Глиняный идол

Последние ступени к заветной хижине Ло Бинхэ пересек вприпрыжку — точно горный барашек. Ему едва удалось обуздать свое озорство, чтобы придержать перед Шэнь Юанем дверь, но уже за порогом он выкинул в пристройку сверток из драконьей кожи, а затем, подхватив ведра, бросился к колодцу — чтобы наконец поставить греться на огонь воду. Путешествие по землям Бездны, идея о котором взбрела ему в голову вечером, пьяным от хрупкого счастья и азарта им самим сотканной лжи, когда Ло Бинхэ желал лишь одного — сбежать от грязи им самим сотворенных зверств, оказалось долгим и утомительным, однако на его исходе Ло Бинхэ чувствовал себя очистившимся — точно открыл в тетради новую страницу. — Тело ломит, — наигранно пожаловался Ло Бинхэ. — После стольких месяцев пути единственное, чего хочется, — это неделями лежать в обнимку и отсыпаться. Улыбка тронула губы Шэнь Юаня, но, не говоря ни слова, он лишь опустился на подушку перед чайным столиком. От быстрого шага на последних ли на коже выступила испарина, а к ней — налипла дорожная пыль. У Ло Бинхэ зудело тело — так хотелось переодеться в свежее. Он выкатил во двор бочку для купания и натаскал в нее нагретой воды из пристройки. Выбрал из шкафа одежду и сбросил с ног сапоги. Стоя босиком на пороге, Ло Бинхэ обернулся — и метнул на Шэнь Юаня взгляд из-за тени ресниц. — Понежусь в горячей водичке. С дороги так приятно смыть с тела грязь и… скопившееся напряжение. И, огладив ладонью ручку двери — беззвучно намекая, Ло Бинхэ просочился во двор. Дверь осталась приоткрытой. Оставшийся сидеть на месте Шэнь Юань прислушался к застывшей тишине, не нарушаемой ни пением птиц, ни стрекотом насекомых. Были лишь неуверенно удаляющиеся шаги Ло Бинхэ (будто тот непрестанно оглядывался), а затем и они стихли. Шэнь Юань облегченно вздохнул. Синьмо уже достаточно долгое время не давал знать о своем вечном голоде, однако, его постоянное присутствие даже сквозь ткань плаща из драконьей кожи заслоняло уши, забивало сознание вязким веществом. Избавиться от меча (хотя бы на время) было со стороны Ло Бинхэ большим благодеянием, а подарить Шэнь Юаню фэни покоя — еще большим. Заклинатель скинул с плеч верхний слой одежд и сложил их в сверток рядом. Выпрямил спину, помассировал запястья. Его дыхание стало еще тише обычного, практически невесомым. Взгляд невольно зацепился за длинную кисть и сверток бумаги. Как давно он не упражнялся в своих прежних занятиях? Разум вновь заслонила ностальгия. Разгладив бумагу перед собой, он взял кисть, вновь как и когда-то ощутившейся продолжением его длинных пальцев. Сосредоточился на чем-то в уголках памяти и вновь упал в воспоминания о былом, словно в узкое горло глубокого колодца. Когда Ло Бинхэ вернулся (с едва обтертой головой), на губах Шэнь Юаня сияла застывшая улыбка. Он не взглянул на демона, полностью сосредоточившись на выведении последней графемы идиомы: «ветер, цветы, снег и луна». Он уже закончил четыре части одного рисунка, соответствующие написанному, — изображения школы Цанцюн во все времена года. Ло Бинхэ понадобилась пара мяо, чтобы успокоить разочарованное сопение, а затем, пачкая циновку мокрыми стопами, он прошел вглубь комнаты и плюхнулся на подушку рядом с Шэнь Юанем. Уронив голову на сложенные руки, Ло Бинхэ оттеснил кисти для письма (они раскатились по листу бумаги, чудом не задев свежие росчерки туши), и тяжелые пряди его волос рассыпались