***
Фёдор Достоевский, гражданин России, ещё находясь в своей родной стране хотел поступить на учителя иностранных языков, что он и сделал. Правда в Японии, в городе Йокогама в префектуре Канагава, к югу от Токио. Уже третий год он обучался в ВУЗе, в который и планировал поступить последние несколько лет. Фёдор был доволен жизнью в одиночестве в небольшой съёмной квартирке рядом с его университетом. Он считал, что наедине с собой ему намного легче читать свои любимые книги, да и вообще заниматься своими делами, а когда он жил с родственниками они постоянно его донимали и мешались, ходили по дому как слоны, постоянно заходили в комнату без стука, тем самым сбивая парня с мысли. В университете Достоевский был достаточно тихим, он часто сидел и читал книги в коридоре, ни с кем не заводя диалог. Однако он всё равно умудрился стать довольно популярным среди девушек, что ему не особо нравилось, и он часто отвечал им на признания грубостью, ему было все равно ранил ли он женское сердце, главное, чтобы они отстали. Правда не только девушки к нему липли, был ещё один паренёк, который постоянно его донимал. Если честно, он был похож на клоуна своим поведением. Его звали Николай Гоголь. Он часто разговаривал с Достоевским, даже когда тот не хотел от слова совсем, просто подсаживался и начинал нести какую-то чепуху. Также Гоголь часто после пар звал Фёдора куда-нибудь зайти, например, в кафешку поесть рамена. Фёдор, конечно, сначала отказывался, но все равно потом каким-то чудесным образом оказывался в кафе неподалеку от университета и уплетал рамен, выслушивая очередную нелепую историю из жизни Гоголя. Всё было бы вполне терпимо, но на их факультете был ещё один парень, который не нравился Фёдору даже сильнее девушек с их бесконечными признаниями и навязчивого Гоголя. Звали его Дазай Осаму. Он был высокомерен, постоянно кидал косые взгляды на него на совместных парах, что мешало Достоевскому сосредоточиться. Фёдор догадывался, что шатену претит мысль о том, что кто-то постоянно дышит ему в спину в вопросе успеваемости. Достоевский не считал Дазая своим конкурентом, по мнению Фёдора, он сам был гораздо умнее этого заносчивого парня хотя бы потому что старался обойти этот конфликт стороной. И вот, в один вечер, который мог бы быть прекрасным, останься Фёдор дома со своими книгами, ему пришлось тащиться на какую-то вечеринку. Какую, он так и не понял, вроде очередной подруги белобрысого. Гоголь был достаточно общительным парнем. Фёдор буквально ненавидел любого рода сборища людей, но отказаться от предложения так и не смог. Достоевский открыл шкаф и выбрал для сегодняшнего вечера темно-фиолетовый свитшот, под который наденет классическую белую рубашку, чёрные брюки и белые короткие носки. Спустя несколько минут парень собрался и услышал стук в дверь. Он сразу понял кто это, и открыл дверь, тяжело вздохнув. На пороге стоял Гоголь, с натянутой до самых ушей улыбкой, он поторопил Фёдора, и через пару минут они уже шли на вечеринку. Побыв на праздновании пару минут, Достоевский сделал вывод, что тут достаточно скучно, он не был заинтересован ничем и никем здесь, поэтому убедившись, что внимание Гоголя сосредоточено на других гостях, парень нашел для себя укромное местечко, самую тихую и темную комнату и, сев на тумбочку, не включая света, начал размышлять о своем, коря себя за то, что не взял с собой книгу. Как всем хорошо известно, счастье не длится долго, эту прекрасную тишину решила нарушить какая-то парочка, желающая уединиться на втором этаже, но нет, эта комната была уже занята. Достоевский внаглую включил свет, рассматривая лица