Рикошет

Эндрю ненавидел условности. И дни рождения. Но четвертое ноября наступило, и он проснулся от громких завываний поздравительной песни Никки. Кузен распахнул дверь ногой и занёс торт с подожжеными свечами. Аарон, который всегда спал в берушах, даже не пошевелился. Кевин, попытавшийся заглушить шум подушкой, не вытерпел и кинул в слишком радостного Хэммика первой попавшейся вещью. Тот пожертвовал своей спиной, чтобы спасти десерт, и проследил за тем, как журнал с Троянцами на обложке шлепнулся на пол, выплевав разорванные страницы. Невозмутимо наступив на Джереми Нокса, Никки прошествовал к кровати Эндрю. — С днём рождения тебя! Давай же, Эндрю, задувай свечки. Не забудь загадать желание. Торт очень сладкий, специально для тебя заказывал! Эндрю ненавидел условности. И ненавидел загадывать желания. Хочу, чтобы Касс стала моей мамой. Хочу, чтобы Дрейк сдох. Ни одно из его детских желаний не сбылось, а оттого все эти традиции стали бессмысленными. Впрочем, как и вся его жизнь. Дрейк так и не сдох, а Касс так и не смогла стать ему матерью. Кровные узы с Тильдой, Лютером, Марией, да даже с Аароном и Никки так и не сделали их настоящей семьёй. Слово «пожалуйста» так и не возымело должный эффект, сделав все только хуже. А про лживое «я люблю тебя» даже и думать не хотелось. Из-за больной «братской любви» Дрейка это слово приобрело перевернутый, слишком извращённый смысл. Если любить так мучительно больно, Эндрю лучше будет ненавидеть. Он лениво послюнявил пальцы и погасил свечи только для того, чтобы Никки поскорее отстал от него. Тот раздосадованно почесал затылок, но улыбаться и светиться не перестал. — Ты, как обычно, делаешь всё в своей манере. Ну ладно, надеюсь, ты хотя бы желание загадать не забыл! — пролепетал он. — На столе стоит ящик виски и блок сигарет! С днём рождения тебя! Теперь нужно будить Аарона! — Завали ебало, Хэммик! — прорычал Кевин. — Могу завалить только тебя, — ответил Никки бодро и развернулся к брату. — Давай, Эндрю, вставай, пошли кушать тортик! Миньярд опустил ноги на холодный пол. Он не любил дни рождения, но поесть торт не отказался бы. Проходя мимо кухни в душ, он заметил ещё один, менее сладкий, скорее всего, для Аарона. Никки занимался кофеваркой, напевая под нос песни. Его забота иногда душила, но в глубине души, куда сам Эндрю опускался крайне редко, он ценил кузена. Спустя полчаса проснулся Аарон. Он задул свечи нормальным способом, не забыв произнести свое желание вслух: — Хочу забыть о Лисах, как о страшном ночном кошмаре. Никки даже немного обиделся, но энтузиазм не потерял, разводя своими громкими рассуждениями молчание близнецов. Пока они завтракали десертом, запивая это все отвратительно заваренным кофе и слушая Никки, зазвонил телефон. Стоило Хэммику взглянуть на экран, как он тут же взвизгнул. Его волнение стало видно невооруженным глазом. — Мам? — неуверенно ответил он после недолгого замешательства. — О, самое время покурить, — объявил Эндрю. Уходить далеко он не собирался, чтобы послушать, что же наговорит Мария в этот раз — уж очень давно она не звонила, — поэтому забрался на подоконник и поджёг сигарету. Аарон с видом великомученика, понявший, что отдуваться ему придется за двоих, бросил на брата недовольный взгляд, однако все же постарался выровнять тон, когда кузен протянул ему телефон. Никки начал грызть ногти и ёрзать на стуле во время разговора. В его глазах стояла тоска и тихим пламенем разожглась надежда. Даже несмотря на то, что родители отказались от него из-за ориентации, тот продолжал ждать того дня, когда они примут его обратно. Неисправимый идиот. Старше всех, а мозгов так и не набрался. Аарон покивал в трубку, промычал благодарности за поздравления и отдал мобильник кузену. Никки удивился тому, что разговор ещё не окончен, поднес его к уху и прослушал то, что говорила мать, с очень внимательным выражением лица. Казалось, с каждым ее словом его физиономия менялась с крайнего удивления на счастливое, потом на расстроенное, а после Хэммик загорелся какой-то