по плечам и широкой спине, подобно затянувшей речную гладь тине. Из одежды на нем были лишь светлые штаны, что, намокнув, подсвечивали гладкость плотных бедер, а обнаженная грудь вдыхала с усилием, играя бликами на каркасе из ребер. Волосы Ло Бинхэ были так черны, что сочащаяся с концов вода, впитав их цвет, оставляла на коже темные дорожки. Одна крупная капля закатилась в позвоночную ложбинку и стекла к поясу штанов… Но Шэнь Юань едва ли видел это. Из-за мякоти белого плеча, за которым Ло Бинхэ прятал свое лицо, мерцал чернильный зрачок, нацеленный на Шэнь Юаня. — Разве мой мастер давеча не жаловался, что его божественному телу уж не в радость почивать на пещерных камнях и глине лесов? — передразнивая речь Шэнь Юаня, досадливо поддел Ло Бинхэ. — Отчего же теперь ты рвешь спину за столом, будто прилежный ученик? Точно палку проглотил. Шэнь Юань в последний раз проверил соответствие работы первоначальной задумке и только после этого обратил свой взгляд на Ло Бинхэ. Облик демона не соответствовал тому, с которым он оставил его с палочку благовоний назад: обнаженный по пояс и едва обсохший, очевидно, он намеревался смутить этого мастера или, по крайней мере, пропитать влагой своего тела его рисунок. Возможно, стоило бы поворчать и остепенить демоненка, но Шэнь Юань слишком ценил подобные проявления его невинной игривости. Будто… Синьмо, лежащего сейчас в нескольких чжанах от них, и не существовало никогда вовсе. Или, по крайней мере, за время отсутствия Ло Бинхэ он спустил всю свою кровь в землю, растворившись в ней сгустком грязи. — Внешняя картина порождается сердцем. Прежде чем подвергнуться искушению мягких подушек и тяжелых одеял, этот мастер решил привести свой разум в порядок. — Так это думы о чистоте души не дают тебе покоя? Ло Бинхэ с усилием поднял от стола голову, сутулясь и опираясь на локти, а после, подхватив свободную кисть, начал праздно крутить ее в пальцах, постукивая себя лаковым кончиком по округлой нижней губе. Наконец Ло Бинхэ выдал (с явным старанием выдуманный) ответ: — Что-то я не могу припомнить, чтобы во время наших странствий жаркому из кролика почтенный мастер предпочитал на ужин цветы и росу. — О… Подобный вздох, полный тихого восхищения, едва ли хоть раз слетал с губ Шэнь Юаня в преддверии весенних игр. И сейчас он был оправдан: Ло Бинхэ мог лишь внимать его изречениям без их расшифровки, потому, пусть даже повторенная за мастером, идиома была признаком большого внимания к деталям и свидетельством желания познавать новое и прекрасное. Однако Шэнь Юань решил не оставлять за Ло Бинхэ победу и все-таки прибегнул к лукавству: — Зерно сварилось да в кашу превратилось. Этот Шэнь никогда не скрывал свои слабости перед тобой, Бинхэ. Однако если даже демон замечает несовершенство этого мастера, то ему в действительности придется над собой поработать и отказаться от ужина. В момент празднования недолгой победы, когда Шэнь Юань позволил себе случайным звуком похвалить Ло Бинхэ, демон вжал кончик кисти в губу, пряча ухмылку, в то время как шаловливый отблеск глаз целиком выдавал его бесстыжее веселье. Слова же избранника заставили Ло Бинхэ вздрогнуть, а его спину — натянуться. Так, беспокойно вращающий кисть в руке, он стал походить на ученика, застигнутого врасплох замечанием наставника. Подобрав слова (в процессе обдумывания его взгляд бегал по комнате), Ло Бинхэ виновато пригнул голову и тихонько