вошедших. Но когда он понял, что перед ним не кто иной, как Дазай, сразу скривил лицо, показывая своё недовольство. Он делал так отнюдь не часто, но Осаму слишком уж сильно его бесил. Закатив глаза, Достоевский прищурился и в ответ на громкий возглас шатена фыркнул, и язвительно ответил: – Господи боже, ты и тут меня достанешь. Это комната уже занята, проваливай отсюда со своей спутницей. Дазай извинился перед дамой и, сопроводив ее до лестницы, вернулся в комнату. – Ты, ммм, Фёдор, кажется… – Дазай нарочно сделал вид, что не помнит имени оппонента – возбуждаешься что ли, портя мне жизнь? Твои попытки просто жалкие, ты лишь расстроил своей грубостью даму. – Дазай прошёл в комнату, усевшись на кровать с постельным бельём с узором ракет и звёзд. На самом деле, ему был очень интересен этот... хмм... экземпляр человека. Такой спокойный, тихий, но чересчур самоуверенный. При лучшем раскладе, учитывая его смышленость, Фёдор мог бы быть единственным, кто понимает Дазая с полуслова. Это то он и проверит. – Что было первым: феникс или огонь? – Круг не имеет начала. – Достоевский закатил глаза. – Это ведь из Гарри Поттера. На балконе ходят? – Лошади не умеют танцевать вальс. Корень из 345. – Хммм. – Достоевский задумался на мгновение, приложив ладонь к подбородку. – 18,57417 и до бесконечности. Докажи, что слово сапёр - словарное. – Оно не словарное. Проверочное слово - сапа. Латинское слово, синоним слова «лопата». Чтобы заложить бомбу, нужна лопата раскопать землю. – Весьма неплохо. – А я не нуждаюсь в твоей похвале. Минуту они прожигали друг друга взглядом, но затем всё же продолжили: – Wie kann man auf Französisch fragen, wo der Eiffelturm ist? – Où est la tour Eiffel? Cette question n'a aucun sens puisque la Tour Eiffel est visible de tous les points de Paris. И вновь они устремили друг на друга прожигающие взгляды, пока в комнату вдруг не заглянул Ацуши: – Эээ, ребят, там внизу многие в бутылочку играть собрались. Не хотите? Глаза обоих загорелись. Дазай уже представлял, как сделает Достоевского своей прислугой на месяц, если тому выпадет исполнять желание Осаму. – Не против, Фёдор-кун? – Я бы отказался, но я с превеликим удовольствием и тут тебя выиграю. Попробовать можно. Фёдор не то чтобы был заинтересован в подобного рода играх, просто сейчас он был достаточно зол, как всегда мастерски скрывая это от окружающих. Этот парнишка и вправду его бесил, но что-то в нем все же зацепило его. Ум? Миловидная внешность? Возможно. Кто его знает. Фёдор спрыгнул с тумбочки на пол, кинув вроде бы и злобный, а вроде и безразличный взгляд на кареглазого, последовал за другом Дазая вниз. Осаму шел позади. Когда Фёдор был уже внизу, то начал искать глазами знакомое лицо, точно зная, что он тут будет. И он не ошибся. Заметив Гоголя на ковре у книжного шкафа, он уселся рядом с ним, ожидая, когда все наконец займут места и притихнут, для того, чтобы начать игру. А пока он ждал, начал искать ещё одно знакомое, но отвратительное ему лицо, и нашёл прямо перед собой. Осаму уже смотрел на него, пристально смотрел. Интересно, о чем он думал? И вот, наконец все собрались и расселись, игра началась. Студенты крутили бутылочку, смеялись, выполняя глупые задания. «Им и вправду так весело в это играть?» – подумал Достоевский и зыркнул на шатена, заметив, что тот тоже смотрит на него. Они будто играли в гляделки по каким-то своим негласным правилам, но каждый раз была ничья. Настала очередь Дазая крутить бутылочку. В прошлый ход ему нужно было прочитать английский алфавит задом наперед без запинок или же помыть голову пивом. Он, разумеется, прочел алфавит, обломав