Навсегда/Никогда

Гет
R
В процессе
21
автор
Размер:
планируется Макси, написано 53 страницы, 8 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Награды от читателей:
21 Нравится 12 Отзывы 3 В сборник Скачать

Часть 7. Благодарность за билет

Настройки текста
Примечания:
      Пришли домой. Арсения, с большим усилием, удалось уложить в спальню, и Таня осталась наедине со своими мыслями. Темная гостиная, луна, свет которой даже через балкон проникает в комнату. Что еще нужно для того, чтобы наконец сосредоточиться и начать писать? Выкинуть из головы мужчину.       Девушка не могла спокойно сидеть, когда волновалась, поэтому ходила по комнате, делая это как можно тише и закрыв предварительно дверь. Из стороны в сторону. То медленнее, то быстрее. Она вспоминала каждый момент прогулки, рисуя в голове данную картину. Она пыталась осознать, что чувствует, почему обычный дружеский жест вызывает в ней такой трепет, такую нежность, такое блаженство… Почему она схватилась за его руку, показывая, что боится? Не сделала бы она так с кем-нибудь другим, да? «Ты просто слабачка, которая, за неимением нормального опыта общения с парнями, поддалась какому-то порыву. Вот теперь ходи и мучайся. И вообще, кто он тебе? Кто ему ты? Он же вечно смеется, подкалывает, значит, это просто дружба. Ничего большего. Дружба… Дружба… Не может… Дура. Отвлекаешься на первого встречного, а потом жалуешься, что не пишешь, что навыки не прокачиваешь. Зачем я его только позвала?! Отвлекает только меня. Бесит», — Разозлившись то ли Арса, то ли на себя, Таня села на подоконник.       Из окна виднелся балкон, небо, рассыпавшиеся звезды и луна, смотревшая, как показалось девушке, осуждающе. Она будто говорила: — Уверена ли ты, что рассуждаешь правильно? «В погоне за Луной я потеряю горизонт… Почему ты так думаешь… Хоть ты бы поддержала…» — Я? Тебя? Сейчас? Зачем? «Но… — Блестящими от появляющихся слез глазами она смотрела на такую же блестящую луну. — Но… — Она поняла, что, кажется, теряет контроль. Только перед кем, если здесь лишь она и Луна, знающая слишком много. Тем не менее, Таня вытерла слезы, не давая им скатываться. — Надо работать. Таким путем я никогда не приду к мечте.»       Лежа на двуспальной кровати в одиночестве, Арсений почувствовал тоску, появляющуюся каждую ночь. Он не любил неопределенность, но в такое время его всегда посещала одна и та же мысль — «А правильно ли я поступил, бросив Алену, Кьяру…» -, за которой всегда шла другая — «А она правильно поступила?» Но сегодня голова была забита другим, точнее, другой. «Тане понравилось? Она спит? Может, прийти к ней, посидели б вдвоем… Я что, мальчишка что ли?! Или она маленькая девочка?! Надо сблизиться. Спросить напрямую… Нет. Она писатель. Может легко от ответа отвертеться, я уверен, — Он ухмыльнулся, вспоминая свои интервью и регулярно появляющуюся в них фразу «Я ж актер». — Тогда… Нет, наверное, еще рано. Хотя… Кто мешает?! Живет одна, значит, парня нет. Да ничего не будет от одного поцелуя», — Чуть успокоившись, он все равно не смог уснуть.       Усталость вскоре взяла верх, и он, вдыхая приятный аромат подушки (всё-таки тут спала Таня), наконец погрузился в сон.

