Чистильщик

      Сухой колючий воздух врывается в легкие. Лицо горит от жары и напряжения. Сердце колотится, и в груди разливается ядовитый страх.       – Успокойся! – шепот едва отличим от дыхания.       Шарх.       Звук на грани слышимости. Через мгновение снова – шарх. Еще раз, потом еще.       Шарх. Шарх. Шарх. Короткие лапы поочередно зачерпывают горсти песка. Двадцать метров.       Каждый «шарх» слышится отчетливей. Приближается.       Шарх. Пятнадцать метров. Сжимаю винтовку. Указательный палец лежит на скобе у спускового крючка, чтобы случайно не нажать. Тихо подтягиваю под себя ноги и сажусь на корточки. Разлепляю глаза, но тут же зажмуриваюсь из-за красной вспышки.       Шарх. Шарх. Десять метров. Приподнимаю веки. Вокруг терракотовый песок и высокие серые камни. Я прячусь за одним из них.       Шарх. Семь метров. Пора!       Плавным перекатом появляюсь из-за камня и прижимаю к плечу винтовку. Выстрел. Пуля раскроила бок огромного крокодила. Тварь резко дернулась и зашипела.       Пока она не опомнилась, вскакиваю на ноги и стреляю снова. Вторая пуля попала в щитки на шее. Крокодил хрюкнул и зарокотал, как старый мотор. Делаю еще пару выстрелов и бросаю винтовку в песок. Одна пуля летит мимо, а вторая – в тот же бок. Бегу к твари.       Крокодил распахивает пасть и кидается мне навстречу. Отскакиваю в сторону, избегая острых зубов. Выхватив из подсумка нож, похожий на небольшую саблю, прыгаю на рептилию и с размаху всаживаю лезвие ей в спину. Громкий неприятный хруст. Крокодил дергается в попытках сбросить меня, но его тело от воткнутого в хребет ножа до кончика хвоста остается неподвижным. Но даже наполовину парализованный, он все еще достаточно силен, чтобы сбросить меня и откусить голову. Медлить нельзя.       Вытаскиваю шприц и с размаху втыкаю в бок рептилии, стараясь попасть в брюхо, где шкура не такая толстая. Мне везет, и игла протыкает кожу с первого раза. Большим пальцем давлю на поршень.       Тварь сильно бьет лапами в землю, взбрыкивает, и я от неожиданности падаю со спины. Колючий песок врезается в ладони, но я, не мешкая, на четвереньках отползаю от крокодила. Вовремя: позади клацнули челюсти. Вскочив на ноги, отбегаю еще дальше, чтобы рептилия до меня не добралась. Но, обернувшись, понимаю, что беспокоиться больше не о чем. Силы оставили крокодила: раненый, наполовину обездвиженный, он едва шевелит лапами в попытке добраться до меня.       И тут его тело прошивает судорога. На мгновение крокодил замер, будто и не было ничего. Но конвульсии сковывают его с новой силой. Начал действовать яд.       Почти пять минут мне пришлось смотреть, как крокодил, хрюкая, бьется и корчится. Он сожрал бы меня без колебаний, но, будь моя воля, убила бы его выстрелом в голову. Для рептилии быстрая смерть, и мне не пришлось бы подвергаться опасности. Но нужно, чтобы кровь разнесла яд по всему телу, а после гибели это станет невозможно.       Когда тварь затихает, я выжидаю еще минуту. Крокодил не двигается. Подхожу и для верности пинаю его в рану на боку. Никакой реакции. Значит, точно помер.       – Прости, что пришлось мучиться, – говорю безжизненному телу. – Яд предназначен не тебе.       Я вдруг замечаю, что у крокодила два хвоста. Острый шипастый кончик раздвоен почти до середины. Внимательно осматриваю тело и вижу еще одно уродство: третий глаз на темени. Точнее, высохшую пустую глазницу. Крокодил не мог смыкать лишние веки, и глаз вывалился.       – А я думала, такие мутанты, как ты, давно перевелись.       Час спустя я шагаю по пустыне, запряженная в шлейку, и волочу за собой крокодила в специальном мешке. Страшно вспоминать, каких усилий мне стоило перекатить эту тушу, чтобы упаковать. Хорошо, что песок облегчает путь, я бы сдохла по земле тащить.       