My tea's gone cold, I'm wondering why I
Got out of bed at all
The morning rain clouds up my window
And I can't see at all
And even if I could it'll all be gray
But your picture on my wall
It reminds me, that it's not so bad
It's not so bad...
И оставляет после себя лёгкий шлейф из отголосков августа 2017, ведь здесь так не хватает ещё как минимум двух человек. - Из солидарности, ты же знаешь, - пожимает плечами Добрякова, сейчас поступив бы точно так же. - К нему? - зачем-то уточняешь ты, касаясь рукой своего бокала и с характерным звоном проводя по нему ногтями. - К нему, - кивает она, теперь уже не беря театральную паузу для ответа, - Вы – мои друзья, и я вас обоих люблю... Но тогда для него это было важно... - А для меня нет? - если это пассивная агрессия, то завтра ей исполнится шесть лет. - А тебе было с кем разделить этот день, - парирует подруга, с одной стороны не понимая, почему вы сейчас вообще обсуждаете это, а с другой... вы до сих пор это не обсудили, и рано или поздно должны были. - Ты говорила с ним об этом? - спрашиваешь ты, допивая остатки вина в бокале. - О свадьбе нет, а о тебе он не любит говорить, - отвечает она, довольно быстро проясняя ситуацию. - Почему? - наивно уточняешь ты. - А ты догадайся... 23:58. За эти три часа не происходит ничего особенного, просто бутылка вина заканчивается, и решение продолжить незапланированное празднование твоей шестой годовщины свадьбы возникает само собой. И пока Катя закрывает кофейню и вызывает такси, ты зачем-то пытаешься всё испортить. По-другому это не назвать. Испортить все эти шесть лет, которые вы пережили, и слава Богу. В этом баре немноголюдно, но тем не менее хватает тех, для кого среда – это почти четверг, а четверг – маленькая пятница. Приглушённый свет и фоновая музыка не убивают атмосферу, а лишь создают, делая её ещё более камерной, чем в кофейне, где вы были совсем одни. Добрякова отчаянно пытается кого-то сваять из салфетки, открыв кружок оригами за вашим столиком. Она пьёт клубничную «Маргариту» и мысленно благодарит Москву, Собянина и Бога за вечные пробки, потому что только они сейчас способны спасти ситуацию. И она не спрашивает «Зачем?», надеясь, что ответ на этот вопрос возникнет сам собой, но возникает только Дима... почти из ниоткуда. И она рвёт свою салфетку. Он приезжает после небольшого выступления на свадьбе, и это пиздец как символично. Странно, что на свою свадьбу ты предпочла заказать кавер-группу вместо того, чтобы позвать его и танцевать первый танец молодых под «На берегу неба» и под его инфаркт миокарда в качестве презента. Странно, но объяснимо. Он берёт только американо, не поддерживая вашу алкогольную вечеринку по понятным для вас обеих причинам. Он очень спокоен внешне, но от каждого твоего взгляда и неосторожного прикосновения его как будто бьёт током. Они говорят о делах, о погоде и обо всякой фигне, пока ты гоняешь соломинку по периметру стакана с коктейлем и молчишь. Молчишь так громко, что в какой-то момент им становится неловко от этого многозначительного молчания. - Дим, где ты был ровно шесть лет назад? - стоит отметить, что ты уже дошла до той кондиции, чтобы не нести ответственность за все последующие слова и действия. - Поль, не надо, - просит Катя, накрывая твою руку своей, словно это поможет. - В каком смысле? - переспрашивает он, не понимая вопроса. - В прямом, - продолжаешь ты, убирая свою руку и попросту игнорируя её просьбы, - Ты помнишь, где ты был? - Не слушай её, - настаивает подруга, надеясь повлиять на ситуацию хотя бы так. - Дома наверно, - говорит Билан, даже не пытаясь подстроиться и найти в своей голове подходящий ответ. Это бессмысленно. - Не дома, - возражаешь ты, кажется, зная чуть больше. - Всё, Поль, давай я вызываю такси, и мы едем по домам, - не теряет надежды она, не понимая, что процесс уже запущен и деваться некуда. - К чему ты это? - он тоже не обращает внимание