***

      Прошло три дня, за которые оба многое сделали. Арсений проводил все время на съемках, оставалось продержаться еще один маленький праздничный — юбилейный, как-никак выпуск — денечек, потом закончить другие дела в Москве, и можно домой, в Питер. Правда, почему-то не хотелось… А Таня, помимо того, что усердно работала, особенно пока актера не было, чтобы потом хоть немного общаться, нашла себе так называемого учителя-репетитора по вокалу и лейбл, согласившийся сотрудничать. В общем, первые шажки к записи песни были сделаны, в голове даже появлялся набросок текста. На завтрашний день у нее особые планы — пойти на съемку юбилейного выпуска «Импровизации». Арсений как раз достал билет, неизвестно, правда, каким образом, ведь в продаже их давно уже не было. Девушка была уверена — все легально — это ведь Арсений, а он же актер! В общем, вы поняли.       За окном темно. Попов в душе, а Таня, как всякая гостеприимная хозяйка, застилает ему диван. «Вот он сам это сделать не может?! Вечно я должна корячиться стоять! — К слову, с той прогулки они стали ближе: старались чаще разговаривать, когда была возможность, и переписывались в перерывах между съемками. — Одеяло ему постели, чтоб, блин, мягче было, сверху простыню, ведь (она начала коверкать слова) так положено, — Сзади послышались шаги. — Конечно, обязательно надо зайти в момент моей самой ужасной позы.»       Девушка сделала вид, что не заметила его, надеясь подавить свою неловкость. — Помочь? — М… — Начала она, но внутренний голос показался ей слишком растерянным, уязвимым для такой фразы, поэтому в ответ прозвучала защитная колкость. — Ты бы еще, когда я закончила, пришел и таким же непринужденным тоном спросил: «Помочь?!» — Она попыталась исковеркать его голос. Получилось забавно. — Вредная ты. — Коне… — Она повернула голову в сторону мужчины, который почему-то стоял без футболки. Таня залилась румянцем, но постаралась взять себя в руки, не пялиться туда и с самым незаинтересованным видом ответить. — Что ж Вы, Арсений Сергеич, шорты-то соизволили надеть? — Она закатила глаза, показывая раздражённость, надеясь, что не видно ее волнения. — Да я могу снять, — Девушка посмотрела на него, но только чтобы понять, шутка это или нет. Но Арсений уже положил руки на шорты. — Не-е-е-е-е… — Она лихорадочно выставила обе руки вперед, показывая этим знак протеста, — надо, — К ее сожалению, мужчина стоял ровно у кресла, где лежала подушка. Вдох — приближение к красивому великолепному ужасно наглому человеку, позволившему себе выйти в таком виде, — протягивание рук к подушке — ее полёт — выдох.       Таня, продолжая смотреть вниз, развернулась к выходу, но Арсений встал на ее пути, преграждая дорогу. Сердце и без того билось быстро, казалось, что уже просто не сможет ускориться — нет, смогло. Его стук ощущался по всему телу, отдаваясь звоном и своим баханьем в уши. Она решила, что вот так просто стоять и смотреть вниз — это проявление слабости, поэтому подняла голову и встретилась с горящими синем пламенем глазами. Ресницы Арсения еле заметно подрагивали, и девушка, уловив это, не заметила собственную дрожь. Таня решила, что просто стоять и смотреть глупо, поэтому сделала шаг в сторону, надеясь, что путь будет свободен. Нет. Он, с плавностью кошки, сдвинулся вместе с ней. Улыбка играла на его лице — ему это нравилось. Актер знал, что писатель психанет, разозлится и сменит позу на более суровую, выжидающе недовольную — скрестив руки на груди и выставив одну ногу вперед. Но ничего подобного не было. Вся уверенность куда-то пропала, она чувствовала себя слабой и уязвимой. — Куда ты так спешишь, Тань? — Арсений специально сказал это тихо и приглушенно. — Дай. Мне. Пройти, — Чуть ли не заикаясь, проговорила та и сделала шаг вперед, думая, что мужчина синхронно его повторит. Нет. Он остался стоять на месте, и Таня находилась теперь еще ближе к нему. Голову, вспомнив свои мысли и желание в тот вечер перед прогулкой, больше не поднимала.       