мазохизм и немного любви

Артемий скулит, воет, хватает землю горстями, на самом-то деле пытаясь за неё уцепиться, и дышит с таким переменным успехом, что скоро начнёт задыхаться. Артемию больно. и очень — очень — хорошо. спустя время — бесконечное время издёвок и издевательств — его оставляют в покое. кидают напоследок обещание «убить нахуй» в следующий раз, сплёвывают на землю рядом с ним и уходят. Артемий брезгливо, подрагивающей рукой вытирает попавшую на него слюну и выдыхает. хорошо. *** — тебя опять... — меня опять. Никита весь сам жмётся, будто перед ударом, будто и он сейчас Артемию въебёт так сильно, что убьёт ненароком, но вместо этого лишь поджимает губы да сжимает кулаки. Артемий знает — Никите сейчас до невозможного больно морально, ему Артемия жалко, а сжимается телом он не для удара, а для объятий. противоположно друг другу крепких и аккуратных. нежных. он улыбается, невзначай утыкаясь носом в чужой сгиб шеи — Никита пахнет превосходно, им хочется дышать постоянно, особенно сейчас, особенно всегда. — пойдём, обработаю твои боевые ранения — горечи у Никиты в голосе хоть отбавляй, но сам он улыбается, искрясь добротой и заботой — а завтра поговорю с ними. позже Артемий конечно же убедит Никиту и дальше молчать, делая вид, что не его друга избивают до гематом, вывихов и спасибо не переломов, но сейчас он лишь улыбается. предвкушение заботливых касаний Никиты разливается по телу теплом.

*** на самом деле, такой замкнувшийся круг битья и нежности повторяется слишком часто, чтобы не вызвать подозрений и не вылиться либо в большие вопросы, либо в большое признание. Артемий без сомнения всегда ставил на первое, морально готовясь к тяжёлому разговору и концу их дружбы. Артемий проиграл сам себе. Никита целует его прямо с порога — чувства и так рвутся наружу, но сносят все рамки и запреты, когда он подмечает дорожки слёз на изляпанных грязью щёках. Никита не знает как выразить чувства ещё — и целует. на языке вкус земли, крови, соли. и чужое дыхание, когда Артемий отвечает. он не двигается с места, одна рука всё так же прижимает другую — между пальцев тонкой струйкой течёт кровь — даже не делает шаг навстречу. но отвечает. а шаг за него делает Никита. они говорят до поздней ночи — о чувствах, о взаимности, о планах на будущее. и пусть будущее видится максимум на ближайшую неделю, а из планов только сдвинуть кровати и потрахаться (Артемий на эту шутку фыркает, но дёргает угол губ в улыбке) — это неважно. важно, что Артемий, засыпая под утро, вдруг понимает — его губы сегодня болят не от ударов, а от поцелуев. *** Никита умный — Никита хорошо знал Артемия раньше, чем узнал о взаимности чувств, а теперь знает ещё больше. знает его любовь к яблочному шампуню, корице в чае, холодному душу даже вечером («ну, в Москве ещё»). знает теперь, что ноги у Артемия холодные, но одеяло он ночами не ворует, а спит чутко, но если прижать к себе — крепко. знает, что Артемий в Москве мог заплетать себе дома короткие косички («надеюсь увидеть вживую»), а здесь, в Жуках, любит, когда Никита сжимает его волосы во время секса или просто в пылу поцелуев. что Артемий тащится от грубости и напора, от укусов по всему телу, от чужой руки на шее. Артемий говорит ему об этом сам — Никита плывёт взглядом от его открытости и откровенности, от совпадания вкусов. совпадение фетишов, считают оба — охуенно. но вместе с этим Никита знает и другую сторону Артемия — странную, непонятную ему совершенно. вечную его способность ввязаться в драку, из которой он непременно и всегда выйдет проигравшим. знает его умение спровоцировать и выбесить одной фразой кого угодно, благодаря чему драки (избиения) затягиваются на непозволительно долгое время. знает и видит, что с приезда в Жуки Артемий слишком — слишком — стабильно избит. синяки не проходят с его тела, регулярно обновляясь новыми; с ссадинами проблема та же, и Никите страшно думать, что так было и до того, как он смог видеть Артемия обнажённым. так было постоянно. и он понимает, что так и будет. это пугает. это вводит в непонимание и лёгкий шок и ужасает — Артемий не тупой, не глупый, не сумасшедший, но всё равно избитый. постоянно. и смущённый до невозможности, когда Никита высказывает своё непонимание напрямую.

