Оставалось снять не так много кадров из первой серии, и один из них — с Виноградовым. Конечно, он приехал, и конечно, они встретились, но Таня переживала не из-за этого.
«Господи, пожалуйста, пусть он отыграет хорошо, пожалуйста, пусть не переиграет, пожалуйста, пусть всем понравится.»
— Мотор. Поехали.
— Нет катания. Где красота и женственность, где пластика, где образ? Одна физкультура, одни подвиги, одни трюки… Четырнадцатилетние обезьянки выделывают чудеса акробатики. Планка возраста…
— Стоп. Арсений, я же предупредил, что помимо твоей речи будет другая, значит, надо медленно говорить. У тебя же в сценарии прям написано, — Анарио бросил недовольный взгляд в сторону Тани. — Заново. Поехали.
Девушка решила, что самое лучшее — скрыться неподалеку, дабы избежать режиссера. Она незаметно ушла и уже хотела выдохнуть, но столкнулась с Еленой Подкаминской.
— Ой, простите, пожалуйста, — Выпалила Таня.
— Ничего страшного, — Актриса улыбнулась. Сценарист и не думала, что в жизни Елена настолько чуткая, добрая… Прекрасная. — Кстати, я прошу прощения, это очень неэтично, но… Вы точно уверены с ролью главной героини? Может, стоило еще поискать? Не исключено, конечно, что это я придираюсь сильно, однако она не чувствует роль… Вообще.
— Мне кажется, оттуда быстрее Попова выгонят, чем главную героиню, с которой столько уже снято. Да и моих слов мало, если Вы предложите, то, может, подумают еще.
— Вы знаете, у меня такое смутное ощущение, что сейчас под Новый-то год все опять на карантин закроют, — Она нашла дерево и постучала по нему. — И тогда нам придется переносить съемки, то есть, переснимать, — Елена замолчала.
Со съемочной площадки послышались крики.
«Хоть бы не на Арсения.»
И действительно, ругались не на Попова, но понять, кто на кого из-за чего кричал, было невозможно. Мужчина сидел на месте, отстраненно наблюдая за происходящим. Встретившись глазами с Таней, он приветливо улыбнулся, опять погружаясь в свои мысли.
«Интересно, о чем он думает? — Девушке захотелось незаметно подойти к нему и поговорить — кому они нужны, когда есть другой козел отпущения. — Да, определенно стоит подойти.»
— Так, что у нас дальше?! Почему так много народа?! Елена? Вы хотели поговорить?
— Да, и с продюсерами сразу, — Голос ее звучал так, будто она до сих пор играет роль — уверенно и четко.
«Отлично, сейчас самый идеальный вариант.»
— Какие люди, какие люди! — Арсений встал, приветствуя девушку.
— И тебе привет. Ну, как съемки проходят?
— Не спрашивай меня об этом, — Он скорчил недовольную гримасу. — У самой как дела? С непривычки-то сложно, наверное, да?
— Не спать ночами организм привык, а вот сам процесс… И режиссер, и продюсеры следят за игрой, но… То, что понравилось им, не совсем понравилось мне. Сейчас еще Елена…
— Подкаминская?
— Да. Ей показалось, что Воробьеву плохо играют, раскрыть не могут…
— Я могу, я ж актер! — Они посмеялись. — «Рассмешил.»
— Арсений, — Девушка изменилась в лице, — ты во время съемок в Москве будешь?
— Да, в гостинице. А что?
— Это, конечно, дело не мое, деньги не мои, но живу я одна, квартира большая, то есть, комнат достаточно. В общем, если что, ты можешь пожить у меня, — Девушка посмотрела в глаза напротив, желая там хоть что-то прочитать. — «Точно не утону? — Проскользнуло у нее. — Чего же ты молчишь?!»
—
«Если что», — Повторил актер.
—
«Если что» что?! — Ее начало это раздражать.
— Если что я могу к тебе переехать.
— Не переехать, а пожить, — Девушка разозлилась, над ее чистосердечным предложением в открытую издеваются. — Не хочешь — не надо!
