?
—Я раздолбаю рамки, только не уходи!
—Тише-тише, не хватало, чтобы ты таких слов понабрался.
—Я знаю очень много слов, много вещей и людей!—Он раскидывает руками в стороны, потом прижимает одну к груди, а вторую опускает на одеяло.—Я знаю то, что мне нужно, и дальше я хочу стать только лучше, ради тебя, братик!
—И как много?
—Всё!
—Ну да...—Гэб как будто занюхивает кулак, чтобы прекратить улыбаться, но не может перестать: младший выглядит маленьким актёром на сцене романтической постановки.—Ох, я верю, но вот... Вспомни: ты просто хочешь со мной в ванну. Завтра уже будет, как всегда, понимаешь?
—И я всё ещё хочу с тобой!—Габриэль сверкает своей решительностью настолько, что Гэб опускает руки на колени и встаёт.
—Ну тогда пойдём. Сегодня я хотя бы в трусах останусь.—Габриэлю хотелось пошутить, что он сам их разорвёт, но такие шутки были не для его возраста.
То, как медленно нагревалась вода под рукой светлого бубна, навевала лёгкую сонливость. Он вообще чувствовал себя слабо, когда вышел из комнаты, брат сказал, что сейчас уже третий час ночи.
По телу прошлись мурашки и он снова положил голову на изгиб руки, держа вторую под краном. Его поставили живым термометром, чтобы, когда надо, заткнуть слив затычкой, но живостью он больше не светил. Братик что-то делал в своей комнате.
Очнулся он только, когда вошёл старший. Тот не отличался какими-то глобальными изменениями, только принёс чистое полотенце, заменяя им то, что пахло мхом.
Габриэль сразу же закрыл слив, оперевшись животом на край ванны, а после соскочил с него.
—Братик, а ты купаешься в горячей или тёплой ванне?—Держа руки на железе, он поворачивается к подошедшему сзади Гэбу.
—Для эффекта скажу, что ни в той, ни в той.
—В холодной?
—В пенной-препенной.—Гэб берёт небольшой чёрный шампунь, и вспоминает сколько примерно стоит эта бутылочка, разглядывая этикетку.
—Здорово!—Габриэль представляет, как весело в такой купаться, но до него сразу же доходит.—Тоесть... Тебе правда в такой приятно?
—На самом деле нет...—В голове показывается восьмерка с двумя ноликами на жёлтой этикетке и он кладёт её обратно. Сам же решил, что будет покупать только качественное.—Кхм, всё же... Может ты сам хочешь покупаться?
—Нет, я чистый.—Габ не только не врёт, он ещё и избавляет себя от принудительного купания, которого ему просто не хочется.
Гэб чувствует рвотные позывы и начинает вновь хотеть курить, причём жутко. Габриэля ставят следить за водой дальше.
Сидя с сигаретой в руке и оперевши на неё же голову, Гэб начинает терять связь с тем, что он делает и зачем. В какой-то момент его начинают звать в ванну, но он только тяжелее выдыхает дым.
—Ванная вот, а сидеть я буду здесь.—Габ опирается на стиральную машинку, подпрыгивает и в один прыг с разворотом садится. Убирая сигарету изо рта, Гэб многообещающе кивает, но вновь покидает Габа, чтобы выбросить бычок.
Габриэль и не знает, какие красные щёки у него в момент возвращения сероглазого. Он уже готов прикрыть глаза ладонями и слышать скрип двери, шорох одежды, потом звуки босых ног по полу, плеск воды... Он краснеет сильнее, чем эта ситуация того достойна, но Гэб об этом не говорит. Он не закрывает дверь, не просит, чтобы тот прикрыл глаза и не раздевается. Он подходит к Габриэлю с его красным лицом и насупившимися ушками чуть ли не вплотную, кладёт руку на затылок и прижимает губы к чёлке.
—Ты температуришь.
Габриэль только незаметно берет за край футболки снизу. Он перебирает её пальцами и сжимает, всем своим нутром желая, чтобы её здесь не было. Чтобы братик сейчас лежал в теплой ванной, которая совсем скоро может остыть, чтобы посмотреть на то, как тот поливает себя водой, чтобы видеть её капли на тёмной, мраморной коже, как видел капельки росы на растениях рано утром в деревне.
Гэб смотрит на того и читает каждое слово, которое приходит и уходит из головы младшего.
Габриэль совсем не ожидал, что одежду будут снимать с него. Его водолазка осталась на полу, когда к ней присоединилась большая футболка братика. Он не ожидал, что сможет так близко смотреть на грудь, на соски, на торс старшего. Ещё он не ожидал, что на рёбрах будут синяки, на боку ссадины, где-то снизу что-то страшнее.
