– Вечерочек, Фёдор-кун! Ждал меня? Только не ври, что не ждал.
– Нет, я тебя не ждал, но я догадывался, что ты придёшь. – дотянувшись до выключателя, Фёдор снова выключил свет, так было комфортнее. – Интересно, что же тебе от меня надо? Весь вечер после танца на меня смотрел, почти не отлипая.
– А то ты не знаешь, Дост-кун. Могу ведь я так тебя звать? – Осаму откинулся назад, опершись на ладони. – Поговорить охота. Висит груша, нельзя скушать. Что это для тебя в рамках твоей жизни? Для меня вот - ты. Разгадать тебя охота.
Дазай ухмыльнулся и хмыкнул, чтобы Достоевский понял его выражение лица в темноте.
—Ты уже назвал меня так. Поговорить? Разгадать? Я думал, ты считаешь себя настолько умным, что думаешь, что знаешь меня. Правда это всё равно не так в любом случае. – заправив довольно длинные волосы за ухо, русский слегка прищурился, всматриваясь в силуэт шатена. – Думаешь, за один наш с тобой диалог ты меня разгадаешь? То есть ты настолько самоуверен?
– Ну ты и бууука, Дост-кун. Совсем не то что Гоголь. Не работает эта ваша русская поговорка... – шатен заговорил на ломанном русском с сильным японским акцентом. – …С кем поведеш'ся, от того и набереш'ся. – Дазай увидел, даже в темноте, удивлённо раскрывшиеся глаза Федора. – Разумеется, я не настолько самоуверен. Но и ты тоже не можешь сказать, что знаешь меня с одного взгляда. Как мы оба привыкли говорить, после встречи с любым человеком, верно? Не хочешь говорить, я уйду. Но разве диалог не прекрасное начало?
– Ты бы ещё украинскую поговорку сюда приплел. – после услышанного Достоевский немного опешил. Откуда Дазай знает русский? – Интересно ты заговорил. Ладно, твоя правда. И о чем же ты хочешь поговорить?
– Почему ты перебил меня тогда на первом курсе на совместной паре? Претило, что не один ты у маменьки умный вышел?
– Не подумай, я даже не заметил, что ты что-то говорил, просто ответил на вопрос, заданным преподавателем.
– А фотке моей на доске почёта усы зачем пририсовал как дитя малое? Я набрал всего на балл больше тебя. Не ври, что не ты, я видел, по счастливой случайности стоял в коридоре за углом.
– Меня заставил Гоголь, я хотел отказаться или послать его, но у него талант каждый раз переубеждать меня.
– Яяяяясненько. Когда преподаватели говорят, мол, мы близнецы. Не колышет?
– Если честно, мне все равно, что они говорят.
– Тогда что, по твоему мнению, я делаю не так? То, что ты меня невзлюбил, видно даже
Дзено слепому.
– Осаму, а ты подумай сам. Ты бы общался или как минимум нравился бы тебе человек, на которого не действуют твои уловки? Который похож на тебя, как отражение в зеркале? – услышав это, Дазай расплылся в улыбке.
– Скажу только одно. Смотреть на себя в зеркало мне отвратительно.
Минуту они молчали, злобно глядя друг на друга. Дазай заговорил первым.
– Фёдор-кун, ты ведь хочешь уйти отсюда, да?
– Как только сюда пришёл, захотел уйти сразу, я тут только из-за одного человека, сам знаешь кого.
– Пошли через окно? Там небольшой навес, спрыгнем на него и на траву. Невысоко. – Дазай вспомнил, что перед ним - его отражение. А значит весьма азартный человек. – Гоголь-сан ведь не обидится, ты и сам знаешь. Слабо?
– А? Издеваешься? – Достоевский наотрез отказался бы, но когда услышал, что его берут «на слабо», спрыгнул с тумбочки и подошёл к окну, открывая его настежь. – Пойдём.
Фёдор осторожно перелез через оконную раму, аккуратно спрыгнув на тот самый небольшой навес. Дазай очень гордился Фёдором. Будто самим собой. Птенчик впервые вылетает из гнезда! Подумать только! Какое рвение! Какая сила духа! И вот, они уже оба стоят на небольшой железной крыше, пошатываясь от малейшего дуновения ветра. Дазай дерзнул спрыгнуть первым и кубарем покатился по траве, чудом не испачкав белоснежное худи в зеленом пигменте. Теперь он лежал, упершись ногами в забор, головой вниз.