*** — просто не будем об этом говорить, Никит. — на тебе нет живого места, ты буквально груша для битья во всех возможных и невозможных потасовках, и мы не будем об этом говорить?! — а зачем? вопрос настолько тупой, что Артемий в своей тупости кажется сейчас невозможно очаровательным: бровки домиком, вечный скепсис, подрагивающий голос. и тупость. — понимаешь — Артемий вздыхает так, будто собрается топить котят — ты не поймёшь, а я не хочу всего того... что последует после. — после чего? — после того, как ты не поймёшь — судя по выражению его лица, котят он уже утопил, а сейчас ловит их трупы. зачем-то. Никита вздыхает. между ними может и нет многих лет отношений, но как отношения к этому вести, если один скорее удавится, чем расскажет, а второй всё также ничего не понимает — загадка. — тогда я поговорю с ними — на войне все средства хороши, а тут и не война вовсе, а так, маленький шантаж — я же вижу, как ты меня старательно каждый раз с этой темы уводишь. Никита теперь так же видит, как взгляд Артемия меняется от явного «да не может быть чтобы видел» до «да неужели поговоришь», в конце трансформируясь и вовсе в глазки многострадальных котят-утопленников. и что за ассоциации у Никиты сегодня? — ладно. совершенно не ладно. совершенно.

*** четыре дня после разговора Никита честно терпит, всё больше напрягаясь от ушедшего в свои мысли Артемия. и так тот меланхоличный и сам в себе всегда повёрнутый, а сейчас и вовсе сливается с окружающей средой в своей тишине. даже в неприятности не попадает — явный звоночек. когда нервы всё же не выдерживают, и на традиционном общем их утреннем перекуре Никита открывает рот, чтобы спросить а какого собственно хуя-то происходит — Артемий срабатывает на опережение. — на — в руке совершенно обычная флешка тёмно-синиго цвета, с боковой стороны внушительные 128 гигов, а с края — верёвка с маленьким карабином на конце. Никита, честное слово, даже удивлён. — я думал ты расскажешь, а не... — покажешь — Артемий нервный до ужаса, Никита чувствует это всем нутром и даже телом — посмотришь у нас дома, потерпишь уж день. — а в школе? — а в школе, Никит, ты без меня будешь, и я не смогу вовремя понять в какой именно мне момент по съёбам дать нужно будет. понял? — понял. Никита никогда так сильно не ждал вечера.

*** 14.07.2019 — всё происходящее дальше происходит с моего согласия. я нахожусь в трезвом состоянии, как и все присутствующие. Артемий действительно выглядит трезвым, а ещё совершенно спокойным, даже голос у него непривычно ровный, а взгляд твёрдый — направлен в камеру. запись гаснет ровно на секунду тёмным экраном и загорается снова. Артемий... спокойный. сидит на полу на коленях, в потёртых штанах и в белой, с множеством розоватых разводов, футболке. ладонями по бокам в пол, глаза закрыты. он вздрагивает и открывает глаза, когда в кадр заходит мужчина, останавливаясь на вытянутой руке от него. Артемий смотрит, как он подходит к нему ближе. коротко замахивается. и бьёт по лицу. и снова. снова. удары заходят за пару десятков, у Артемия из носа кровь течёт не прекращаясь, пачкая шею и ворот футболки, а сам он давно не молчит — болезненно воет, срываясь на крик. заваливается вбок, едва не падая. и падает после следующего удара — теперь нет крика, теперь Артемий плачет, упираясь лбом в пол, его трясёт, он прижимает руку к лицу и не шевелится, лишь дрожит. когда мужчина наступает ботинком на сгиб локтя — Артемия вновь ломает криком. свободной рукой он царапает пол ногтями, продолжая кричать. больно. ему невозможно больно, и это видно через съёмку, через запись и через все те месяцы в прошлое. Никита выключает видео.

