Первая встреча
Ничто не может служить оправданием для того, чтобы вести себя, как мудак. Нич-то. Под самой густой сетью телесных шрамов скрывается сердце. Чуткое, доброе, способное любить и чувствовать других. Понимать других. Заставлять мозг посылать сигналы по нервам, чтобы рука протянулась в жесте помощи. Оно есть в тебе, и оно есть в других. Тех, кто любит тебя, ненавидит, равнодушен, боится… Тебе нужно научиться очень сложному трюку. Открывать своё сердце, вытягивать из него нити и тянуть к сердцам других. И, конечно, научиться открывать их сердца. Поверь, это реально сложный трюк, сложнее, чем схватить галстук с вентилятора в прыжке. Тебе нужно научиться вскрывать свою голову. Нет, не буквально. Не буквально! Положи это на место! Агрх, как было бы просто, если можно было залезть сразу к другому человеку в голову, минуя дурацкий речевой аппарат, не брать в расчёт скудный словарный запас… Ладно. Тихо. Спокойно. Для этого я и есть. Вскрывать голову. Извлекать мысли и чувства, облекать в плоть слов. Дёргать за ниточки чужих душ, чтобы достучаться до них, сопереживать тебе. И научить сопереживать тебя. Потому что ты заслуживаешь этого. Чтобы тебя обняли. Похвалили. Сказали, что ты не такой уж и плохой человек, а очередное извинение приняли не с каменным лицом, а доброй, прощающей улыбкой. Но для этого нужно самому быть таким. Понимающим, чутким и — давай начистоту — умеющим прикусить язык вовремя. Ничто не может служить оправданием для того, чтобы вести себя, как мудак. Ни болезни, ни зависимости. Они объясняют твоё поведение, но не оправдывают. Мир — ужасное место, но ты не обязан под него подстраиваться. Вот и весь секрет того, как быть эмпатичным.Q: Расскажите о ваших впечатлениях от жизни в Ревашоле
— Ну, и как тебе здесь? — Здесь, это?.. Неопределённый взмах рукой. Шум моря, крики чаек, солоноватый воздух и сильный ветер. Кожа быстро загрубеет, если постоянно бывать на берегу, но это не страшно. Кожа быстро восстанавливается. Иногда берёт зависть к телу: вот бы душа восстанавливалась так же быстро. Пару дней — и нет пореза от острого слова, неделя — и синяк оскорбления рассосался. — В Ревашоле. Каково тебе жить в Ревашоле? Особенно учитывая твоё… состояние. Ему неудобно произносить это слово, но если говорить прямо, получится грубо. Он не хочет обидеть, поэтому выбирает обтекаемую формулировку. Цени это, Гарри. Учись на этом разговоре. Очень не хочется потерять коллег из сорок первого ещё раз. Они славные. Очень сложно составить впечатление о Ревашоле. Это город-государство, верно? Я отключаюсь, когда Энциклопедия берёт бразды правления. Знаю, нехорошо, пытаюсь справляться с этим. Тоже учусь, как и ты. Так вот, город-государство, и всё, что мне о нём известно — как живут в маленьком кусочке под названием Мартинез. Не самый приятный кусочек, но работаем с тем, что есть. Мартинез очень разный, потому что его населяют очень разные люди. Лео, что красит контейнеры, открыт ко всему и рад поболтать. Аннет тоже, но их открытость совершенно разная. Клаасье ищет покой, как и Руби, но ищут по своим причинам. А Лильенн? Она, кажется, смирилась с участью рыбачки в разваливающейся деревеньке, но Гарри, милый, ты разве тот, кто обманывается первым впечатлением? Да это же чёртов витраж! Большие куски стекла, маленькие, мутные, поцарапанные, очищенные до блеска, завернутые в бумагу, красные, оранжевые, зелёные, фиолетовые, с острыми краями и с гранями, обточенными морем и временем… И я говорю про Мартинез, про маленький забытый Мартинез, а теперь представь, каков ВЕСЬ РЕВАШОЛЬ! Ты можешь себе его представить?.. Я — нет. Это задачка для… Трепета, например? Но мы не будем рассказывать обо всём, что подумали. Нет, милый. Знаю, тебе очень хочется, но это утомит собеседника. И тебя тоже. На грустную песню тебя хватит, но не на ораторскую речь. — Мне нравится. Я ни черта не понимаю в этом мире, но мне нравится. На губах твоего собеседника появляется тонкая улыбка. Ему нравится твой ответ. Звучит жизнеутверждающе и ободряюще. Так держать, Гарри.Q: Каково это - быть запертым в черепной коробке?
Тёплые волны мягко бьются о стену посреди моря. Вязкий пляжный песок, глубокие сумерки, щекочущий влажную кожу ветер. Пляж бесконечно тянется в обе стороны от берега. Если идти от моря, то увидишь город. Он огромный и хаотичный. Трубы заводов обвивают музеи, жилые дома липнут к заброшенным фабрикам, дороги опоясывают каждое здание, огромные зонты летних кафе хлопают на ветру, закрывая тенями кошачьи приюты. Вся эта конструкция тянется вверх. «Конструкция» потому, что все здания скреплены между собой: бетоном, досками, порванными простынями, через окна перекинуты мостики. Можно выйти из квартиры и дойти до магазина за сигаретами по крышам. Этот кошмар урбаниста – склад эмоций. Тёплое море снов очень глубокое. Замеры показывают десятки километров вниз, но я не опускаюсь даже до слоя скачка. Выбросы из моря такой силы, что долетают до городских стен, неся с собой водоросли, на которых отпечатались остатки снов. Затем – лиминальное пространство пляжа, всегда чистое и от сокровищ из воды, и от выбросов из труб. И город. Здесь… да здесь, в общем-то всё, начиная от радости при виде улыбки Кима и заканчивая жгучим стыдом от очередной критики от Жана. Выбросы? А, это самобичевание и мысли о мыслях. Слишком-много-думание. Кошачий приют? Угу, он выглядит как гигантский почтовый ящик. Потому что и коты, и ящики милые. Не спрашивай. Нам обоим нравятся ящики, и это не обсуждается. Дороги в апокалиптичном состоянии. Ой, да ладно, как будто «снаружи» лучше. Как тогда передвигаться? По мостикам и крышам. Да-да-да, именно поэтому Гарри приходит к неожиданным выводам и задаёт странные вопросы: нормальных дорог для мыслей нет. А ты начинаешь понимать. Бля-я-я-я-ять. Чувствуешь ветер? Запах абрикосовой жвачки, угу. Сейчас город будет трясти, схватись за что-нибудь! Да, вот эта штука подойдёт, главное, не отпускай! … Ты как, в порядке? Да, вижу. Что ж, паника была лишней, слегка тряхануло. Хороший знак. Раньше было куда хуже… По одной стене однажды такая трещина прошла, что через неё взрослый человек мог пролезть, но сейчас она почти заросла. М? Нет, всё верно, трещина в стене заросла сама. Это тебя смущает, а вечные сумерки и костяная стена посреди моря – нет? Ах да, стена… Строго говоря, это фильтр. Он отделяет мир снаружи от содержимого черепной коробки и не даёт попадать сюда всему, что Гарри видит, слышит, чувствует и обоняет. Но работает он через задницу, что уж греха таить, потому что Гарри замечает БУКВАЛЬНО ВСЁ. Вечные сумерки немного давят, да? Понимаю и потому отпускаю. Спасибо за посещение экскурсии по одной двадцать четвёртой черепной коробки мистера Дюбуа. Здесь не бывает тесно.