Страсть господина Жозе

– Госпожа Глория! Какая смелость в вашем облике! Я не видел такого даже в столице! Молодая девушка, одетая в мужской кафтан вызывающего желтого цвета, покраснела и поспешила к группе гостей на другом конце зала. Каблуки ее башмаков, изначально сработанных на мужскую ногу, застучали по паркету так громко, что сомнений не осталось. Девушка спасалась бегством. Жозе мысленно обругал себя за недогадливость. Комплименты вместо приветствия хорошо работали со светскими дамами Этерны. На худой конец, с дочерями чиновников из Ратуши, вроде той низенькой, которая так нравится отцу. Но простая провинциальная девушка, к тому же простолюдинка… конечно, такое внимание ее напугало. Следовало бы догадаться, но эти дерзко распущенные волосы вскружили ему голову. Они, да еще такой смелый острый взгляд темных глаз… и эти мужские чулки на стройных ногах… И снова Жозе выругался сам на себя. Ну разве можно, чуть увидев даму, сразу думать о ее ногах? Собравшись с мыслями, молодой Эль Пелетье приготовился начать следующую, более обдуманную атаку. Но он опоздал: Глория уже вступила в оживленный разговор с высоким молодым человеком. Не считая щегольской косы на затылке, платье его было довольно скромным, во вкусе статских служащих средней руки. Внимательный взгляд улавливал известное сходство его черт с пленительными чертами Глории. «Ба! Да это Чезаре, наш шумный бунш!» За время учебы в Имперском университете Жозе мало общался с отпрыском семьи Бранте: потомственный титул подразумевал вращение в кругах более высоких, чем компания юных простолюдинов. Впрочем, прозвание «шумного бунша» Жозе слышал: молодой Бранте слыл среди студентов известным жизнелюбом и кутилой, любил столичную медовуху и однажды даже участвовал в протесте под окнами императорского дворца. Каковы в точности родственные связи молодого Бранте и госпожи Глории, Жозе не знал. Отец говаривал иногда, что там «скверная история», но подробностями Жозе никогда не интересовался. К чести молодого человека, он совсем не разделял и втайне даже презирал главную страсть своего сословия, провинциальной аристократии – страсть к сплетням и пересудам. Подножие, однако, побери этого Бранте! Будто нарочно уводит сестру подальше от него и все болтает, болтает! Молодой Эль Пелетье разволновался и разозлился так, будто был лет на десять моложе и вновь оказался на первом свидании. Какая-то часть его ума понимала, что он несправедлив в своем гневе, что Глория вольна проводить вечер с кем пожелает. Но слабые доводы рассудка тонули в необычайном волнении, в мучительном жаре, который ворочался где-то у сердца и разгорался все сильнее с каждым новым взглядом, брошенным на стройную фигурку и непокорные локоны в другом конце зала. Удел дворянина предписывает сносить поражения и трудности с гордостью. Поэтому Жозе предпринял тактическое отступление: он переместился к столу с винными сосудами и налил себе выпить. Он выпьет два-три бокала и снова подойдет к ней. На этот раз он будет умнее, он скажет ей… – Господин Эль Пелетье! Цепкие женские руки в шелковых перчатках схватили ему за локоть. Констанция Эль Эсте, пожилая дама, похожая на паучка (даже пучок волос у нее на голове напоминал клубок тонкой паутинки), уже тащила его к большой группе гостей. – Господин Эль Пелетье, вы обязаны рассудить нас! – пищала госпожа Констанция. – Нас просят поверить изумительной, невероятной истории! – А, господин Жозе! – молодому человеку крепко пожал руку рослый, широкоплечий юноша с резкими, будто вырезанными шпагой чертами. Стефан Бранте, наследник дома. – Мой брат Чезаре утверждает, что вы с ним бились в последнем поединке на турнире Имперского университета. Так ли? Кто же уступил победу? Взгляды всей группы, молодых дворян и старых аристократов, уперлись в лицо Жозе. Он быстро пробежал глазами по залу. Глория уже куда-то исчезла – должно быть, улизнула с приема, пока его тащила через зал госпожа Эль Эсте. Мысленно послав на вечные муки у подножия всю магрийскую