возразил: — Но этот муж не умеет готовить лишь на одну персону… Напрасная растрата пищи — тяжелая ноша для души, как и любая неумеренность. Может, почтенный мастер будет так великодушен… что не покинет этого мужа перед моральным выбором? Должно быть, так просто сдаваться было неверно. Но и повода для обиды Шэнь Юань не мог найти. Он тихо вздохнул и коснулся деревянным кончиком кисти плаксиво надутой губы Ло Бинхэ. — Хорошо. Этот муж прощен. Ло Бинхэ свел зрачки к переносице, силясь поспеть взглядом за кистью в руках Шэнь Юаня, но тот уже опустил ее на подставку и взял за края холст, чтобы положить его сушиться на циновку в ноги и освободить тем самым стол. Разложив на поверхности извлеченный из-под столешницы учебник, Шэнь Юань открыл его на закладке и продолжил читать — не теряя времени на разрешенную обиду и спеша возвратиться к прерванному досугу, словно демона, алкающего его внимания, вовсе не было в комнате. Ло Бинхэ пришлось повиноваться. Просушивая кисти полотенцем, Ло Бинхэ бросал на Шэнь Юаня взгляды — не украдкой, вполне откровенно рассматривая, но почтенный мастер все равно не заметит его, пока голосом не вырвешь из раздумий. Что же он так увлеченно читает? Трактат, а может летопись. Ло Бинхэ сам оставил здесь эти книги, когда восстанавливал хижину по снам учеников школы Цанцюн… Но разве Шэнь Юань их прежде не читал? Изучая учебники в отрочестве, Ло Бинхэ укладывал знания в своей памяти таким образом, чтобы впредь больше никогда не листать потрескавшихся страниц, прорываясь сквозь архаизмы и диковинное написание слов. Неужто Шэнь Юаню, всю жизнь учившему своих подопечных по этим книгам, приносит удовольствие вновь перечитывать назидательные монологи и пространные рассуждения? Ло Бинхэ еще помнил ту неловкую спешность движений и бегающий взгляд Шэнь Юаня, когда, впервые оказавшись в спальне Ло Бинхэ, тот был уличен за чтением брошюры о демонических браках. Кажется, Шэнь Юаню были таки приятны легкие удовольствия… Закончив промакивать ворс кисточки, Ло Бинхэ легко перенес тяжесть тела на локоть, чуть нависая над страницами книги, но не чтобы заглянуть в написанное — а чтобы привлечь внимание Шэнь Юаня, поежившегося от сырости. Тогда Ло Бинхэ уронил голову набок — точно ластящийся звереныш — и начал с улыбкой, не упуская чужого взгляда: — Я подумал: если А-Юаню нравится читать, а в прошлой жизни ты даже был учителем… может, мы могли бы читать вместе? Шэнь Юань все еще смотрел на него с кротким вниманием, и Ло Бинхэ, приободрившись, увел взгляд, перехватывая другой рукой кисть. — Однако сам я учился человеческой письменности довольно давно и многое могу не понимать, — подушечки пальцев Шэнь Юаня дрогнули, когда тыльной стороны ладони коснулся влажный хвостик кисти. Ло Бинхэ принялся чертить линии, используя кожу как холст для бесцветных чернил, и Шэнь Юань, в тот же миг сосредоточившись на ощущениях, обнаружил, что линии складываются в иероглиф. — Лучше начать с малого… знаешь, со сказок или любовных повестей. Ведь если поторопиться, первое впечатление останется смазанным и в памяти закрепятся лишь чувство беспомощности и стыд за самого себя. А этот муж действительно хочет прочувствовать красоту этих трудов, что по праву можно считать… выдающимися. Последнее слово Ло Бинхэ произнес на выдохе. В повисшем молчании Шэнь Юань размышлял над ним и иероглифом, что стягивал ладонь прохладой испаряющейся влаги. Один слог, но