Навсегда/Никогда

      Минус заканчивающейся осени, да и всего зимнего периода, в том, что светлеет поздно, и, проснувшись в восемь и не посмотрев на часы, ты ляжешь дальше спать, ведь: — Тань, — Простонал Попов, — еще ночь, куда ты подскакиваешь? — Зевнув, Арсений недовольно приоткрыл один глаз. Свет от не выключенной вечером лампочки заставил его поморщиться. -Уже девять! Подъем! — Таня беспощадно включила основной свет, давая торшеру отдохнуть. — Ты невыносима! — Пробурчал актер в ответ и, щурясь, посмотрел на часы. — Нах… — Он поймал грозный взгляд, — Зачем ты мне врешь?! Еще только восемь! — Таня уже готова была уступить этому смешному потягивающемуся созданию, но одно только слово, каждый день давящее на нее, как десятитонный груз, заставило ее зрачки потемнеть: «работа». — Я, конечно, рада, что тебе никуда сегодня не надо, видимо, но меня ждет работа, процесс которой ты как специально останавливаешь каждый день, — Он вздохнул, откинул одеяло и выжидающе встал напротив девушки. Та вопросительно выгнула бровь. — Доброе утро не сказала, так хоть обними, — Наигранно обиженно произнес актер. — Целовать, так уж и быть, не заставляю, но… — Наглая, нет, скорее, хищная ухмылка заиграла на его лице, смешиваясь с блаженным самолюбованием. Таня лишь закатила глаза и развела руки, показывая, что разделяющий их шаг будет делать он. Попов хмыкнул, уголок его губы плавно пополз вверх, с точностью до миллиметра он сделал шаг вперед и уже, кажется, должен был обнять, только вместо этого поднял на руки. Девушка, внутри которой все сжалось, инстинктивно обвила ногами его талию, а руками — шею, Арс чуть приподнял ее за бедра. Два больших выразительных карих глаза смотрели непонимающе, а он наслаждался. Наслаждался тем, что теперь он здесь главный, и упадёт она на пол или на кровать или, может, просто встанет обратно — решать ему. Но Арсений не был бы Арсением, если б довольствовался только этим, к тому же теплое неровное дыхание приятно щекотало, грело. Таня молчала — не хотелось нарушать тишину, да и язык будто стал неповоротливым, — и как могла гнала все назойливые мысли прочь. Она любовалась пышными ресницами, тонкими матовыми губами, бледной шеей. Она бы с радостью вернулась в тот день, когда увидела это модельное тело голым, чтобы смотреть… и касаться. Касаться руками, губами. Она не знала, правильно ли это, но желание было неимоверно сильным, оно заставляло сердце биться в горле, отдавать в голову, заставляло кончики пальцев неметь, а губы гореть, пощипывать, и если бы не страх сделать что-то не так, она бы уже давно прижалась бы к мужчине сильнее, давно бы прикоснулась губами к шее, к немного пульсирующей, еле видимой на ней венке. А может, руки погрузились бы в пышные мягкие волосы, пока она затягивала его в долгий поцелуй, переплетая языки или покусывая его губу. И пока она смотрела в бесконечно глубокие голубые глаза, боясь пошевелиться, Арсений, взяв инициативу на себя, прильнул к ее шее, вызывая тем самым порыв мурашек, вынуждая ее прижаться вжаться в его тело. Оставляя в этом месте красный след, он перешел к другому, касаясь нежнее, поднимаясь выше. Дойдя до мочки и немного ее прикусив, Арс прошептал, щекоча своим дыханием ухо. — Я выиграл. Один/один, — Таня чуть застонала от того, что он прервался. Она не сразу поняла, о чем идет речь. Но уже спустя секунду, когда руки мужчины чуть сдвинулись вверх, вспомнила собственные слова: «Если мы играли, то победа моя.» — Нет, Попов. Я сверху, — Он хмыкнул и прошелся взглядом по ее телу, намекая, что она сейчас не в самом лучшем положении для пререканий. — И победа до сих пор моя. И хмыкать не надо, потому что если я сейчас начну действовать, то мы окажемся там, — Она кивнула головой в сторону дивана. Голова сейчас была не в состоянии думать, но Таня, как могла, пересиливала ее, ведь всегда надо уметь ответить. И если у Попова грузом на плечах, причем в прямом смысле, висит она, то у нее — работа. — И пока я, повиснув на тебе, не двигаюсь так, чтобы ты лег, а у тебя встал, ты бы попридержал язык, потому что сейчас ты останешься со своей поднимающейся проблемой один, а я пойду умыва-а-аться, пить ко-о-офе, работать, — Арсений чуть не выронил ее, явно не ожидая такого ответа, ведь только что она сама прижималась к нему и даже, если, конечно, слух не подвел, стонала. — Извини, но два/ноль, — Закончив, она расцепила ноги, затем руки, развернулась и направилась в ванную, оглянувшись на секунду при выходе из комнаты. — А, да, белье сложишь, диван задвинешь, ты ж сильный, оказывается, — Она подмигнула и, скрывшись из виду, буквально заскочила в ванную.       