Арсений только этого и ждал. Он был абсолютно спокоен, не считая, конечно, внутренней ребяческой радости, возбуждения от момента. Дело-то оставалось за малым, но при этом таким важным. Таня собиралась шагнуть назад — не очень комфортно упираться носом кому-то в оголенную, а правильнее сказать полностью голую, грудь. Актер не дал ей отстраниться, взяв ее за руки и притянув. Она не успела ничего понять — голова будто совсем отключилась, зато сердце на надрыве. От прикосновения горячих рук тело окатило мелкими мурашками. Своей левой Арс медленно прошелся до плеча, оставляя после себя легкое жжение. Девушка никогда бы не подумала, что выражение «затряслись коленки» реально и что они действительно могут так делать, если бы не почувствовала, что, кажется, сейчас сама упадёт. Сердце еще ускорилось, удары слились в один, не ощущаемый ей. В ушах стоял звон, а мужская рука прикоснулась к шее. Необъяснимое желание прижаться к манящему, излучающему тепло телу, наплевав на все, овладело ей. Арсений поднял ее голову, заставляя встретиться взглядом. Алые, как ягоды рябины, щеки девушки придали ему уверенности. Он наклонился, не выпуская Танину руку, сохраняя улыбку, и коснулся желанных губ, нежно, аккуратно, боясь, что она отстраниться. Не заметив возражений, он убрал осторожность, добавляя страсть, напор. Глаза его были закрыты, сейчас он не играл — чувствовал, проживал. От неудержимого напора он сжал кисть сильнее, но приблизиться себе не позволил. Таня забыла, как дышать, ей и без того всегда казалось, что она слишком громко дышит, и, находясь настолько близко, решила вовсе перестать. Она до сих пор не пришла в себя, не поняла, что происходит и как вообще так получилось. Это длилось минуту, нет, даже меньше, и мужчине показалось мало, а девушке… Она вообще была не в своем теле, с отключенной головой, окаменевшими руками и в ступоре. Но какой-то маленький, внутренний, глубоко зарытый голос тихо шептал, моля о продолжении. Арсений остановился, желая увидеть реакцию, но не отодвинулся. Таня смотрела в его довольные, пылающие, полные надежды глаза. Она стояла, пытаясь отдышаться, а он наблюдал за ней, улыбаясь. Но мысли вернулись к девушке, и она, будто обожглась, отскочила, увеличивая расстояние с пары сантиметров приблизительно на метр. — Что ты делаешь?! — Вскрикнула она, тяжело дыша. Глаза напротив потемнели. «Нет! Так нельзя! Что это было?! Зачем?! — Ее трясло. — Нет… Так нельзя… Так не может быть… Это надо прекращать! Что я наделала?! — Она смотрела через него. — Нет. Что будет?! Получается… Нет… Это уже не дружба… Но… Но и не любовь, так? Нет! Как?! — Она вновь заглянула в глаза напротив. В них читалась грусть, нет, отчаяние. Отчаявшаяся надежда. — Он ждет. Он не понял реакции. Да и какая дура так отреагировала бы на поцелуй! Нет… А как же работа… Одно дело писать про любовь, а другое дело… Нет. Ну не могу я променять свою мечту на парня… Так нельзя. Нет. Не в таком состоянии нужно думать… А он ждет… Твою ж… Почему сейчас?! — Руки дергались. Она перебирала пальцы. — Да чтоб тебя. Почему?! Зачем?! Что же ты на меня смотришь так? — А Арсений боялся, сомневался, сомневался, что ошибся в правильности своей расшифровки того