Страсть господина Жозе

В доме было шумно. Гул голосов, звон клавесина, смех. Короткий смешок Глории пролетел, как ласковый ветерок, над общим гомоном и стих. Только в такие дни она и смеялась. Сегодня с визитом прибыли все: господин Роберт с супругой, господин Стефан и, разумеется, господин Чезаре. В оживленные, занятые годы после подавления Восстания в Анизотти у всего семейства Эль Бранте было множество забот и хлопот. Но раз в несколько недель кто-то из них выкраивал время, чтобы навестить загородное поместье Эль Пелетье, провести время с дочерью и сестрой. Иногда приезжала и вся семья разом, как сегодня. В светском обществе отмечали, что дружба между домами Эль Бранте и Эль Пелетье крепнет буквально день ото дня. Жозе и любил эти приезды, и боялся их. Любил, потому что это были те редкие дни, когда походка Глории становилась легкой, на лице появлялась улыбка, а острый ум молодой жены выходил из забытья, побуждал ее сыпать шутками и меткими замечаниями. Боялся – потому что Эль Бранте уезжали, и тем резче становился контраст между веселой живостью Глории в кругу семьи и унылой апатией в обществе супруга. Когда приезжали родственники, Жозе почитал за лучшее не нарушать гармонию семейного свидания. Он проводил с гостями ровно столько времени, сколько предписывала вежливость, затем извинялся и выходил на прогулку в парк. Так он сделал и сегодня: бродил по дорожке у окон особняка и слушал бойкий, звонкий говор жены. Прямо как печальный рыцарь в старых балладах, – подумал Эль Пелетье со злой усмешкой. Те дураки-рыцари легко отделались: муки ожидания под окнами и балконами любимых им предстояли только до свадьбы, да и то больше из-за козней родственников. Он, возможно, единственный из рыцарей, над кем судьба пошутила так жестоко: обрекла на долю отверженного романтика в собственном доме. От мрачных мыслей Жозе отвлек скрип ступеней на крыльце. Обернувшись, он обнаружил перед собой Чезаре Эль Бранте. Шурин сошел на дорожку и с видимым наслаждением вдыхал свежий воздух цветущего парка. В этом господине тридцати с лишним лет угадывался еще «шумный бунш» их молодости. Щеголеватая коса все так же сбегала с затылка; темные, как у сестры, глаза смотрели с прищуром, как бы насмехаясь или бросая вызов невидимому сопернику на дуэли. Но в уголках рта у господина префекта залегли уже первые морщины, брови сошлись ближе к переносице, черты лица говорили о жизненном опыте и первых утратах. Жозе кашлянул, и шурин приветливо улыбнулся ему. – А, любезный зять! Вынужден украсть толику вашего чудесного воздуха. А то пыль Префектуры меня в могилу сведет. Жозе благодушным жестом хозяина дал понять, что не возражает против подобной кражи. Повинуясь вечному инстинкту гуляющих, двое мужчин побрели вместе по дорожке вглубь парка. – Наслышан о шумихе в Префектуре, – Жозе первый прервал молчание. – Кажется, вы опять отменно послужили Империи. – Вы слишком добры. По мне, эту сволочь Фокграбена вообще стоило бы вздернуть. Но его высочество настоял на разжаловании с конфискацией. Что ж, пинку под зад и то кто-то рад, как говорится. Несмотря на мрачное настроение, Жозе не сдержал улыбки. Не было секретом, что барон Эль Бранте пробился к высокому положению из низшего сословия. И ни столичное воспитание, ни многолетняя судейская служба не смогли полностью очистить его речь от простонародных словечек и оборотов. Поперек дорожки, прямо у них под ногами, промчалась белка. Семья Эль Пелетье гордилась тем, что на бесплодной земле Магры им удавалось не только держать фамильный парк, но и сделать его привлекательным для всякого рода живности. – Славное место, – произнес Чезаре, следя глазами за убегающей белкой. – Порой завидую Глории: жить в этой красоте каждое утро, каждый день! Учтивость требовала ответить на это гладкой фразой без острых углов, подтверждающей благополучие супруги и семейного очага. Не он ли хвалился в день свадьбы, что Бранте (тогда еще просто Бранте) отдают подопечную «в почтенный и благополучный дом»? Вместо этого Жозе сказал: – Эль Бранте, я в полном отчаянии. Позднее он и сам бы не изъяснил, почему сказал это именно тогда, шурину в парке. Быть