***
Отец уже уехал на свою злосчастную работу, которую искренне, всем сердцем, ненавидел, но долги-то надо как-то выплачивать, выбора нет. Мама же, судя по постукиванию посуды на кухне, уже давно бодрствовала, перемывая гору, которая осталась после вчерашнего ужина, только временами устало вздыхая. Все как обычно. Ничего не изменилось, ну, только то, что родители теперь особо друг с другом не контактируют, может иногда, изредка, кидают друг другу сухие фразы и только по делу. Маленькая сестра давно игнорирует их поведение, а раньше очень старалась разбавить обстановку, рассказывая что-то, неловко улыбаясь. Она ведь такая крохотная, обнимешь легонько и крепче сжать боишься, будто хрустальная, сломается в руках. Ей всего двенадцать лет, но яркий свет её серых глаз уже немного померк. Былая веселость исчезла и лишь мультики как-то спасали, утаскивая в свой яркий мир, где всегда царила радость и кончалось все предсказуемым «долго и счастливо». Я так старался сохранить этот свет, мой лучик, смысл моей жизни, я не уберёг, не уберёг даже это. Дни пролетали незаметно, я же уже смирился со всей этой… Даже не знаю, как это назвать. Тяжёлый вздох раздался эхом в комнате. Одевшись и собрав портфель, я спустился вниз, на кухню. Старая деревянная лестница все так же привычно скрипела под ногами. Мама сидела за столом, устало потирая веки. Потрепанный, запачканный фартук привычно висел на ней. Казалось, будто она и не снимает его вовсе. — Доброе утро, — сухо выдавил, тем самым нарушая казалось бы, гробовую тишину вокруг. Обратив секундное внимание на меня и сразу же устремив взгляд в окно женщина ответила: — Обычное, — видимо, у неё совсем не было настроения с утра, да и когда оно у неё было-то в последний раз? — Садись за стол, завтракать, — я послушно сел, больше не произнося ни слова. На столе стояла уже привычная тарелка манной каши. Все так же с комочками. Я поморщился. Иногда мне казалось, что когда-нибудь я подавлюсь этими комками и умру. Размешав «жижу» в фарфоровой чаше - неохотно начал есть. Мамину стряпню я не любил, но приходилось помалкивать, чтобы не портить её и без того плохое настроение, да и какая разница, ешь что дают, Антон, зато не голодаешь, как дети в Африке, например. Да, могло быть и хуже… Вот только быть лучше тоже могло. Закончив трапезу, я закинул портфель на плечо. Тяжесть рюкзака приятно давила на спину. Попрощался с мамой, которая лишь молча кивнула в мою сторону, даже не удосужившись поднять на меня глаза и, развернувшись, вышел из дома. Было все ещё темно, зима. В очередной раз приходится идти через лес, чтобы добраться до единственной в посёлке школы. Привычно исписанные стены, старые оконные рамы, скрипучий деревянный пол, в который можно было провалиться и горячие батареи. Из перечисленного приятны только батареи. Лес все так же пугал, но не так сильно, как в детстве. Холодный ветер опалял лицо, жалил, а снежинки больно били в глаза, заставляя недовольно щуриться. Лесные обитатели словно провалились под землю, исчезли, будто они мне действительно просто приснились. А я вырос, вот только забывать о них я не стал. Такое вряд ли забудешь. Иногда оглядывался по сторонам, чувствуя на себе чужой хищный взгляд, который пугал меня, честно признаюсь, до дрожи в коленках. Чувствуя себя определенно сумасшедшим, произносил короткое: «— Кто здесь? —» Но получив в ответ лишь холодное молчание леса - облегченно выдыхал. Но за мной определенно кто-то наблюдал. Хищник, словно за зайцем. Вот сейчас, сейчас точно кто-то выпрыгнет из чащи леса и перегрызёт мне глотку. Ужас застынет у меня на лице, на девственно-белый снег прольётся алая кровь и немой крик застрянет в горле. Всего секунда, мгновение и все, и нет Тошки. Немного поежившись, я обнял себя за плечи. Все хорошо. Зашагал как ни в чем ни бывало, все ещё чувствуя на себе чей-то пристальный взгляд.***