явно не очень хорошей идеей. — Понял, мам! Я постараюсь. Да-да, и обязательно позвоню тебе. Пока! Рене прислала сообщение очень вовремя, избавляя Эндрю от необходимости слушать о том, что наплела в очередной раз Мария своему сыну. Он выкинул бычок в окно и спрыгнул с подоконника. В этот раз Уокер позвала его не потренироваться, а вручить подарок, потому что она пригласила его в кофейню. И пусть Эндрю уже позавтракал, от дополнительной дозы кофеина он не отказался. Они сделали заказ и заняли столик в углу. Рене протянула ему два поздравительных пакета. Она и Би были единственными людьми не из локальной семьи, кто поздравил его с днём рождения. Эти женщины, в отличие от Миньярда, просто обожали условности. Эндрю залез в свой пакет, где лежали дорогая навороченная зажигалка и автомобильный ароматизатор с запахом мяты. Для Аарона, подарок которого парень тоже решил проверить, девушка подготовила медицинский халат. Ха, как мило. — Кстати, Натаниэль приходил ко мне, расспрашивал, — упомянула Уокер. — Стоило поставить бабки, да, Рене? Может, деньжонок бы заработал, — задумчиво произнес Миньярд, поднимая на нее свои глаза. — Как ни странно, разговор зашёл о тебе, — невозмутимо продолжила она. — Точнее, про твою ориентацию. Я подумала, раз ты не предупредил меня, то ничего, если я скажу ему правду. Сердце Эндрю ёкнуло на секунду, но он быстро себя успокоил. По крайней мере, внешне он и виду не подал. — О, какой сюрприз, — брякнул он почти безэмоционально. — Достаточно интересно, что человек, которого не интересуют никакие отношения, начал задавать вопросы про мою ориентацию. И что же было потом? — Он подумал, что вы с Кевином вместе. Сказал что-то вроде: «Тея будет злиться, но теперь я хотя бы понимаю, что за контракт между ними», — пожала плечами Рене и улыбнулась своей очень раздражающей улыбкой. В то время, как Миньярду хотелось со всей силы шлепнуть себя по лбу от тупости Веснински, Рене, похоже, ситуация забавляла. Впрочем, плевать, что там подумал этот глупый кролик. Это все неважно. Да, же? — Я пыталась ему объяснить, что он ошибся, но он не особо меня слушал. — Плевать, — выдал Эндрю. — Для птенца у него слишком длинный клюв, который он сует в чужие дела. — Может, его незаинтересованность не является такой уж незаинтересованностью? — предположила девушка. — Или он пытается отыскать мои слабости, — рассудил Эндрю. — Он купил тебе подарок. Только тебе, Аарону не стал ничего брать. Ха. Натаниэль Веснински. В очередной раз он разжег любопытство Эндрю, в очередной раз удивил его. Сколько же загадок крылось в этом человеке, и сколько ещё он будет вызывать такой интерес. Через какое время он станет серым и скучным, как этот мир без таблеток, и когда перестанет заставлять Миньярда раскалывать его. А потом Эндрю внезапно понял, что этот парень слишком близко к нему подошел, пробрался под его рубашку и повязки, почти коснулся его кожи. Если Миньярд это не прекратит, Натаниэль схватит его за внутренние органы. — Уверена, тебе понравится его подарок. Видимо, на Веснински отразилось пагубное влияние одной слишком доброй христианки. Потому что он не был похож на человека, который верил в символизмы и стал бы покупать какие-то безделушки. Да ещё и для кого — для Эндрю? О, точно. Кролик ведь не умеет оставаться в долгу. Подумал о том, что рассказа о побеге было недостаточно для того, чтобы отплатить за тот ключ? — С нетерпением жду, — хмыкнул Эндрю. — Аарон будет плакать, что ему не достался подарок. Плак-плак. Если бы он действовал из добрых побуждений, как Рене, тогда приобрел бы что-нибудь и для его брата-близнеца, не так ли? А значит, в итоге Эндрю, как всегда, прав. Все из простого холодного рассчёта. Может быть, Веснински придет что-то просить? Ведь не может быть такое, что он просто так поздравит его. — Наверное, это из-за того, что у них с Аароном не очень хорошие отношения, — сказала Рене. — А у нас с ним отличные, — съязвил Эндрю. — Может, не такие уж и плохие, как ты думаешь? — Рене, держись подальше от Веснински. Видимо, его