всем веселье, и теперь его черед «ходить». Горлышко бутылочки указало, вот же досада, на Ацуши. Ну и ладно, шатен решил, что и так можно повеселиться. Дазай приложил к подбородку ладонь, задумавшись. Ах, точно! Рюноске! – Ацуши-кун, будь так добр, пригласи Рюноске в ванну и побудь там с ним, ммм, минуты три. Ацуши и Акутагава оба долго возражали, но их заперли в ванной комнате насильно, и все оставшиеся в коридоре прижались ушами к двери. Тихо. И не понятно, что происходит. Парни не дураки, если и говорят, то еле слышным шепотом. Ну и ладно, дело Дазая – предоставить возможность. А остальное уже не его проблемы. Парни вышли из ванны, и вроде, ничего не изменилось, только Ацуши покраснел как рак, а Рюноске долго кашлял в кулак. Только дьявол знает, что между ними двумя произошло (или два дьявола). Осаму не знал, насколько плачевными окажутся последствия его желания, адресованного Ацуши, для него самого. Накаджима крутанул стекляшку. Горлышко показало на Федора. Закадычный друг (Ацуши) улыбнулся Дазаю, прекрасно зная о специфике отношений этих двух и выдал: – Дост-сан, поцелуйте Дазай-сана так, словно он ваш любовник, которого вы не видели четыре года войны, оплетая руками талию и прижимая к себе. – Ацуши-кун! Поменяй желание, и я буду покупать тебе ланчи две недели! – Заманчивое предложение. Но нет. Дазай вздохнул и поморщился. В целом, ему на многое в этой жизни было плевать. Но только не на это дурацкое желание. Он согласился играть, чтобы унизить в интеллектуальной схватке этого зазнавшегося русского придурка. А тут... Осаму быстро успокоился, и встал с места, выпрямив длинные ноги. Достоевский тоже встал, отвесив подзатыльник ухмыляющемуся Коле. А все присутствующие затихли так, будто в комнату зашел весь преподавательский состав. Это столкновение века в глазах студентов, Осаму это понимал. Слава богу, было озвучено правило не снимать игру на камеры. Парни были примерно одного роста, но Дазай все же ухмыльнулся, заприметив, что «возвышается» над оппонентом на сантиметра эдак два. – Ха. – Если ты выше меня на пару сантиметров, это не значит, что ты хоть в чем-то выигрываешь. – Фёдор недовольно фыркнул. Надо же, понял его с полуслова. Вот уж... И впрямь близнец по разуму. Осаму взъерошил свои волосы, пытаясь выгнать эти дурацкие мысли из головы. Фёдор – заносчивый придурок, который мнит себя богом. Не более. Осаму посмотрел на него «свысока» (никогда ещё шатен не радовался такой бессмысленной победе в две единицы роста) и сказал: – Выполнять задание будешь? Если выйдешь, так и быть, погрущу ради приличия... 4 секунды. Осаму был уверен, что Фёдор откажется и выйдет. Он не такой человек. Азарт – последняя черта, которую Дазай заподозрил бы в нем. И Дазай, чуть ли не впервые в жизни, сильно ошибался в суждениях. Конечно, Достоевский немного подумал после слов шатена. Тот долго смотрел в глаза, специально смотрел так, будто смотрит насквозь. Видимо, ожидание людей вокруг было настолько невыносимым, что народ начал их подбадривать, а кто-то даже подталкивал их друг к другу. Фёдор не хотел отступать, иначе этот придурок точно потом будет ходить по всему университету и орать, что его оппонент испугался. Хоть Достоевскому и будет по большей части все равно, он не желал проигрывать этому индюку от слова совсем. Еще пару секунд подумав, в голове пронеслась мысль «Да бог с ним!». Достоевский, слыша удивленные охи и представляя шокированные лица народа, сделал резкий рывок, обвив своими руками талию шатена, прижимая к себе, и губами прикоснулся к чужим губам. Он затянул шатена в страстный (так надо было по заданию), но не сильно долгий