Вскоре на горизонте появляется скопление серых камней. Вовремя: я уже всерьез подумываю сбросить снаряжение, особенно хочется избавиться от винтовки в рюкзаке. При приближении камни превращаются в полуразрушенные стены без крыш. Развалины какого-то города.       Я углубляюсь на несколько улиц, прежде чем скинуть шлейку и перевести дух. Идти дальше не решаюсь – солнце скоро сядет.       Разворачиваю мешок и перекатываю крокодила на бок. Достаю нож в разводах подсохшей крови. Не забыть бы почистить потом... Но пока это преждевременно. Вонзаю нож в горло крокодила и веду вниз, распарывая брюхо.       Из разреза вываливаются окровавленные внутренности. Запах стоит такой, что хочется зажать нос.       После разделки туши у меня все перчатки в крови. И запасные, как назло, кончились. А вокруг на километры нет даже лужи, чтобы их отмыть. Но и так оставлять нельзя, иначе привлеку к себе внимание.       Посыпаю перчатки песком и растираю до тех пор, пока они не становятся сухими. Кровь не вода, от нее подобным образом не избавишься, но все же лучше, чем ничего. Теперь светлая кожа перчаток в красных пятнах, как и нож. Его я тоже обтираю песком и, оттряхнув, отправляю в подсумок.       – Дело сделано.       Разворачиваюсь и иду обратно в пустыню, желая скорее покинуть это место.       Краем глаза замечаю движение и поворачиваю голову. Слева на стене сидит паук. Совсем обычный, если не обращать внимания на размеры. Он без труда бы дотянулся лапками до моего колена. Простой человек при встрече с таким «паучком» в штаны наделает от страха. Но я и не моргнула. Мне ли не знать, что под развалинами миллионы этих тварей вырыли огромное гнездо.       Собственно, из-за него я и пришла. Как все пустынные обитатели, пауки опасны для людей. Хотя ближайший город находится за километры отсюда, в поисках еды твари пересекают большие расстояния. А когда в окрестностях не остается ничего живого, они переберутся в другое место. И никто, даже Канцлер с советниками, не знает, в какую сторону отправятся пауки.       Следует уничтожать их сейчас. Но как сделать это в одиночку? Расстреливать по одному? Даже не смешно. Только патроны растрачу. Огнебомбы тоже не годятся. Я, конечно, могу их засунуть в выходы паучьего гнезда, но все, чего я добьюсь – обрушения верхних этажей. Вряд ли результат моей подрывной деятельности станет для пауков непреодолимой помехой.       Решение все же нашлось – яд. Колонию можно потравить. С этой целью я почти каждый день приношу к гнезду туши пустынных тварей, убитых особым ядом. Пауки разделывают их, утаскивают в логово и кормят собратьев отравленным мясом. Вряд ли у них хватит мозгов догадаться, отчего день ото дня умирают сородичи.       Диверсионную еду я приношу в середине дня, в самую жару, когда пауки не так активны, чтобы случайно не пересечься с ними. Но иногда на пути попадается несколько тварей. В такие встречи мне приходится временно менять тактику борьбы с ними.       Достаю из кобуры на ноге пистолет и стреляю в паука. Тот уже начал проявлять ко мне интерес, но пуля, попавшая в брюшко, буквально взорвала его. Паук свалился на песок, а на стене остался склизкий след.       Впоследствии я так и не поняла, что меня спасло. Тренированная годами интуиция, усиленный слух или то, что в тот момент я отошла в сторону, чтобы идти дальше. Быть может, все сразу.       На место, где я стояла секунду назад, градом посыпались пауки. Огромные, не меньше того, что я пристрелила, они сваливались со стены за моей спиной.       Я подпрыгиваю чуть ли не на высоту своего роста и рефлекторно стреляю из пистолета. Пули находят цели, но пауков слишком много, и меньше их не становится. Поток членистоногих неотвратимо надвигался на меня.       