разные тоны. Неужто Ло Бинхэ так плох в орфографии? Вслух — высокий и ровный. «Выдающийся». На письме — нисходящий, от высокого к низкому, «скучный»… Какой паршивец. — Бинхэ стоило бы поработать над письмом. Этот мастер кожей ощущает все твои ошибки. Шэнь Юань быстро перехватил из чужих пальцев кисть и зажал в своих — словно враждебно выставленный меч. Бледные ладони Бинхэ зияли пустотой — будто просьба о помиловании. И правда, демоненок ничуть не сопротивлялся, хотя уголки его губ подрагивали в проказливой улыбке. Да Шэнь Юань и сам улыбался, хоть и силился быть строгим. — Ах… мне жаль, что сие дрянное письмо ранило чувства мастера. Мне видится, что у этого невежды остался лишь один способ загладить вину — зажечь свечу и учиться… Эту идиому Шэнь Юань говорил Ло Бинхэ лишь единожды — в день их первого разговора. Необходимо было признать достоинства его памяти. Но, конечно, просто так похвалить Ло Бинхэ он уже не мог — демоненок слишком заигрался во вздорного ученика. — Если я примусь учить тебя сначала, ты будешь самым большим ребенком на моей практике. Уверен, ты знаешь больше, чем думаешь. После новогодних празднеств я проверял память своих учеников следующим упражнением: начинал идиому и ждал, когда ученик продолжит ее. Но ты говоришь, что у тебя трудности с орфографией… тогда мы будем их писать. Ло Бинхэ встрепенулся, раскрывая перед Шэнь Юанем ладони. На его щеках заалел румянец, а глаза вспыхнули таким бесстыдством, что Шэнь Юаню пришлось бы отвесить демону шлепок по лбу, если бы Ло Бинхэ не поспешил скрыть несдержанность завесой густых ресниц. Опустив взор на простертые к Шэнь Юаню руки, он с деланным смирением объявил: — Этот невежда будет рад принять все, что предложит ему мастер. Только, — Ло Бинхэ поднял к Шэнь Юаню взгляд, что теперь светился наигранной мольбой, — прошу, используйте тушь. Если мастер собьется, этому невежде придется просить о дополнительных занятиях. — Как пожелает Бинхэ. Однако в таком случае стоит усложнить задачу. Чужая кожа уже успела обсохнуть, но с волос все еще стекали крупные капли воды. Шэнь Юань откинул тяжелую прядь с плеча Ло Бинхэ, обнажая очерченный рельеф мышц. Задумчиво обтер рукавом покрытую белесыми мурашками кожу. Задержавшись взглядом на обнаженном теле, он увидел бледные линии вен под неожиданно тонкой кожей. Отметил созвездия родинок в локтевом сгибе. Осознал, что впервые позволяет себе столь свободно распоряжаться чужой плотью. Последнее откровение его невольно отрезвило. Вместе с неясным для Ло Бинхэ кивком головы Шэнь Юань отогнал случайные мысли и тяжело вздохнул, не размыкая губ. — Отвернись и закрой глаза. Ты не должен смотреть, — избавляя себя от липнущего взгляда, наказал Шэнь Юань. Ресницы Ло Бинхэ затрепетали, но вместо того, чтобы исполнить наказ Шэнь Юаня, он заглянул в его лицо из-за тени сползшего на лоб локона. Ло Бинхэ простер и подставил взгляду Шэнь Юаня плечо, при этом опершись ладонью на край стола по чужую сторону — и коготь на большом пальце, которым он зацепился, царапнул шероховатую столешницу. Прогнувшийся в пояснице, играющий вниманием устремленных к нему глаз… Ло Бинхэ явно устроил провокацию. — Если мастер боится, что этот невежда осмелится проказничать, он может завязать мне глаза поясом. Так этому невежде не останется ничего, кроме как ловить… — ускользнув из-под руки Шэнь Юаня, Ло Бинхэ лег грудью на стол. Влажные пряди, налипшие на