Она закрыла дверь, включила воду, имитируя процесс умывания, и опустилась на пол. Тело изнывало от желания продолжить, желания не контролировать себя, желания хотя бы день провести расслабленно, не думая ни о чем, но… «Так нельзя. Во-первых, бездействием ничего не добьешься, — Противореча самой себе, она подумала о другом, — Но так ведь и с ним… Если каждый раз обрывать, а потом пытаться восстановить, то я мы ни к чему не придем… — Руки тряслись, голову кружило от стоящего в носу запаха его тела. Вся шея горела, засос щипало, а ухо, от недавних тепла и влаги, замерзало. — Ладно. Время еще будет, успеем, да и не планировал он продолжать, так? Просто баловался. Да? — Но вопросы не были услышаны. — Нет, ничего бы не было», — От одной этой мысли хотелось спрятаться куда-то, свернуться в маленький комочек и не вылезать… «Вечер. Мать на кухне, напившись, громко разговаривает с кем-то по телефону, то и дело смеясь и прерываясь, чтобы сделать еще глоток неизвестного Тане алкогольного напитка. Она не работает, и маленькой девочке кажется, что проблема в этом, что скоро папа что-нибудь сделает, мама куда-нибудь устроится и перестанет пить. Перестанет нести какой-то бред и дышать перегаром, перестанет, подходя к ней, шататься из стороны в сторону. Таня искренне не понимает, почему отец не может на это повлиять и, ко всему прочему, приветствует это. Если они обедают вдвоем, то на столе обязательно будет стоять бутылка водки и одна рюмка посередине. Из комнаты Тане будет лишь слышно как аккуратно опускают сосуд, а за ним и рюмку, на стол. Но сейчас что-то пошло не так. Отец, делая большие громкие шаги, зашел на кухню. Сидящая на диване, в своей комнате с открытой дверью, девочка видела его злое лицо. Она затаила дыхание, скрестила пальцы, сжимая их такими в кулаки, и тихо, неслышным шепотом, молилась, чтобы сейчас все было хорошо. Мама стихла, разговор прервался. Тишина, заставляющая Таню вжать голову в колени. Раздался стук стекла. — Опять?! — Грозный отцовский голос врезался в уши. — Ты у меня за все бутылки поплатишься! — Девочка закусила губу. Ей хотелось слышать, чтобы знать происходящее — вдруг что?! С другой стороны, она мечтала оглохнуть. Оглохнуть, чтобы не слышать каждый раз, как мать прячет бутылки в холодильник или шкаф под раковиной, стараясь делать это неслышно. Хотелось ослепнуть, чтобы не видеть невыпитую рюмку водки, наполненность, да и наличие, которой скрывает непрозрачная дверца кухонного шкафчика над плитой. Хотелось потерять нюх, чтобы не ощущать ужасную вонь. Просто хотелось умереть. Умереть, чтобы не чувствовать ничего. — Как? — Интонация уже опьяневшей матери была, скорее, веселая. Она заигрывала, а не пугалась. К счастью, Таня не видела, что происходило на кухне, но по постоянным стонам, шлепкам и каким-то вбрасываемым иногда словам — «быстрее», «еще» — несложно было догадаться. С понятием секса девочка была уже знакома, но ей это всегда представлялось — нет, она об этом не думала, просто ассоциация — романтичным, интимным действом, которое явно происходит не при детях и не на всю квартиру громко. Она боялась встать с дивана и закрыть дверь — вдруг увидит что-то лишнее, вдруг заметят, вдруг попадет. Сильнее вжимая голову в колени и кусая, чтобы не заплакать, нижнюю губу, она дрожала. — Не плачь. Не смей плакать. Сиди тихо. Заметят — будет хуже, — беззвучно шевеля губами, успокаивала себя она. С кухни раздался протяжный стон, за которым шло вскрикивание. — Слишком резко. — Терпи! Таня посмотрела в окно. На темном, беззвездном небе показалась Луна. Увидев ее, девочка захотела плакать — та свободная, ни от кого не зависящая, а она… — Пожалуйста, спаси меня от этого, — Прошептала она. — Пожалуйста, сбереги меня от таких… — Слезы наворачивались на глаза, но Таня знала — плакать нельзя. Из кухни донесся мужской стон…»       Таня опустила голову на колени, руками зарываясь в собственные волосы. Она подумала, что поступила правильно, не дав сейчас ничему случиться. «Мы еще слишком мало друг друга знаем… Что я себя обманываю… Просто боюсь… — Она вздохнула. — Так, хватит растрачивать водный ресурс, собственные деньги и время. Пора умываться и приниматься за работу! Цель ждать не будет», — Она встала, заплетая волосы в косичку, потому что те мешают и намокают, и принялась за утренние процедуры.       