«Глупо, конечно, развернуться и уйти, но стоять над его душой и смотреть в глаза, в бесконечности которых можно только утонуть, а не прочитать что-то, еще хуже!» — Она не стала ждать ответа, и направилась к выходу, расправив и без этого прямые плечи и подняв
и без того поднятую голову.
— Стой, — Горячие пальцы обожгли запястье Тани. — Я ж пошутил, — Он попытался изобразить улыбку. Было видно, как актер переживает.
— Это далеко не смешно, — Она хотела начать гневную тираду, с объяснением, как действительно нужно шутить, и что это предложение было очень откровенным, чтоб так издеваться. Но на ее запястье до сих пор была
родная чужая рука, сжавшая от волнения кисть еще сильнее, — Моя вакансия на бесплатное местожительство закроется через пять, — Она начала считать секунды, надеясь почему-то, что Арс согласится, — два…
— Да согласен я, согласен, — Актер улыбнулся. — Что ж ты так переживаешь, аж дрожишь вся?
— Я не… — Ее взгляд опустился на руку, нарушающую спокойствие воздуха. — Адрес ты помнишь?
— Конечно, нет, — Таня недовольно на него посмотрела. — Не хмурься. Я подожду, как вы закончите, если мы это не сделаем одновременно.
Дверь хлопнула. Вошел злой Анарио, а за ним, больше замученные, чем раздраженные, продюсеры.
— Стоп съемки! Закрываем все! Таня! Иди сюда! — Девушка поспешила подойти. — По-твоему, Воробьеву играют плохо? — Успокаиваясь, начал Анарио. — Пошли, посмотришь записи и скажешь, что думаешь, — Они поволокли ее в другое место, Таня лишь успела оглянуться и получить в ответ одобряющий кивок и сжатый кулачок на удачу.
У обоих сразу всплыло воспоминание о кастинге.
«Девушка заметила, как актер резко разжал руки.
В качестве поддержки она легонько сжала кулачок правой руки и в дружеском жесте потрясла им, стараясь, чтобы режиссер не заметил и лишнего не подумал. Арсений заметил это и улыбнулся.
Закончив, Арсений сделал поклон головы и, бросив быстрый взгляд на девушку, желая увидеть ее реакцию, посмотрел на режиссера. Тот сидел задумчиво, смотря уже не на сцену, а в пустоту.»
«Так, стоп, а дома-то у меня прибрано?! — Девушка начала мысленно ходить по квартире и заглядывать в каждую комнату. — Гостиная… Там же, наверное, ужас…»
***
Закончили поздно. Пересмотрев
все отснятые моменты, они пришли к выводу, что Елена права — актрису надо искать другую. Конечно, было много суеты, возмущений, досталось и девушке, потому что «А какого черта ты молчала до этого?!», будто ей хоть какой-то результат показывали. Тем не менее, съемки не бросят, немного перенесут, чтобы найти
ту самую прекрасно подходящую актрису, которая проявит свой характер.
— Вот и все, что было. Ну и, естественно, разговор с девушкой, у которой, судя по всему, заберут роль, — Закончила Таня, садясь в машину, дверь которой ей
галантно открыл Арсений.
— Н-да, долго ж это будет, — Пауза. — Зато качественно.
— Только теперь на смотрах будет сидеть еще Елена.
— Ну, ничего, так даже лучше.
Дальше ехали молча, каждый в своих мыслях, поэтому дорога тянулась долго. Еще и московские пробки под конец дня — кто — с работы, кто — город смотреть, кто — по своим делам.
«Что может быть лучше?! Девушка со мной едет в гостиницу за вещами, чтобы оттуда поехать к ней домой! Прекрасно!»
— А ты уверена, что ехать так намного быстрее, чем на разных машинах? — Шепотом спросил Арсений.
— Нет, но раньше, напомню, никому в голову другая идея не пришла, — Так же тихо ответила Таня.
«Как нам Елена всё-таки помогла… Без нее бы, наверное, все получилось иначе…»
***
— Проходи, пальто сюда, обувь сюда, — Девушка показывала, что куда класть. — Спать ты будешь в гостиной на диване.