*** тишина в комнате ощущается физически — не спасает положение ни стрекот сверчков, ни редкий шелест страниц Артемьевской книги. правда читает или делает вид? Никита сейчас это правда видел или ему показалось? грибы вон в этой деревне водятся, как выяснилось, так почему же не водиться и галюнам. — это... — нужно что-то сказать, а лучше спросить, а лучше понять. только вот непонятно совершенно, как из себя хоть слово выдавить. стрекот сверчков потихоньку начинает раздражать. — это — Артемий закрывает книгу, откладывая её в сторону. мотает головой, явно сам раздумывая как лучше начать — это мазохизм в очень запущенной стадии. и я без него жить не могу, а в Жуках особенно, как сам видишь, хоть на стенку лезь вешаться. глаза у Артемия тонут серьёзностью, готовый будто сейчас хоть уйти, хоть сбежать, он напряжённый как натянутая струна. а на видео был расслабленным. а на видео его били, его избивали и ему это, как сейчас выясняется, нравилось. нравится. — и таких видосов там много, Никит, в некоторых по несколько записей сразу. а ещё не все встречи записаны были и до меня не сразу дошло, что и записывать-то это всё можно, понял? — не дурак — легко, непринуждённо и очень фальшиво соглашается Никита. а потом спрашивает такое, что фальшивость уже и не кажется фальшью, вполне себе правда не дурак ведь. наверное. Никита спрашивает: — ты же понимаешь, что я так не смогу? добавляет: — я влюблён в тебя, и не смогу серьёзно ударить. добивает: — даже если ты этого хочешь, даже если тебе это надо. и смотрит. Артемий чувствует себя отбитым чуть меньше, чем является на самом деле, не он же вон с самыми честными на свете глазами оправдывает свою неспособность ударить. — а где — обивка дивана слегка трещит, когда Артемий сжимает её до побелевших косточек на руках — а где, собственно, посыл меня нахуй? — какое нахуй, Артемий? — Никита тянется за кувшином и чашкой, устраивая себе паузу явно на подумать и сформулировать явно странную мысль. не странно было бы всё ещё послать его нахуй, считает Артемий, а вот всё остальное — сумасшествие. — многое на место вон встало, я хоть понимаю теперь, почему ты постоянно в нос получаешь. будешь пить? Артемий мычит отрицательно, а у Никиты флешбеками проносится его болезненный вой. Никита, на самом-то деле, всё же в ахуе, ещё и полнейшем, но он в Артемия действительно влюблён сильно и искренне, а увиденное как-нибудь примёт. он вообще человек понимающий, готовый выход из всего найти, и такое вот — не самое худшее, понять как-нибудь можно, принять — тоже. во всяком случае, Артемий не топит тех же котят, это бы Никита вряд ли вынес, он животных любит. а с этим как-нибудь смирится, справится, ему только дать время. Артемий под боком всё такой же притихший, смелеет и отмирает лишь через пару минут: поворачивает голову, взглядом скользя по лицу, телу и даже чашке с водой. берёт за руку. — спасибо. Никита целует его пальцы руки и смотрит в глаза. Артемий в своей благодарности красивый до невозможного. Никита влюблённый до невозможности. — я знаю основы шибари, надо только их вспомнить — говорит он — и знаю расположение болевых точек в теле, изучал во время курса по массажу. — ты же... — Артемий вновь сквозит напряжением даже большим, чем минуты назад — значит не понял. грустный такой, растерянный, поправляет волосы за ухо, а они всё равно выпадают, а он всё равно поправляет. нервный. Никита целует его в линию подбородка. Никита улыбается, лбом прижимаясь к виску Артемия. — понял я всё, только не хочу, чтобы тебя пришибли гопари эти, и так удивлён, как этого не случилось — Никитин голос тоже улыбкой пропитан — как в Москву вернёмся, вернёшься и ты в свой бойцовский клуб — и любовью ещё. принятием. — а пока будешь довольствоваться мной. идёт? Артемий поворачивает голову, естественно, лицом к лицу оказываясь с Никитой. естественно, целуя его. и в поцелуе отвечая: — идёт. как же он благодарен чёртовому призыву и Жукам. и Никите.