Достоевский приземлился на удивление мягко, на обе ноги, но тут же не удержал равновесие и упал на задницу. Дазаю моментально вспомнилось видео с ребёнком лет трех, который упал точно так же. Осаму засмеялся, но тихо, чтобы не привлекать лишнего внимания.
– Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи, мы с тобой оба не славимся превосходной физической формой, верно? – Дазай встал, отряхивая бежевые джинсы от пыли.
– Я почти удержался на ногах, так что не надо мне тут, это ты кубарем прокатился по траве. - Фёдор встал, отряхиваясь и попутно посматривая на дом, чтобы их никто не спалил, а то мало ли, подумают ещё.
– Почти. – Дазай усмехнулся.
– Если ты взял меня на слабо, чтобы сбежать и потом пойти вместе куда-то, то я отказываюсь сразу, я домой. Ясно?
Дазай, как человек азартный, знал, что ничто так не побуждает к действию как... Тотальное безразличие. И Фёдор это знал тоже. И он прекрасно поймет, в чем смысл следующей фразы Осаму. И пойдет вместе с ним после. Просто потому что они идентичны. Твое отражение не сможет не поднять руку, если ты ее поднял.
– Ладно. Я хотел сходить в любимое место сам. Больно ты мне там сдался, Дост-кун.
– Я прекрасно понимаю твои намёки, Осаму. – Достоевский повернулся к шатену, внимательно смотря на того. А действительно ли стоит, вдруг снова ветер холодный какой-нибудь подует и всё, снова глупая простуда. Но от слов Осаму его бросает в дрожь. Настолько сильно он его раздражает. Фёдор все же соглашается. – Ладно, пошли куда ты там хотел.
Дазай одобрительно кивнул головой и, спрятав руки в карманы худи, устремился вперёд. Он вышел прямо на проезжую часть. Машин в такую позднюю ночь на улицах не было. Достоевский очень осторожно, но всё же сравнялся с Осаму. Они шли в тягучем молчании, Достоевский рядом иногда тихонько хмыкал. Кажется, у него першило в горле. Слабый иммунитет? Фёдор не похож на человека, который станет кричать так громко, что сорвет голосовые связки.
Дазай завернул на узкую улочку, ведущую к гаражам частного сектора. Фёдор осматривался, запоминая дорогу и примечая для себя интересные моменты. Осаму же был тут так много раз, что сбился со счета. Кажется, он ходит сюда с самого детства. Ещё когда жил в родном доме, не имея возможности съехать на квартиру от старого пердуна Мори, он приходил сюда привести мысли в порядок. Гаражи были все неотесанные и пёстрые, что очень непохоже на привычные японские дома. У каких-то красная крыша, у каких-то зелёная, где-то подтаявший мазут, стекающий по стенам, красный, белый кирпич, или же обыкновенная монолитная стена из бетона. Был бы Дазай на месте Фёдора, он бы сейчас определённо точно подумал, что здесь заканчивается привычная ему Япония. И был бы прав. Дазай остановился возле не очень высокого гаража из белого кирпича с плоской крышей, выполненной из плотного черного материала, напоминающего асфальт. Он поставил ладони друг на друга, тыльной стороной вверх, делая импровизированную ступеньку, и слегка присел, мол, давай, Федь, залезай, подсоблю.
– Нет.
– Ай, ну не ссы! Это всего лишь мои ладони.
– ... Ладно, Осаму.
Фёдор запрыгнул на крышу весьма удачно, а Осаму с удивлением подметил, что весит он не так уж много, как ожидал шатен. Плюс-минус, как и он сам. Говорила мама в детстве, кушай кашу... А они оба выросли себе такими тощими гениальными дылдами. Длинноногий Дазай мастерски закинул нижние конечности на крышу, один раз подтянул торс, ухватился руками за выступающий край кирпичной стены и скользнул на тёмную поверхность крыши. Он встал, отряхнувшись, и абсолютно спокойно встретил вопросительный взгляд Фёдора:
– Не говори мне, что ты притащил меня сюда на ночной город поглазеть. Для того есть места и получше.
– Вовсе нет, хочу кое-что другое тебе показать.
Гаражи были построены таким образом, что один из них, повыше, из монолитных бетонных стен, стоял прямо впритык с тем, на который только что забрались два студента лингвистического. Дазай мягко взял Федора за плечи.
– Позвольте вас развернуть.
