only you, my girl

      – Кейт.       Настоящий мир возвращается барабанными ударами в голове и отвратительным привкусом во рту. Через шум в ушах доносится знакомый голос.       – Кейт, пожалуйста.       Состояние хуже, чем после попойки, видимо, вчера в какой-то момент они начали смешивать то, что смешивать было нельзя категорически.       Она стонет, пытаясь развернуться, но всё тело ощущается как один сплошной синяк.       Блять, что они вчера делали?       – Кейт, – голос становится настойчивее. – Катя.       Это Мосаре. Только она зовёт её этим странным именем. Катя. Кейт нравится, как это звучит, хотя она и сучилась поначалу больше для вида. Но со временем Кейт привыкает к странному имени, которое женщина произносит с характерным русским акцентом. Обычно у неё его нет.       Мосаре рядом и Кейт хочет пошутить, что двухсотлетней старушке наверняка ещё хуже, но губы слиплись, а во рту сухо, как у чёрта в заднице. Как раз в этот момент что-то мокрое прикасается к её губам, размачивая их. Кейт жадно высасывает влагу из того, что оказалось тряпкой. Она не чувствует вкуса, и слава богу. Вряд ли он хорош.       – Сейчас, погоди, – раздаётся голос Мосаре. Звучит она тоже не на десять из десяти. Спустя мгновение влажная тряпка возвращается, и Кейт снова пьёт, чувствуя, как пустыня во рту превращается в болото. Лучше – не лучше, но хоть какой-то прогресс. В последний раз так дерьмово она себя чувствовала, когда раздобыла слэшер, смешала его с ультра-винтом, а потом очнулась на крыше в крови с ножами в руках на куче дохлых рейдеров.       Давненько такого не случалось, конечно. Видимо, вчера они пошли в разнос.       Только вот что-то не даёт Кейт покоя, и неясная мысль настойчиво бьётся где-то в глухо болящей голове.       – Тише, – Мосаре снова прикладывает мокрую тряпку к губам. Холодная ладонь ложится на лоб Кейт, даруя секундное облегчение. Загрубевшие пальцы осторожно гладят её лицо. – Тише. Ты напугала меня. Не бросай меня, пожалуйста.       Кейт хмурится, не понимая, почему она должна бросить Мосаре. Ну уж нет, хрена лысого.       Она пытается это сказать, дать понять, что она не настолько ебанутая, чтобы бросать кого-то вроде Мосаре, но язык ощущается во рту, словно дохлая рыбина – неподвижная гнилая тварь отказывается помогать Кейт. С губ срываются только нечленораздельные звуки, которые она сама спутала бы с кряхтением гуля.       Тогда Кейт пытается раскрыть глаза, чтобы хотя бы взглядом дать понять, что она думает по этому поводу, но в слиплись.       Какого чёрта так хуёво?       Влажная тряпка касается лица, мерзкий запах тухлой воды наконец-то бьёт в нос.       Да чем они, блять, вчера ширялись?       Это странно, Мосаре ведь вроде… разве она не слезла? После Фар-Харбора она вернулась другой и перестала проводить дни обдалбываясь веществами. Она ведь даже поддержала саму Кейт, когда она…       Когда она бросила.       Кейт бросила. Они пошли в то ссаное убежище, кое-как перебили штурмотронов и стрелков, а потом Кейт прошла детоксикацию. Да она до сих пор помнит эту боль, когда иголки уродского кресла херанули ей какую-то дрянь по венам. Но с тех пор она же чиста. Ёбаный в рот. Неужели сорвалась? Во рту появляется горечь.       Тряпка проходится по глазам мягко и осторожно, но всё равно ощущается взрывами фейерверков в голове. Нос болит весьма характерно. Он сломан, это Кейт уж точно ни с чем не спутает.       Она, наконец, открывает глаза и видит сперва обшарпанный потолок в тусклом жёлтом свете. Привычное зрелище. Секунду спустя появляется лицо Мосаре. У неё заплывшие глаза с фиолетовыми фингалами, рассечённые губы и нос тоже сломан. Под носом кровь.       