Успокойся!       Перестрелять всех пауков при всем желании невозможно. Но мне ведь и не надо их убивать! Единственный разумный выход – бегство. Разворачиваюсь и бегу из развалин в пустыню. Догнать меня твари не смогут, они хороши лишь в засадах.       Но оказалось, не все пауки спрыгнули со стены. Я чувствую, как в спину что-то вцепилось. Восьмилапый монстр попытался ужалить, но рюкзак между нами не дал добраться до тела. Не сумев прокусить плотную ткань, паук пополз выше в попытке найти незащищенный участок кожи. Махнув пистолетом, сбиваю тварь на землю, до того как жвала вопьются в шею.       В борьбе с пауком я теряю несколько секунд. За это время остальные спрыгнули вслед за собратом и отрезали путь из города, а позади надвигалась членистоногая орда. Пытаться проскочить глупо – хотя бы один да вцепится в ногу. А яд же у них такой, что дальше можно не рыпаться, все равно через несколько минут умрешь от остановки сердца.       Вспрыгиваю на стену, перелезаю на другую сторону и бегу в поисках выхода в пустыню. Признаюсь, я толком не изучила эти развалины. Не задерживалась здесь дольше необходимого и приходила одним путем лишь для того, чтобы оставить отравленную приманку. Никогда не исследовала город полностью, опасаясь нарваться на пауков.       Я мечусь среди домов, все больше запутываясь в треклятом лабиринте улиц. Но хотя бы пауки остались позади и не попадались на глаза с тех пор, как я от них сбежала.       Стоило мне так подумать, как вижу в конце широкого проулка пауков. Настоящий ковер из восьминогих тел. Они облепили все: и песок, и стены.       Разворачиваюсь, чтобы бежать обратно, но тут же замираю. Пауки наступали и там. Они заняли оба конца улицы, перекрыв проходы.       Твари начинают приближаться. Строй из множества шевелящихся ног зажимает меня в кольцо, уменьшая свободное пространство. Сбежать не выйдет – вокруг высокие стены домов. Они почти не подверглись разрушению, и зацепиться не за что.       Выбора нет. Скидываю лямку рюкзака, расстегиваю боковой карман и вытаскиваю несколько приплюснутых металлических цилиндров величиной с крышку от банки. Нажимаю на каждом кнопку-лампочку, а затем забрасываю в паучьи ковры. Бросив последний, падаю на песок и прикрываю руками голову.       Раздаются оглушительные взрывы. Выждав пару секунд, встаю и осматриваюсь. В воздухе висит песчаная пыль. Она быстро оседает, и я вижу результат.       Проулок усеян недвижимыми пауками. Многих разорвало на куски, но есть и целые тельца. Вероятно, некоторые из них живы, но оглушены. Расслабляться еще рано, вряд ли взрывы убили всех членистоногих.       Словно в ответ на мои мысли, то тут, то там вижу шевеление. Более-менее целые пауки приходят в себя. Их намного меньше, чем несколько минут назад. Они не станут помехой. Я пробьюсь.       Поднимаю пистолет и иду в ту сторону, где осталось меньше пауков. Нужно уйти, пока они не очухались.       Песок под ногами задрожал. Я не успеваю даже подумать о том, что происходит, когда вижу, как земля под пауками кусками проваливается и исчезает. Змеящаяся трещина расходится с быстротой снаряда. Я едва успеваю отскочить. Но на этот раз реакция меня не спасла. Земля ушла из-под ног. В последний момент хватаюсь за край и повисаю на руках. Песок перекатывается под пальцами, ладони съезжают, в глаза сыплется пыль. Одна рука, не удержавшись, соскальзывает. Рюкзак, который я так и не успела надеть обратно на оба плеча, сваливается и падает.       Винтовка!       Снова хватаюсь рукой за обрыв, смотрю через плечо… и дыхание замирает от ужаса. Подо мной разверзся мой личный ад – целое море копошащихся, ползающих друг по другу пауков, так что под ними дна не видно. Только рухнувшие куски земли и можно различить. А если туда упаду я…       Страх придает сил: не успеваю опомниться, как тело само подтягивается и вылетает наверх, на песок. Тут же вскакиваю на ноги и прижимаюсь к стене. Но обвал уже кончился. И я могу оценить ситуацию.       