Сказки дядюшки Томаса

— ЗОЛУШКА!.. Нервно подпрыгнув в своем чулане, Золушка торопливо поправил надоевший чепец, все время норовящий сползти на очки, и рванул на зов. Судя по громкости, его злая тетка была еще более злой, нежели обычно, а значит, медлить не стоит. — Да, тетушка! — выпалил Золушка, влетев в кухню. Остановившись у порога, он спешно отряхнул испачканный передник, одернул поношенную юбку, поправил очки, чепец и косынку на шее и скромно потупился — все практически одновременно. — Где тебя носит, скверный мальчишка! — тетка, в длинном зеленом платье с корсетом и высоком головном уборе со свисающей вуалью, накинулась на Золушку с руганью и кочергой. От кочерги он привычно увернулся, а ругань выслушал со всем почтением, временами поддакивая. Наконец тетке надоело гонять его вокруг обеденного стола и она, отшвырнув кочергу, уперла руки в боки и сообщила: — Сегодня во дворце будет большой бал! Наследный принц выберет себе невесту, а значит, скоро наш Дадлик станет принцессой! — Чего? — невежливо окосел Золушка, представив свиноподобного кузена на троне. Дадли и без того причинял ему массу хлопот, а уж в качестве принцессы… Стоп, принцессы?! — Но Дадли ведь это… мужчина, в общем! — робко заикнулся он, нервно косясь на лошадиную физиономию тетки, пошедшую красными пятнами. — Какая же из него принцесса? — Да как ты смеешь?! — визг тетушки перешел на ультразвук, уморив мучительной смертью пару летучих мышей на чердаке. — Наш Дадлик… наш чудесный поросеночек… да он станет наилучшей в мире принцессой! Ни одна безмозглая дура ему и в подметки не годится! А ты, — она смерила племянника людоедским взглядом, — ты сошьешь ему самое красивое платье! Сроку тебе три часа. Выкройки вон там, материя вот здесь, швейная машинка сам знаешь где! И только посмей не успеть, мерзавец! И бросив на Золушку еще один взгляд, исполненный обещанием мучительной смерти в кипящем керосине в случае промедления, развернулась и ушла из кухни. Судя по донесшимся сверху звукам, отправилась будить своего ненаглядного сыночка. Золушка сокрушенно покачал головой и выудил из большой корзины плотный сверток дорогого атласа. Блестящая ткань высочайшего качества имела лишь один, но существенный недостаток — истошно-розовый цвет, который, по мнению Золушки, вряд ли мог быть к лицу кому бы то ни было, кроме куклы Барби. Но его мнения никто не спрашивал… Золушка взял выкройки, расстелил на столе ткань и принялся за дело. К вечеру, запихнув упирающегося Дадли, завитого, надушенного, разодетого в розовый атлас и кружева, в карету с шашечками на дверцах, а затем услужливо прикрыв дверь за вошедшими следом дядей и тетей, надевшими по такому случаю свои наилучшие наряды, Золушка ощутил одновременно безмерную усталость и полное удовлетворение. Процесс пошивки платья, а затем упаковки в него необъятной туши кузена, который вдобавок сопротивлялся, был ну очень утомительным. И теперь Золушка мечтал лишь об одном — выудить из холодильника что-нибудь съестное и мирно посидеть у телевизора. А потом отправиться спать, надеясь, что родственники будут веселиться на балу до утра. Тогда они весь день проспят, не будут торчать над душой и нудить, что все, что делает Золушка, он делает неправильно. Однако сегодня явно был не его день. Только он успел состряпать себе бутерброд с ветчиной и маринованными огурчиками да устроиться перед телевизором, положив ноги на пуфик, как вдруг прямо посреди гостиной, как раз под кованой люстрой на сорок свечей, с легким хлопком материализовалось нечто. Вернее, некто — мрачный, угрюмый, носатый, в длинном, расшитом серебряными звездами платье лавандового цвета. И с изящной палочкой, увенчанной звездочкой, в цепких руках. — Черт! — рыкнул некто, нервным движением поправляя диадему, норовящую съехать с грязных и спутанных волос на нос. Диадема действий своего хозяина не оценила, съехав опять — на сей раз на ухо. Странный субъект выругался заковыристее, однако урок усвоил, поправив