Приручи мою боль, любимый (18+)

— Ты пока мало что понимаешь, — сказал Минги и потрепал Джисона по голове. Джисон фыркнул и крепче прижал его к себе. Но Сон вдруг охнул и упёрся в его грудь. — Тиш-ше... — прошипел он. — Больно же... Джисон тут же отпрянул и зло ощерился: — Я убью его, я... — Сделаешь это — и убьют тебя, — мягко ответил Минги и прижался щекой к щеке младшего. — Сонни... Малыш... Я же говорил: всё это пустяки, по сравнению с тем, что могло бы со мной быть. Он умолк, но Джисон понял. Всё понял. Вспомнил синяки и ссадины на теле любимого друга, вспомнил его разбитые губы — и сжал зубы, чтобы не зареветь. Потому что реветь он не хотел. Он не будет реветь. Он поможет. Всем поможет: и Минхо, и Ликсу, и Минги. Потому что больше им надеяться было не на кого. — Я помогу, я... исправлю, — тихо сказал он и снова мягко приник к губам Минги. Он знал, что такие проявления нежности дико смущали Сона, он не совсем понимал, чего хотел от него Джисон, но... Никогда не отказывал своему Сонни. Вот и сейчас Минги лишь мягко сжал его плечи, но губы послушно приоткрыл, и Джисон нежно провёл языком по его зубкам и нырнул в горячий рот. Однако старший тут же коротко промычал и отстранился, прерывисто дыша. — Не надо, — тихо попросил он. — Это слишком, это... неправильно. — Я ведь омега, я всего лишь приласкаю, — тихо ответил Джисон и снова прильнул к губам. Но зарываться больше пока не стал: всему своё время. Так что в рот не лез и брал то, что давали: мял пухлые губы и лизал их, а потом разнеженный этой лаской Минги, как всегда, дал ему полизать и свою шею — длинную, нежную, сладкую от особого, очень приятно пахнущего пота. Запах Минги безумно нравился Джисону, и он с наслаждением целовал запаховое местечко и потирался о него носом. — Ты уверен, что ты не мой альфа? — тихо засмеялся Сон. Его пальцы бездумно бродили по спине Джисона, который налёг на него всем телом, прижимая к тощему коврику у постели в шатре старшего. — Я не альфа, — ответил Джисон. Он оторвался от вылизывания шеи друга и заглянул в его глаза серьёзно. — Ты встретишь своего альфу, я... я уверен. Я верю, что они нас где-то ждут — наши Обещанные. Просто тебе приятно, когда я так... ласкаю тебя. И мне приятно. Почему не делать этого? — Ты лезешь в рот, — шутливо нахмурился Минги. — Это... слишком. — Но ты такой горячий там, — шепнул, склоняясь к его уху, Джисон. — Ты такой горячий, сладкий и нежный. Твоему Обещанному ужасно повезёт. — Мой Обещанный убьёт меня, как только вдохнёт мой запах и поймёт, что я шлюха, — блаженно улыбаясь, произнёс Минги. Джисон не впервые слышал это, и всё время вот этим вот дурацким тоном, который приводил его в бешенство гораздо больше, чем смысл слов. — Если и он тронет тебя хоть пальцем, я убью его, — сквозь зубы прошипел он. — Но... Это невозможно. Твой Обещанный будет настоящим воином, твоим защитником — сильным, мужественным, гордым и прекрасным! Возможно, он будет из соседнего племени, возможно, придёт с Зарёй на выбор, но он узнает тебя — и полюбит. И ему будет наплевать на то, что... — Джисон замялся. — Что я — шлюха, — подсказал ему Минги и печально улыбнулся. — Ну же, Сонни, надо это признать. — Нет, нет! — страстно воскликнул Джисон. — Не смей так говорить! Ты — самый чистый и прекрасный омега из всех, что я знаю! Ты... Ты будешь счастливым, будешь! Я обещаю! Минги вздохнул, выкрутился из его рук, перекатился на постель и улёгся на боку, подставив под щёку ладонь. Он смотрел на чуть встрёпанного, как обычно, Джисона, откровенно им любуясь. И как обычно, Джисон смутился и нахмурился. — Что? — пробухтел он. — Нравлюсь? — Очень, — искренне ответил Минги. — Ты такой... — Щекастый? — язвительно усмехнулся Джисон. — Щекастенький, — засмеялся Минги. — Ты не такой яркий и цветущий, как Минхо, но... — Как был когда-то Минхо, — тут же ощерился Джисон. — Пока эта тварь вонючая не сделал из него тень... — Он по-прежнему очень красив, — тихо возразил Минги. — Он по-прежнему, понимаешь? Он держится. И я иногда смотрю на него, когда стираю рядом на речке, и верю, что надо держаться и мне. — Не держаться надо, — холодно ответил Джисон, усаживаясь рядом и опираясь спиной на