Взрыв обрушил «крышу» гнезда. Теперь вместо сотен пауков мне предстоит разбираться с тысячами. Замечательно. Еще из оружия у меня остался только один пистолет. Первый я выронила во время обрушения, а винтовка уплыла вместе с рюкзаком, как и все разрыватели и огнебомбы. Хорошо хоть боеприпасов полно – их я храню в подсумках.       Нужно срочно что-то делать. Скоро пауки разберутся, что произошло, и польются из разлома, как кипяток из кастрюли. Уйти по земле нечего и думать – в местах взрывов она провалилась почти вся. А по стенам, которые не пострадали от разрывателей, я ходить пока не научилась.       Стоп. Внимательнее приглядываюсь к стене напротив и только теперь замечаю, что не такая она целая, как прежде. Взрыв отколол от нее солидный кусок, а поперек змеилась глубокая трещина. Кажется, взрыву не хватило совсем немного, чтобы обрушить стену. И если ей помочь…       Выхватываю оставшийся пистолет. Пользуюсь я им не часто – он очень тяжелый из-за большого калибра – но сейчас это то, что нужно. Стреляю, целясь в трещину. Еще выстрел. И снова. Одна за другой пули выбивают крошку. Ну же, падай, зараза!       Затвор в очередной раз отъезжает назад и останавливается – патроны кончились. Ругаясь сквозь зубы, вытаскиваю пустой магазин, убираю в подсумок и достаю новый. Вставляю его со щелчком в пистолет и отвожу назад затвор. Когда он встает на место, продолжаю стрелять. И наконец…       Часть стены сверху начинает крениться. Убираю пистолет и отхожу назад. Нужно место для разбега.       – Давай, давай, давай! – приговариваю я, облизывая пересохшие губы.       И стена падает. Со всей возможной скоростью, выжимая из тела все, на что оно способно, мчусь вперед, прыгаю на самом краю обрыва, отталкиваясь как можно сильнее. У меня всего одна попытка. Если я промахнулась, то умру. Но подошвы уже касаются обратной поверхности стены, и я прижимаюсь к штукатурке. Когда обломок падает в паучье гнездо, мне чертовски везет, потому что плита зацепилась за край обрыва и замерла наклонном положении. Не медля, шарю руками, ища любую неровность или выступ, чтобы подняться выше. Я буквально чувствую за спиной хаотичные движения множества тел, и это заставляет с безумным рвением карабкаться вверх.       Когда я почти добираюсь до поверхности, слышу треск и грохот, будто что-то падает и катится. И звук быстро становился громче. Пригибаю голову, и мимо, со стуком ударяясь о мою опору, пролетают несколько обломков. К счастью, ни один меня не задел. Должно быть, они запоздало отвалились от полуразрушенной стены.       Камнепад прекратился. Я невольно бросаю взгляд вниз. Увиденное, как ни странно, немного успокоило – пауки пока не заметили меня и больше обеспокоены разрушениями в своем жилище. Но некоторые уже залезли на стену и исследуют ее. Надо поторапливаться.       Я замечаю свой рюкзак. Он лежит на отколовшемся куске земли. Винтовка торчит из большого отделения. Рядом валяются разрыватели. Должно быть, выпали при падении из кармана, который я так и не закрыла. И ведь ни один не рванул. Правду говорят, что они куда надежнее огнебомб. Не взорвутся, пока не нажмешь кнопку.       Один из снующих внизу пауков задевает взрыватель и сталкивает с камня. Устройство падает и исчезает под толпой многоногих тел. Но одно я вижу отчетливо – горящую красным лампочку активации. Наверное, кнопка все-таки нажалась при ударе о землю…       Последние сантиметры до вожделенной поверхности я преодолеваю в считаные мгновения. Столь же быстро карабкаюсь через обломанный остов бывшей стены. Мои кожаные перчатки и колени брюк из парусины превратились в лохмотья, но сейчас мне не до них.       