долгого взгляда. — Нет… А мечта… Неужели вот так просто надо взять и променять поставленную еще в детстве цель на этого парня. Да и не любовь все это… Нет… Он же сейчас развернётся… Обидится… Нет. Так нельзя. Дай ты мне время подумать!» — Но Арсению казалось, что он уже и так много ждал. Он решил, что ошибся. Он всего лишь хотел, чтобы она не отстранялась, чтобы сама потянулась. Но ничего не произошло. Голова опустилась, он сделал шаг в сторону дивана и собирался лечь. — Стой! — Она вцепилась одной рукой в его запястье, а второй от волнения легонько взялась перебирать пальцы Арсения, который, забыв про досаду, приметил ее нежные касания (хотя бы до пальцев, ведь руку-то она сжала сильно, боясь, что он пожалеет обо всем, что ляжет сюда в последний раз и завтра, если уже не сегодня, уедет), и гладкие, мягкие руки.       Таня, вроде, одернула его, но что говорить — не придумала. Она стояла с опущенной головой, красными щеками и, кажется, наворачивающимися от такого давления слезами, которые надо в срочном порядке предотвратить. Она мялась — не знала, как начать и что хотят услышать. «Наверное, он меня возненавидел. Или разочаровался во мне. А если завтра съедет? Так нельзя… Нет… Почему я этого не хочу?» — Дыхание из тяжелого перешло к учащённому.       Арсений подумал, что не будет бегать за ней, как пацан какой-то. Было с его стороны много действий, теперь обратная очередь. «Ну же… Просто решись… Просто поцелуй, — Детская надежда, остающаяся даже в тот момент, когда понятно, что все безнадежно. Пальцы на свободной руке то сжимались, то разжимались от напряжения. — Что же ты стоишь… Почему не решаешься? О чем думаешь? Что хочешь? Пожалуйста… Только не говори, что я тебя не понял… Только не… — Он увидел скатившуюся слезинку — как девушка ни пыталась их сдерживать, одна все же вырвалась. — Она умеет плакать? При ком-то? Или это оказанная честь?» — Но как мужчина ни пытался такими доводами отогнать воспоминание — не получилось. «Кьяра кричала, плакала, чувствуя, видимо, накаляющуюся атмосферу. Алена злилась, но, из-за нелюбви к ссорам, скандалам, орам, молчала. А Арсений буквально сорвался. Он ругался, выговаривая все свои недовольства, даже те, в которых не виноваты ни жена, ни дочь. Алена пыталась подойти, дотронуться, успокоить, но тот завелся еще больше. Испугавшись за Кьяру, за себя, она молча заплакала, стоя у входа в детскую, как бы его защищая. Арсений, выпустивший, кажется, весь свой гнев, стал глубоко дышать, надеясь успокоиться. Он бросил взгляд в сторону Алены, и, увидев ее слезы, то ли испугался, то ли расстроился, то ли еще больше разозлился. Он протянул руку в ее сторону, не зная, что делать. Это был первый раз, когда он сам довел не просто девушку, а свою жену, до слез.» «Не мог я ее сейчас довести… Она сама», — Отогнав таким образом дурацкие мысли, он на автомате сказал: — Мне больно, — Таня подняла голову и встретила режущий взгляд сущими глазами. Не задумываясь, она ответила: — Мне тоже, — Она покосилась на руки и поняла, что, наверное, держит слишком больно. Чуть ослабив хватку и собравшись с мыслями, она наконец заговорила. — Прости, — Пауза. Язык ватный, вообще не шевелится. — Эта не та реакция, которая бы последовала у любой другой нормальной (это слова она выделила) девушки, — Старалась не тараторить. — Это было неожиданно. Слишком, — Вздох. «Конечно, очень неожиданно, особенно, когда мужчина стоит близко полуголый. Зачем я все это говорю…» «К чему она клонит… Зачем?..» — В общем, — Ее начало трясти от понимания, что слова, сказанные сейчас, воспримутся, возможно, не так, в штыки. Или… Или он вообще завтра уедет и вспомнит о ней только на съемках, — пожалуйста, дай мне время подумать.       