Где ты был, когда был так нужен?

«Привет, Вась». Навсегда запомню эту холодную фразу, в которой не было никаких эмоций и которая резанула по сердцу и разуму так, будто, только что, заточеный клинок всадили в самую грудь и провернули несколько раз подряд, сказанную самым близким мне человеком. Холодная фраза. Пустые глаза. Безэмоциональное лицо. Мы встретились с ней на одном из заданий, когда их группу прислали в качестве подкрепления, а она была во главе. Увидел её и душа ушла в пятки, стоял, как пятнадцатилетний пацан и даже боялся поздороваться, а она подняла на меня свой взгляд и этим ещё сильнее загнала меня в угол. Пустые, стеклянные, серые глаза, в которых раньше метался озорной огонёк, теперь не отображали даже крохотной искорки. Казалось, что внешне в ней ничего и не изменилось, не считая только того, что спину она стала держать ещё ровнее, сильнее расправляя свои, совсем нехрупкие, плечи. И вроде всё та же форма, отлично сидящая всё на той же стройной фигуре, всё та же привычная, наспех собранная, култышка, заколатая на несколько обычных шпилек, всё та же выбившаяся прядка на лбу, которую она вечно пытается убрать за ухо, только глаза настолько пустые, что смотря в них, сразу понимаешь, что свиду Женька — больше и не Женька вовсе. — Жень, с тобой всё в порядке? — помню, как робко подошёл к ней со спины в тот вечер и еле слышно задал ей этот вопрос, а она заметно напряглась, повернулась ко мне и снова одарила колючим взглядом. — В полном, товарищ капитан третьего ранга. — даже в интонации голоса больше ничего не осталось от той голубоглазой девушки, которую я знал. — Жень, я же вижу, что нет. Что у тебя случилось? — хотелось докопаться до истины и понять причину такого отношения, которое, как мне казалось, из всего состава, она проявляла только ко мне. — Случилось? Что у меня случилось? Да, наверное то, что два года назад я потеряла лучшего друга, нашего общего, если ты помнишь, друга. И хоронила я его потом, почему-то, совершенно одна. Тебе не кажется, что этого может быть достаточно? — её голос, всё-таки, предательски дрогнул, а взгляд, всё так же, сверлил меня, в ожидании ответа. И тогда я всё понял, или как мне казалось, понял. — Прости, Жень. — всё, что я смог выдавить из себя в тот момент, чувствуя, что она расцарапала во мне ту самую рану, которая так часто давала знать о себе, особенно по ночам. — «Прости, Жень» — она так отчаянно усмехнулась, что в тот момент мне стало страшно и чувство вины снова разлилось по всему телу. — Он погиб за Батины разборки с, каким-то там, Горлиным. Погиб, потому что Вы не успели. Хвалёная всеми Богами «Нерпа», так непростительно облажалась. Вы даже не соизволили приехать на похороны. Никто. Ни один. Ни один не попросил хотя бы пару дней выходных. Хорошо же, да, когда всё можно списать на службу? Дружить так все вместе, хоронить так никто? Но ты, Вась, ты же даже не вспомнил о том, что где-то там, ещё осталась я. Можно же было хотя бы позвонить, но ты даже не подумал о том, что, возможно, я нуждаюсь в поддержке. Один звонок, Ионов! Мне было бы достаточно одного твоего звонка! Знаешь, как я ждала? До последнего верила, что вот-вот раздастся звонок телефона, но этого так не не произошло. Я понимаю, ты перевёлся, уехал, фиктивно умер, мы оборвали все наши связи, гордость своё брала, мол, смотрите, мы и друг без друга неплохо справляемся, но тут, Вась, о какой гордости может идти речь, если человека не стало? Серёги не стало. Серёги! Знаешь, как мне тогда самой хотелось сдохнуть, чтобы просто не чувствовать этой чёртовой боли, которая меня разъедала? Знаешь, как я сама себя хоронила заживо? Знаешь, как я целыми днями рыдала на его могиле, а потом шла домой и ночи напролёт выла в голос? Знаешь, как я падала на колени, когда Его опускали в эту промерзшую, сука, землю? Знаешь, что тогда с ним