кожу, напоминали выведенные тушью на бумаге завитки, — каждое прикосновение мастера. Шэнь Юань спрятал кисть в рукав — знак временного замешательства. Смежил веки. До тонкой складки сдвинул брови. Вздохнул. Развязал собственный пояс и туго затянул узел на затылке Ло Бинхэ. Во время сей манипуляции тот картинно задрал голову, обнажая беззащитную шею — невинная овечка, приносимая в жертву. Понимал ли Шэнь Юань, что потворствует чужим желаниям, стесняющим плоть в исподнем белье? Конечно. Хотел ли он этого сам? Если быть честным, предложение Бинхэ было заманчиво. Кончик кисти тонким язычком лизнул поверхность заранее разведенной туши. Кожа демона — холст молочно-белой бумаги. Шэнь Юань запачкал ее единым росчерком. — Начнем с легкого. «Нарисовал дракона—». Ло Бинхэ вздохнул, утыкаясь носом в сгиб локтя. Постукивание его когтей отсчитывало мгновения — словно прокравшись Шэнь Юаню под кожу и расчесывая череп. В перерыв между ударами сердца Ло Бинхэ приподнял голову: — Первый иероглиф — «рисовать», тон нисходящий… — голос Ло Бинхэ задрожал, подобно пламени свечи на ветру, и он сбивчиво зашептал: — Я ведь правильно говорю, мастер? Шэнь Юань молчал, надеясь, что такого ответа будет достаточно. В горле Ло Бинхэ задребезжал стон. — Мастер, — пролепетал демон, и его дыхание было столь неровно, словно у щенка с мокрым носом. — Я вспомнил, как учил когда-то иной иероглиф. В нем была графема «кости», а тон — восходящий… Неожиданно голос Ло Бинхэ истончился, а сам он вновь уронил лоб на собственную ладонь. Тогда Шэнь Юань, очнувшись, заметил причину: отвлекшись на устроенное Ло Бинхэ представление, Шэнь Юань вдавил кисть в чужое плечо, и капля туши, переполнив начертанный след, набухла и стекла к локтю. «Кость» и восходящий… Так сразу Шэнь Юаню пришли в голову два иероглифа: «гладкий» и «лукавый». Какой же Ло Бинхэ имеет в виду? Отчего демон вообще затеял всю эту игру? Мстит за то, что Шэнь Юань не последовал за ним искупаться? Теперь изгибается, чтобы продемонстрировать, что Шэнь Юань потерял, не приняв его приглашение? Капли воды, обрамляющие рельеф точеных мышц. Пунцовая от жара кожа, словно подсвеченная рассветным румянцем, — в нее хочется вдавить пальцы, чтобы почувствовать ее упругость, ее… гладкость? Шэнь Юань сморгнул наваждение. Сейчас, может, только пара капель еще блестит на свежих следах, оставленных влажными прядями, но кожа на плече полностью высохла (ведь Шэнь Юань сам ее обтер) и светится воздушным бархатом. Ло Бинхэ играет им. «Гладкость» и волнующий полувздох — искра, зароненная в спутавшийся клубок мыслей. Очередная провокация. В такой ситуации ближе по смыслу «лукавый». Уголок рта Ло Бинхэ дрожит: чувствует, что шалость удалась. — «…нарисуй глаз», мой мастер. Этот невежда справился? — …вполне. Ответ прозвучал позже, чем следовало бы. Сосредоточенная на кончике кисти чернильная капля упала на бедро. Расползлась уродливой кляксой. Это отрезвило. Шэнь Юань проморгался и увидел, что темные линии тоже не удержались на коже Ло Бинхэ — изменили задуманную форму, растеклись, сосредоточились в порах. Необходимо было гуще замешать тушь. Быть может, добавить смолы, масла, жира… Шэнь Юань воспользовался этой возможностью временной передышки, но не уведомил о своих действиях Ло Бинхэ. Несколько фэней терпеливо ожидавший продолжения демоненок в одно мгновение внезапно поник, будто бутон отяжеленного росой цветка. — Что-то не так… А-Юань? — Все