Кейт вспоминает.       Они были недалеко от резервуара «Посейдон-Энерджи». Зачистили гулей, шли налегке. Слишком расслабились, потому что в этом районе обычно было тихо, и засаду заметили слишком поздно, когда уже оказались взяты в кольцо. Попались как желторотые идиотки.       Кейт застонала: не то от досады, не то от боли по всему телу, которая, наконец, стала доходить до мозга. Она прикинула, что, представляет собой то ещё зрелище, не удивительно, что Мосаре уже готова была её хоронить.       – Чёрт, – хрипит она, даже не удивляясь тому, как хреново звучит собственный голос. Губы снова размачивает вонючая тряпка. Кейт бы стошнило от этой вони, но блевать давно нечем – желудок скручивают пустые позывы, которые сменяются рваным, задушенным кашлем.       Как же они влипли, твою мать.       Она поворачивает голову к Мосаре. На ней не осталось целого места, волосы свисают сосульками из-за спекшейся крови.       – Пиздец, – Кейт снова заходится кашлем, от этого остро болит где-то под рёбрами. Она с трудом сглатывает. – Мы всё ещё в полной заднице, а?       Мосаре мягко проводит рукой по её волосам. Вряд ли там много чего осталось, таскать пленников за волосы – это ведь самое любимое дело таких уёбков.       Это не рейдеры и не Стрелки – с этой братией Кейт могла бы попытаться договориться, она их нравы знала. Нет, те, кто их схватил, они это не из-за крышек. Суки ебашили за идею, и это было хуже всего. Сраные фанатики.       Понятное дело, что им было нужно от Мосаре – чтобы она раскрыла местоположение Подземки и Института. Робоёбы проклятые. Да Мосаре была-то там три с половиной раза, какого хрена они приебались именно к ней, когда тот же самый Дьякон таскается повсюду, как маньяк, в этих своих идиотских очках?       Кейт так вообще ни разу там не была, но она прекрасно знала, зачем пытали её – чтобы достать Мосаре. Отличная тактика. Сама она сдала бы всех с потрохами, если честно, но Мосаре титанически молчала. Кремень-баба, чего уж тут.       Но как долго они здесь протянут?       Кейт свои лимиты знает. После того, как она бросила, они, как ни странно, расширились, но всё равно надолго её не хватит. Что они сделают с Мосаре, когда Кейт не станет? Заставят смотреть на её изувеченный труп? Подкинут тело в камеру для устрашения?       Любой из вариантов кажется отстойным, если честно.       Успокаивает только знание, что Мосаре выдержит. В конце концов, её на это тренировали. В одиночку даже легче, потому что они потеряют рычаг в виде Кейт и она сможет попытаться бежать.       – Катя, – зовёт Мосаре. Она очень близко и всё так плохо, что даже хорошо. – У меня есть запасной план. Чтобы уйти.       Кейт медленно переваривает слова, пытаясь вникнуть в смысл, который за ними прячется.       – Что ты несёшь?       Мосаре поджимает губы, её руки всё так же не отрываются от Кейт, то поглаживая волосы, то мягко касаясь лица.       – Они не прекратят.       Да, Кейт и сама знает. Она сглатывает, во рту пустыня. Тётка, что из жалости протаскивала им воду, перестала появляться.       – И?       – И никто не знает где мы. Чудесного спасения не будет.       Это Кейт тоже понимает слишком хорошо.       – И ты сдаёшься? – хрипло спрашивает она. Возмущение такое горячее и яркое, что на секунду перебивает боль. Нет, Мосаре слишком хитрая и умная. Она не стала бы бросать всё вот так, значит, должно быть что-то ещё.       – Я предлагаю выход.       Мосаре спокойна, словно покойница. Её серые глаза в этом освещении кажутся совсем чёрными.       – Нихуя, – Кейт дышит рвано, сорвано. Ей недолго осталось, даже если её больше пальцем не тронут. Она чувствует это глубоко внутри – смерть подкрадывается, чтобы забрать своё. – Нихуя, – повторяет она, то ли себе, то ли Мосаре.       Женщина мягко берёт её руки в свои. Кейт замечает, как неестественно изогнуты некоторые пальцы и знает, что, если приглядеться, у неё будет не доставать ногтей.       Кейт едва сдерживается, чтобы не фыркнуть. Идиоты, знали бы они, кого именно поймали.       Порой в детстве Кейт умудрялась раздобыть комиксы, и там обязательно были шпионы. Всегда на несколько шагов впереди, а если их и ловили, то они, конечно же, никаких секретов не выдавали. И в конце непременно сбегали.       Мосаре словно вышла из этих комиксов. Сильная, неустрашимая, ловкая. У Кейт не было ни единого шанса.       – Что ещё? – спрашивает она.       Мосаре не держит её за дуру, и за это она любит её ещё сильнее.       – Тебя убьют, – произносит женщина, не моргнув и глазом.       – Поэтому это хочешь сделать ты, – Кейт усмехается, тут же жалея об этом. – И себя за компанию.       Это же Содружество – напоминает она себе. Даже если бы Кейт костьми легла, чтобы Мосаре дожила до старости, стала кряхтящей старушкой, поедающей каждое утро лапшу у Такахаси, этого бы не хватило. Да и не далась бы она, конечно.       Умереть в один день. Отстой. Никакой романтики. Даже не в драке, а в каком-то протухшем вагоне.       – Это не больно, – обещает Мосаре.       Как будто Кейт это волнует.       – Тебя же не убьют, – шепчет она. – Ты им нужна.       Мосаре качает головой.       – Меня будут пытать, пока не зайдут слишком далеко. Это в порядке вещей, – нихуя это не в порядке вещей, но Мосаре, наверное, виднее. – К тому же, – добавляет она, – есть вещи хуже смерти.       Наверное, да.       Кейт задумывается. Сколько они уже здесь? Время расплывалось и растягивалось так часто, что трудно понять, но вряд ли это была одна невообразимо долгая ночь. Она не знает, что будет дальше, и как скоро внутренности начнут отказывать. Кейт знает только, что очень не хочет оставлять Мосаре одну. В конце концов, погибать – так рука об руку.       – Ладно, – шепчет она, чувствуя, как с этим словом словно тяжёлый груз падает с её плеч. – Как ты это сделаешь?       Мосаре гладит её волосы тыльной стороной руки.       – В один из моих зубов имплантирован яд, как раз на такой случай. Я поделюсь им с тобой.       Кейт снова смеётся, игнорируя боль. Внутри появляется чувство лёгкости. Впервые за несколько дней, они могут сами хоть что-то решать, пусть это и решение уйти.       – Ты полна сюрпризов, – так нежно, насколько может, произносит Кейт.       – Напичкана под завязку, – они одновременно усмехаются.       – То есть тебе придётся меня поцеловать? – вскидывает брови Кейт. – Я уж думала, ты не предложишь.       Мосаре качает головой.       – Не так я представляла первый поцелуй, – она кладёт ладонь на щеку Кейт, большим пальцем оглаживает скулу.       – Ну, у нас вечно всё не слава богу, – фыркает Кейт. Её сердце заходится и бьётся где-то в горле. Умирать совсем не хочется, особенно когда Мосаре так близко и касается так мягко. Кейт хочет спросить, что ещё умеет этот рот, но их губы уже соединились в поцелуе, языки столкнулись, и это сладко и горько одновременно, а во рту появляется странный вкус, от которого тут же начинает неметь лицо. Они целуются, не закрывая глаз, Кейт пытается запомнить всё, чтобы унести это в могилу. Теперь она знает, какая Мосаре на вкус, знает, как она может прижиматься, как отдаёт всю себя.       Кейт проваливается в черноту, продолжая ощущать вкус Мосаре на своих губах.