Осаму повернул Достоевского к бетонной стене гаража рядом и их взору открылась картина, напоминающая доску безумного ученого в кабинете. Вся стена сверху донизу была исписана. Мелом, маркером, корректором, ещё фиг разбери чем. В глаза сразу бросался обведенный мелом круг, подписанный как «место для удара мяча». Дазай и вправду часто кидал обычный теннисный мячик в стену, пребывая в раздумьях, но парень не хотел, чтобы надписи, сделанные мелом, случайно размазались. Где-то были написаны «романтические» формулы, которые либо читаются в обе стороны одинаково, либо означают что-то особенное на древних языках, либо их решения чертят на оси интересную фигуру, вроде сердечка. Было здесь много цитат писателей, просто какие-то нашкрябанные впопыхах слова и мысли, безумные идеи и даже тайм-коды «особенных» моментов каких-то видео на ютубе. Казалось, любой, кто увидит эту стену, подумает, что она исписана сотней людей, вероятно с учёной степенью, но только не Достоевский. Он внимательно изучал рисунки и надписи, сканируя текст.
— Это, в общем, мой маленький мирок. Эту стену уже однажды отмывали всякой химией... Так что, на ней нет абсолютно ничего важного. Но мне подумалось, тебе, Дост-кун, было бы интересно взглянуть.
Достоевский внимательно рассматривал то, что творилось на бетонной стене. Это не просто надписи, это целая история нынешнего времени, лист в учебнике истории только в жёстком и увеличенном виде.
—
Я вижу, ты давно тут блуждаешь. – Достоевский присел на корточки, и провёл указательным пальцем по одному из рисунков, затем сразу переключил внимание на текст, разбирая его у себя в голове. Фёдор был увлечён. – Интересно, как же ты нашёл это место, оно так далеко, так ещё и в таком непривычном для Японии месте, специально такое искал получается? – Дазай не ответил. Он улыбался, сощурив глаза, потому что так не видно, что его зрачки следят за движениями Достоевского.
— Не прожигай меня взглядом настолько. – Фёдор, стоя спиной к шатену, обратился к нему. – Это напрягает. – Боковым зрением Достоевский не уловил движений в стороне Осаму, похоже он завис. Но голос Фёдора вывел его из своих мыслей и шатен опомнился.
– А? Ой, задумался. Так как тебе, нравится?
– Да, нравится. – Фёдор особо не обратил внимание на вопрос шатена, поэтому ответил на автомате, продолжая рассматривать и анализировать всё самое интересное. После повисла минута молчания, и на удивление Достоевский первый её нарушил.
— Дазай, у меня к тебе вопрос. – Фёдор повернулся к Осаму, сложив руки на груди. – От чего у тебя такой интерес ко мне? Неужели ты так сильно хочешь «обогнать» меня в университете? Не то чтобы ты мне интересен взаимно. – конечно, Достоевский наврал насчёт того, что Осаму его не интересует.
Фёдор повернулся и принял весьма закрытую стойку, в «защитной», как говорят психологи, позе.
«Ммм, на милого русского пай-мальчика покусился страшный японец? Интересно.» – подумал Дазай и обошёл вокруг Достоевского, специально вынуждая того сделать пару лишних движений, поворачиваясь вновь, и плюхнулся на гараж, вытянув уставшие после дороги ноги.
— Дост-куннн, меня от слова совсем не волнует моя успеваемость. Просто чтобы ты знал, у меня четвёрка по профилю, потому что я не стараюсь, и преподавательница ставит мне пять, только, по ее же словам, потому что она видит, что я знаю на пять. Если бы учителя были справедливы и если бы хотя бы половина должностей были заняты теми, кто её действительно заслуживает, я был бы троечником. И вот тут-то было бы весело. – Осаму повёл рукой и засмотрелся на ночной город.
Достоевский не садился рядом довольно долго, однако потом всё же занял место чуть поодаль. Ноги устали от дороги, небось.
— Интереса к тебе у меня ровно столько же, сколько карпов в море. С чего ты вообще взял, что он есть? Я провожу время так, чтобы не было скучно. Сейчас мне весело. Цель достигнута.
Внизу послышалась ругань. Кажется, молодая пара ссорилась по поводу того, что молодой человек как-то не так посмотрел на проходящую мимо девушку. Что они делают в столь позднее время среди гаражей? Одному только богу известно. Дазай продолжил говорить:
– Кстати, твой предыдущий вопрос, я не искал это место, я прогуливался ооочень давно, умирая со скуки, и набрёл сюда. Я полюбил эту крышу, потому что зачастую здесь гораздо меньше людей, чем в привычной нам Йокогаме. Однако бывают и исключения. Как видишь. – Достоевский недовольно нахмурился и еле слышно цыкнул. Кажется, ему были противны препинания людей внизу. – Ммм, Фёдор-кун? Напрягают людишки?