на Катю и обращается исключительно к тебе. - А у меня завтра... или теперь уже сегодня могла бы быть годовщина свадьбы, - пожимаешь плечами ты, - Чугунная или какая она там? А ты... - А он здесь не причём! - перебивает Добрякова, только сейчас начиная осознавать, что сама виновата в том, что вообще допустила эту ситуацию, и сразу не отправила тебя домой спать. Ты делаешь пару глотков своего коктейля, смакуя вкус рома на языке и облизывая пересохшие губы. Тебе не страшно, но, кажется, больно. Даже спустя столько лет. Потому что только он на самом деле понимает, что ты имеешь сейчас ввиду и о чём говоришь. Кати там не было. Там, где были только он и ты. Ровно шесть лет назад. - Ты хочешь поговорить об этом? - наконец, догадывается он, не сразу уловив суть. - Да, - киваешь ты. - Нет! - возражает подруга, поочерёдно глядя на вас, - Дим, ты что, не видишь, что она просто перебрала и сама не понимает, что несёт? - Перестань делать из него жертву, это он отговаривал меня выходить замуж... он, а не ты! И это ты не пришла на мою свадьбу, а он... - ты осекаешься, вынуждая её широко распахнуть глаза от внезапно открывшихся подробностей. - Пришёл? - заканчивает твой гневный монолог она. - Нет, - мотает головой он, пока ещё не потеряв рассудок и, к счастью, не тронувшись умом, - Поль, давай мы не будем никого вмешивать в это?.. Четверг, 16 июня, 01:02. Ты рассматриваешь своё отражение в зеркале уборной всё того же бара, чувствуя, как горят щёки, и как хочется разрыдаться от собственного бессилия; от того, как по-дурацки всё вышло; от того, что вообще приходится проживать сейчас этот момент. - Для чего ты всё это устроила? - этот вопрос Кати, что до этой секунды молча стояла рядом, звучит, как упрёк. - Я не знаю, - честно признаёшься ты, наконец, поворачивая голову в её сторону, - Просто мне надоел этот «слон в комнате», мимо которого мы с ним проходим каждый раз, когда видимся... Там, на «Голосе», между нашими креслами сидит этот огромный слон, а мы его обходим, выглядываем из-за него и делаем вид, что ничего не произошло. - А что произошло? - у неё напрашивается вполне логичный вопрос. Но ты молча мотаешь головой, закатывая глаза, чтобы не зареветь, и, кажется, не собираясь посвящать её в подробности этого цирка. Дима открывает дверь почти с ноги, осматривая помещение и останавливая взгляд именно на Добряковой. - Кать, выйди, пожалуйста, - просит он, успев понять, что больше здесь никого нет, а иначе бы и всех остальных он тоже попросил выйти. - Дурдом, - едва слышно шепчет подруга, послушно покидая уборную и больше не собираясь вмешиваться во всё это. Она выходит на улицу и стреляет сигарету у кого-то из стоящих возле входа людей: у неё больше не осталось живых нервных клеток. Все умерли. - Мы так не договаривались, - тихо говорит он, подходя к тебе чуть ближе. - Мы вообще никак не договаривались, - возражаешь ты, устало глядя на него своими пьяными серо-зелёными глазами. - Ты могла просто позвонить мне, - продолжает он, явно не собираясь втягивать в это Добрякову. - Как тогда? - горько усмехаешься ты, - И ты бы приехал и предложил мне всё бросить и уехать вместе в Америку? - А ты бы так же послала меня и сказала, что не любишь? - непонятно, кто из вас бьет больнее. - Я вспоминаю об этом каждый год, - признаёшься ты, раз уж сегодня вечер откровений, - Для меня не существует годовщины свадьбы, только годовщина со дня нашего разговора... - Мне жаль, что тебе больше не о чем вспоминать, кроме как об этом, - и не факт, что ему действительно жаль. - И я хотела поговорить именно сегодня, чтобы раз и навсегда закрыть этот гештальт... - это последнее, что ты успеваешь сказать прежде, чем окончательно довести его. У него не остаётся больше сил слышать и слушать это: он со всего размаху бьёт кулаком по зеркалу. По тому самому зеркалу, в котором ты не так давно рассматривала свое отражение. Осколки разлетаются