Взрыв прогремел, когда я взобралась за разломанную стену. Спрыгнуть вниз я не успеваю. Ударная волна сама перебрасывает меня на другую сторону. Несколько осколков царапают и впиваются в тело. Не обращая ни на что внимания, вскакиваю и бегу что есть сил, молясь любым богам, чтобы лежащие в специальном отделении рюкзака огнебомбы, завернутые в несколько слоев изолирующего материала, который защищает от падений и тряски, не сдетонировали от такой канонады. Но, как обычно, боги не прислушались к моим мольбам.       Грянул взрыв, в сравнении с которым прошлый показался детской хлопушкой. Кажется, сработали все огнебомбы одновременно. Будь у меня настоящие барабанные перепонки, они бы лопнули. Но механика более вынослива.       Становится так ярко, точно в небе зажгли миллионы лампочек. Мне не нужно оборачиваться, чтобы увидеть, откуда этот свет. Я и так знаю, что из разлома позади бьет столб пламени.       Земля заходила ходуном, гораздо сильнее, чем в прошлый раз. Словно вода, огонь разливается по всем подземным ходам паучьего гнезда. Навряд ли он проникнет очень глубоко, но верхние ярусы разнесет наверняка. Как и все, что на поверхности.       За спиной с грохотом проседает земля и складываются дома. Волна разрушающегося города гонится за мной, наступая на пятки. Огонь дышит в спину. Прямо передо мной обрушился балкон. Притормозив на мгновение, оббегаю его и снова мчусь по улице. Только бы не заплутать.       Из-под земли справа вырывается столб огня, и дом рядом заваливается поперек дороги.       – Твою ж!..       Меняю направление и бегу по смежной улице.       Наконец впереди замаячил просвет. Пустыня! Ну же, последний рывок! Стараюсь поднажать, хотя дыхание и сердце грозят разорвать грудную клетку. Мелькает ненужная мысль, что с винтовкой за плечами бежать пришлось бы труднее. Ее сменяет осознание, что не упади мой рюкзак, всего этого звездеца бы не случилось.       Последние метры – и я выбегаю в пустыню. Но остановиться не решаюсь. Кто знает, насколько далеко раскинулись паучьи ходы? Бегу дальше, хоть и сбавив темп.       Но шум разрушений остается позади. Оборачиваюсь и успеваю увидеть, как складываются последние стены города. Звучит еще несколько взрывов, сопровождаемых подлетом песка, а затем все стихает.       Падаю на колени – ноги больше не держат. Песок впивается в разодранную кожу, но мне все равно. Глубоко и часто дышу, чувствуя с каждым хриплым вздохом режущую боль в груди. Более-менее переведя дух, вновь поднимаю глаза.       В воздухе висит облако дыма и пыли над тем местом, где еще час назад стояли городские руины.       – Надеюсь, никакой ценности они не представляют, – сипло произношу я. – Не представляли, – поправляю себя.       Даже мне, давно забившей на состояние счета, страшновато представить, во что он превратится, если на него запишут стоимость целого города. Что точно занесут в счет – так это потерянное оружие и снаряжение. Зная начальство, уверена, они не откажутся повысить мой долг, признав меня виновной в этом происшествии.       – Да и плевать.       Все равно нет никаких надежд, что я когда-нибудь его выплачу.       Осматриваю себя. В список потерь идут изодранные в хлам перчатки и штаны с огромными дырами на коленях. Рубашка тоже кое-где порвана и порезана, но такие мелочи я даже не считаю. Придется сходить за снаряжением, хоть до крайнего срока еще два дня.       Определенно этот день войдет в список худших в моей жизни. Обычный человек запомнил бы его навсегда и отмечал, как второй день рождения. Но если я начну так делать, придется устраивать праздник каждую неделю.