Таня аккуратно, нехотя, отпустила его руку и медленно, будто еще думая о чем-то, пошла в спальню. Арсений сначала посмотрел ей вслед, но потом нарочно отвернулся, оставаясь стоять возле дивана. Девушка же, на выходе из гостиной, нарочно задержалась, борясь с желанием оглянуться. Не победив, она все же покосилась в сторону актера, но встретилась лишь с его спиной. А он чувствовал внимание, прикованное к нему, и хочется, вроде, обернуться, но нужно ли это ей?       Ночь. Таня не может уснуть — пытается анализировать. Но только пытается, потому что эмоции, а в особенности сомнения, захлёстывают, им мешает лишь вставший в горле ком, который, как крышка от бутылки сдерживает поток газировки, не дает всему вылиться наружу. Она кусает опухшую нижнюю губу, дрожащей правой рукой хватается за левую в том месте, где ее сжимал он. «Так. Еще слез не хватало и истерик, — Как по заказу, в глазах появились кристаллики. — Он ждал другого… Да и ему нужна другая… — При этой мысли у девушки что-то кольнуло в левом боку. — Да мне некогда! Сколько уже я потратила времени, проводя его вместе с ним?! Я ж тогда ничего не буду успевать… А работа?! Не содержанкой же мне быть! И вообще, — Тут она перешла на тихий шепот, — неправильно между непроверенной любовью и карьерой выбирать первое.»       И опять в голову лезут скверные мысли, начинающиеся со слов «А вдруг…» И только к четырем утра Таня решила, что надо это дело, как и все остальные, довести до конца. Если на все прогулки, посиделки соглашалась, поцелуй сама не завершила, значит, все это ей необходимо нужно… Да и бабочек в животе нельзя так просто на ком в горле поменять. «Я обязана исправить ситуацию, он не может уехать… Не может сдаться перестать бросить… Если не исправлю — никогда себя не прощу, — она до боли сжала кулаки. — И вообще, кто сказал, — Она чуть не допела: «что любить друзьям нельзя», но сдержалась, усмехнулась (также про себя) и продолжила, — что нельзя успевать и развиваться, и любить? Все у меня получится! Лишь бы он не обиделся…»       Но Таня так и не смогла уснуть — состояние опустошения не проходило, да и крутилась другая назойливая мысль: «Захочет ли он меня видеть на съемках? Или не стоит идти? Нет… Так я все испорчу еще больше, — Кроме этого, Таню волновало еще кое-что. Она не совсем понимала, как добираться, куда идти и что делать. В идеале, надо бы уточнить у Попова, но… — Но, во-первых, утром с ним лучше вообще будет не видеться, чтобы дать остыть, во-вторых, это станет проблемой потом… А сейчас… Лишь бы только не уехал…»       Арсений тоже не спал ночью: лежал, свернувшись в клубок, как мог, и думал. Думал о разном, правда это разное превращалось в образ одного человека: что сделал не так, почему такая реакция, что делать дальше. «Утром-то я точно никуда с вещами не денусь… Если только к Матвиенко, но… Нет. Вставать рано, будить ее незачем, а уходить по-английски некрасиво. Можно просто пораньше уйти. Нет… Она-то время выучила, наверное, — Он понял, что все чувства, которые он испытывал в Питере — ничто, в сравнение с этим. В Питере — тоска, грусть, печаль, но не одиночество. Одиночество — это, находясь с кем-то в квартире, лежать одному под огромным одеялом и загибаться от нехватки тепла. — Хоть бы она прийти на съемку не передумала…»