поцелуй, буквально секунд десять. Иногда русский прикусывал нижнюю губу оппонента, делая это на зло, а иногда углублял поцелуй. Осаму не отстранился, почувствовав, как холодные руки сжимают талию, слава богу, не под толстовкой. Дазай терпеть не мог чертовы касания. Мгновение спустя, Достоевский укусил его за губу, на что Осаму хитро ухмыльнулся. Откуда ж пай-мальчику из России знать какой садомазохист стоит перед ним прямо сейчас. Шатен укусил нижнюю губу Фёдора в ответ гораздо сильнее. Феде это явно не понравилось, он освободил Дазая из своих холодных, как суровые зимы России, объятий и спрятал язык, напоследок случайно причмокнув, чем вызвал бурную реакцию зевак вокруг. Странный паренек с седыми волосами, завязанными в косичку, стал аплодировать, что подхватили все вокруг. «Кажется, его зовут Гоголь.» - подумал Осаму. Друг Достоевского, одним словом, странный тип. Фёдор отстранился от шатена и, отпустив Осаму, поспешил сесть под гул народа на своё место. Дазай сделал то же самое, опустив голову, и стал ждать, когда гогот вокруг утихнет. Он смотрел на Федора. Неплохо целуется, надо признать, но Дазай почему-то был уверен, что даже если Достоевский целовался прежде, то совсем мало. Осаму целуется лучше. В голове пробежала мысль «научу», но шатен быстро ее смахнул. Этот русский бука становился всё интереснее. Дазай минуту назад был уверен, что парень откажется, сказав, что это нарушает его личные границы, и ухом не поведет, не реагируя на старания окружающих всё же заставить его выполнить задание. Однако Фёдор оказался весьма азартен. А с по-настоящему азартными людьми Дазаю было весело. Он мысленно решил, что какое-то время подостает Дост-куна, и понаблюдает за ним. Осаму дождался, пока все, наконец, успокоятся и повел рукой, привлекая внимание. — Я всё же пойду помою рот. С мылом. Если не возражаете. — толпа издала одобрительный гул, означающий «вот это панч, Осаму, раунд!», но Достоевский, как и ожидал шатен, не шелохнулся. Гоголь стал массировать ему плечи, мол, не переживай, ты молодец, но Фёдор лишь смахнул с себя назойливые руки в перчатках. Фёдор хоть и не показывал свои эмоции особо, но в голове вертелись мысли, хотя он выглядел достаточно спокойным. Он смотрел куда-то в сторону, и он точно знал, что Осаму смотрел на того. Даже не знал, он чувствовал. Но когда шатен заговорил, Достоевский сделал окончательный вывод, что Осаму простой клоун, даже хуже, чем его закадычный друг Коля. Если люди поверили, что он правда сейчас будет промывать рот, то Достоевский напротив. Неужели этот паренёк правда думает, что тот ничего не замечает? Или он хочет поиздеваться над ним? «Не лучшая идея» - подумал Фёдор. – Да расслабься ты, напряжённый какой! Я был в шоке, когда ты его поцеловал, не ожидал от тебя такого, Федь! – Гоголь был задорен, в голосе как всегда играла весёлая нота. – Отстань от меня, я вполне спокоен. – И как он? Тебе понравилось? Хотел бы ещё раз так с ним? – конечно, Николай и не думал замолкать. Однако Фёдор не реагировал. Дазай зашел в ванну, включил воду и... Дотронулся до губ рукой. Влажные после поцелуя. Левый край нижней губы немного горит после укуса. Приятное чувство. Осаму запустил руки под толстовку и почесал бока там, где его касались руки Федора минуту назад. Он, почему-то, покрылся мурашками, сам того не заметив. Дазай всё же не всполоснул рот, глядя на себя в зеркало минуту и стараясь сдержать нарастающую панику внутри. Он не поддастся на глупые эмоции, вызванные гормоном адреналина, он выйдет как ни в чем не бывало и продолжит игру. Что парень и сделал. Он уселся в позе бабочки рядом с Накаджимой, в