бёдра Минги, — а сопротивляться. А Минхо не понимает. Я ему говорю: мы справимся, шли нахер своего урода — и возвращайся в нашу кибитку. Он ни метку тебе не ставит, ни доброго ничего не делает! Если что — неужели мы сами не дадим отпор альфачам? Ладно, на Ликса надежды нет, он всё со своей сказкой о волке носится, ни о чём больше думать не может — спасибо нашему долбаному шаману! — Джисон покосился на громко цокнувшего и сжавшегося Минги, который всегда ужасно пугался, когда младший вот так говорил о шамане Кане. Но у самого Джисона шаман давно вызывал только злое раздражение, так что он лишь дёрнул независимо плечом и продолжил: — Он одного моего брата чуть не погубил, второму голову задурил, а я что — со всем почтением? Нахер всё. Так вот! Мы о том, что у Ликса всегда беды были с башкой, но я-то на что? Меня Доджо драться учит, у меня уже неплохо так получается! И нож я кидаю, и с луком неплохо управляюсь! И вообще Доджо говорит, что я... — Ты был бы поосторожнее с этим своим Доджо, белка, — тревожно перебил его Минги и, заведя руку в его волосы на затылке, чуть потянул. Джисон недовольно шикнул, но Минги сжал пальцами его шею сзади — и младший тут же расслабленно ахнул: шея была его слабым местом, поэтому шейную повязку он снимал, только у себя и когда приходил в шатёр своего любимого друга, которому полностью доверял. И все насмешки других омег над тем, что у него, видимо, что-то не так с шеей, раз он её так старательно кутает, пропускал мимо ушей и через средний палец. — Да брось, — с придыханием выговорил он, притираясь о крепкие пальцы старшего затылком, — что вы все к нему привязались. Один нормальный альфа в племени — Кун Доджо. Не пристаёт, весёлый, добрый... — Ты просто не видишь, как он на тебя смотрит, Сонни, — тихо и печально ответил Минги и стал медленно сжимать и разжимать пальцы в волосах тут же покрывшегося мурашками омеги. — А смотрит он, как волк, жадно и грязно. Поверь... — Его голос стал глуше и тоскливее. — Уж я могу тебе это сказать точно... — Ерунда! — горячо возразил Джисон. — Доджо мне ничего плохого не сделал и не сделает, я ему верю. Он, кстати, говорил, что завтра у них большое дело на дальнем крае. — Опять какую-нибудь мирную деревеньку разорят, — фыркнул Минги. — Нет, нет, — с воодушевлением ответил младший, — говорят, что нашли отличную богатую, но слабую в плане альф волчью слободу. Хотят повеселиться по полной. Все в предвкушении ходят, говорят, можно поживиться. — Поживиться... — с тоской вздохнул Минги. — А потом — снова Ночь добычи... Опять всё повторится... — Я спрячу тебя, — решительно сказал Джисон. — Я не дам больше насиловать тебя! Не дам! — Это моя плата за часть добычи, и ты знаешь это, белка, — тихо сказал Минги. — Да и куда ты меня спрячешь? — Он нежно потрепал младшего по волосам и добавил встревоженно: — Кстати, ты лучше спрячь Ликса. Братья Хе в последний раз говорили, что хватит ему быть среди невинных в Ночь добычи, что он должен отдавать долг воинам, как и все остальные омеги, раз у него нет Старшего альфы. И что больше Сонгэ они не послушают, потому что это против чести морвы получается. Так что ты лучше позаботься, чтобы эти звери его не нашли. — Да я любого порву, пусть кто подойдёт, — зло хохотнул Джисон. — Как в прошлый раз. Минчон чуть без глаза не остался, помнишь? — Помню, — невольно улыбнулся Минги. — Поэтому к тебе никто и не лезет даже пьяным. Но поверь, если захотят — доберутся. Прячь Ликса, белка, а обо мне не беспокойся. Я... — Он криво улыбнулся. — Я привык. Да и пьяными они больше дерутся, чем до задницы лезут. Так что... — Значит, отвыкай! — зло откликнулся Джисон. — Я за этим и пришёл вообще-то. Мне Доджо сказал, что защитит меня, если что, да и Ликса тоже. И я попрошу за тебя. — Мне по-прежнему не нравится Кун Доджо, — тихо ответил Минги, упрямо хмурясь. — У него злые и жестокие глаза. — Да не похер ли на его глаза? — возмутился Джисон и мягко погладил руку старшего, которая обнимала его плечи. — Пока он мне полезен — он хороший, ясно? И потом: а кто мне, кроме него, ещё может помочь? Он и силки научил меня делать, я вот тебе зайчика принёс — это ж с силка! — Вкусный зайчик