Арсений складывал стопкой сложенный постельный набор и пытался понять действия Тани. Ему не казалось, что ситуация повторяется, нет, просто немного странно. Да и выбесила его простыня, с которой возникли проблемы. «Спали здесь вдвоем, а убирать должен я! Может, еще завтрак приготовить?! Уборку сделать?! Ладно, перебор, — Он вздохнул, накрывая стопку подушкой. — Не то что бы мне хотелось продолжить… Наверное… Хотя… — Сердце до сих пор не могло успокоиться, да и все состояние Арса выдавала та самая проблема, о которой говорила Таня. — Ну, немного-то, наверное, хочется… Блять, — Он даже не мог до конца скрыть свою эрекцию — шорты не позволяли. А дверь в ванную открылась. — И что делать?!» — Арс, ты завтракать будешь? — Крикнула девушка, видимо, из кухни. — Кофе буду, а в холодильнике твоем вся еда просроченная, так что есть нечего, — Жаль, актер не видел, как сценаристка закатила глаза. — Только поторапливайся, пожалуйста, у меня занятие по вокалу будет в одиннадцать, а я еще не подготовилась, — Арсений улыбнулся, радуясь, что его идею с песней не забыли, а, наоборот, воплотили…

***

      Первые числа декабря, правда Москва, что не так удивительно, похвастаться снегом не может. Спустя несколько дней после того прекрасного утра Арсений уехал в Питер, пообещав каждый день писать, а закончив дела — вернуться. Впрочем, начавшийся вновь карантин, на время которого актер решил переехать к Тане, и долгожданное приглашение на шоу «Контакты» заставили его приехать обратно быстрее. О съемках «Последнего Акселя» не шло и речи — с поиском актрисы дела обстояли туго, да и пандемия жутко мешала.       Попов уже приехал, расположившись, конечно, как у себя дома. А с другой-то стороны, квартира принадлежит Тане, Таня — его девушка, то есть почти ему принадлежит, следовательно, квартира и он — одно целое. Хозяйке о таких мыслях, правда, лучше не знать. — Таня, какого черта ты не всегда отвечала?! — Начал свою гневную тираду Арс. — Во-первых, я волновался. За себя, конечно. Ты ж поставила на кон мое московское жилье! Во-вторых, я волновался за тебя, потому что, — Он запнулся, — потому что твои последующие действия только черту и известны! Зная твои стихи, я могу предположить, что он где-то в гостиной и живет! — Он вспомнил первые ощущения при входе в упомянутую комнату. — В-третьих, я волновался за нас. Еще жить вместе не начали, не целовались даже толком, — это я еще про секс молчу, — а меня уже игнорируют! — Девушка приставила кулак ко рту, сдерживая смешки. Арсений выдохнул и спокойно, размеренно, ровным голосом, продолжил. — Нет, Тань, это абсолютно не смешно, — Ей пришлось успокоиться. — Арсюш, я просто работала, — Мужчина покраснел. — Вот новости-то, блять! Арсения Попова променяли! На кого? Пф, на работу! На работу, блять! Семья, — Он протянул это слово, — нет! Какая семья?! Работа! Мы начнем отношения, чтобы работать! Так?! — Арс хоть и начинал шутить, но лицо девушки стало серьезным, по телу бегали мурашки, а в голову лезли ужасные воспоминания о детстве. — Арсений, — Голос ее дрогнул, но актер, успокаиваясь, не заметил, — никогда больше на меня не ори. Ни в шутку. Ни, тем более, всерьез. Что касается работы — постараюсь исправиться, но и ты меня пойми. Это не просто способ обеспечить себе жизнь, нет, это мечта, нет, мечта детства, а сейчас — цель, достигнуть которую надо, — Она задумалась, — любой ценой. Если начал — заканчивай до конца, — Пауза. — Не каждый может похвастаться тем, что любит свою работу, поэтому надо ценить, что имеем в наличии, — К сожалению, половина слов прошла мимо его ушей.       