страхе смотрящем на него. Дазай повёл взглядом и кивнул, мол, «ничего страшного, забудь», и Ацуши успокоился. Осаму склонил голову и стал ждать, на кого же выпадет бутылочка, раскрученная Достоевским. На него. Черт, какое везение. Кто-то из студентов присвистнул и выкрикнул: «А становится жарко!» – Фёдор-кун, да я сегодня просто твоя судьба! Что прикажешь? Из окна выкинуться или утопиться? За то что… – Дазай решил доставать беднягу, значит так и будет, он ухмыльнулся и сощурил глаза – …За то, что лишил тебя оральной невинности? Толпа взорвалась. Даже Гоголь засуетился, сидя на месте. Однако, Фёдор был спокоен. Он задумчиво глядел в потолок. «Чего он хочет?» — Дазаю на мгновение, но всего лишь на одно мгновение, стало немного страшно. Взгляд русского был поднят вверх, к потолку. И, конечно, рука Николая снова оказалась на его плече. Достоевский думал, и когда к нему пришла та самая нужная и подходящая идея, он медленно опустил голову, и направил свой взгляд вперёд, на шатена. Люди это заметили и притихли в ожидании слов Фёдора. — Видишь вон ту метлу в углу? – Достоевский ткнул указательным пальцем в угол, где и правда стояла метла с на удивление длинной палкой – Покажи нам, как ты умеешь двигаться, Осаму, станцуй стриптиз вокруг неё. По комнате прошелся гул, удивлённые взгляды студентов устремились на Дазая. Кто-то посвистывал. Сам Фёдор внимательно смотрел на ошарашенные глаза Осаму. Дазай был явно в шоке. Такого можно было ожидать только не от тихого Достоевского, но некий интерес, желание унизить своего соперника взяли верх. «Что же он будет делать?» - Фёдор ждал. Схватка умов. Интеллектуальный версус. Мыслительный батл двух гениев. Битва светлых голов университета. Всё это могло бы описать Дазая и Достоевского, если бы они не сцепились как дитя малые, выполняя и загадывая такого рода желания. Дазай выпучил глаза, глядя на Фёдора. Абсолютно невозмутимое лицо. – Ты что, так на девочек в стрип-барах насмотрелся, что уже наскучило? Или ты считаешь, что я секси? – Толпа смеялась, Дазай парировал. Однако ему не доставляло это удовольствия, как обычно. Достоевский держал его за придворного шута и Осаму сильно претила эта мысль. Шатен взял метлу и встал в центр круга, зажав рукоять между ног. – Виновницу торжества попрошу обеспечить нас должным музыкальным сопровождением! Дамы и господа, перед вами выступает Драко Малфой, студент Слизерина собственной персоной! – Осаму был готов поклясться, что увидел еле заметную ухмылку на лице Фёдора. Йосано нашла нужную песню и с колонок заиграла «Hey Baby - Pitbull feat. T-Pain» Серьёзно? Самое то. Дазай стал тереться бедрами о рукоять, изображая, честно, фиг пойми что. От движений торсом девушки вокруг запищали. Осаму, непривычно для самого себя, не обратил внимания на них. — Hey, baby girl — Осаму обращался явно к Фёдору, указывая пальцем — What you doing tonight? Wanna see what you got in store.... Дазай отбросил метлу, двигая бёдрами вправо-влево, и внезапно упал на колени, расставив их в разные стороны и сжав джинсы рукой в области паха. Толпа реагировала по-разному. Парни кто куда, одни отворачивались, вторые смеялись в голос, девчонки визжали, пара стесняшек убежали на кухню. Осаму упал на живот, пару раз «ударясь» бёдрами о пол, выпячивая зад. А Достоевский-то смотрит. Глаза не закатывает. Когда метла упала на пол, Федя слегка напрягся: «Сейчас сюда полезет». У Коли рядом, кажись, истерика. Осаму подполз к оппоненту, ухватившись рукой за его бедро и немного приподнявшись, нарушил границы личного пространства, почти касаясь губами губ Достоевского, произнёс ими еле слышно последние в