Урок геометрии проходил так же нудно, как и всегда. Учительница продолжала что-то громко и напористо объяснять, параллельно стуча линейкой по старой школьной доске, которая уже давно потеряла свой насыщенный зелёный цвет. Стучала она громко, дабы наконец привлечь внимание ещё более громко галдящих учеников. Я скучающе смотрел в окно, по привычке пытаясь сбежать от реальности. Пальцы машинально постукивали по гладкой деревянной поверхности парты. Любовался зимним пейзажем и просто думал ни о чем. Мороз на окнах вырисовывал целые сюжетные зарисовки. Вот зайчик быстро скачет в лес, а за ним вдогонку серый волк. Разинув пасть последний выдаёт громкий рёв, несясь за зверьком что есть мочи, лишь бы схватить, сцапать сбегающее от него лакомство. Рыжее пятно мелькнуло где-то в кустах. Лисичка прячется, скрываясь за высокими стволами деревьев, виляя рыжим хвостиком с белым пятном на конце, словно играя с кем-то в прятки. Но с кем - неизвестно. — Петров, — холодный голос учительницы заставил вздрогнуть и сказочная картинка в миг испарилась. — Да? — Выйди к доске, будешь исправлять вчерашнюю двойку, уж больно ты расслабился в последнее время, — Расслабился - звучит слишком просто, скорее как-то даже потерялся в себе. Много размышлял - зачем мне хорошая, красиво выведенная красной ручкой отметка в дневнике и в чем её смысл. В чем вообще смысл всего? Родители уже давно не проверяют оценки, не помню даже, когда в последний раз открывали мой дневник. Пришлось пересилить своё эгоистичное желание просидеть урок в уже привычном для меня бездействии и встав с места, подойти к доске. Взяв в руки мел, что уже успел запачкать пальцы, я начал быстро проводить по зелёной поверхности, выводя на нем различные цифры и фигуры. — Можешь, когда захочешь, — скрестив руки на груди, произнесла преподаватель. На секунду даже показалось, что передо мной сидит мама, что сурово свела брови к переносице, нервно постукивая стопой о деревянный паркет. Стало немного не по себе. А кто вообще сказал, что я хочу? Может, я ничего не хочу, совсем. — Садись, — махнула рукой в мою сторону, словно отмахиваясь от назойливой букашки. Подходя к своей парте заметил, что двое учеников сегодня отсутствуют. Рома и Бяша. Неудивительно, это же Рома и Бяша. Губы вытянулись в подобие улыбки от собственных мыслей. Исписанная парта одиноко стояла, терпеливо ожидая появления хулиганов. Ребята наверняка опять прогуливают первые уроки и появятся позже. Моими единственными друзьями в классе были они. Жестокие мальчишки, которые в любой момент могли воткнуть нож мне в спину, как сделали это когда-то с Семёном Бабуриным. Вот только в один момент все стало другим. Ребята будто бы стали теплее, ближе, словно что-то щелкнуло в них, переменилось. Особенно Рома. Парень при любом удобном случае трепал меня по голове, будто бы ждал момента, чтобы дотронуться до моих волос. Его тяжёлая ладонь была довольно большой, теплой, до того теплой, что эта теплота пробиралась и в самое сердце, согревая. Каждый чертов раз к щекам приливала кровь, ужасно смущало, а сердце билось птицей в клетке. Волосы как волосы, никогда не понимал, почему ему так хочется дотронуться до них. Ну цвета они странного, непривычного. Покрутив белую прядь на пальце я вновь смутился. Воспоминания о его прикосновениях все всплывали и не собирались