Арсений тяжело выдохнул, подошел к девушке и заключил ее в свои объятия, вжимая ее в свое тело. Он медленно, жадно, будто боясь потерять, водил руками по спине, изучая и одновременно поглаживая, так, что чувствовался каждый его палец. Он опустил голову вниз, стараясь зарыться своим носом в густые, манящие своим прекрасным запахом волосы. Дыхание было ровным, по телу не бегали мурашки, но сердце колотилось бешено — ему плевать, привык ли ты таким ощущениям, оно просто бьется, не давая себя обмануть. Таня, напуганная криком, с легким облегчением обхватила Арса руками, продолжающимися немного трястись, вдыхая родной запах. Пальцы то сминали, то, наоборот, расправляли кофту, дыхание участилось. Она думала, что с этим человеком можно расслабиться, почувствовать себя той маленькой девочкой, которой хочется иногда плакать, которой хочется сдаться, которой хочется поддержки. Она думала, что можно стать мягкой, но какой-то страх мешал. Страх перед неизвестным, страх отступиться от цели, страх ошибиться — вдруг не навсегда? Вдруг он будет постоянно кричать, а если пьет, вдруг характерами не сойдутся — может, голливудская улыбка, которой он ее одаривал, не такая уж беззаботная, не такая ласковая, просто не такая… Но шаг сделан, надо откинуть все «если», все «вдруг», все страхи, принять ситуацию, тем более, съехались они на время карантина, так что сложится — прекрасно, не сложится — тоже опыт. Тем не менее, сердце билось одновременно и в горле, и в голове, мешая успокоиться, по телу бегали крапинки-мурашки. Они стояли так, не желая прерываться. Из этих объятий был взят, кажется, максимум — они будто находили друг в друге — и в данном моменте — то, чего им не хватало. Они, разрядившись, сбросили маски и теперь впитывали энергию друг друга. Конечно, они обнимались при сегодняшней встрече, но это не то. Во-первых, там люди. Во-вторых, те объятия были основаны лишь на долгой разлуке, а сейчас… Сейчас здесь разный спектр эмоций. — Прости меня, — Прошептал Арс, поднимая лицо девушки вверх, чтобы встретиться взглядом. Он убрал за ухо прядку волос, ее зрачки при этом заметно увеличились. В ответ Таня лишь приподнялась на носочки, стараясь дотянуться до губ, актер подался вперед, облегчая задачу. Она поняла, что скучала по этому, по телу, по запаху, по объятиям, и пусть для нее все это в новинку — она наслаждалась, когда могла забыть о работе, конечно. — Кстати, — Отрываясь, начала Таня, — песня через несколько дней выйдет, — Улыбнулась, видя, как глаза напротив засверкали. — Она, правда, как дополнение к трилогии, но ничего страшного, так? — Он кивнул, не отводя пылкий взгляд от милейшего лица. — Может, если вокал оценят, напишу еще что-нибудь, — Арс провел одной рукой по волосам, другая до сих пор обхватывала талию. — Наверное… — Пауза, — я в тебя влюбляюсь… — Лицо залилось краской. — А вот я, кажется, люблю тебя. — Когда кажется, надо креститься, — Недовольный взгляд. — Ладно, молчу.

***

      Так и жили. Зима наконец-то одарила Москву снегом, холодами и чувством приближения праздников. Татьяна выпустила песню, и к ее удивлению, не все ее слушатели читали трилогию, в дополнение к которой она и была написана. Что это значит? Привлечение — ну, в какой-то степени — читателей, имя ее звучит чаще. Одна выгода, одна польза. В общем, воплощение актерской идеи пошло на руку. Поклонники же требуют теперь и других песен, ведь писать она может, петь, как оказалось, тоже. Все сходится. А Арсений? Арсений сходил в «Контакты», по возможности фотографировался, ну и, конечно, старался не сидеть без дела — в этом они с Таней похожи.       Что с ними? За декабрь в их жизни многое было: прогулки       Тот самый парк, где они когда-то гуляли. В нем также нет людей, но мрачную атмосферу скрашивает блестящий на солнце снег. И кажется, что на улице уже не так холодно, куртки уже не такие надоедливые, да и вообще, какие могут быть хлопоты, когда такая погода?! — Слушай, ты не хочешь сделать ангелочка? — Нарушил тишину Арс. — Знаешь, не имею желания валяться в грязи. — Снег чистый! — Его мало! — Извини, — Он резко притянул ее к себе и завалил в снег. — Арс, бл… — Блестит на солнце моя улыбка! Да, знаю. Да я и сам солнышко, — Он повернул голову к Тане и поцеловал в холодную щеку. По телу