Чёрное солнце и алая луна

Стив как завороженный смотрит, как Баки плавно двигает совершенными бёдрами, насаживаясь снова и снова, принимая до конца. На миг он даже жалеет, что Баки не сидит к нему спиной: тогда Стив смог бы посмотреть, как исчезает в растянутой дырке член. Увидеть, как растягивается вокруг ствола податливая покрасневшая плоть. Обхватить задницу Баки ладонями, раздвинуть половинки сильнее, погладив большим пальцем маленькую дразнящую татуировку на правой ягодице — «10/10». О да, Баки знает о том, насколько привлекателен. От одной мысли ствол становится твёрже титана. Но тут Баки запускает руки себе в волосы, сжимает в кулаках тёмные пряди, зажмурив глаза, стонет громко, протяжно, приоткрыв блестящие алые губы… и Стив забывает обо всём. Красуется, засранец, совершенно точно красуется. Напрягает сильные мышцы рук, выгибается всем телом, выпячивая грудь. Соски у него тёмные, выразительные. У Баки бёдра, от которых можно сойти с ума, и бесконечно длинные ноги. Стив видит, как пульсирует вена на обнажённой шее Баки, как дёргается кадык. Его член течёт смазкой Стиву на живот, а дырка пульсирует, сжимает собой член на каждом движении. Стив думает, что именно для этого Баки создан: чтобы каждый чертов день стонать до хрипа, сжимая его в себе. Они оба созданы, чтобы соединяться друг с другом, растворяясь в звуках стонов и жаре раскалённой до состояния лавы крови. Он ведёт руками по телу Баки вверх, накрывает ладонями грудные мышцы, сжимает между пальцев твёрдые соски, оттягивая и потирая их. Опускает руку вниз, коротко трогает пальцем серебристую штангу пирсинга в пупке и обхватывает член Баки: крупный, красивый и такой твёрдый. Сжимает буквально на секунду: он не может отказать себе в завораживающем зрелище того, как кончает Баки, под ним и на нём только от требовательного скольжения члена внутри, без единого прикосновения к себе. Отдаваясь полностью, каждой частицей тела. Стив умирает от ощущения гладких сильных мышц, стискиваюших его член. Раздаётся долгий стон, и Баки кончает, расписывая брызгами спермы живот Стива, и тот, впиваясь пальцами в безупречную задницу, отчаянно толкается во влажное тепло. Натягивает Баки, совсем мягкого и расслабленного, на себя. Его колени безвольно разъезжаются, и Баки падает грудью прямо на перепачканный в сперме торс Стива. Тот сильнее сжимает ладони на ягодицах Баки, стискивая сильнее с каждым толчком, но тот не протестует, пусть уже и получил свою долю удовольствия. Только стонет громко, протяжно. Наверное, именно его податливость толкает Стива за край: он кончает сильно, ярко, хрипло дыша и утыкаясь губами в шею Баки, прикусывая зубами тонкую кожу. Какое-то время Баки не двигается. Так и лежит, раскинув ноги и с мягким членом внутри, прижимаясь к груди Стива и не обращая внимания на липкие капли между их телами. Дыхание всё ещё сбито. Стив расслабленно поглаживает его по пояснице, прикрывает глаза, наслаждаясь жаром кожи. Вскоре Баки шевелится. Мягкий член Стива выскальзывает из расслабленной дырки. Баки приподнимается, сам стягивает с него презерватив и, завязав резинку узлом, отходит выкинуть. Потом берет сигареты. Баки курит у окна. Ни один клочок одежды не прикрывает безупречность гладкой кожи и крепких мышц, и Баки даже и не думает стесняться своей наготы. Просто стоит в серебряном свете полной луны, как ночное божество бесстыдства и страсти. Как воплощение чистого греха. Зрелище, которое можно увидеть лишь в полной темноте. Баки никогда не подходит к окну, когда включён свет. Стив думает о том, как однажды Баки придёт совсем не подготовленный. И он будет долго-долго готовить его, разминая пальцами сухую, туго сжатую дырку, как вылижет и возьмёт в рот крепкий член. Как войдёт плавно, как кончит внутрь, помечая собой. И Баки обязательно останется на всю ночь и до самого утра. Даст целовать себя лучам рассветного солнца, а не только полной луны. Стив приобнимает его за талию, запускает вторую ладонь между крепкими округлыми ягодицами и трёт двумя пальцами мягкое и податливое отверстие. По какой-то причине каждый раз ему так хочется коснуться пальцами места, куда недавно проникал его член, и каждый раз Стив отчаянно краснеет — этот жест кажется слишком откровенным, слишком интимным даже после того, что они тут делали. Но Баки прогибается в пояснице, подаётся задницей навстречу, приглашая проникнуть в себя так же страстно и откровенно, как делает всё. Стонет тихо и сладко, выдыхая облако сигаретного дыма. Когда-нибудь, когда-нибудь он останется. Но не сейчас. Сейчас Стив счастлив лишь от того, что Баки ненадолго принадлежит ему. Даже если потом он будет говорить «я только твой» другим мужчинам.