прекращаться. Да и сам Рома слишком уж заботился обо мне. Частенько заступался за меня, в обиду не давал. Даже на Бяшу мог шикнуть, мол, «прикуси», когда тот просто кинул в мою сторону до смешного безобидную шутку. Бурят же на подобное возмущённо надувал губы, не понимая, за что вообще на него наехали и почему. — Здравствуйте, извините за опоздание, можно войти? — знакомый хрипловатый голос с ноткой сарказма донёсся у дверей класса. Я вздрогнул. Напугал. Вспомни го… солнце — вот и лучик. — Пятифан, ну сколько можно? — учительница была готова взвыть от недовольства, но мгновенно расслабилась, просто тяжко вздохнула и произнесла словно сдалась, короткое, — садитесь. — Попутно отмечая в журнале двух опоздавших. Рома вальяжно плюхнулся на стул с довольной ухмылкой, второй же повторил те же телодвижения. Друзья что-то тихо обсуждали, иногда переводя взгляды в мою сторону. Рано они сегодня пришли. Только первый урок, обычно их застаёшь к третьему и то, если повезёт. Есть два варианта. Либо они снова задумали что-то неладное, либо решили взяться за ум. Скорее, первое. Улыбнувшись уголками губ, я продолжил записывать за учительницей.***
Уроки шли довольно медленно, время тянулось предательски долго. Я поднял глаза на сидящего за второй партой, Пятифана, который расслабленно покачивался на стуле, без особого интереса слушая объяснения Жанны Аркадьевны на тему урока. Такой красивый, такие наверное очень популярны у девочек. И видимо, не только у девочек парень служил предметом воздыхания. Я тихо вздохнул, моргнул, щёки тут же залились румянцем. Красивый? Да, Рома действительно красив. Его грубые, сильные, мозолистые руки нетерпеливо сминали лист тетради, в котором он, кстати, ничего так и не написал за все время занятий, а нога нервно постукивала по деревянному полу. Видимо очень уж ждал конца урока. Да точно опять что-то с Бяшей задумали, вот и не сидится на месте. Хулиганьё и в Африке хулиганьё. Первая скрипка школы часто кидала на Пятифана неоднозначные взгляды. Брюнетка уже неоднократно, смущенно опускала пару влюблённых глаз, или же быстро отворачивалась, лишь бы предмет её обожания не заметил перемен в лице девушки. Парней всегда привлекали её прямые, шелковистые чёрные волосы, большие голубые глаза, длинные ресницы, идеальные зубы и прямой нос. А кожа у неё была чистая, нежная, словно фарфоровая. Рома же, замечая неподдельный интерес одноклассницы, даже проявлял некоторую инициативу и тепло ей улыбался. Да так сладко, что меня уже тошнило от переизбытка нежнятины. Но улыбался-то он так - ей. Всё ей. Ну Антош, ты же не симпатичная девочка с чёрными как смоль, волосами и миниатюрной фигуркой, чего ты хотел? Да и Ромка не из «этих». Однажды, выходя из класса я услышал, как Пятифан с ребятами начали обсуждать тех самых, «неправильных», «педерастов». Зеленоглазый аж скривил гримасу отвращения, всем видом показывая, как ему противно вести диалог, как он выразился, о «пидорах». От этого щемило в груди. Я сжал ладони и стиснул зубы, пытаясь сдержать колющее чувство в груди, ссылаясь на то, что мне просто сегодня немного нехорошо. Мне действительно сегодня было нехорошо. Но щемило сильно. Сбегать от собственных чувств так жалко, но что еще мне оставалось делать? Как давно это началось? Я не заметил. Но вот уже пол года я ловил себя на мысли, что мне хочется уткнуться в его крепкие объятия, почувствовать тепло его тела, вдохнуть уже знакомый аромат табака и никогда не отпускать. Черт. Тогда я и понял, что кажется, мои чувства к хулигану совершенно не похожи на дружеские. Они неправильные. Ненормальные. Я сглотнул. Неужели