похоронили и меня? А сейчас ты мне говоришь «Прости»? — она говорила всё это так чётко, звонко, как монету, чеканя каждое слово, в которое вкладывала всю свою злость и обиду, как и на всю «Нерпу», так и на меня лично, а глаза начинали блестеть от слёз, которые она всеми силами пыталась сдержать, но эмоции взяли вверх и слёзы градом полились из, когда-то озорных, глаз. В этот момент проявилось что-то от прежней Жени. За маской безразличия и холода, всё же, пряталась та девушка с голубыми глазами и искренней душой, и эти слёзы, в которых я всегда боялся её увидеть, стали тому доказательством. Мне стало так паршиво от её слов, как не было никогда, потому что она была права абсолютно во всём. Стало паршиво от самого себя, за то, что я тогда никак не попытался с ней связаться и хотя бы выяснить, как она себя чувствует, потому что знал, что виноват перед ней за всё: за все наши недомолвки, за дурацкие ссоры, отношения, которые не увенчались никаким успехом, потому что я просто устал от наших вечных драм и сбежал от неё, как последний трус, переведясь в «Нерпу», виноват за смерть Серёги и виноват за то, что, понимая, что она страдает, побоялся набрать её номер, потому что, боялся, что в смерти Физика она обвинит меня и будет, совершенно, права. Она была права во всём, абсолютно, во всём. Оправдываться перед ней я не имел никакого права, это было бы просто неправильно, не по-мужски и просто непростительно. Все эти два года я жил с болью утраты друга и не мог, даже, представить с какой болью живёт она. Нет, я не забывал о ней, никогда не забывал, она, всё так же, оставалась для меня тем самым лучшим, что когда-либо со мной случалось, но старался прятать её в глубине самого себя, чтобы не трепать лишний раз душу. Ответить ей хоть что-то я был просто не в силах, лишь молча опустил голову, чтобы не видеть её слёз, хотелось провалиться под землю от стыда и этой вины перед ней. — Где ты был, Вась, когда ты был так нужен? — этот вопрос она задала еле слышно, совсем осевшим и ослабевшим голосом. — Жень, я бесконечно виноват перед тобой. Виноват перед Ним. Я знаю это. — так же тихо ответил я, всё так же, не решаясь посмотреть на неё. Внутри снова, что-то треснуло и отдалось болью в области сердца, заставив, в очередной раз, возненавидеть самого себя. Раздался её очередной всхлип и я почувствовал, как она обессиленно уткнулась головой в моё плечо, заставив меня вздрогнуть и я уже был готов к тому, что она начнёт колотить меня со всей силы по груди, но в следующую секунду она разрыдалась в голос, вцепилась за мои плечи, со всей силы сжала их. — Где ты был, Вась? — она снова и снова твердила эти слова, захлёбываясь слезами и глотая воздух. И я снова не мог ничего ответить. Прижимал её к себе так крепко, в надежде, что она успокоится, но этого не происходило. Она плакала. Всё, что она так долго копила в себе, обида, боль, ненависть, всё вырвалось наружу слезами и глухим криком, который заглушало моё тело. Спустя полчаса рыданий, когда моя форма стала мокрой от её слёз, я почувствовал, как она обмякла, всхлипы прекратились и она подняла на меня свои опухшие, красные, от слёз, глаза. — Я ненавижу тебя, Ионов. И ненавижу за это себя. — она сказала эти слова полушепотом, но прижалась ко мне ещё сильнее. — Слава Богу, что ты жив… — снова подняв на меня свои глаза, в которых я был готов утонуть, на одном дыхании прошептала она. И в тот момент, я снова увидел ту самую Женю, которую знал раньше. Честная, искренняя и показалось, что снова, как и раньше, моя. Я обнимал её, боясь, что она, вот-вот, оттолкнёт меня и убежит восвояси, но она этого не сделала, продолжая цепляться за меня, как тонущий цепляется за спасательный круг. Я уткнулся носом в её волосы, вдыхая, до одури, родной запах, а внутри меня, снова, всё с треском рушилось. И в этом был виноват лишь я сам.