тупость заразна. Уокер вновь улыбнулась. — Он вовсе не тупой. Она ушла первой, поскольку ее пары начинались раньше. Эндрю остался в кофейне наедине со своими мыслями и разожженным интересом внутри. На занятиях он возвращался к догадкам о том, что же ему подарит Натаниэль. Ждать от него что-то стоящее или полезное не приходилось, поскольку тот провел в изоляции почти всю свою жизнь и вряд ли разбирался в подарках. После тренировки Веснински подошёл к нему и спросил, могут ли они покурить вдвоем на крыше. Смысла вопроса Эндрю не понял, ведь они итак довольно часто встречались там, а надоедливый птенчик приходил без приглашения и срывал сигарету с пальцев Эндрю без разрешения. А Миньярд почему-то позволял, хоть и испытывал дикое желание скинуть его. Тем не менее, они снова встретились в их месте. Из-за таблеток Эндрю не сразу заметил, что начал называть крышу «их» местом. С каких пор вообще у них появилось что-то общее? Приход Натаниэля разорвал круг размышлений Эндрю. Парень кинул подушку на бетон. На недоумевающий взгляд Миньярда он сказал: — Мэтт дал, чтобы я не простудился. «Ноябрь вообще-то, холодно», — процитировал он Бойда. — Рад, что ты нашел заботливого папочку, — усмехнулся Эндрю. — А это, кстати, тебе. Натаниэль уселся рядом и протянул ему пакет. Эндрю заглянул внутрь и увидел черную плотную ткань. Он подцепил пальцами ее край и вытащил… кашемировую шапку. На дне остался лежать шарф из того же материала. — Ноябрь вообще-то, холодно, — повторил Натаниэль слова своего приемного папаши. — Присуждаю тебе первое место по бесполезным подаркам, — не выпуская из пальцев головной убор, произнес Миньярд. — От тебя я ждал что-то вроде пистолета. — Я не настолько туп, чтобы дарить психу оружие, — ответил невозмутимо Веснински. — А вообще, я пару раз видел, как у тебя краснеют уши. Сезон в разгаре, нельзя, чтобы ты заболел. Эндрю хмыкнул. — Наркоман, — заключил он. — Что ты хочешь взамен? — спросил. Натаниэль похлопал глазами. — В смысле? — За это дерьмо, — уточнил Миньярд и, покрутив шапку, примерил ее. Из-под нее неудобно торчали пряди, но стало действительно теплее. — Ничего. Это же подарок. Тебе нужно научиться принимать вещи просто так. Натаниэль выбросил окурок и, опершись о бетон, откинул голову. Он посмотрел на темно-синее небо, приоткрыл слегка губы, выдыхая прозрачный пар. Его рыжие кудри прыгали при каждом дуновении ветра, а взгляд был задумчивым. Эндрю внезапно захотелось… Эндрю захотелось… — Я тебя ненавижу, — выдал он и отвернулся в другую сторону. Нужно обсудить лекарства с Би. Уж слишком странный эффект они начали проявлять в последнее время. Опасно. — Ага, — отозвался Веснински. — Почему ты это делаешь? — спросил Миньярд. — Ты знал о том, что мы принимаем наркотики в Колумбии. Знал, что я не пью лекарства во время матчей. И все равно ничего не рассказал Рико. Какие цели ты преследуешь, Веснински? Губы Натаниэля дрогнули. — Если я тебе скажу, что уже сам не знаю и не понимаю, какие цели я преследую, ты мне поверишь? Поверит. Миньярд чувствовал то же самое. Растерянность. Смятение. Замешательство. Помешательство. Эндрю чувствовал, будто теряет контроль. Над своим телом, над своими мыслями, над своими действиями и словами. А причина сидела рядом, пялилась на небо, давала неоднозначные ответы на вопросы. Воровала сигареты, сделала крышу «их» местом, раскрывала свое прошлое, обнажала душу, дарила тупые подарки. Эндрю снял шапку и кинул ее обратно в пакет. — Детское время закончилось, птенчик. Пора баиньки. Если Натаниэль сейчас не уйдет, не выйдет за поле зрения Миньярда, Эндрю… — Спокойной ночи. И с днем рождения. Эндрю не ответил. Все следующее утро Никки проныл своими просьбами поехать к его родителям на День Благодарения. Обычно они проводили его в гостях у Эбби. Индейка у нее получалась отменная, а вот с выпечкой — полная беда. Но в этот раз Мария пригласила сына в их дом при условии, что близнецы приедут с ним. Эндрю эту идею не оценил и уже задолбался говорить «нет» кузену. Видеть Лютера после рассказа