***

      Утром не попрощались. Сумка с вещами стояла в гостиной — вернется. Добралась Таня до Главкино, где проходят съемки, без приключений. Оказалось, так называемый билет, доставшийся от Арсения, был в первый, занятый съемочной группой, ряд. Попов также предусмотрительно договорился с Оксаной, чтоб они сели рядом. Таня чувствовала себя ребенком, мечта которого, усовершенствованная в несколько раз, сбывается на глазах. «Это же великолепно… А какая атмосфера…» — Смотря шоу несколько лет назад, она и не думала о съемочном процессе, разминках и всяких подобных приколах. — Ну что, повторим движения? — Завлекал толпу кто-то из съемочной группы.       Команда настраивает оборудование, свет и, видимо, готовят актеров и ведущего. Оксана куда-то ушла, а откуда-то доносится голос Стаса, раздающего какие-то команды и последние предупреждения перед началом. Настроение уже зашкаливает, бессонная ночь никак не мешает Тане, лишь одна мысль, что ей здесь могут быть не рады… Ладно другие… Не рад Арсений… Вернулась Оксанка. — Так, сейчас мы начнем, я периодами буду уходить, ну, ты не волнуйся, — Она улыбнулась. — А, кстати, я передала Арсу, что ты пришла, — Она все также приветливо это говорила, но теперь всматривалась в лицо Тани внимательней — может, в шутку, может, действительно хотела узнать, что между ними. — Хорошо, спасибо, — Сценаристка попыталась изобразить непринуждённую улыбку. — «Надеюсь, получилось достоверно. Зачем?! Он же знает, где я сижу… Нет… Что может быть хуже?!» — Арсений обрадовался, — Так, как бы невзначай, добавила администратор.       Писательница не стала скрывать удивление, и Оксану позабавило ее выражение лица. — Правда? — Неуверенно спросила первая. — А ты еще сомневаешься?! — Таня порозовела. — Да-а, — Протянула Суркова, — у вас схожие реакции. — Пауза. — Наверное, не мое дело, но вы, мне кажется, отлично смотритесь вдвоем, — Она подмигнула девушке, щеки которой запылали то ли от смущения, то ли от стыда за ее ночной поступок. — Тишина в зале сейчас. Помним про аплодисменты… — Начал Стас. Что он говорил потом, Таня прослушала, погружаясь атмосферу и стараясь не ерзать на сиденье. Вышел Паша. Пошла запись. — Всем привет! Вы меня отлично знаете! И я рад приветствовать…       Таня вспомнила, как смотрела их самый первый выпуск… — Это юбилейный выпуск «Импровизации»! Нам пять ле-е-ет!       Все кричат почти после каждой фразы. Ощущение какой-то совместной дружной работы. — Арсений Попов! — Хлопки, приветствия, а он выбегает, веселый такой, с мило уложенными волосами, все, как пять лет назад… И Дима. И Сережа. И Антон.       Все! Понеслось! Как в старые добрые времена… Небольшой разговор, шутки! Не выпуск, а ностальгия!

***

      Стоп. Перерыв. Смена декораций. По подсчётам Тани остается, к сожалению, немного. Комики разбрелись кто куда: одни ушли подправить грим, другие тусуются на сцене. Арсений разговаривает с кем-то из команды, смотря на первый ряд, явно ища кого-то глазами. Судя по всему, Оксану. Нашел. Кивнули друг другу. Опять переключился на разговор. — Хочешь за кулисы, ну, к Арсению, только на пару минут? — Спросила она резко. Таня, то ли до сих пор сомневаясь в том, что ей здесь рады, то ли из нежелания доставлять лишние неудобства, отказалась. — Не-ет, так скучно. Пойдем! — Девушка схватила ее за руку и быстро потащила к Попову, человек из команды как раз ушел.       Дальше Таня мало что понимала, и, когда их оставили вдвоем, чуть смутилась, но только из-за своего положения. — Привет, — Тихо сказал комик. Таня подумала, что их могут услышать, поэтому ответила также шёпотом: — Привет, — Арсений, которого, кажется, ничуть не напрягала атмосфера, облокотился к стене. Таня, стараясь сделать уверенный вид, расправила плечи, но руки остались крепко сжатыми в замок.       