—Откуда это?
—У тебя очень плохой братик, если честно.—Он нагинается до уровня глаз Габа и целует в щёку. Этот поцелуй и отсутствие перед глазами меток каких-то петушиных побоев делают своё дело: младший околдовывается, как фразой, так и хищными глазами.—И плохие братики делают с хорошими очень странные вещи.
—Какие...?—Очарованно спрашивает тот, в ум не лезет ни одно слово, только картинки с розовыми плёнками.
—Вот такие...—Он чувствует, как с ножек снимают чешки вместе с носочками. Светленький убирает руки между ног, когда последние разводят и кладут на плечи.
Боже, он уже не против, чтобы братик снял свои штаны только на половину. Эльфёнок поддаётся тому, как с его талии оттягивают, а после начинают потихоньку снимать резинку штанов, задевая вместе с ними трусики, а после открывают вид на маленький стыд.
Габриэль чувствует возбуждение, он остался без одежды и его мягкую кожу начинают аккуратно сжимать сзади, касаясь грудью спереди.
Оказаться в ванне первым Габриэль ожидал только на задворках сознания. Он прижал руки к лицу, всё ещё пьяно и счастливо улыбаясь от того, что с ним делали и что он успел представить, в эти мгновения всё казалось возможным. Да, ему явно не хватало продолжения, но кому его хватало? Наверное только брату, севшему на корточки возле. Улыбка, сама собой разлившаяся по лицу светленького, занимала его внимание и он молча покивал самому себе.
Габриэль знает что сейчас можно сделать. Можно повернуться к братику, встать на дно ванны коленками, держа уровень воды примерно на уровне чулков, наклониться, чтобы приложить губы к братику, прямо к... К носику.
Старший горестно улыбается: младший такой любвеобильный, такой упрямый, но в то же время такой зашуганный и такой слабый. Лучше было бы, чтобы Гэб не был родственником такой душки, чтобы только один раз в жизни увидеть эту прелесть, и не сметь даже подумать о самом лёгком прикосновении.
Габри обнимает братика за шею, тот с закрытыми глазами слушает неспокойное сердцебиение. Капля из крана падает на поверхность воды, комната наполняется чем-то лёгким и хмельным, даже усыпляющим. Всё это до тех пор, пока Габриэль не отпускает шею и берёт того за плоские щёки. Он соприкасается своими пухлыми губами с родными. Он делает это от души, но сразу же испуганно пытается поцеловать что-нибудь неподалёку, но запястья уже хватают, убирая вниз.
Габриэль не поднимает голову, он крепко сжимает глаза, морщась от предчувствия сильного удара по голове, такого же сильного, как у папы. Движение в воздухе пугает, он быстро прячет уши руками, чтобы защитить, но ничего не ощущает. Всплеснувшаяся вода звонко бьёт по бортам и своей поверхности, он содрогается даже от этого. Такая реакция говорит о многом.
Не_Габриэль отходит до стены напротив. Прижимаясь к ней спиной и опускаясь на пол, он исподволь прикрывает глаза, видя перед собой только плывущие круги, а после тьму. Слишком хочется спать. Локти на коленях и сцепленные руки ослабевают, голова опускается до груди так, что лица почти не видно.
Габриэль пытается не заплакать снова, пока спит братик. Он предполагает самые худшие из вариантов того, чем окупятся все его сегодняшние действия. Сидя в похолодевшей ванне почти половину часа, он стирает крупные капельки слёз, и тихо хнычет. Одежда на полу играет странными красками чего-то вызывающего: одежда на подростка и одна большая футболка взрослого. Он мало-помалу успокаивается, с головой лежа в воде, которая растворяет его страхи и приносит сонливость. Но он всё равно не хочет спать. Точнее, хочет, но не хочет принимать то, что всё уже давно закончилось.
Самой настоящей черепахой выползая из ванны, Габ еле-еле стягивает полотенце с вешалки и вытирается. Кожа холодная, как у братика, с которого он не убирает взгляд.
Сидя перед тем на полу, Габри протягивает руку к стене, пытается опереться, но не достаёт. Братик слишком большой для него даже когда тот сжат в три погибели и даже больше стиральной машины места не занимает.
Полотенце прямо на одежде подростка совсем сырое, а Габриэль в футболке почти сухой. Он садится сбоку, повторяя позу братика, и засыпает.
—05.06.19.—
«Недавно мне было очень плохо и братик подарил мне целую бесконечность приятностей, продолжая умело играть в компьютер и со мной. Это было так необычно и здорово, что я совсем забыл сказать спасибо. Надеюсь, когда я вырасту, я смогу его за это отблагодарить.»