украшение более аккуратно. Разобравшись с самым насущным делом, он мрачно уставился черными злыми глазами на ошарашенного Золушку. — Ну, что пялишься, олух? — раздраженно рыкнул непрошенный гость, взмахнув палочкой, как дубиной; вокруг разлетелись сияющие искры и облачка сиреневого дыма. — Тебя здороваться не учили? — Э… здрасте, — пискнул Золушка, не решившись напомнить пришельцу, что тот, вообще-то, тоже не поздоровался. И даже не постучался. — А вы кто? — выпалил он, не сдержав любопытства. — Я — добрая фея! — с отвращением ответил субъект в лавандовом платье и снова поправил диадему. — Фея?! — поперхнулся Золушка, едва не потеряв очки. — Но вы же совсем не похожи! Да и фей вроде как не бывает… — А ты вот прямо до фига знаешь о добрых феях! — рявкнул фей, моментально разозлившись. — Нет бы спасибо сказать, а то — не похож, не бывает! А ну, быстро встал, собрался и марш на бал! Будем тебя за принца выдавать. — Не хочу! — взвизгнул Золушка, прыжком вылетая из кресла и прячась за его спинку. — Пусть Дадли выдают, а я не желаю! — А тебя, дорогой, никто и не спрашивает! — вкрадчиво сообщил добрый фей, взмахнув палочкой. В тот же миг потрепанное платье Золушки преобразилось в богатый наряд из голубого бархата, затканный золотом и расшитый жемчугом. Он сдавленно охнул — платье весило не меньше двадцати килограммов, а вдобавок было с корсетом. Тело стиснуло так, что в глазах потемнело. Когда Золушка отдышался, то обнаружил на голове завивку и диадему, которая — закон подлости! — сползала так же упорно, как и та, что красовалась на макушке феи. Или фея. — Я… не… пойду… — просипел Золушка, хватаясь руками за кресло, чтобы не упасть. — Я… не… — А, ну да! — фей злобно ухмыльнулся и снова взмахнул палочкой, заставив кандидата в принцессы взвыть. У того на ногах вместо разношенных кроссовок образовались хрустальные туфельки! Твердые, жесткие, на высоченных каблуках, они вполне могли бы поспорить с испанскими сапогами по степени неудобства. — Вот, теперь все! — злобный, то есть, добрый фей оглядел свое обалдевшее творение и кивнул. — Давай, шевелись, вон тыква в компостной куче валяется, кати ее сюда, сейчас я тебе карету состряпаю. А конь у меня уже один есть! С этими словами он вынул из кармана облезлую крысу с покалеченной лапкой и ухмыльнулся прямо ей в морду. Крыса обреченно запищала. Золушка ей посочувствовал. — Да не хочу я за принца! — едва не плача воскликнул он. — Зачем он мне сдался? И вообще, я не девчонка, замуж выходить! — Ты себя в зеркало видел, недоразумение? — ласково поинтересовался фей, поигрывая палочкой. — Сходи, посмотри, если нет. Да из тебя такая принцесса получится, никто и не догадается, что ты мальчишка. А принц только рад будет, вот увидишь! — Чего я увижу? — сварливо поинтересовался юноша, стараясь удержаться на ногах в своих жутко неудобных хрустальных туфельках. Терять ему было уже нечего, поэтому он без колебаний дерзил фею, твердо уверенный, что хуже уже не будет в любом случае. — Я этого принца и не видел ни разу, а вы меня за него сватаете! Не хочу! Мне и здесь неплохо. Всего-то и дел, что за домом следить, полы мыть, еду готовить, в саду работать, белье стирать, одежду гладить, скатерти крахмалить, картошку окучивать… ну и еще там, по мелочи, скажем, мешок гороха перебрать, делов-то. А придется на весь дворец стряпать, да еще муж этот… не хочу! — Не видел — увидишь! — коварно ухмыльнулся фей, показав желтые кривые зубы. Выудил из-за пазухи портрет и сунул Золушке. — Гляди, вот он, принц твой! Красавец мужчина! С портрета на Золушку таращился злобными красными глазками безносый зеленый тип с явными наклонностями отпетого маньяка. На лысом чешуйчатом черепе слегка набекрень красовалась корона, украшенная рубинами — под цвет глаз. — Нет, — сдавленно выдохнул Золушка, роняя портрет. — НЕТ! — заорал он от ужаса, теряя равновесие и падая в темноту с высоченных хрустальных каблуков под ехидный смех злобного — да, да, злобного и противного! — фея.