так, Бинхэ. Шэнь Юань воспользовался маслом, что Ло Бинхэ всегда держал в карманах своих одежд, но не был уверен в успехе затеи. Пальцы пропахли жасмином. — Используй предоставленное время для подготовки к следующему упражнению. Ло Бинхэ притих, зарывшись носом в сгиб локтя, — будто уткнувшийся в записи ученик. Шэнь Юань разрыхлил ручкой кисти и осторожно отсыпал на крышку тушечницы часть порошка, а затем — капнул масло. Пока он растирал до однородности получившуюся кашицу, пигмент въелся в ногти, пятна неконтролируемо растеклись до запястий. Брать после этого в руки кисть — значило перепачкать все за этим столом. На глаза Шэнь Юаню вновь попалась сброшенная Ло Бинхэ походная одежда. Дав себе мысленно обещание, что на этот раз стирать будет он, Шэнь Юань обтер ладони о полы темного ханьфу. Шорох ткани заставил Ло Бинхэ заерзать. — Мастер Шэнь, — позвал Ло Бинхэ полувздохом. — Для нашего следующего занятия… следует ли подготовить холст побольше? Ло Бинхэ старался дышать глубоко и размеренно, однако вся его шея запунцовела от сгустившегося румянца. Шэнь Юань зарекся не опускать взгляд ниже спины демона, ведь, хотя та часть тела была прикрыта одеждой, беспокойное ерзание Ло Бинхэ могло служить лишь одному — привлечению чужого внимания. А Шэнь Юань и без того мог представить, какую ловушку ему уготовил этот бесстыдник. — Это масло, А-Юань, — голос Ло Бинхэ надломился. Шэнь Юань неожиданно осознал, что так взволновало демона. — Позволь этому мужу помочь… Прежде чем мольба переросла в порыв, Шэнь Юань поспешил утихомирить разгулявшуюся бурю. — Я… готовлю краску. Бинхэ следует знать необходимые ингредиенты. Его язык заплетается. А стоило бы вложить в голос хоть немного строгости! Как Ло Бинхэ мог подумать, что он… этим маслом… в половине чжана от него… Да это и в теории представить сложно! Хотя мог бы он лет сорок назад, спрашивая с учеников трактаты, помышлять о подобном методе экзаменирования? Оставалось лишь тяжело вздохнуть и отбросить со спины Ло Бинхэ пряди волос. — Поворачивайся. Поднявшись от стола и сев к Шэнь Юаню спиной, Ло Бинхэ подобрал под себя ноги. Его качало из стороны в сторону, будто аромат масел подействовал на него подобно благовониям. Сложив перед собой руки, он придерживал босые стопы — но с тем будто прятал натянувшуюся в паху ткань. А Шэнь Юань… нет, он не смотрел туда! Неожиданно почтенным мастером овладел ужас, что, должно быть, испытывали его ученики перед экзаменом: когда голова опустела от тревоги, а тело лихорадит предчувствием близящейся катастрофы. Он держал кисть, но не мог припомнить и пары слов. Однако Ло Бинхэ был крайне терпеливым экзаменатором и не торопил Шэнь Юаня со следующей идиомой, пусть пожар уже охватил румянцем его плечи. «Нарисовав змею—». Чернила были идеально замешаны: не растекались и масляно блестели на бледной коже. Вот только совершенно лишились свойства схватывания… Шэнь Юань опустил кисточку. Да. Совершенно точно после всего этого бесчинства Ло Бинхэ обязан повторно посетить купальню. — Подумай хорошенько. Жду твоего емкого ответа. Попытаться подловить на путанице в схожем, но вместе с тем различном было бы хорошей попыткой, вот только Шэнь Юань почти что был уверен, что Ло Бинхэ ответит верно. Но тем не менее пока что этот мастер не был испуган настолько, чтобы играть грязно — спрашивать то, чему не вразумлял или хотя бы мимолетом не упоминал меж будничных