Оглушающие, нет, режущее, давящее молчание. — Я рад, что ты всё-таки пришла, — Он улыбнулся, но взгляд был опущен. Вместо встречи глазами он подбадривающе положил руку на ее плечо. Ком сомнений опять подступил к горлу Тани. Она вспомнила поцелуй, ощущения после него. Конечно, понравилось, только она все испортила своими идиотскими мыслями о карьере. «Может, сейчас? Нет… Лучше не надо.» — Ты не подумай ничего про Оксанку, она хорошая и совсем не сводница, ты ей, наверное, понравилось. Ну или выказывает радость, что у кого-то получилось привести на съемку свою девушку, — На последнем слове он немного запнулся, голос дрогнул, чего Таня, погруженная больше в мысли, не заметила. — Пойдем? — Да, конечно, — А сердце на повторе кричит «Нет!»…

***

      Таня, успокоившись от накативших от счастья эмоций, ждет Арсения. Не хочется после такого великолепия погружаться в противные мысли, но… «А вдруг не приедет… А куда ему деться? Куда угодно…»       Стук в дверь обрывает стук сердца девушки. Заходит Арсений, расслабленный и веселый. Смотря на него, сценаристка нежно улыбается. «Какая же я идиотка», — Думает она с ухмылкой. — Ну, понравилось? — Да! Это восхитительно! Я даже не представляла, что в живую все… — И посыпался бурный поток эмоций, неожиданный для обоих. «Какая же милая…» — Думал Арсений, пока Таня, жестикулируя, продолжала комментировать увиденное.       Выслушав, Попов пошел в душ, а Таня — застилать диван. «Чувство дежавю», — Только на этот раз подушка не летит, а аккуратно кладется на нужное место, да и все остальное делается с любовью нежно. Управилась тоже быстрее, чем тогда, и теперь не может дождаться, когда актер зайдет — боится, что уверенность пропадет.       Но Попов заходит, в футболке, а девушка сидит на краю дивана. Он вальяжно ложится и ловит на себе недовольный взгляд. — Поговорим? — Он кивает. Девушку это взбесило. — Может, ты соизволишь поднять свою графскую задницу и сесть?! — Актер буквально повиновался. — О чем ты хочешь поговорить? — Арс напрягся, предчувствуя тяжелый разговор, — выучил, если она кричит, то волнуется сильно.       Тишина. Они с минуту сидят рядом, не двигаясь. Вдвоем. Когда за окном ночь, а комнату тускло освещает маленькая лампочка в торшере. Собравшись с мыслями, Таня полностью развернулась лицом к Арсению, на секунду, даже меньше, задержала взгляд на его матовых губах и потянулась к ним. Резко. Уверенно. Она прижалась к нему всем телом, заставляя завалиться на диван. Ее не волновали ни поза, ни удобство, она просто хотела чувствовать горячее тело, пусть и с преградами в виде одежды. Хотела остановить время, чтобы этот миг не кончался. Арсений, сначала растерявшись и чуть не ударившись о спинку дивана головой, обнял девушку за тонкую талию, жадно, боясь упустить, впиваясь туда пальцами. Дыхание частило, сердце бешено пыталось вырваться из грудной клетки — всё-таки не он начал поцелуй. А Таня, прикусив немного чужую нижнюю губу актера, решила закончить, вопреки внутреннему желанию продолжить. — И что это было? — Спросил Арсений, хитро, но довольно улыбаясь, приводя дыхание и пульс в порядок. — Благодарность за билет, — Она самодовольно на него посмотрела и легла рядом. Арсений галантно предоставил Тане свою руку вместо подушки, на которую она с удовольствием улеглась, наслаждаясь моментом.       В комнате тишина, но не оглушающая и давящая, а комфортная. Никому не хочется вставать, чтобы выключить свет, поэтому, забив на все, они лежат рядом, засыпая после бессонной ночи и ни о чем при этом не думая.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.