знать, этот прием, турнир, свою учебу в университете и обоих молодых Бранте на закуску, Эль Пелетье изобразил на лице благожелательную улыбку. – Могу лишь воздать должное мастерству господина Чезаре. Он с честью отбил у меня эту ленту, повязанную рукой ее светлости, госпожи Миланид. По кругу гостей прошла волна оханий, возгласов удивления и одобрительных восклицаний. Собрание увлеклось светской болтовней: молодые дворяне со всех сторон облепили их, дамы забросали Жозе и Чезаре вопросами. Пока Жозе чисто механически выдавал учтивые ответы, ему закралась в голову одна мысль. Любая из этих милых девушек, многих из которых родители впервые выпустили в свет, была бы рада слушать его рассказы ночь напролет. Но та единственная, кому он рад был бы пересказать каждый свой день в столице, каждую прочитанную когда-либо книгу, каждый выученный стих – она-то и не захочет, кажется, слушать его даже пять минут. *** – Младший тебя заруби, мальчишка! Как ты смеешь предлагать мне такое?! Старый Арман Эль Пелетье вскочил из-за обеденного стола, вне себя от негодования. Концы его пушистых усов, имевших в свое время большой успех у женской половины Анизотти, грозно встопорщились кверху. Жозе вздохнул, предчувствуя долгий и неприятный спор. – Если ты подумаешь немного, отец, ты, уверен, поймешь, что законный брак с Глорией Бранте… – Глория Бранте! – перебил его отец. – Она не Бранте! У нее вообще нет фамилии! Она приблуда! Наверняка зачата хитрой мещанкой, чтобы окрутить этого сердобольца Роберта! – Это домыслы, отец. Факты же таковы, что Глория прекрасно образована и воспитана, и может составить мое счастье. – Ах, вот, значит, как? – от приступа ехидства голос старика поднялся с баритона до тенора. – Образована и воспитана? В госпоже Перрен тебя эти добродетели не больно-то прельщают! – Кристин славная девушка, но это еще не повод на ней жениться. Этот брак сделал бы меня несчастным. И, если последнее тебя не волнует, она тоже была бы со мной несчастна. – Вздор! – рявкнул старый Арман. Он с размаху бросил вилку в недоеденное жаркое. – Мой сын не женится на безотцовщине подлого происхождения! Попробуй заговорить об этом еще раз, и я отправлю тебя в Валону, лечить рассудок! А заодно лишу содержания! Завтра же пойдешь с визитом к госпоже Перрен! Глаза Жозе потемнели, на щеках выступили пятна. В жилах отца и сына текла одна кровь – жаркая, кипучая кровь дворян меча, что наливает мышцы силой и сообщает мыслям ясность и твердость стального клинка. И сейчас эта кровь воззвала к бою. Жозе встал, бросив на стол салфетку; в его жесте легко читался вызов. – Вы забываетесь, отец. Я вам не слуга и не мальчишка. У меня есть своя воля и равный вам Удел. Я не отправлюсь к госпоже Перрен ни завтра, ни потом, и я не отступлюсь от намерения сочетаться с Глорией законным браком. Если вы находите мое решение оскорбительным, призовите Суд Чести. Я к вашим услугам. – Чтооо?! – глаза отца полезли из орбит. – Предлагаешь мне драться?! – Если мы исчерпали все прочие возможности договориться. Два господина Эль Пелетье, молодой и старый, кололи друг друга взглядами через длинный обеденный стол. Каждый из них сейчас невольно усомнился: не слишком ли далеко он зашел? Принести родного человека в жертву своей чести и гордости – что может быть больнее? Но вековая заповедь не дала бы отступить ни отцу, ни сыну. «Есть Удел для дворянина, править гордостью и силой…» Старик Арман первым опустил взгляд. Со стороны он казался сейчас очень уставшим, будто бы страшным усилием сдвинул великую тяжесть. – А если у тебя с ней не сладится? – мрачно спросил он. Молодой Жозе ничем не выдал громадного облегчения, которое принесла ему эта завуалированная капитуляция. – Дайте мне два года. Если за этот срок Глория не даст мне согласия, я женюсь, на ком вы мне скажете. – Слово чести, Жозе? Отец сделал пару шагов вдоль стола и протянул сыну руку. Секунда-другая тишины – и в столовой раздался хлопок бьющих друг у друга ладоней. – Слово чести, господин Арман.