песне строчки "I want you tonight". Осаму сел на ковре, пытаясь отдышаться от четырех минут выплясываний на публику, а затем указал на девчонку слева пальцем. – Видео то удали, шальная. — студентка сжалась от смущения и клацнула пару раз ногтем по экрану телефона под пристальным взглядом хозяйки дома. Осаму смотрел на Достоевского, который, кажется, пытался выбрать способ реакции на произошедшее. – Фёдор-кун, не стесняйся стояка, мы тут все уже большие ребята. – Мне обязательно это комментировать? – практически все ребята смотрели на Фёдора и кричали что-то вроде «да, тебе понравилось?». Но Фёдор явно не собирался высказывать свое мнение насчёт этого танца вслух. Он промолчал. А вот его друг Гоголь явно не хотел сидеть в стороне и, положив в очередной раз руку на плечо Феди, задорно прокричал, спасая всех от тишины: – Конечно, ему понравилось! Мне кажется, тут у всех присутствующих стояк! Люди посмеялись, напряжение спало, и Осаму приземлился на свое место. Там уже его ждал Ацуши с округлившимися глазами, с немым вопросом «Где ж ты так научился?» Спустя пару «ходов» мало чего интересного произошло. Так казалось Достоевскому, в то время как вся комната заливалась смехом, шутками, оханьем и аханьем. Фёдор очень часто ловил взгляды Осаму на себе, и спустя время это стало раздражать до подергиваний в левом глазу. Даже на Гоголя попало горлышко бутылки. Но от него и так можно было ожидать чего угодно, тому, что творил Николай, Фёдор не был особо удивлен. От скуки русский решил покинуть круг, сказав об этом Гоголю. Он бы так и ушёл домой, но Коля ни в какую не хотел его отпускать, поэтому тот решил просто уединиться со своими мыслями в одной из комнат. Достоевский молился богу, чтобы в комнате, в которую он собирается зайти, не очутилось никакой парочки, занятой всякими непотребствами. Он прислушался, прислонившись к первой двери в коридоре второго этажа, вроде шорохи были, и парень был не совсем уверен, есть ли кто там или нет. Поэтому, воздержавшись, он сразу пошёл в другую комнату, в ту, где он и встретил Дазая сегодня. И тут, вспомнив этого парня, в голове пронеслись яркие воспоминания о танце. Достоевский максимально тихо сматерился на русском языке, и наконец вошёл в комнату. В комнате никого не было, и парень спокойно уселся на излюбленный комод, принявшись думать о своем. Но это «свое» несколько раз отходило на второй план из-за мыслей о шатене, то, как он танцевал, достаточно впечатлило Фёдора. «Интересно, а его этим движениям учили девочки… в постели?» - подумал он, и сразу зажмурил глаза, и отвернув голову в сторону, попытался отвлечься от этих глупых мыслей. Так ведь нельзя. Это неправильно.***
Дазай устал, честно говоря, он не очень-то любил физическую активность. Одышка прошла, а вот колени саднило. Ударился ими о пол он будь здоров. Хоть через ковер, и все равно больно. Игра стала скучной, и Достоевский через некоторое время ушел. Осаму плохо слышал, о чем они спорят с Гоголем, однако, глядя на язык жестов и исходя из того, что Фёдор после диалога поднялся на второй этаж, вероятнее всего, Николай не хотел отпускать друга домой одного и попросил подождать конца игры. Дазаю безумно не терпелось завести с Фёдором беседу вновь. Осаму был, пожалуй, слишком узколоб, полагая, что Достоевский – заносчивый мальчуган из России, не вылезавший из книжек и лишь потому догнавший Осаму в области знаний. Шатен всю жизнь страдал от всеобъемлющей, всепоглощающей скуки. И если существовал в этом мире кто-то, способный понять его с полуслова, Дазай был готов признать себя непроходимым тупицей лишь потому что всё это время не видел