оказался, — улыбнулся Минги и вдруг подхватился: — Хочешь кушать, белка? У меня рагу осталось. — Милый, — поиграл бровями Джисон, — что за вопрос? И после большого пира я от твоего рагу не отказался бы! — Белка-обжорка, — поддразнил Минги и попытался подняться, но Джисон навалился на него и снова впился в его смеющиеся губы. — Впрочем, подождёт, — шепнул он в заалевшееся ухо, — поцелуй меня, этого больше хочу... — Нет, нет, — забормотал Минги, вытягиваясь под его губами, которые жарко выцеловывали ему шею, — не надо, Сонни... Это всё неправильно, непра... ахаа... неправильно... — Минги-я... Послушай... — шептал Джисон, опуская руку на пах омеги под собой и начиная нежить его. — Никто ведь не трогает тебя так... Тебе никто не делает так, как я, никто... Послушай... Тебе ведь нравится... Ты такой чувствительный... — Это неправильно... неправильно... Так не должен... делать... никто... — метался Минги, не в силах сопротивляться Джисону, который пристально следил за тем, как меняются на лице друга гримасы растерянности... стыда... наслаждения... — Минги-я... Приласкать тебя после того, что ты... выдержал... эта тварь ведь даже и не подумала?.. Ни один из них ведь даже не попробовал... доставить удовольствие... тебе, да, мой сладкий?.. Джисон задвигал рукой быстрее, понимая, что его слов омега уже не слышит: Минги крепко зажал себе рот рукой, его глаза закатывались, а тело подавалось на каждое движение настойчивых пальцев младшего. Джисон склонился к уху омеги и зашептал: — Убери руку, убери... Я говорил тебе столько раз: ты можешь стонать, можешь кричать, слышишь? Убери!.. — И сжал естество Минги твёрже, подводя к концу. Из глаз Сона хлынули слёзы, он замотал головой, когда Джисон попытался отодвинуть его руку от его рта. Нет... Нет... Нет... Увы, это ужасное правило было необоримым в сознании бедного стыдного омеги. И, выругавшись сквозь зубы, Джисон навалился на него, впился в его шею губами, что, как он знал, всегда доводило омегу до точки. Так было и в этот раз. Минги выгнулся, прохрипел высоко и жарко — и кончил. После Джисон выслушал всхлипывания, упрёки и жалобные просьбы больше так не делать, потому что если кто войдёт в это время, будет просто ужасно. Мнение о Минги в племени уже сложилось, его не исправить, но Джисону ещё замуж выходить и детей рожать, а если кто их застукает за этим ужасным, отвратительным и бесстыжим делом... — Но ведь тебе это нужно, омежка, — мягко прошептал в алое от стыда ухо друга Джисон. — Я же вижу. Я же знаю... — Наплевать на меня, глупая белка! — гневно ответил ему Минги и схватил за плечи, встряхивая: — Ты не слышишь меня? Что будет с тобой? Я сколько тебе говорил, чтобы ты не чудил так! Я и без этого... — Он запнулся и вдруг яростно покраснел. — Я люблю тебя, Минги, — тихо сказал Джисон и прижался к нему, укладывая голову на его плечо. — Я люблю тебя, ещё люблю Минхо и Сынги, мне нравятся Чонджи и Ехун — вы все страдаете, а я никому не могу и близко помочь! Кроме тебя, понимаешь?.. И если могу хотя бы вот так... — Почему же ты тогда не даёшь мне так же... с тобой? — горько спросил Минги. — Ты ведь... Я ведь тебе не так нравлюсь, как если бы... Ты же обычный, правильный омега, ты... — Мне не нужно такой помощи, Минги, понимаешь? — Джисон мягко поцеловал Сона в щёку. — Это всего лишь... помощь. Я безумно люблю тебя как друга. Но любить тебя иначе будет только твой альфа. Он будет с тобой так же нежен и ласков, как я, — но будет тебя любить именно как омегу, а не как... друга. Минги насмешливо фыркнул: — Альфа будет нежен? Ты спятил, Сонни? Пусть он хотя бы не бьёт и не пытается сделать больно, когда... — Он отвернулся и прикусил губу. А потом прошептал: — Или пусть уж сразу... — Я сам тебя убью, если ты ещё раз это скажешь, — зло прошипел Джисон. — Всё ерунда. И вообще: ты обещал рагу! Минги засуетился и резво вскочил на ноги. А Джисон, глядя на то, как бодро возится его друг с казаном, как нежно румянеют его щёки, как светится довольством взгляд, думал, что оно того стоит. Да, да, это было ужасно неправильно, но если не он — кто ещё может подарить его другу, судьба которого столь ужасна, хотя бы немного нежности и удовольствия?