девушки разлилось приятное тепло. — Не злись, это весело, — Он перевел взгляд на голубое небо. — И запомнится надолго, ну, или вообще на всю жизнь, если ты, конечно, собралась, как Есенин… — Попов! — Несмотря на всю свою злость, негодование, она лежала. Лежала рядом с этим человеком, наслаждаясь тишиной и впитывая энергию земли. Она думала, как влюбилась в него. Почему? А главное, когда? На кастинге? Нет, вроде. Кафе? Тоже мимо. Провожая, он на нее обиделся… Когда? Когда он в первый раз зашел домой и сидел с ней на диване? Когда увидела то черное пальто, идеальную осанку и заднюю часть причёски. Когда поняла, что повезет той, кто снимет с него деловой костюм, заставит плечи опуститься, той, с которой он сам сможет чувствовать себя спокойно. Если бы не тот взгляд, не те мысли, ничего бы, наверное, не было. Не поручилась бы за него, не побежала обрадовать, не пошла бы в кафе и уж тем более не позвала домой. Осознав, Таня вплотную придвинулась к Арсению, как ребенок, радуясь всему: и голубому небу, и выпавшему снегу, и веткам деревьев-великанов, и плечу рядом… Мужчина был счастлив, что, кажется, обрел наконец покой сам, заставил сценаристку отвлечься от работы и вспомнить о жизни. Ему было хорошо. И среди этого промелькнула еще одна мысль. — Тань, небо светлее или темнее моих глаз? — Девушка улыбнулась, промолчав. — Нет, я серьезно. Мне до безумия интересно, а у кого я спрошу, если не у тебя?! — Она засмеялась. Арс подумал, что ее смех прекрасен. — Я не знаю, от чего зависит цвет твоих глаз, но он очень часто разный. Сейчас — голубой, иногда — морской волны, иногда — лазурный, пару раз был, наверное, королевский синий. Не знаю. В цветах не эксперт, — Она посмотрела на него. — Знаешь, правильнее сказать, цвет воды океанов, а каких — по ситуации. Сейчас, например, в них блестящие волны, в которых, наверное, дельфины… — Она мечтательно вздохнула. — Нет, Попов, ты не солнышко, ты… — Она не стала заканчивать предложение, морща нос. — Теперь я хочу на море… — Она захныкала. — Приглашаю тебя в просторы твоего воображения! — Недовольный взгляд…, совместное приготовление еды — Блин, Арс, а ты уверен, что рецепт легкий? — Танюш, — Протянул он, — на все сто. Сейчас Вам Арсюша покажет мастер-класс, — Он начал подряд открывать шкафы в поисках доски. — Представь, два кулинара Танюшка и Арсюшка, йо-оу, — Он победно кинул доску на стол, положил на нее нож. — Так, неси все необходимое, сейчас начнем, Ватсон, — Последнее слово он специально выделил, на что девушка лишь закатила глаза.       Все, вроде, шло по плану. Таня поставила овощи обжариваться, Арсений, помыв руки, довольно, нет, скорее игриво, уставился на нее. — Тебе больше заняться нечем? Технологическую карту прочитать? — Актер самодовольно ухмыльнулся, подойдя к ней вплотную. — Тебе идет фартук, — Снова хищная улыбка, снова азарт читаются в его глазах. Его нога плавно проскальзывает между ее, раздвигая их. Руки скользят по талии, а губы — по губам. Его горячее дыхание приятно обжигает лицо, раззадоривая. Хочется продолжить (кому-то, судя по стояку, так точно), но… — Арс, все сгорит, — Шепчет, отстраняясь, Таня. — И что? — Простанывает тот. — Вообще-то, это моя квартира, и у меня нет никакого желания ее жечь, — Как показалось актеру, выплевывает сценаристка, разворачиваясь к плите. — Все, отодвигайся.       К слову, еда получилась вкусной., вечера вдвоем       Час ночи. Таня, в своем обычном положении, сидела на диване, заканчивая очередную главу. Рядом покоится еще одна кружка кофе, которой не суждено быть выпитой, — вдохновение. Арсений ворочается в кровати, нервно включая телефон почти каждые десять минут. Ему было немного неудобно одному, как бы это ни звучало, тесно, холодно. Кому перед сном не хочется объятий, поцелуев, чувствовать тепло лежащего рядом любимого человека? В конце концов, нервы не выдерживают — он идет забирать из гостиной Таню, чтобы уложить ее с собой спать. Медленный громкий шаг, заранее недовольное лицо, и вот он уже в комнате. — Тань, ты время видела? — Ноль внимания. — Земля вызывает Таню, — Она подняла голову, волосы смешно закрыли ей глаза. — Я тебе мешаю? — Как мне может мешать твое отсутствие? — Он скрестил руки на груди, копируя типичную позу для возмущений девушки. — Арсюш, мне немного осталось, подожди еще чуть-чуть. — Я рядом пристроюсь, понаблюдаю за процессом, — Таня недовольно вздохнула, нехотя пропуская мужчину за свою спину. — Ты будешь мешать, не дашь сосредоточиться и испортишь всю мою атмосферу, влезешь в нее своей энергетикой. — Посмотрите-ка, какие мы наглые! — Пробурчал Попов, ложась.       