очевидного «спасения» у себя под носом. Другой вопрос в том, что думал в это мгновенье Достоевский. Осаму плохо различал границы хорошего и плохого, он был бы весьма аморален с точки зрения общества, если бы не действовал исходя из последних слов давно покойного старшего брата. «Если не видишь разницы между светом и тьмой, выбирай свет, ведь только так ты сможешь себя спасти». Достоевский казался Осаму скорее тьмой, чем светом, но интерес, такой интерес, который вызывает обычно у учёного нераскрытая тайна мироздания... Этот интерес решил всё, одновременно разрушив сложившуюся модель поведения Осаму. В последнее время Дазай, глядя на отражение в зеркале, видел лишь набор артистичных масок. Почему-то Осаму казалось, что он смотрит сквозь себя, не видя ничего. Словно он – пустота. Если Фёдор может в этой пустоте найти ответ на любой вопрос, волнующий самого Дазая, то Достоевский просто обязан стать его зеркалом, хотя бы... хотя бы на один, черт возьми, жалкий диалог. Подниматься следом было нельзя. И Гоголь, и Накаджима, да и любой дурак подумает, что они с новоиспеченным любовничком-гением после стриптиза трахаться захотели. Дазаю, по большому счету, было плевать, однако заговори об этом студенты, он не знает как Достоевский отреагирует.С т о п. Он не знает. Как Фёдор. Отреагирует.
Он действительно не знает. Это первый человек в его жизни, действия которого Осаму трудно предугадать. Глаза от этой мысли ещё больше засветились. И вот же счастье, бутылочка выпала на него. Выполнив глупое задание и допив до дна бокал виски-пива (придурок, придумавший это задание, не нашел ничего лучше банального смешения градусов в стакане), он покрутил бутылочку и та выпала, ещё одна удача, на Гоголя. Дазай быстро сориентировался и заговорил: — Прежде чем высказать свое пожелание, хочу заметить, что было озвучено правило ещё в самом начале игры - не снимать на камеры. – Дазай окинул взглядом всех присутствующих. – Мы учимся в японском университете, и все кто здесь находится, если кто-то из преподавательского состава увидит, чем мы тут занимаемся, без исключения вылетят из вуза. – Дазай указал пальцем на одного не блещущего умом идиота в углу. – Может перестанешь снимать все на «скрытую» камеру, как тебя звать, эээ, Пушкин, кажется? Дазай теперь повернулся к Гоголю, вопросительно вскинувшему седую, как и волосы, бровь. — Гоголь-сан, не затруднит ли вас въебать идиоту? — С превеликим удовольствием, Дазай! Началась такая суматоха, что и представить страшно. Все моментально повскакивали с мест, кто-то кричал, кто-то пытался остановить Николая, рвущегося в бой. Дазай же, устроив всеобщую панику, тронул Накаджиму, находившегося в тихом ужасе, за плечо. — Если спросят, скажи, что я ушёл домой. С меня ланч. Потом объясню. Осаму поспешил на второй этаж, оглядываясь, чтобы никто не заприметил его ухода. Он поправил белую толстовку, потянув ткань вниз, и вошёл в первую комнату. Парочка студентов весьма страстно занимались сексом. – Упс, сори. – Осаму тут же захлопнул дверь. Он подошёл к следующей двери, и слава богу, сексом тут никто не занимался. Свет резко включился. Дежавю. Достоевский не изменял себе, сидя на тумбочке, немного постукивая ногами в ботинках по дереву. Похоже, брезгует сидеть на чужой кровати. Хорошо, что Йосано позволила всем не разуваться. Иначе на весь дом стояла бы вонь от кроссовок пренебрегавших гигиеной парней. – Вечерочек, Фёдор-кун! Ждал меня? Только не ври, что не ждал. Дазай плюхнулся на кровать напротив Достоевского. Тот был спокоен. Кажется, он уже знал, что шатен позаботился о том, чтобы их не заподозрили в «преступном» уединении.