в разные стороны и осыпаются в раковину, а он тут же прижимает руку к себе, шипя от боли. И возможно даже не от физической. А ты лишь тихо ахаешь, прикрывая рот рукой. - Я любил тебя... по-настоящему, блять, любил... - говорит Дима, на несколько секунд сильно-сильно зажмуриваясь, - А для тебя это как обычно всего лишь гештальт... очередной пунктик и ничего больше... Ты всхлипываешь, приближаясь к нему и крепко обнимая за шею, и не опасаясь, что он может оттолкнуть, потому что он правда может. Но он тоже обнимает тебя свободной рукой, той-что-не-в-крови, хотя и это тебя нисколько не пугает. - Я чуть не сбежала из ЗАГСа, - шепчешь ему на ухо ты, никогда и никому не собираясь рассказывать об этом даже под страхом смерти, - Меня мама остановила... Это был не пунктик, я просто испугалась, что совершу огромную ошибку. - И как? Не совершила? - невесело усмехается он, рассматривая разбитое зеркало за твоей спиной. - До сих пор не знаю, - отвечаешь ты, и неутешительным спойлером для тебя будет тот факт, что уже никогда и не узнаешь. Ты заметно трезвеешь, пока он расплачивается за зеркало и закрывает счёт. Добрякова уезжает домой, но не теряет надежды дописаться до тебя, чтобы узнать, где ты и всё ли в порядке. А ты не знаешь, где ты и всё ли у тебя в порядке. Это временно зависит не от тебя. Эта функция временно недоступна. И ты не придумываешь ничего лучше, кроме фразы «Всё ок», но этого оказывается недостаточно. Она набирает тебя, когда вы уже в машине; когда он, обмотав порезанную руку бумажными полотенцами, собирается выезжать с парковки. - Я не знаю, что ей сказать, - растерянно глядя на экран своего телефона, говоришь ты. И он воспринимает это, как просьбу; как просьбу решить всё самому. За тебя. Забытое чувство, но приятное. - Да, - отвечает Дима, забирая твой телефон и принимая звонок. - А где Поля? - обеспокоено спрашивает Катя. - Убил и закопал в лесу, - с сарказмом сообщает он, вовсе не планируя долго болтать с ней, - Она со мной, всё нормально. Утром напишет тебе. И ему абсолютно всё равно, напишешь ли ты ей утром, ведь главное, что сейчас он тебя отмазал от любых объяснений и оправданий своему сегодняшнему состоянию и поведению. Остальное неважно. Вы молчите всю дорогу: ты не спрашиваешь, куда вы едете. Тебе без разницы. Вы молчите, переваривая всё то, что услышали и сказали друг другу. Вы молчите ровно до того самого момента с перекисью в его ванной. Четверг, 16 июня, 03:21. - И что это было? - наконец, спрашивает он, вынуждая тебя замереть. Да, всё началось именно со вчерашнего утра, когда ты обнаружила на календаре 15 июня и снова вспомнила, каким был этот день шесть долбанных лет назад. Завтра, хотя, получается, уже сегодня, твоему второму браку могло бы исполниться шесть лет. Чугунная свадьба. Но ваши отношения не пережили даже бумажную, разорвавшись пополам, как лист А4, так что никаких сожалений на этот счёт ты не испытывала. А вот он... он прекрасно помнит, что делал ровно шесть назад и где был. Или где не был. И тот запой длиною в твой отпуск в Греции он тоже отлично помнит. И не только он. - Давай перебинтуем руку? - предлагаешь ты, так и не отвечая на его вопрос. Он молча протягивает тебе бинт из аптечки, будучи согласен по умолчанию, и наконец-то выключает воду, что всё это время шумела фоном непонятно для какой цели. Ты справляешься с перевязкой довольно быстро, да и в целом, вам обоим сильно повезло, что порез оказался не глубокий, и что продолжать эту романтическую ночь пришлось не в травмпункте. - Ну, что? - уточняет он, поднимаясь с бортика ванны и выжидающе глядя на тебя. - Что? - непонимающе переспрашиваешь ты, так и продолжая стоять с этим несчастным бинтом в руках. - С годовщиной, Поль! - усмехается он, в следующую секунду приникая к твоим губам и закрывая собственный гештальт. Ведь это именно то, чего он не сделал тогда, шесть лет назад, в Кутузовском ЗАГСе Москвы.