— Хорошо, — Актер осмотрелся: красивая, убранная, квартира, сделанная в черно-белых тонах, встречала его, как бы улыбаясь пришедшему гостю.
— Вещи сразу туда и положишь.
— Я понял, не суетись, — Видя, как волнуется девушка, подбодрил Арсений.
Он прошел в предназначенную ему комнату, и вся та легкость, которая была в коридоре, пропала. На него будто комом свалились пропитавшие стены эмоции. Стало не жутко, и не неприятно, но… Не по себе.
— Тань, откуда столько кружек?! — На небольшом столике их стояло около пяти. — С чем они?! — Он понюхал одну, искренне надеясь не учуять алкоголь. Девушка хмыкнула. — Кофе?! Нет, я его, конечно, тоже люблю, но такие количества… Ты это, давай, завязывай с подобным.
— Арсений, избавьте меня от Ваших нотаций, — С наигранной скукой сказала Таня и, дорисовывая картину до конца, легла на диван, закинув одну руку на голову. — Ох, мой бедный организм! Как же он выдерживает это?! Арсений, милый мой, спаси меня! Помоги ж мне! — Воскликнула девушка, стараясь сдержать смех.
Глаза Арсения сверкнули каким-то непонятным блеском.
— Актриса погорелого театра! Браво! — Он похлопал и сел на диван, отодвигая ноги Тани.
«Если б здесь снимали кино, то сейчас обязательно начался бы момент, на котором ты и радуешься, и смущаешься, и морщишься одновременно, ведь это мило, романтично, но так смазливо и тривиально. Действительно, о чем еще думать, сидя с девушкой, да, Арс?!»
— Ты в Москве-то надолго?
— На время съемок сериала, наверное, — Он начал вспоминать, в какие дни будут снимать «Импровизацию». — Если перенесут надолго, то останусь лишь на время съемок шоу. Кстати, можешь прийти.
«Общаемся, блин, как старые добрые знакомые.»
Он хотел посмотреть на девушку, взгляд которой проходил через него, разглядеть, так сказать, ее, но согнутые им же колени помешали. По-хозяйски распрямив чужие ноги, Арсений положил их на свои и, наконец, встретился с Таней глазами. Та непонимающе наклонила голову вбок, все тело оставалось спокойным, лишь сердце то пропускало удары, то совершало их слишком часто, мешая девушке нормально дышать. Писатель надеялась, что в тишине, окутавшей зал, не слышно стука возмутительно наглого органа, который сейчас очень мешает. Они
смотрели любопытно рассматривали друг друга, отмечая незаметные на первый взгляд детали. Только вот среди всех этих особенностей (его нос с ямочкой, его маленькую родинку на левой щеке, ее небольшой шрам около левой брови, его, да и ее, густые, как у куколок, ресницы) не видели они больших зрачков друг друга. Нечаянно мелькнувшая, казалось бы, прошедшая мимо глаз, шея стала главным объектом наблюдения. По телу побежали мурашки, еще немного и руки свело бы судорогой от невозможности коснуться, а ноги… Таня старалась ими не двигать вообще, дабы не надавить на мужчину или, что еще хуже, не задеть… что-нибудь… Знала бы она, в каком напряжении сейчас сидел Арсений. Он бы не дышал, не сглатывал слюну, что угодно бы не делал, лишь бы не шевелиться, лишь бы показаться
идеальным. Нет.
Лишь бы понравиться… Стать настоящим с ней — девушкой, чей взгляд бегал по телу, задерживался на пальцах, на шее, на чем-то еще — это невозможно было понять. Но плечи его продолжали быть расправленными, показывая сдержанность.
«Основная ваша ошибка заключается в том, что вы недооцениваете значения человеческих глаз. Поймите, что язык может скрыть истину, а глаза — никогда!»
И он ничего не мог с этим сделать… И сам же вспомнил слова:
«Любовь на сцене сыграть нельзя.»
Но долго это длиться не может — неудобно. Но и прервать момент каждый боится. Зато телефону все нипочем, и абонент, пытающийся дозвониться до Тани, тоже не имеет никаких преград и рушит, кажется, все, что только можно разрушить в данный момент.