Пальцы, точно по фортепианным клавишам, плавно забегали по клавиатуре, точно зная, куда жать. Буква за буквой, строчка за строчкой появлялись на экране. Арсений видел лишь часть лица писательницы, но и этого было достаточно: горящие, наполненные азартом, мечтательностью, глаза, то бегающие по экрану или клавиатуре, то смотрящие как бы в пустоту, чуть припухшая от бесконечных укусов с одной стороны губа и полная сосредоточенность. Запах, видимо, недавно помытых распущенных волос злил актера. «Вот почему она своей работе уделяет времени намного больше, чем мне?! Может, я хочу зарываться в ее волосы, обнимать перед сном…» — Он попытался разглядеть время на компьютере. — Так, все! Чуть-чуть прошло. Пошли спать, — В ответ лишь игнор. — Таня, — Стук клавиш прекратился, раздался недовольный громкий вздох. — Я понимаю, работа и все такое, но, — Он сделал паузу, подбирая слова, — ты себя доведёшь, так нельзя. Почти постоянно питаться одним кофе, ложиться спать… Нет, вообще не ложиться! Ты что?! Ради чего?! Ради денег?! Так знай, они тебе добра не принесут. «Вот оно, великое слово, которое все решает в Верьере: приносить доход; к этому, и только к этому сводятся неизменно мысли более чем трех четвертей всего населения.» — Каких, к черту, денег?! — А для чего тогда?! Слава?! «Престиж! Как, сударь, вы думаете, это пустяки? Почет от дураков, глазеющая в изумлении детвора, зависть богачей, презрение мудреца.» — Попов, ты совсем?! Или еще нет?! Стендаля перечитал?! Умнее стал?! Ты ничего не понимаешь, а лезешь! Лезешь со своими тупыми цитатами, глупыми «давай спать» и подобным! И плевал ты на все! — Он привстал, тяжело дыша, порыв злости хотел выплеснуться наружу, как волна на берег, разбрасывая камни-высказывания недовольной Тани, но, вспомнив себя, свои мечты, цели и юный максимализм, который с годами почему-то не ушел, немного утихомирил свой пыл. В конце концов, они относительно недавно сошлись, ссориться сейчас — глупо. Так ведь? Слепая надежда все же теплилась в нем. — Тише, Тань, успокойся… -Да как?! — Тихо! — Рявнкул он, отчего девушка дернулась и затаила дыхание. — Послушай меня, молча, не кипятясь и не перебивая. Я тебя отлично понимаю, — Таня хотела что-то сказать, но Арс жестом показал остановиться, — я сам такой же. За каждый попавшийся кастинг цепляюсь, желая попасть в фильм, пускай уже и не такой престижный, как, допустим, хотел. Да у меня перед вашим кастингом были еще несколько! Ты думаешь, прошел?! — Злость опять начала закипать. — Нет! То одно не так, то другое! Понимаешь! По фотосессиям разным хожу, заменяя эти дурацкие съемки, пробуя вживаться в новые роли! На месте не сижу! На проекты таскаюсь! Не понимаю тебя, да? — Все это время он смотрел в ее непонимающие глаза. Улыбка от вида милого удивленного создания скользнула по его лицу, заставляя успокоиться. — Прости. Я правда не хочу, чтобы ты себя доводила и убивалась по не самым важным в жизни вещам. Ну, конечно, во мне еще играет желание проводить с тобой больше времени. Я, может, тактильный и любвеобильный человек, а ты не удовлетворяешь моих потребностей в этом! — Уже наигранно грустно сказал он. Сценаристка улыбнулась, а Арсений, не упуская момента, подскочил с дивана, взял на руки Таню и, пока та барабанила его по спине, возмущаясь из-за недописанной главы, понес ее в спальню. — Твое немножко вышло за все рамки, предусматриваемые этим словом, — Улыбаясь, закончил тот. .       Но все это было разово, ведь чаще оба в работе, заняты. Или, как казалось Арсению, вечно занята из них только Таня. — Арс, я на занятие по вокалу. — Позвонил Анарио, нашел актрису на роль Воробьевой. Надо съездить, познакомиться, заодно обговорить даты съемок. — Арс, я работаю!       И тем не менее, два воспоминания за декабрь особенно сильно выделялись на фоне других.       