он мне правда нрав… От нескончаемого потока мыслей вырвала громкая трель звонка, которая показалась мне оглушительной. Поморщился. Зато заставила прийти в себя, будто кипятком ошпарили. Быстро опустил взгляд, неохотно отрываясь от широкой спины Пятифана. Я боялся попасться, словно совершаю какое-то преступление. Стыд охватил меня с головой. На душе стало гадко. Это все очень странно! Я странный. Одумайся уже, Антон, это невозможно. Объект моей симпатии вообще люто ненавидит геев. Одно только слово и мне влетит. Истеричный смешок. Просто прекрасно. Даже думать не хочу о том, что сделает со мной Рома, когда узнает о моих чувствах. А он сделает. Не стоит даже сомневаться. — Эй, Тох, ты че завис? — Уже знакомый голос заставил вздрогнуть и поднять взор на высокого парня с немного потрепанными чёрными волосами. Они ярко блестели под лучами солнца, которые пробирались в класс через оконные проемы. Предо мной стоял Ромка. Я и не заметил его присутствия. Когда он успел подойти? Я прочистил горло, сфокусировав на Ромке взгляд. — Да просто… Задумался, — я вздохнул, — что такое? — В ответ на это хулиган чуть склонился к моему лицу, задумчиво вглядываясь в мои глаза. Это сразу застало меня врасплох. Его лицо было так близко, что я отчетливо видел каждую родинку на его коже, каждый шрамик и морщинку. Я вжался всем телом в чертов стул, будто пытаясь слиться с ним воедино. Стать бы воздухом. Стать бы ничем. Ромка на это действо лишь бодро засмеялся, демонстративно смахивая пальцем невидимую слезу. — Ты че, Тох, я ж тебя не бить пришёл, не ссы, — а вот это уже под вопросом, мало ли что в его голову взбредёт. Он было протянул руку, кажется, чтобы снова дотронуться до моей макушки, но, почему-то внезапно замер, странно меняясь в лице и просто неловко похлопал по плечу, медленно переводя взгляд на стоящего позади Бяшу, — разговор есть, — после сказанных слов, брюнет кивнул в сторону двери и первым пошёл вперёд, выходя из класса. Выбора нет. А был ли у меня выбор после того, как я связался с этими двумя? Тихий вздох. Ох, не нравится мне все это. Не забыв захватить свой рюкзак, я нехотя поплёлся за ним. Рома стоял оперевшись спиной о белую стену. Запачкается же, а потом будет бубнить «хули я его не предупредил». Невольно начал засматриваться. Он словно лучшая картина художника, которую хочется повесить на стену своей комнаты и смотреть-смотреть-смотреть. Брюнет закуривал последнюю сигарету “Marlboro” оттягивая наслаждение - медленно вдыхал и так же медленно, протяжно выдыхал. Взгляд его был направлен куда-то вдаль, словно все вокруг не имело значения. Только он и сигареты. Я неуверенно подошёл к нему. Высокий - снова заметил я. Я же похвастаться ростом к сожалению, не мог. Нет ну, не сказал бы что низкий. Но мои сто семьдесят пять никогда не сравнятся с его ста восемьюдесятью. Вроде бы разница небольшая, но ощутимая. Он неохотно перевел на меня взгляд, словно это было чем-то сверхтяжелым, что высасывало из него всю жизненную энергию. Спасибо, что хоть удостоили меня своим вниманием. Мысленно закатив глаза, я спросил: — Так чего звал? Давай побыстрее только, — Пятифан отошёл от стены, которая все-таки запачкала его чёрную футболку. Уверенно шагнул в мою сторону. Зеленые глаза, выглядывающие из-под отросшей челки буквально впивались, будто видя меня насквозь, прожигали. Будто уже знали мой маленький секрет, мои тайные чувства, которые я старательно прятал в шкафу со скелетами. Невольно сглотнул. — Ну, это… — Ромка забегал глазами по коридору, пытаясь хоть за что-то зацепиться, отвлечь внимание, но не находя ничего