диалогов. А эту идиому он использовал при Бинхэ точно хотя бы раз. — «Пририсовать ей ноги», — облизнул пересохшие губы Ло Бинхэ. На этот раз его ответ последовал спешно, запальчиво. В воспаленном голосе ощущалось нетерпение. — Позвольте дерзость, почтенный мастер… Но ваша шалость с маслом — те же ноги у змеи. Кажется, не только этого невежду одурманил цветочный аромат, но и мастер заплутал в схожих образах и фигурах речи, — вытеснив из легких жар, Ло Бинхэ уронил голову на грудь и добавил тише: — Прошу: не давайте мне спуску. Не бойтесь быть строгим и… взыскательным с этим невеждой. Действительно. Если уж и сам Ло Бинхэ собирается со всем этим покончить, теперь не следует его жалеть. Шэнь Юань поднял руку, почти что бессознательно вывел первую графему. Задумался. Дополнил ее и довел желаемое до конца. «Бессердечный ручей течет дальше—» Вертикальный росчерк от правого плеча до ямочки на пояснице. Обманка, ведь на этот раз то было не начало идиомы, а ее окончание. И Шэнь Юань мог ручаться, что никогда прежде не произносил ее вслух. — Последнее, Бинхэ. Хотя глаза были завязаны у Ло Бинхэ, Шэнь Юань на удивление тонко чувствовал переживания, клубящиеся под бархатом разгоряченной кожи, и теперь по неровному вздоху понял — Ло Бинхэ узнал идиому. Демон отчего-то молчал, и усиливающееся напряжение набухало тяжелой каплей на кончике кисти. — Не думал, мастер Шэнь, что вы можете быть коварным. Однако… разве красота цветка не заслуживает любви? Прошу вас: раз наша игра кончается, а на вашем холсте еще осталось место — допишите начало идиомы. Запечатлите свою любовь на мне. Места на спине не осталось. Шэнь Юань потянул Ло Бинхэ за плечо, и тот легко поддался, разворачиваясь к нему лицом. Разомкнутые губы при каждом вздохе обнажали кромку жемчуга зубов. Под неплотно стягивающим поясом, должно быть, трепетали ресницы — запертые в темноте мотыльки. Шэнь Юань ткнул кисть в ключичную ямку, ставя уродливую кляксу, отходя от всех канонов каллиграфии. Провел вниз, медленнее обычного выводя графемы. Практически не отрывая кисть от кожи, скользнул к пупку, завершая. «Цветок у воды, тоскующий от любви». — Бинхэ, ты должен вновь очистить тело. Чужие слова сквозь гул крови в висках. Мастер знал, что холодная вода и свежий воздух… Ло Бинхэ прикусил губу. — Я сниму пояс. Что если ослушается? Вкрадчивый шепот Синьмо за стеной. Шэнь Юань едва ли касается его, стягивая с глаз пояс, обтирая сухим полотенцем (до которого наконец смог дотянуться), размазывая грязь по телу. Ведь он был так послушен… может ли сейчас оказаться плохим. Повязка снята, но Ло Бинхэ не разжимает веки. Мастер не ведает, как ему тяжело. Но он обещал. И всегда держится до конца, пока терпеть долее становится невозможно. Он же не зверь. Не безумец. Пока Синьмо не истечет кровью. Шэнь Юань комкает в руках полотенце, вздыхает. Смотрит ожидающе. Встает. Подходит к бумажному окну. В смятенный разум просочился свежий запах бамбука. Он тише и блеклее, чем за барьером, но после странствий по Бездне — та еще благодать. Шэнь Юань вздыхает полной грудью и поворачивается к сидящему Ло Бинхэ — все еще неподвижному и грязному. — Бинхэ, этот мастер тоже запачкался… Ло Бинхэ вскидывает голову, мрак легшей на лицо тени рассеивается сиянием вспыхнувших надеждой глаз. На его лице — изумление и восторг. Робкий отблеск прежнего доверчивого чувства. — Пойдем вместе. Ло Бинхэ спешно кивает: — Сейчас, А-Юань!