Хиггинса о шести детях совсем не хотелось, потому что он не горел желанием попасть в тюрьму за убийство дяди. — Эндрю, умоляю! Я очень скучаю по родителям. — Никки почти упал на колени перед ним, когда зацепился краем за рыжую макушку. — И Натаниэля можем с собой взять! Наверняка, ему будет грустно проводить праздник здесь, на кампусе. Эндрю перевел взгляд на Веснински. Тот сидел на краю скамьи, усердно читая свою заумную книгу по высшей математике. Иногда он конспектировал в тетрадь, а иногда чиркал карандашом прямо в учебнике. Сейчас он пойдет на занятия, после — на тренировку, затем — в общежитие. Ночью — может быть, выйдет на пробежку. Несмотря на то, что Миньярд снял с него поводок, тот все равно будто тянулся от его лодыжки, и Веснински боялся сделать неверный шаг в сторону. Почувствовав на себе чужой взгляд, парень вскинул голову и по-птичьи наклонил ее в бок. Он поднес два пальца к виску и отсалютовал. Эндрю раздражённо цыкнул. Этот придурок воровал не только его сигареты и кофе, но и привычки. О, как же Эндрю ненавидел его за то, что тот себе многое позволял. О, как же Эндрю ненавидел себя за то, что позволял ему позволять себе то самое многое. Если Миньярд вывезет его за Пальметто без трекера, будет очень легко спрятать труп. Да и Никки не помешает снять свои розовые очки и протрезветь: набожные родители-ублюдки ни за что не примут его ориентацию. Ему стоит убедиться в этом на практике, когда они встретятся вживую, и он увидит, что те совсем не изменились. Ну а если ему станет плохо, то человек, в котором находит утешение вся команда Лисов, поможет ему. — Пригласи его, — сказал Эндрю. — И передай Марии, что с нами приедут ещё двое. Никки раскрыл рот в немом шоке и уставился на Эндрю с недоверием на лице. — Что? Правда, поедем? — Три, два, — начал отсчёт Миньярд. Кузен подпрыгнул на месте от радости и пулей рванул в сторону Натаниэля. На «один» он был уже рядом с Веснински с закинутой на его плечо рукой. Кевин нахмурился. — Я не хочу никуда ехать. Нам нужно тренироваться, — отчеканил он так, будто для Эндрю его слова что-то значили. — А тебя никто не спрашивал. — Натаниэлю тоже нужно тренироваться. Ведь экси- — Ой, а кто это у нас тут разворковался? — перебил его Миньярд. После рассказа Веснински такая нежная забота Кевина об их новичке начала раздражать и его тоже. Это выглядело так неправильно и паршиво, что опадало отвратительным осадком, который Эндрю хотел выплюнуть. — Разве ты не хочешь, чтобы он отвлекся от триггера, который прочно у него связан с женихом, и поехал порезвиться с нашими прелестными родственниками? Кевин натянул лямку сумки на плечо и стиснул зубы. — Рико не любит делиться, — процедил он свои слова, произнесенные ещё в первый день прибытия Веснински. Эндрю улыбнулся. — Я тоже.

***

Он смотрел на то, как Натаниэль, будто маленький ребенок, попавший в парк аттракционов, залип на снаряжения для экси. Его глаза блестели нескрываемой радостью и восхищением, а к новым моделям клюшки прикасался так аккуратно и осторожно, будто боялся повредить их. Кевин настоял на том, что если тот хочет стать хорошим нападающим, ему потребуется тяжёлая клюшка, поэтому перед поездкой в Колумбию они заехали в магазин. Дэй тут же отошёл поговорить с продавцом, пока Натаниэль озирался по сторонам, бегая от одной стойки к другой. Сейчас он выглядел беззаботным и необремененным: его настроение, как и сказал Кевин, правда, менялось, когда что-то касалось спорта. Для Эндрю же это было непонятно: разве не экси стал причиной всех его бед? Как что-то, настолько причиняющее боль, могло в то же время доставлять столько удовольствия? Но тем не менее, Натаниэль переставал походить на ходячий труп, а Эндрю надоело размышлять об этом. Больше его раздражало то, что ему предстоит увидеться с Лютером. — Ты не хочешь ехать, — выдал Веснински, примеряясь к клюшке. Миньярд повернул к нему голову. — Не хочу, — подтвердил он. — Но почему? Разве не твой дядя помог тебе выйти из колонии и вернуться к матери? — Тильда не моя мать, — возразил