интересного, тут же сдался, снова концентрируясь на моей персоне, — мне нужна твоя помощь, — почти шепотом выдавил тот из себя. — А? — я вопросительно поднял бровь, уже почему-то чувствуя себя одураченным. Какая ещё помощь? Чтобы Пятифан о чем-то меня просил? Меня? — Короче, — он набрал воздуха в легкие и резко выпалил, — я хочу начать встречаться с Полинкой, кажется, она нравится мне, — слова, что он произнёс тихо, но уверенно, заставили меня оцепенеть на месте. Я и не знал, что это так невыносимо, хоть и ожидал чего-то подобного. Словно удар по сердцу. Нет, вы не подумайте, я никогда и не надеялся на взаимность, но все равно больно. Я попытался улыбнуться, но это получилось довольно криво, из-за чего выглядело неестественно. — И с чем же мне тебе надо помочь? — сердце билось в истерике, ноги дрожали, глаза предательски слезились. Черт, черт, черт. Быстро заморгав, останавливая тем самым подступившиеся слёзы, я потупил взгляд, как бы рассматривая пыльный деревянный пол под ногами, а на деле просто старался спрятаться, вжавшись в плечи. Пятифан вроде бы не заметил перемен в моем настроении и просто продолжил начатое. — Ну вы же дружите, поэтому… — он вздохнул, неловко почесывая затылок. Было видно, что он прикладывал много усилий для этого разговора. Старается. От мыслей стало только хуже. — Я хотел попросить тебя взять меня с собой после уроков. Ну, ты же провожаешь её почти каждый день, и тебе бы не составило труда взять меня с собой,— быстро протараторил он, словно боясь, что его сейчас обязательно перебьют, так и не дослушав. Его уши заметно заалели, а обычно суровый взгляд смягчился. Зеленые глаза озорно заблестели, забегали от волнения. Ожидание давило, сгущало тучи. А я совсем забывшись, залюбовался. Просто смотрел, рассматривал чертовски красивое мальчишеское лицо. Ровный нос, пухлые губы и гладкая кожа. Словно лицо не хулигана вовсе. Смущенный Пятифан выглядел ужасно мило, настолько мило, что я жадно сглотнул подступившую слюну и начал переваривать сказанное. А сказанное мне отнюдь не понравилось. А что остаётся делать? Только принять это, согласиться. Я ведь хочу, чтобы он был счастлив? Тут даже думать не о чем, верно? — Хорошо, — отрезал я одним словом. Казалось, если скажу больше - то выпалю что-то, что точно сдаст меня с потрохами и сбежать уже не получится. А я не хотел, не хотел чтобы тот узнал, не хотел видеть разочарованные глаза уже давно родного друга. Не хотел брезгливо кинутого «педик». Пятифан быстро поднял на меня взгляд. Его глаза ещё пуще заблестели, а губы расплылись в широкой улыбке. — Спасибо, Антох, в долгу не останусь, — я лишь кивнул и только когда убедился, что Рома точно скрылся за стенами класса - быстро зашагал в сторону уборной. Ноги сами по себе неслись, ускорялись, иногда неуклюже спотыкаясь. Быстрее. Быстрее. Беги быстрее. Пока никто не застал меня в таком виде. Я хотел исчезнуть, хотел стать невидимым хотя бы ненадолго. Слёзы наворачивались большими каплями, в глазах все помутнело. Зайдя в уборную и закрыв дверь на щеколду - прижался к ней спиной. Холод металлической поверхности отдался током в теле. Слёзы безостановочно лились, стекали по щекам, оставляя мокрые, горячие следы. Я нервно вытирал их тыльной стороной ладони. Очки куда-то съехали, но я не обратил на это внимания, продолжая тихо всхлипывать. Все хорошо. Ты в порядке. «Нет, ты совсем не в порядке» Отозвался сочувствующий голос глубоко внутри. Простояв так ещё пару минут в прострации, я все же нашёл в себе силы умыть лицо. Похлопал себя по щекам, стараясь взбодриться и поплёлся на ватных ногах обратно в класс.