Только Федор открыл рот, чтобы ответить, как до них донесся разъяренный мужской голос:
– Что вы тут делаете? Школота, а ну быстро по домам! Я вызову полицию! – Дазай лениво потянулся.
– Кажется, нам пора. – Дазай спрыгнул с гаража и подал Фёдору руку. – Ну же, я хочу помочь.
Достоевский осторожно взял кисть и тоже спрыгнул с крыши. Они молча вышли с территории гаражей, прикрыв за собой железную калитку.
— Дост-кун! Узнаем друг друга получше? Правила объяснять не буду! И так знаешь, я уверен! Первое - Я ненавижу персики, они волосатые и противные, не понимаю, как можно их есть. Второе - Мне понравился наш поцелуй в сегодняшней игре. Третье - Я терпеть не могу прикосновения, мерзкое чувство. Где ложь? – Дазай выжидающе смотрел на однокурсника, который, недовольно хмурясь, шёл рядом.
– Думаю, первое. Только не говори так громко, всё же ночь. – Фёдор засунул замерзшие руки в карманы.
— Нельзя быть таким самоуверенным, Федя! С чего ты вдруг так уверен, что хорошо целуешься? – Дазай немного подождал. — Но персики и впрямь отвратительные. Будто не фрукт, а коленка мужика. Твоя очередь.
— Видимо, я не так плохо целуюсь. Первое - У меня есть доставучий товарищ, который преследует меня по университету, и приглашает к себе домой после пар. Второе - Я часто пью чай. Третье - Мне точно так же, как и тебе, всё равно на успеваемость в университете.
— Нууу, Гоголь кажется тем самым доставучим другом. Третье ложь. Ты же у нас пай мальчик. Или я не прав?
— Неправильно, Осаму. Первое. Только ложь заключается в том, что он зовёт меня домой, до такого он ещё не докатывался. – противная ухмылка появилась на лице Достоевского, но, как всегда, ненадолго.
— Яяясненько, пай-мальчик. – Осаму запрыгнул на поребрик и пошёл по нему, держа равновесие. — Первое - я очень люблю крабов в спайси соусе. Второе - я заменил твою фамилию в базе данных на Достоебский латинскими литерами и если не изменишь ее, в дипломе так и будет написано. Третье - Я бы переспал с той девчонкой прям на кровати, если бы ты, изврат, на тумбочке не сидел, поджидая нас.
— Не называй меня так. – недовольный прозвищем Фёдор слегка нахмурился, глядя на шатена. — Если я сейчас окажусь не прав, то тебе следует сразу звонить в похоронное бюро. Второй факт ложь.
— Не-а! Я, кстати, люблю крабов в любом виде! Ложь - третье. Я не законченный извращенец, чтобы спать с кем-то на кровати маленького мальчика. Это ведь явно была комната младшего брата Йосано-сан. — Дазай приложил руку к подбородку. — Твоя очередь, пай-девочка.
Ну а что? Достоевский ведь попросил его так не называть. Он и не называет.
— То есть... завтра же ты должен исправить фамилию. Это не обсуждается. — Фёдор сказал это резко и даже в какой-то мере грубо. — Первое - В России бегают медведи по улице. Второе - Я ездил в джунгли. Третье – Я приехал в Японию от части потому что хотел сбежать от сумасшедшей семейки.
Дазай с усмешкой выслушал приказ Достоевского. Он не собирается ничего исправлять.
— Первое ложь, тупые стереотипы. Моя очередь! Первое - до моего дома ещё далеко, я тебя провожу. Второе - я исправлю твою фамилию в базе. Третье - я прижму тебя к забору сейчас и поцелую снова, чтобы позлить.
Достоевский только начал говорить: «Что за глу-..», как Осаму прижал его к забору, преградив пути отступления двумя руками. Он приблизился, чтобы поцеловать, дыхание Федора пахло мятной зубной пастой. Русский был несколько удивлен такой резкости, да и в целом всей ситуации... Мысли снова спутались. Такого Фёдор ещё не чувствовал. Он был загнан в угол как маленькая крыса, которую вот-вот прихлопнут чем-нибудь тяжёлым. Правда в нем не играл страх, скорее какое-то противное порхающее чувство внизу живота. Обычно он чувствует такое, играя в азартные игры. Губы Дазая почти коснулись губ Федора, инстинктивно вжавшегося в забор за спиной, чтобы избежать опасности, но шатен вдруг отпрянул и направился за угол, звякнув связкой ключей в кармане:
— Здесь всё было ложью! Уж прости! Больше не потревожу тебя!