Вечер. За окном Луна и усыпанное звездами небо. Тишина. Не ездят машины, не ходят люди, лишь ветер скользит меж переулков, подхватывая вальсирующие снежинки и медленно опуская их на землю. По другую, квартирную, сторону окна, кажется. обыденная картина: девушка за ноутбуком, позади которой лежит парень и смотрит то ли в монитор, то ли на нее, приглушенный свет и молчание, помогающее уловить каждый вдох. Но что-то все же не дает назвать обстановку привычной. Может, учащенное дыхание мужчины? Его полный желания взгляд? Его рука, очерчивающая в воздухе женские контуры, но не смеющая прикоснуться? Может, волнение девушки, чувствовавшей приближение чего-то? Ее слегка подрагивающие пальцы, то и дело не попадавшие на нужные клавиши? Ее небольшая искра внутри, которая, как огонь от кислорода, после каждого вдоха разгорается все сильнее? Будто играя друг с другом, они, понимая, не двигались, не делали первых шагов. Внутри Арсений осознавал, он не может больше сдерживаться, но надо — еще немного, до последней точки в появляющемся абзаце, и тогда… Но пока он лишь дотянулся второй рукой до телефона и, создавая уютную атмосферу, включил на повтор какую-то классическую мелодию, название Арс даже не посмотрел — а зачем? От первых нот Таня вздрогнула, а Попов, как по сигналу, привстал и, не в силах больше сдерживаться, прильнул к женской шее, попутно разворачивая девушку к себе. В нос ударил аромат цветов, или трав, или… Мужчина не разобрал, да и не задумывался, запах лишь сильнее одурманил его. Арс осыпал поцелуями шею, то выше, то ниже, то слегка покусывая, то, наоборот, немного облизывая, а девушка, чуть выгнувшись навстречу и запрокинув голову назад, слегка прикрытыми от удовольствия глазами увидела в окне Луну, ухмыльнулась, сама не зная чему, и, не выдержав, накрыла губы Попова своими. Она провела по шее, зарылась руками ему в волосы и пыталась прижаться к нему сильнее. Но Арсений не дал этого сделать и, высвободившись из ее объятий, прошептал: — Сегодня командую я, — Хитрая улыбка, хищный взгляд. — Ага, мечтай, — Победная ухмылка и бескультурно прикушенная губа.       Один миг, и руки Тани уже под футболкой Арсения, которому ничего не остается, как подчиниться и снять ненужную вещь. Ее горячие губы, прикусившие его холодную мочку. Ее прохладные пальцы, скользящие по его теплой коже, стягивающие уже нелюбимые им черные шорты — они не подчеркивают красоту актерских ног. — Не-ет, вещь за вещь, — И он срывает с нее его собственную футболку, сидевшую на Тане как платье. Арс чуть отползает, желая рассмотреть красивое женское тело, слегка бледноватые выпирающие ключицы, упругую грудь, живот, по которому бегали мурашки от поступившей прохлады. — Ну, не красотка ли?! — И с этими словами он притянул ее к себе, увлекая в поцелуй, пока ее пальцы бесстыдно пытаются избавиться от уже натянутых шорт…       За окном все ярче светит Луна, все тише гудит ветер, но все быстрее кружат снежинки. А в квартире тот же приглушенный свет, горящий экран монитора «Разбросанная по всей комнате одежда, впопыхах скинутая парой, полностью поглощенной друг другом. Он покрывает поцелуями все ее тело, спускаясь с каждым касанием ниже, пока она гладила его руки, портила прическу и пыталась сдержать стон — вдруг кто услышит. Это была борьба игра красного и синего пламени — вода, в которой тонули от наслаждения тела, и огонь, в котором сгорали все страхи…» и «Элегия» Рахманинова, включенная не так давно Арсением, в такт которой ускоряются, кажется, они, как волны, сливаясь друг в друге.       Почти дойдя до пика, девушка простанывает: — Я сверху, я выиграла. — Угу, — Выдавливает Попов, чуть меняя угол, отчего девушка заканчивает раньше. — Еще немного и… — От накатившего наслаждения он закусывает нижнюю губу и блаженно выдыхает.       Таня, забыв обо всем, ложиться на руку Арса, вдыхая запах его геля для душа. Мужчина смотрит в потолок, пытаясь отдышаться. Под ухом у него продолжает играть «Элегия» и… — Блять, меня эта мелодия затрахала больше, чем ты. — Арсений! — Недовольно фыркнула девушка.       И подобно композиции, где печаль заменяет страсть, а страсть — печаль, в борьбе, одно воспоминание сменяет другое.       