Эндрю. У них начался очередной обмен откровениями. — А вот Касс могла бы стать ею. Она собрала все документы, оставалось только мое согласие. — Не получилось из-за ареста? — уточнил Натаниэль, делая размах. Его футболка слегка задралась, и Миньярд уловил белую полоску шрама на животе. — Наоборот. Я сел, чтобы она меня не усыновила, — отвлекаясь от увиденного, сказал Эндрю. — Но Лютер, мой верующий дядя, заверил меня, что даже после колонии поможет с усыновлением. Он знал, что матери Аарона я не сдался. И чтобы он этого не сделал, пришлось кое-что рассказать ему. Знаешь, такой маленький секретик. Веснински поправил одежду и поставил клюшку на место. Он прошествовал дальше по ряду. — И Лютер растрепал твой секрет. О, лучше бы он его растрепал. Нет, Эндрю и хотел, чтобы он его растрепал. Чтобы Касс больше не могла брать к себе детей, чтобы Ричард больше не клал хер на них, а Дрейк не насиловал. — Хуже. Он мне не поверил. Натаниэль не стал расспрашивать, что это был за секрет. Человек, у которого у самого полно тайн в жизни, раскрывать которые не хотелось, не стал бы переходить грань и выведывать что-либо. Вместо этого Веснински спросил: — Не поверил или сказал, что ты ошибся? Так-то принципиальная разница. Эндрю замер на месте. Натаниэль полуобернулся с клюшкой в ладони. Миньярд стал забывать, какие вороны всё-таки умные птицы. А особенно один занятный птенчик со способностью менять свою сущность в зависимости от ситуации. В такие моменты Эндрю начинал понимать, почему Рико настолько одержим им. — Он назвал это недоразумением, да? Эндрю напрягся и, вмиг оказавшись рядом с Натаниэлем, схватился за его шею. Пульс парня бился ровно, словно он привык к такому обращению. Или просто знал, что с ним ничего не случится. Миньярд сжал пальцы, сильнее вдавливая их в горло, цепляясь за гортань. Несколько недель назад кожа там пестрела оттенками красного от засосов, а сейчас начала темнеть от жёсткой хватки. — Тише-тише, — прошептал Эндрю. — Я не люблю это слово. Не употребляй его. — А ещё слово «пожалуйста», — просипел Натаниэль, даже не пытаясь вырваться. — Но, может быть, ты всё-таки отпустишь меня? Умирать сегодня в мои планы не входило. Эндрю расцепил пальцы. — Правда? — наигранно удивился он. — Тогда почему ты постоянно нарываешься? Латентный суицидник. Веснински провел ладонью по своей шее и улыбнулся. Абсолютно тупой, бесящей улыбкой. Внезапно захотелось врезать ему, чтобы он больше не смог так вытягивать губы, иначе Эндрю потеряет контроль и… — Тебе стоит поучаствовать в конкурсе придумывания самых остроумных прозвищ, — посоветовал Натаниэль. — Тебе стоит сходить на курсы по затыканию рта и возвращению инстинкта самосохранения, — ответил ему Миньярд. — Нельзя вернуть то, чего не было изначально, — с самодовольной ухмылкой заявил парень. — Удивляюсь, как ты дожил до своих лет. Хотя слышал, что заразы довольно живучие. — Ага, поэтому жить мы с тобой будем долго. Не факт, что счастливо, конечно. Эндрю хотел съязвить на тему того, что жениху Рико Мориямы стоит забыть и навсегда вычеркнуть слово «счастье» из своего лексикона, но появление Кевина и братьев прервало круг взаимных оскорблений. Они привели с собой ассистентку, которая сопроводила их на третий этаж магазина, где можно было потренироваться и поотбивать снаряды новой клюшкой. Веснински, напрочь позабыв об их разговоре, тут же направился переодеваться. Эндрю вышел на улицу, прислонился к капоту автомобиля и закурил сигарету. Когда подул холодный ветер, он, не особо отдавая себе отчёт, достал из нагрудного кармана куртки шапку, подаренную Натаниэлем, и напялил на голову. А через секунду, опомнившись, снял и снова спрятал в кармане. Ему жизненно необходимо слезть с таблеток, поскольку побочный эффект от них слегка нервировал. Он представлял собой невысокого надоедливого человека, острого на язык, язвительного и мучительно привлекательного. А ещё побочный эффект проявлялся волнами необъяснимых эмоций, поднимающихся от живота к груди, опускающихся от мозга к сердцу. Да, Эндрю