может, в памяти всплыло на миг, как хорошо этот человек понимает сестру, ведь именно он уговорил ее на брак. А может, Жозе почуял в шурине единственного человека, которому он может поведать свое горе без стыда и урона для чести. Короче говоря, он не знал, почему сказал это – но чувствовал, что сказать надо было непременно. Его чутье оправдало себя, едва он взглянул на лицо шурина. Чезаре не ахнул, не вскинул брови, не задал пустых уточняющих вопросов. Но по выражению беспокойства в его глазах, по плотно сжатым губам Жозе понял, что тот внимательно слушает и, возможно, даже ожидал подобного разговора раньше или позже. – Глория увядает и чахнет. Только ваша семья может разбудить в ней живого человека. Я же живу с призраком. Я был бы рад исполнить любое ее желание, но она ничего не желает. Она не пишет стихов, не занимается садом, не музицирует, не просит больше подарков. – И не рожает вам наследников, не так ли? – Чезаре бросил пристальный взгляд на зятя. Усмешка Жозе сочилась жгучей горечью. – Думаете, я хочу подчинить жену делу воспроизводства рода? Клянусь честью, я избавил бы ее от всех хлопот и тягот материнства, созвал бы нянек и кормилиц со всей Магры! Дети были бы для нее источником одной только легкой радости! Но она… мы с ней не бываем вместе. В ней нет ни капли страсти, а принуждать ее я не в силах. Часть сознания говорила Жозе, что он безбожно нарушает Удел этими неприкрытыми страданиями, этими откровенными жалобами. Да еще на столь пикантную тему! Но молодой Эль Пелетье не думал об Уделах. На той дорожке в парке не осталось дворянина – только человек, несчастный, измученный любовью. Они дошли до той самой беседки, которую Жозе с таким тщанием готовил для молодой супруги. Насколько ему было известно, за первые годы семейной жизни она так ни разу тут и не побывала. – Она хочет сбежать, – Жозе приступил к самой пугающей части своей исповеди. – Почему вы так думаете? – Ее вещи. Она держит их… некоторые…в узелках, как перед дорогой. Она прячет узелки, но я находил несколько раз. И драгоценности, что я ей дарил. Она не носит их, но как-то забыла на столе опись стоимости. Такие делают, когда хотят заложить или продать. Когда нужны живые деньги. Знакомая белка прервала свой бег по стволу сосны и замерла, уставившись на двух мужчин, будто бы тоже слушая. – Эль Бранте, – в голос Жозе вернулась привычная твердость, – вы благородный человек, вы хорошо знаете свою подопечную. Как дворянина и товарища в студенчестве, прошу: посоветуйте, как мне быть. Моя семья на краю гибели. Если ничего не предпринять, жена либо умрет у меня на руках от тоски и уныния… либо сделает то, чего я уже не смогу ей простить. Последние слова он собирался сказать не так; но только так и можно было сказать, не покривив душой. Эль Пелетье не жалел для супруги ничего. Когда Глория хотела какую-то вещь из города, ее доставляли в течение дня. Когда она хотела покоя, ее оставляли одну и не смели тревожить. Близость была ей мучительна, и Жозе задушил в себе страсть, отказавшись от супружеских наслаждений. Несмотря на ворчание Армана, который все настойчивее требовал внуков, Жозе ждал, надеясь терпеливой лаской растопить сердце возлюбленной. Но побег, столь открытое отвержение его заботы, терпения, бескорыстия… Молодой человек знал себя достаточно, чтобы понять: этого он не выдержит. Его гордость потребует мщения, его любовь лишится последней надежды. Останется только признать, что он и правда купил Глорию, а не покорил; и она станет для него еще одной вещью в богатом доме. Итак, Жозе умолк и посмотрел на шурина. Эль Бранте, в свою очередь, смотрел на белку, которая вновь принялась скакать среди ветвей, вольно летая с дерева на дерево в свое удовольствие. От раздумий брови Чезаре еще больше сдвинулись, лоб избороздили морщины. Легко было представить, что он сидит сейчас в Префектуре и вникает в суть особо запутанной тяжбы. Никто не слышал совета, который дал господин префект своему зятю. Совет этот был так странен, что Жозе пришлось переспросить. Когда же он, наконец, вник в смысл слов шурина, молодой Эль Пелетье понял: это дело потребует всей его веры и храбрости.