Таня стоит на кухне и, задумавшись, смотрит на циферблат духовки — еще десять минут. «К приходу Арса, думаю, будет готово. Если он, конечно, поторопится.»       Как по заказу провернулась замочная скважина, щелкнула ручка и послышался голос: — Таня! Ты не поверишь! — Арсений, в порыве счастья, кажется, забыл закрыть на ключ дверь. — Меня приняли! На двух кастингах! — Он вбежал на кухню и радостно подхватил девушку. — Правда, роли опять второстепенные, но… — Он поставил ее на пол, — это не так важно! Мы обязаны это отметить! Доставай, что есть! — Э-э, доставать что? — Сок, блять, доставай, будем праздновать! Потом поводим хоровод, а в девять пойдем спать! — У меня дома нет спиртного, — Она поймала на себе удивленный взгляд. — Не смотри так. Может, кто-то когда-то что-то дарил, но, — Она замолчала, вспоминая, — нет, скорее всего, не дарили. Знакомые знают, что не пью, а незнакомым деньги тратить на такие подарки не хочется, — Таня развела руками в сторону. — Ты шутишь?! — Нет. — Может, в магазин сходить? — А может, без этого обойтись? — У твоего возлюбленного праздник, а ты не хочешь выпить?! — Не вижу повода для расстройств.       Весь позитивный настрой Арсения резко пропал. Он вышел из кухни, срывая с себя куртку и бурча что-то под нос. Но порыв злости, подобный тем, которые были еще при Алене, настолько обуял мужчину, что крик, почти без повода, продолжился. Несвязный текст о запретах Тани, ее вечных рамок, работы. Он вернулся на кухню, где стояла пораженная происходящим девушка. Она боялась криков еще с детства, старалась избегать разговоров на высоких тонах, поэтому и сейчас постаралась угомонить Попова, но тот не услышал ее, перекричал, переходя уже на ее творчество. — Да толку от него! Ничего и никого не замечаешь! Только компьютер! Только работа! Да что она принесет?! Бесполезный труд! Зачем?! Это же никому в итоге не будет нужно! Никому! — Он истерично засмеялся, а у Тани на глаза накатили слезы. Все детство, когда на нее кричали, она кусала губы до крови, сжимала пальцы в кулаки до судорожной боли, закрывала уши до звона — делала все, лишь бы не заплакать, не показать слабость и страх. А сейчас… Сейчас перед ней любимый человек, тот, с кем можно прожить детство заново, почувствовать себя маленькой девочкой, позволить наконец слезам вытечь наружу. Она не сдвинулась с места, не шевельнула руками, не закатила глаз — просто стояла, смотря, как Арсений выпускает пыл. Два ручейка побежали из глаз, приятно охлаждая кожу. В голове промелькнула мысль, что плакать приятно. Арсений, не фокусировавший до этого ни на чем взгляд, повернулся к Тане. Ее слезы, будто ток, ударили его, заставив замолчать. Секунда, две, три он смотрел в напуганные глаза напротив. И чем больше вглядывался, тем больше видел Алену. Отгоняя нелепые ведения, он потряс головой и на автомате произнес: — Ты не имеешь право плакать.       Последняя слезинка упала на пол, замыкая по приказу заказу остановившуюся цепочку. И вновь, как в детстве, вокруг появляется щит, глаза не пускают в душу, а руки скрещиваются на груди. — Ч-что? — Голосом так резко овладеть не удалось. — Я не это… — Не это имел ввиду? Ты это будешь говорить человеку, который по профессии своей знает вес каждого слова? — Я не поду… — Не подумал? О, думать надо было, когда ты из Питера сюда собирался. Когда целовать полез. Когда в кафе позвал. Вот когда. — Тань… — В своей квартире на себя я орать не позволю. Хочешь кричать — дверь не заперта, хочешь пить — на выходе охрана не стоит, что-то не нравится — выход сзади! Уходи, Попов, это перебор, терпеть который я не собираюсь. — Но… — Уходи. Все свои вещи заберешь завтра. — Да пожалуйста! — Он развернулся, с вновь подкатывающей злостью схватил брошенную куртку и вышел, стукнув незапертой им дверью.

***

      А где-то, за несколько тысяч километров от Москвы, в Екатеринбурге, рыжий парень, погрязший в не совсем удавшемся кофейном бизнесе, со скучающим видом листает ленту Инстаграма. Друг, друг, кафе, еда, кофейня, друг, друг, реклама… Реклама? Надоевшая своей однотипностью жизнь заставляет парня остановиться и ознакомиться с постом внимательней. «М-м, стоит попробовать. Ничего ж я не потеряю. Может, получится.»