определенно необходимо было слезть с таблеток. А ещё увидеться с Роландом, затащить его в подсобку и целовать. Целовать, целовать, целовать. Раздевать его, стягивать футболку, расстегивать джинсы, садиться перед ним на колени и… Голубые глаза перед ним внимательно рассматривали его. За спиной хлопнула дверца машины. Аарон и Никки уже взобрались в салон. Кевин тоже садился. А Натаниэль стоял перед ним, сжимая в руках клюшку. — Все в порядке? — с беспокойством в голосе спросил он. Эндрю криво усмехнулся. — Залетай на заднее сидение, птенчик. И едем на отвратительный ужин. Натаниэль замялся на месте и покосился на Кевина, не спешившего закрывать за собой дверь. Веснински будто ждал, пока их оставят одних, и никто не услышит их беседу. Теперь и на смазливом личике отразились нотки тревожности. Какой же всё-таки контраст был между ним, когда что-то касалось экси, и когда что-то касалось всего остального. Миньярду стало интересно, поэтому он обошел машину и, насильно втолкнув Дэя вглубь, захлопнул дверь. — Говори, — обратился он к встревоженному парню. Натаниэль прижал клюшку к себе, будто пытаясь прикрыться ею. Он потупил взгляд, скрывая глаза за подрагивающими ресницами. Сомкнул челюсти, и его губы превратились в тонкую линию. Что бы это ни было, но говорить это вслух ему явно не хотелось, а по языку тела стало ясно, что парень не может на что-то решиться. Интересно. Внезапно он вскинул голову и выдавил из себя твердо: — Нам не стоит ехать в Колумбию. Эндрю опешил на мгновение. Непотушенная сигарета выскользнула из его пальцев, и ветер унес ее с собой. Искры опасно блеснули в воздухе. — Объясни, — потребовал Миньярд, не до конца осознавая. — В чем дело, наркоман? Уже хочешь потренироваться с новым приобретением? Или дело в трекере? Ты его вроде оставил в общежитии. — Натаниэль промолчал на все вопросы. Костяшки на его пальцах побелели от напряжения, да и в целом он будто окаменел. — О, дело в Рико, не так ли? — догадался Эндрю. — Что он придумал на этот раз? — Я не знаю, — признался Веснински. — Но это явно что-то плохое. Я подумал, раз ты не хочешь ехать, то и хорошо. Что ты передумаешь. Черт. Я… Я не должен это все говорить. Ну, конечно. Ведь раскрытие планов Рико — это удар в первую очередь по Жану Моро. Не так-то легко заставить Натаниэля что-либо сделать. А значит, есть всего два варианта: либо наказание в случае непослушания, либо поощрение за успешное выполнение поручения. Морияма устраивал те ещё качели, применяя метод кнута и пряника. И раз кнут уже был после осеннего банкета, в этот раз должен быть пряник. — И что он тебе пообещал, а? — спросил Эндрю. — Что он сделает, если я поеду к Лютеру? Натаниэль спрятал лицо в ладони и покачал головой. — Рико сказал, что отпустит Жана, — почти прошептал он, но Эндрю услышал. И почти засмеялся. То есть, только что, рассказав ему правду, Веснински отказался от спасения своего друга, снова подставился под удар, обрёк себя на мучения. Ведь не будь Моро в когтях Мориямы, Натаниэль смог бы быть чуточку свободнее. По крайней мере, на него не давил груз ответственности ещё и за друга. И ради чего? Ради Эндрю? Дебил. Какой же дебил этот Натаниэль Веснински. Как же Эндрю его ненавидел. — Мне похуй на пустые угрозы Рико. А ещё Эндрю ненавидел, когда его считали тупым и слабым. Он не нуждался ни в чьей защите, а особенно в защите человека, который толком-то и за себя постоять не мог, на плечах которого итак висели жизни нескольких человек. Если не больше. Но если снять этот груз, сможет ли раненая птаха взмахнуть крыльями? Станет ли кролик свободнее и увереннее? Сможет ли наркоман перестать быть зависимым от своей дозы, которой он заглушает свое несчастье? Если Жан Моро станет свободным, сможет ли Натаниэль Веснински найти дорогу к спокойствию? — Что? — переспросил Натаниэль. — Я сказал, что мне похуй на пустые угрозы Рико. Залетай на заднее сиденье, птенчик. Мы поедем в Колумбию. Если бы Эндрю знал, чем закончится их поездка, он бы предпочел попасть в аварию и сдохнуть в канаве.