Осаму улыбнулся, не оборачиваясь, и зашёл в подъезд. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, он надеялся, что Фёдор хоть немного заинтересовался им.
Мгновение, и Дазай уже был за углом. В этот же момент на Достоевского накатила злоба, бровки нахмурились, и вдогонку Дазаю он выкрикнул:
— Вообще-то это против правил игры!
После такого крика чуть ли не на всю улицу Достоевский гордо поднял голову вверх, и потопал в сторону дома. По дороге домой он хоть и чувствовал злость на шатена, но в душе остался осадок субстанции иного происхождения.
«Не доделал начатое» - подумал Фёдор, и сразу же, тряхнув головой, попытался выбросить столь дурацкие мысли прочь.
— Чего это я… – тихо пробубнил себе под нос Фёдор, уже подходя к своему дому. Через несколько минут он был уже на своей кухне, делал себе чай с молоком, но мысли об Осаму так и не вылетели из его головы в тот вечер.
***
Осаму облегчённо опустился в кресло-грушу, оказавшись в своей квартире. Настроение его было слегка приподнятым, а потому он открыл холодильник, достал пачку крабовых палочек и съел ее целиком, запивая крепким чёрным чаем. Вообще, Осаму нравился чай с молоком, но молоко с крабовым мясом - весьма убийственное сочетание для желудка.
Парень включил вперемешку плейлист «любимое» в своей музыке на стареньком, но верном ему все эти годы ноутбуке, и запрокинул голову, глядя на потолок, на котором давным-давно были посчитаны и изучены все 34 деревянные балки. На них было всего 7 неосторожных царапин, 9 пятнышек от срубленных сучков и 25 особенно толстых прожилин. Дазай, когда говорил Фёдору чуть раннее, что часто скучает, имел в виду это.
Осаму задумался о вечере, весьма приятном и интересном. И стриптиз потанцевал, и поцеловался, и в окно сиганул,
жаль не насмерть, и в любимое место сходил, и обзавёлся весьма занятным собеседником на ближайшее время. Когда шатен говорил Фёдору, что больше его не потревожит, он, разумеется, врал. Так, отстанет на некоторое время, чтобы поглядеть, насколько пай-мальчику скучно. Действительно ли так же, как и ему самому?
***
На следующий день в университете, Дазай не встретил Федора ни в коридоре, ни на парах. В расписании сегодня были только их профильные предметы. Ацуши-кун облегчённо вздохнул, увидев невредимого Осаму. Он звонил ему 24 раза вчера вечером, чтобы узнать, добрался ли друг с суицидальными наклонностями домой, но шатен просто забыл о существовании телефона. Он, кажется, был разряжен уже вторые сутки. Накаджима пожаловался Куникиде, особо вспыльчивому, особенно на Дазая, одногруппнику, и чтобы избежать очередной взбучки, шатен всё же подключил телефон к зарядке на скучной паре.
Он вернулся домой к вечеру и внезапно понял, что тоска наступает на пятки. Есть не хотелось, хоть он за весь день съел лишь жалкую печеньку, стыренную из обеда Накаджимы, и выпил кофе. Осаму включил музыку в комнате и зашёл на сайт
«решаем сложные ситуации, в которые вы попали, всем интернетом. com». Этот сайт забавлял шатена, люди там и вправду оказывались в просто нелепейших ситуациях, и решать их было, порой, задачкой не из простых. Он кликал мышкой, ставя реакции на особенно смешные истории, и даже напечатал пару ответов. Но через полчаса парню надоело. Он лёг на кровать со смятым постельным бельём белого цвета и закрыл глаза, наслаждаясь внезапно заигравшей, но так подходящей под настроение мелодией:
– Подожди тут. Я вернусь к утру. Я знаю, это не так важно для тебя. Но для меня ты более, чем прекрасен. Намного больше, чем идеален. — Дазай тихонько мычал слова, как вдруг услышал слабый треск со стороны окна. Похоже на то, что кто-то кидает камешки в окно.
«До второго этажа достает? Интересно, как?»
На телефон пришло сообщение от Накаджимы:
«Дазай-сан, прости, сегодня ко мне подходил Фёдор, сказал, что либо натравит на меня Гоголя за то, что ты поменял в базе данных его фамилию, либо я скажу ему этаж на котором ты живёшь. Ну и, ты понял. Адреса я не говорил! Ещё раз прости!»
— Вот же... — на лице Дазая расползлась улыбка. Чтобы Фёдор сам пришел к нему? Да быть не может! Какой-то бред.
Но измученная скукой душа хотела верить.
